Ее темные крылья
Часть 6 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А потом Бри поднимается на ноги лицом к нему. Они смотрят друг на друга, его лицо нежное, печальное. Что-то сжимается в моей груди. Почему она не кричит? Почему он так на нее смотрит?
Он протягивает руку, и она поворачивается и бросает на Остров последний взгляд, но не видит меня. Когда они касаются друг друга, то, что держит меня в плену, пропадает, мое сердце безумно бьется об ребра, и я кричу:
— Бри!
Мой голос обрывается над морем, но не долетает до Бри.
Он слышит.
Он ведет Бри перед собой, хотя поворачивается, ищет источник крика.
Я бросаюсь на землю, делая себя плоской, чувство внутри говорит, что он не должен видеть меня, не может знать, что я его видела, что я там. Мое сердце колотится у холодной влажной траве, я лежу, считая секунды, желая узнать, обманула ли я смерть.
— Что ты делаешь?
Я думаю минуту, что это он. А потом я понимаю, что это Али.
Я сажусь, повернувшись к воде.
Подземный мир пропал.
Я оглядываюсь, проверяю со всех сторон, но его уже нет. Он пропал.
— Кори? Ты в порядке? — он окидывает меня взглядом, смотрит на мои джинсы, грязную обувь, пока я поднимаюсь на ноги.
— Как ты сюда попал? — говорю я, ошеломлённая его неожиданным появлением.
— Я иду в храм наполнить лекитос для миссис Давмуа, но я увидел, что ты… что-то делаешь.
Я разворачиваюсь снова и снова, но остров не появляется снова, оставляя мне неприятное ощущение, что мне привиделся Подземный мир, Аид и моя бывшая лучшая мертвая подруга. Может, дело в нехватке сна или таблетке снотворного. Может, у меня срыв, и папа был прав.
— Ты идешь на экфору? — говорит Али. — Потому что, без обид, но тебе стоит переодеться. И, может, принять душ.
Я игнорирую его и быстро поворачиваюсь, словно могу заметить вдруг остров, словно мы играем. Это не работает, и я пробую снова, поворачиваюсь в другую сторону, оглядываюсь за левое плечо. Ничего. Точно галлюцинация. Я смеюсь, понимая, что не знаю, хорошо это или нет. Что лучше: потерять разум или увидеть мир мертвых?
— Кори? — Али хватает меня за руки и заставляет повернуться к нему. — Что с тобой такое?
Я отодвигаюсь от его рук, поднимаю руки, чтобы отогнать его.
— Не трогай меня.
На миг он потрясен, словно я ударила его. Потом он хмурится.
— О, ради Зевса. Серьезно? Бри там в гробу, а ты еще дуешься на меня.
— Дуюсь? — потрясенно повторяю я.
— Из-за произошедшего, — говорит он, словно думал, что я могла забыть. — Мы порвали летом. Я думал, ты это уже прошла. На Фесмофории так выглядело, — добавляет он хмуро.
Горький триумф, что Астрид была права, и он злится, что я целовалась с кем-то еще, тут же перекрывается моим гневом.
Я забываю о Бри, Подземном мире, всем, моя кровь ревет.
— Ты серьёзно? Ты думаешь, я должна быть в порядке, потому что прошло время? Ты забываешь, что ты сделал, Али? Что я сделала? — он сглатывает, и я склоняюсь в восторге от бледности его кожи. — Ты пришел в мой дом и сказал «давай прогуляемся». И ты ничего не сказал — ни слова о разрыве, когда мы шли в бухту. Ты болтал о школе, о глупом фильме, который посмотрел, а потом дал мне…
Я замолкаю, дойдя до того, что произошло дальше, теряя накал, думая о том, чему он дал произойти перед тем, как сказал, что все было кончено. Как я верила, что все было в порядке, потому что думала, что он все еще хотел меня. Мой голос срывается, когда я говорю:
— Ты ждал, пока я не закончила, а потом бросил меня. Помнишь, Али? Я — да.
Он смотрит на землю.
— Я не просил тебя ничего делать.
— Но ты не остановил меня. Ты дал мне думать, что между нами все нормально. Ты сказал ей? Когда ты пришел в ее дом, ты сказал об этом?
— Ты заткнешься? — он оглядывается, словно проверяет, что никто не слышит нас, и знаю, что он не сказал ей. Взял последнее у меня, потом бросил, и моя злость вспыхивает высоко и ярко.
— Почему, Али? Почему она? — слова вылетают изо рта раньше, чем я могу остановить их. — Из всех на Острове, в мире, почему это должна была стать она?
Он не может смотреть мне в глаза.
— Не знаю. Она была просто другой.
— В чем? — я цежу слова. — Чем она отличалась?
— Не знаю, — повторяет она.
— Ты не знаешь? — рявкаю я, и он вздрагивает, брови удивленно поднимаются.
Я помню папу в ванной, как он говорил, что я была спокойной, и почти улыбаюсь: больше нет, ребята.
— Ну? — говорю я.
Шок явно прошел, потому что Али прищуривается, лицо становится подлым.
— Она была веселее. На многое готова. Ты не хотела ничего делать или пробовать. Ты была в своем саду. Это было скучно.
Это ударяет, как кулак, выбивает из меня гнев так, что я сжимаюсь, скрещиваю руки и отворачиваюсь. Я слышу, что он уходит, и я не поднимаю головы. Я не хочу смотреть, как он уходит. Не снова.
Я остаюсь сжавшейся. Его слова звенят в ушах. Ты не хотела ничего делать. Ты была в своем саду. Я думаю снова, как отец говорил, как спокойна я. Спокойная. Глупая. Флегматичная. Скучная.
Я сажусь на колени в траве, прижимаю ладони к земле, вонзаю пальцы во влажную почву. Мне тут же становится лучше.
«Садоводство — не скучное», — говорит яростно во мне голос.
Мою кожу снова покалывает.
Я встаю и выпрямляюсь, и когда оглядываюсь через левое плечо, я не удивлена, увидев, что Подземный мир вернулся.
Как и Аид.
Даже на расстоянии я ощущаю ярость в его глазах, от пыла мою кожу покалывает. Он ненавидит то, что я его вижу, что я видела Бри. Его гнев несется ко мне волнами, и я отчаянно рада морю между нами, молюсь, чтобы этот маленький барьер не пустил его ко мне.
А потом я вспоминаю, что он — бог.
Я не верила в богов. Но и не отрицала их — я живу на Острове, только дурак не верил бы. Но я верила в них, как верила в Антарктиду и Марианскую Впадину. Я знаю, что они там, но я вряд ли их увижу. Они ничего мне не сделают.
Так я думала.
Мы смотрим друг на друга, игра: один должен отвести взгляд или убежать первым. Мы оба знаем, это буду — должна быть — я, но я не шевелюсь. Не моргаю. Я не могу отвести от него взгляда.
Небо вспыхивает, и я вздрагиваю, уверенная на миг, что он сделал мою фотографию. Но за светом раздается гром, он сотрясает меня так, что кости дрожат, и я понимаю: началась буря. Я оглядываюсь на Аида, он смотрит на небо, чуть хмурясь.
Молния разветвляется между нами, ударяет по океану неоново-розовым залпом, свет озаряет поверхность, и мы снова соединяемся взглядами, темный жар его глаз впивается в мои.
— Иди домой, — говорит он. Я слышу его четко, словно он стоит рядом со мной, и понимаю, что я знаю его голос. Я слышала его раньше.
Дождь начинает падать, и я замечаю другую фигуру, в капюшоне, у деревьев. Я замираю. Это Бри? Ждет его?
— Кори, иди домой. Сейчас, — он не звучит недовольно. Он звучит встревожено.
Молния вспыхивает снова, гром грохочет следом. Буря надо мной.
Я поворачиваюсь и бегу.
Я скольжу, спускаясь с холма к Хай-Стрит, бегу так, словно гончие несутся за мной, чтобы утащить меня в Подземный мир.
Подземный мир. Аид.
Я перестаю бежать, в боку колет, ладони лежат на коленях, и я сгибаюсь, пытаясь перевести дыхание, дождь хлещет по спине, как кнут. Я не готова к таким нагрузкам.
Низкий гул проносится по небу, пугая меня, и я поднимаю взгляд, замечаю свое отражение в темном окне «Спар», волосы прилипли к лицу, дождь капает с носа.
За мной возвышается фигура: ледяная кожа, чернильные волосы, тени тянутся за ним как темные крылья.
Он тут.
Я разворачиваюсь, но улица пустая. Аида нет. Теней нет. Ничего. Я иду, вытянув руки, трогая воздух там, где он был. Он ощущается тепло. Заряженный.
Я чую озон, резче, чем хлор.
Волоски на моей шее встают дыбом, а потом волоски на всем теле, и я вспоминаю слишком поздно, что я стою снаружи в бурю.
Потом вспышка — и ничего.
Он протягивает руку, и она поворачивается и бросает на Остров последний взгляд, но не видит меня. Когда они касаются друг друга, то, что держит меня в плену, пропадает, мое сердце безумно бьется об ребра, и я кричу:
— Бри!
Мой голос обрывается над морем, но не долетает до Бри.
Он слышит.
Он ведет Бри перед собой, хотя поворачивается, ищет источник крика.
Я бросаюсь на землю, делая себя плоской, чувство внутри говорит, что он не должен видеть меня, не может знать, что я его видела, что я там. Мое сердце колотится у холодной влажной траве, я лежу, считая секунды, желая узнать, обманула ли я смерть.
— Что ты делаешь?
Я думаю минуту, что это он. А потом я понимаю, что это Али.
Я сажусь, повернувшись к воде.
Подземный мир пропал.
Я оглядываюсь, проверяю со всех сторон, но его уже нет. Он пропал.
— Кори? Ты в порядке? — он окидывает меня взглядом, смотрит на мои джинсы, грязную обувь, пока я поднимаюсь на ноги.
— Как ты сюда попал? — говорю я, ошеломлённая его неожиданным появлением.
— Я иду в храм наполнить лекитос для миссис Давмуа, но я увидел, что ты… что-то делаешь.
Я разворачиваюсь снова и снова, но остров не появляется снова, оставляя мне неприятное ощущение, что мне привиделся Подземный мир, Аид и моя бывшая лучшая мертвая подруга. Может, дело в нехватке сна или таблетке снотворного. Может, у меня срыв, и папа был прав.
— Ты идешь на экфору? — говорит Али. — Потому что, без обид, но тебе стоит переодеться. И, может, принять душ.
Я игнорирую его и быстро поворачиваюсь, словно могу заметить вдруг остров, словно мы играем. Это не работает, и я пробую снова, поворачиваюсь в другую сторону, оглядываюсь за левое плечо. Ничего. Точно галлюцинация. Я смеюсь, понимая, что не знаю, хорошо это или нет. Что лучше: потерять разум или увидеть мир мертвых?
— Кори? — Али хватает меня за руки и заставляет повернуться к нему. — Что с тобой такое?
Я отодвигаюсь от его рук, поднимаю руки, чтобы отогнать его.
— Не трогай меня.
На миг он потрясен, словно я ударила его. Потом он хмурится.
— О, ради Зевса. Серьезно? Бри там в гробу, а ты еще дуешься на меня.
— Дуюсь? — потрясенно повторяю я.
— Из-за произошедшего, — говорит он, словно думал, что я могла забыть. — Мы порвали летом. Я думал, ты это уже прошла. На Фесмофории так выглядело, — добавляет он хмуро.
Горький триумф, что Астрид была права, и он злится, что я целовалась с кем-то еще, тут же перекрывается моим гневом.
Я забываю о Бри, Подземном мире, всем, моя кровь ревет.
— Ты серьёзно? Ты думаешь, я должна быть в порядке, потому что прошло время? Ты забываешь, что ты сделал, Али? Что я сделала? — он сглатывает, и я склоняюсь в восторге от бледности его кожи. — Ты пришел в мой дом и сказал «давай прогуляемся». И ты ничего не сказал — ни слова о разрыве, когда мы шли в бухту. Ты болтал о школе, о глупом фильме, который посмотрел, а потом дал мне…
Я замолкаю, дойдя до того, что произошло дальше, теряя накал, думая о том, чему он дал произойти перед тем, как сказал, что все было кончено. Как я верила, что все было в порядке, потому что думала, что он все еще хотел меня. Мой голос срывается, когда я говорю:
— Ты ждал, пока я не закончила, а потом бросил меня. Помнишь, Али? Я — да.
Он смотрит на землю.
— Я не просил тебя ничего делать.
— Но ты не остановил меня. Ты дал мне думать, что между нами все нормально. Ты сказал ей? Когда ты пришел в ее дом, ты сказал об этом?
— Ты заткнешься? — он оглядывается, словно проверяет, что никто не слышит нас, и знаю, что он не сказал ей. Взял последнее у меня, потом бросил, и моя злость вспыхивает высоко и ярко.
— Почему, Али? Почему она? — слова вылетают изо рта раньше, чем я могу остановить их. — Из всех на Острове, в мире, почему это должна была стать она?
Он не может смотреть мне в глаза.
— Не знаю. Она была просто другой.
— В чем? — я цежу слова. — Чем она отличалась?
— Не знаю, — повторяет она.
— Ты не знаешь? — рявкаю я, и он вздрагивает, брови удивленно поднимаются.
Я помню папу в ванной, как он говорил, что я была спокойной, и почти улыбаюсь: больше нет, ребята.
— Ну? — говорю я.
Шок явно прошел, потому что Али прищуривается, лицо становится подлым.
— Она была веселее. На многое готова. Ты не хотела ничего делать или пробовать. Ты была в своем саду. Это было скучно.
Это ударяет, как кулак, выбивает из меня гнев так, что я сжимаюсь, скрещиваю руки и отворачиваюсь. Я слышу, что он уходит, и я не поднимаю головы. Я не хочу смотреть, как он уходит. Не снова.
Я остаюсь сжавшейся. Его слова звенят в ушах. Ты не хотела ничего делать. Ты была в своем саду. Я думаю снова, как отец говорил, как спокойна я. Спокойная. Глупая. Флегматичная. Скучная.
Я сажусь на колени в траве, прижимаю ладони к земле, вонзаю пальцы во влажную почву. Мне тут же становится лучше.
«Садоводство — не скучное», — говорит яростно во мне голос.
Мою кожу снова покалывает.
Я встаю и выпрямляюсь, и когда оглядываюсь через левое плечо, я не удивлена, увидев, что Подземный мир вернулся.
Как и Аид.
Даже на расстоянии я ощущаю ярость в его глазах, от пыла мою кожу покалывает. Он ненавидит то, что я его вижу, что я видела Бри. Его гнев несется ко мне волнами, и я отчаянно рада морю между нами, молюсь, чтобы этот маленький барьер не пустил его ко мне.
А потом я вспоминаю, что он — бог.
Я не верила в богов. Но и не отрицала их — я живу на Острове, только дурак не верил бы. Но я верила в них, как верила в Антарктиду и Марианскую Впадину. Я знаю, что они там, но я вряд ли их увижу. Они ничего мне не сделают.
Так я думала.
Мы смотрим друг на друга, игра: один должен отвести взгляд или убежать первым. Мы оба знаем, это буду — должна быть — я, но я не шевелюсь. Не моргаю. Я не могу отвести от него взгляда.
Небо вспыхивает, и я вздрагиваю, уверенная на миг, что он сделал мою фотографию. Но за светом раздается гром, он сотрясает меня так, что кости дрожат, и я понимаю: началась буря. Я оглядываюсь на Аида, он смотрит на небо, чуть хмурясь.
Молния разветвляется между нами, ударяет по океану неоново-розовым залпом, свет озаряет поверхность, и мы снова соединяемся взглядами, темный жар его глаз впивается в мои.
— Иди домой, — говорит он. Я слышу его четко, словно он стоит рядом со мной, и понимаю, что я знаю его голос. Я слышала его раньше.
Дождь начинает падать, и я замечаю другую фигуру, в капюшоне, у деревьев. Я замираю. Это Бри? Ждет его?
— Кори, иди домой. Сейчас, — он не звучит недовольно. Он звучит встревожено.
Молния вспыхивает снова, гром грохочет следом. Буря надо мной.
Я поворачиваюсь и бегу.
Я скольжу, спускаясь с холма к Хай-Стрит, бегу так, словно гончие несутся за мной, чтобы утащить меня в Подземный мир.
Подземный мир. Аид.
Я перестаю бежать, в боку колет, ладони лежат на коленях, и я сгибаюсь, пытаясь перевести дыхание, дождь хлещет по спине, как кнут. Я не готова к таким нагрузкам.
Низкий гул проносится по небу, пугая меня, и я поднимаю взгляд, замечаю свое отражение в темном окне «Спар», волосы прилипли к лицу, дождь капает с носа.
За мной возвышается фигура: ледяная кожа, чернильные волосы, тени тянутся за ним как темные крылья.
Он тут.
Я разворачиваюсь, но улица пустая. Аида нет. Теней нет. Ничего. Я иду, вытянув руки, трогая воздух там, где он был. Он ощущается тепло. Заряженный.
Я чую озон, резче, чем хлор.
Волоски на моей шее встают дыбом, а потом волоски на всем теле, и я вспоминаю слишком поздно, что я стою снаружи в бурю.
Потом вспышка — и ничего.