Эффект бабочки

– Ну и что? Раньше нам это почему-то не мешало.

То, что он говорит о нас во множественном числе, вызвало у меня раздражение, и мой ответ прозвучал резче, чем было задумано:

– Я не могу сегодня. У меня другие дела.

– Важные?

Я поняла вопрос, но решила, что не обязана перед ним отчитываться. Я не понимала своей злости и желания причинить ему боль. Наказать его. Его вина была лишь в том, что он любит меня, и мне казалось это непростительным. Как если бы после пяти лет доверительной дружбы я вдруг решила, что он никогда меня не слушал.

– И каково было продолжение вчерашнего вечера? Ты приятно провела время с господином Уныловым?

– Да, очень. Сегодня мы опять с ним встречаемся, поэтому мне некогда разговаривать. До свидания.



Следующие две недели прошли как в пьяном дурмане. Насыщенно и ошеломляюще. Впервые я училась спустя рукава, опаздывала на лекции и торопилась домой, чтобы не терять ни секунды. Все было окутано туманом влюбленности. Я любила впервые. Нам не нужен был сон, мы не испытывали чувства голода и рядом друг с другом не замечали, как проходит время. Разлука казалась нам невыносимой. Граница между нами размылась, и я поняла, что нашла то, чего мне всегда не хватало. Душа раскрывалась слой за слоем. Мы слились воедино, и я позволила себе раствориться в любимом мужчине. Все остальное отошло на второй план. Я наконец приобщилась к таинству любви. Любить и быть любимой, стремиться исследовать каждый укромный уголок души другого человека, не упуская ни малейшей детали. Утонуть в глазах другого и убедиться, что он счастлив с тобой.



Мы стояли на перроне. Через мгновение поезд Кристера отправится в путь. Поцелуям не было конца. Мы стояли, плотно прижавшись, он обхватил мое лицо руками. Мы обещали писать друг другу письма и созваниваться каждый вечер в восемь. И все равно расставание казалось невыносимым, как будто я теряла частичку самой себя. Минутная стрелка на циферблате вокзальных часов сделала еще один шажок. Кристер поцеловал мои веки и кончик носа, провел пальцами вдоль моих губ.

– Будиль, милая моя, любимая! Я хочу тебя кое о чем попросить.

– Ты можешь попросить у меня все что угодно.

Проводник позвонил в свисток.

– Я так боюсь потерять тебя.

– Ты никогда не потеряешь меня. Я сделаю все, что ты захочешь.

Кристер глубоко вздохнул.

– Я хочу, чтобы ты перестала общаться с Хенке. Можешь, ради меня, Будиль? Для меня это очень важно.

– Но ты же знаешь, что я люблю только тебя.

– И все же. Я знаю, как бывает, когда парни общаются с девушками, и как легко одно приводит к другому. Я не смогу жить с такой тревогой.

– Я никогда не предам тебя, Кристер.

Выпустив из рук мое лицо, он сделал шаг назад.

– Анна тоже так говорила.

– Но мне не избежать встреч с ним на лекциях и практике. И иногда по вечерам, когда мы общаемся с компанией.

Забравшись на ступеньку, Кристер стоял в дверях вагона. У меня внутри все упало, когда я увидела его лицо. Оно выражало разочарование, которое было вызвано мною. Проводник подошел, чтобы закрыть дверь, а в моей груди горело отчаяние.

– Я обещаю, Кристер. Я спрошу, можно ли мне сменить группу на раскопках. Я не буду больше видеться с ним.

– Подождите! – закричал Кристер проводнику. Одним прыжком вернувшись на перрон, он опять притянул меня к себе. – Я люблю тебя, Будиль. Я никого так сильно не любил до тебя. Я готов ради тебя на все, на все что угодно.

– Я закрываю. – Проводник взялся за ручку вагонной двери.

Последний поцелуй, и я осталась одна. Мы прижались ладонями к холодному стеклу двери – каждый со своей стороны. С громким скрежетом поезд начал разгоняться, и мне самой захотелось издать такой же громкий вопль.

Кристер вбежал в вагон, опустил стекло и крикнул:

– Обещай мне, Будиль, что никогда не бросишь меня!

Я пробежала несколько шагов рядом с поездом, выкрикивая на ходу:

– Обещаю! Я обещаю, Кристер! Я никогда тебя не брошу!

Я стояла на перроне, пока вдали не растаял последний вагон.

Мои первые обещания Кристеру.

С годами их количество будет расти.






Андреас




Веснянки. Китайские ящеры. Горгонарии. Малые полосатики и кайры.

В детстве меня, как и многих других ребят, завораживали животные. Когда показывали передачи о природе, я прилипал к телевизору, впитывая знания об особенностях и общих чертах различных биологических видов. Их защитные механизмы, ритуалы спаривания, зоны обитания и поведение в стаях. А еще – какие задачи вид выполняет в экологической системе.

Но не припомню, чтобы мне пришлось посмотреть хотя бы одну передачу о виде «человек разумный».

Шестнадцать лет обучения вряд ли сделали меня умнее в этой сфере. Конечно, я получил базовые знания, узнал немного об особенностях строения человеческого тела и отдельных его органов, но мне так никто и не объяснил внутреннюю природу человека. И тем не менее мне как-то удается жить. Вот уже скоро сорок лет, как я, очевидно, выполняю все, что от меня требуется, притом что знаю о своих функциях гораздо меньше, чем о функциях автомобиля. Как это возможно? Единственное разумное объяснение – мой организм должен обладать врожденными знаниями, позволяющими ему выжить. Пока я принимал их как должное, мое существование протекало без сбоев, но, к сожалению, этой возможности меня лишили. Все подбросили в воздух, и в возникшем хаосе я вынужден собирать рассыпавшиеся кусочки, только, похоже, они уже больше не складываются в единое целое.

Жизнь стала недоступной для понимания.

Я не предназначен для такой жизни, это я знаю наверняка, но у меня нет ни малейшего понятия о том, как жить иначе, я ищу ответ. Нет, требую ответа. Поиск – единственное, что мне осталось. Возможно, я найду смысл, если только мне удастся понять.

Я живу перед экраном компьютера. Ночами, когда вся семья спит, днями, когда дом пуст, блуждаю по петляющим дорожкам, нажатием клавиш постигаю новые понятия и контексты, которые постоянно ведут меня вперед.

Я хочу понять. Найти ключ, объясняющий его действия. Необязательно оправдание, но хотя бы нечто, смягчающее злонамеренность поступка. Мне необходимо понять, почему он взял на себя такое право.

Ожидая, пока Òса заснет, я пытаюсь представить себе преступника беспомощным новорожденным, потом – делающим первый шаг младенцем, пятилеткой, пугающимся темноты. Как он научился кататься на велосипеде, впервые увидел самолет, с каким напряженным нетерпением ждал свой первый день в школе. Как нервничал, когда, будучи неуклюжим подростком, переживал первую влюбленность. Пытаюсь думать об общих этапах, через которые прошли мы оба, обретая возможность называться людьми.

Но ничего не помогает – как только я закрываю глаза, его взгляд жжет мои веки изнутри.

Он был и остается извергом.

И все же у нас с ним общее генетическое наследие. С помощью ДНК-теста можно проследить путь наших митохондрий, пока наши линии не сойдутся к общей праматери. Мы оба произошли от маленькой группки предков, однажды покинувшей африканский континент.

От этой мысли начинает кружиться голова.

Я читаю о бушменах, населяющих Южную Африку. Они проживают группами по тридцать – сорок человек. Дети, взрослые и старики. Все взаимозависимы, и каждый играет в группе свою естественную роль. В группе царит строгое равенство, и никому не разрешается ставить себя выше других. Честь за успешную охоту отдается поровну охотнику и мастеру, сделавшему стрелу. У бушменов отсутствуют статусные роли, соревнования и вожди. У них хорошо развита склонность к сотрудничеству, которая является важной предпосылкой для выживания всех членов группы. Личной собственности у каждого ровно столько, сколько он в состоянии отнести к месту следующей стоянки. Запутанные обычаи и неписаные законы требуют высокого уровня развития интеллекта и социальных навыков; чтобы предотвратить крупные конфликты, ведутся постоянные беседы. Насилие встречается крайне редко. Земля никому не принадлежит, и группы часто помогают таким же группам, живущим по соседству. Самые страшные провинности, заслуживающие наказания у бушменов, – высокомерие и скупость. Все делится поровну. Все друг другу помогают. На сбор пропитания на один день хватает трех – четырех часов работы. Оставшееся время посвящают разговорам и ненавязчивому общению.

Вот так выглядит основа человечного сосуществования. Так мы жили на протяжении сотен тысяч лет. Я сформирован именно таким бытием, а эволюция развивается медленно – каждая клетка моего тела запрограммирована, чтобы жить, как мои африканские предки.

Но я так не живу.

И тот тип с глазами – тоже.



На днях меня чуть не рассекретили. Мне стало трудно засыпать на диване после того, как я отвожу детей в школу, и в прошлый четверг я оставил эти попытки, но задремал у компьютера в рабочем кабинете. Меня разбудили голоса жены и детей. Я должен был еще быть на работе, одеяло лежало у телевизора, и я успел убрать его за мгновение до того, как столкнулся в гостиной с удивленной Òсой.

– Ты уже дома?

– Да. Сегодня ушел домой пораньше.

– А где машина?

Она была припаркована, как обычно, у станции Сальтшё-Дувнес. Спасительная ложь пришла мне на ум с небольшим запозданием:

– Меня клиент подвез. Он подкинул меня до шоссе Вермдевеген, и я сейчас как раз собираюсь за машиной, вот только что пришел.

Òса бросила взгляд на экран телевизора:

– Ты что, детские передачи смотришь?

– Да нет, я только что включил. Хотел кое-что проверить по телетексту.

Потом жена удалилась на кухню. Мне показалось, что выражение ее лица стало отчужденным, а может, я это выдумал. Последнее время Òса изменилась, ведет себя странно. Иногда я замечаю, что она тайком наблюдает за мной, но когда я пытаюсь перехватить ее взгляд – отворачивается.

Стремительно, будто опасаясь разоблачения.



Хуже всего в выходные. Вначале это было связано с тем, что присутствие членов семьи мешало мне возмещать по утрам недостаток сна, вызванный ночным бодрствованием. Теперь мне это уже не нужно. Я читал, что для восстановления мозгу требуется сон, но это не так. Сплю я не больше часа в сутки, а соображаю так быстро и хорошо, как никогда. Достигнув высот ассоциативного мышления, я постоянно нахожу новые углы зрения. Идеи проносятся у меня в голове со скоростью света, я только успеваю ловить их и записывать в маленькую записную книжку, которую всегда ношу в кармане.

Все мои чувства обострились. Меня удивляет, что никто другой этого не замечает.

Нет, главная проблема в выходные – отсутствие уединенности. Я хочу спокойно посидеть за компьютером, а вместо этого дни наполнены семейными обязанностями. Совместный пятничный вечер со вкусностями у телевизора, работа в саду, детские матчи по гандболу и футболу. Мне долго удавалось избегать их, ссылаясь на необходимость заниматься проектом отеля, но в последние недели приходится участвовать. Матчи Вильяма я еще могу пережить – они проходят на открытом воздухе, и вдоль длинных сторон поля достаточно места. А чтобы вынести гандбольные матчи Майи, требуется уже пара стаканов виски и жвачка с самым сильным вкусом – замести следы. Тесная трибуна, орущие люди и резкий скрип кроссовок по зеленому полю. В следующую субботу мы с Òсой отвечаем за кафетерий в спортзале. Посмотрим, что из этого выйдет. По большому счету, откупиться можно от всего, кроме болезни и обязанности участвовать в досуге своих детей.

И еще от необходимости исполнять супружеский долг.