Ее превосходительство адмирал Браге

На ней было надето зауженное платье и приталенный жакет кирпичного цвета, чисто визуально увеличивавшие ее рост и делавшие Ару более женственной, имея в виду бедра и грудь. Не обошлось, разумеется, и без бюстгальтера, превратившего вместе с покроем платья ее первый размер во вполне внушительный второй. Чулки телесного цвета и черные туфли-лодочки на высоком - чуть меньше трех вершков - тонком каблуке-шпильке дополняли ее наряд. В этом случае Аре просто повезло: она умела ходить на высоких каблуках, на спор выучившись этому непростому искусству еще в предпоследнем классе гимназии. И вот сейчас это глупое и бесполезное умение вдруг пригодилось. Встав на каблуки и надев парик с высокой - "взбитой" - прической, Ара серьезно подросла, легко перешагнув шестнадцативершковый рубеж. Теперь она была высокой и стройной, а не мелкой и тощей, какой привыкла видеть себя всю свою не такую уж длинную пока сознательную жизнь.

Изменилось и лицо. Ара даже представить себе не могла, что могут сотворить с внешностью женщины длинные волосы, собранные в прическу, и правильно подобранный грим: тональный крем, помада, тушь для ресниц и множество других небесполезных в хозяйстве вещей. Такая Ара понравилась даже себе самой.

"Вот такая точно может вскружить голову! - решила она, рассматривая себя в зеркале то так, то эдак. - Но отдаваться придется в темноте, иначе пропадет весь эффект!"

Впрочем, доводить дело до постели она сегодня не собиралась. Рано еще. Пусть сначала заслужит!

- Ну, и последний штрих! - Закревская протянула Аре пару шелковых перчаток и сумочку испанской кожи.

- Великолепно, но недостаточно, - решила она, еще раз рассмотрев стоявшую перед зеркалом Ару.

- Нужна крошечная шляпка и франкские тонкие сигареты... С длинным мундштуком. Согласны?

- Не знаю, - честно призналась Ара.

- Зато знаю я! - отрезала Закревская.

- Ну, разве что так...





***





Естественно, он ее не узнал. Стоял, как дурак у входа в ресторан, держал в руках скромный букетик и крутил головой. На Ару, подошедшую к нему едва ли не вплотную, взглянул мимолетно и тут же переключился на очередного извозчика, притормозившего у дома купца Меньшикова.

"Нервничает", - не без удовлетворения констатировала Ара и тут же пыхнула сигареткой, вставленной в длинный резной кости мундштук.

- Мы кого-то ждем, господин мичман, или можем уже пройти в зал? - спросила она просевшим на октаву чуть хрипловатым "зазывным" голосом которому, как бы в шутку, обучила ее однажды сестра Ольга.

Якунов-Загородский вздрогнул, обернулся к Аре и форменным образом обалдел.

- Курсант Бекетова? - осторожно спросил он после довольно длинной паузы.

- Можно просто Ара.

- Умереть не встать!

- А что случилось-то? - поинтересовалась она своим будоражащим мужскую душу голосом.

- Вы, Ара, удивительная девушка!

- Это комплимент или осуждение?

- Комплимент, разумеется! - нашелся мичман. - Вашу руку, сударыня!

Ара не стала жеманиться и подала руку. Сейчас она была ненамного ниже Виктора. Ну, максимум на два с четвертью вершка, и идти с ним под руку ей было легко и приятно. Между тем, метрдотель провел их к зарезервированному мичманом столику, усадил, вооружил брошюрами меню Ю la carte в переплетах из тесненной кожи и буквально растаял в воздухе, оставив один на один с непростой задачей правильного выбора. Впрочем, Ара открывать книжку меню не спешила. Сидела и бестрепетно - не без наглости и с чувством собственного достоинства, - изучала лицо своего визави. И чем дольше она на него смотрела, тем больше убеждалась в безупречности своего выбора. Мичман был красив правильной, по-настоящему мужской красотой. Твердый подбородок, высокий лоб, средней длины прямой нос, красиво очерченные губы и внимательные серые глаза. Универсальный набор безжалостного разбивателя женских сердец дополняли коротко стриженные светло-русые волосы, длинные ресницы и почти идеальные пропорции черепа. В общем, Якунов-Загородский был хорош собой, наверняка знал об этом, привык к женскому вниманию, но был сейчас по всем признакам обескуражен и дезориентирован, встретившись с девушкой совсем иного типа, нежели те, с кем он был знаком прежде, и с невероятным и уж точно, что непривычным ему модусом операнди. Используя, как чисто женские, так и совершенно мужские методы обольщения, Ара вела свою линию без страха и сомнения. У нее была цель, и она собиралась ее достигнуть, чего бы это ей ни стоило. В этом смысле, как, впрочем, и во многом другом, она была истинной дочерью своего отца. Тот тоже никогда не отступал перед трудностями, но и не лез в воду, не зная броду. Одним словом, не пер дуриком на вилы, но и труса никогда не праздновал. Оттого и стал тем, кем в конце концов стал.

- Может быть, закажем шампанского? - осторожно спросил Якунов-Загородский, преодолев наконец не характерную для него робость. Нерешительность наверняка не входила в число присущих ему психологических черт. Просто Аре удалось выбить его из колеи. Устроила ему, так сказать, амбускад и захватила "дурика" врасплох.

- Значит, шампанское, - согласилась Ара.

- Могу я узнать, о чем вы сейчас думаете? - Не всякому мужчине понравится то, как она его рассматривала в этот момент, оттого и вопрос прозвучал более чем уместно.

- Да вот думаю, как мне повезло, - "наивно" улыбнулась Ара. - Сижу в ресторане с красивым мужчиной-авиатором и отмечаю свое поступление в Академию Аэронавтики. А ведь можно вообразить, что пришла на свидание...

- А вы, Ара, хотели бы пойти со мной на свидание?

- Не заморачивайтесь, Виктор, я вас сама приглашу!

Это был опасный поворот беседы. Он мог увести их как в правильном, так и в неправильном направлении, и один бог знает, как далеко они могли бы туда зайти, но тут в их приватный разговор вклинился некто третий, и возникший было момент был безжалостно разрушен.

- Виктор! Вот так встреча! - Подошедший к их столику лейтенант флота был постарше ее собеседника, но вел себя совершенно по-детски.

Разумеется, встреча была чистой случайностью, - по этому поводу у Ары не возникло и тени сомнений, - но некто Тряпицын подошел к ним не потому, что так уж соскучился по старому товарищу, с которым не виделся с прошлого лета. Его, как ни странно, заинтересовала именно Ара, и ради нее он взялся портить вечер "своему другу" Якунову. Нагловатый, с безосновательно раздутым самомнением, он вел себя сейчас так, как вели себя некоторые парни из мужской гимназии, беззастенчиво делая подножку своему истинному или мнимому конкуренту на внимание юных гимназисток, и одновременно пытаясь нахальством и развязностью завоевать девичьи сердца. Это было глупо и некрасиво даже для того возраста, хотя справедливости ради следует отметить, некоторым девицам эта бесцеремонность даже нравилась. Они принимали ее за достоинство. Но Ара к их числу никогда не относилась, хотя и становилась пару раз объектом "страстных воздыханий". Не из-за особой женской привлекательности, разумеется, а из-за денег своего отца. Но дела это не меняло. Она знала этот тип людей и была удивлена лишь тем, что сейчас выпендривался перед ней не прыщавый подросток, а флотский лейтенант с крылышками пилота 2-й категории.

- Господин лейтенант, - вмешалась она, когда истощилось даже ее терпение, не говоря уже о том, как чувствовал себя сейчас Виктор Якунов, - вы ведь знаете, что это моветон? Где ваши хорошие манеры? Мы с Виктором вас за наш столик не приглашали. Вам здесь не рады, господин Тряпицын. Поздоровались с господином графом, познакомились со мной, пора и честь знать! Вас там, - кивнула она на дальний столик, - компания ждет. Не смею вас более задерживать!

Сказано холодно, тем противным тоном, который Ара сама терпеть не могла, хотя и слышала иногда даже от своих ближайших родственников. Слишком много в нем неумной спеси и дешевой фанаберии. Но конкретно на лейтенанта Тряпицина ее слова произвели очень сильное впечатление. Он ожидаемо оскорбился. Ну как же, ведь его - такого замечательного, - обидела какая-то вздорная баба, место которой только в койке или, в крайнем случае, на кухне.


- Виктор, уйми свою фемину! - Выдал на-гора откровенно взбесившийся от ее слов лейтенант. Увы, он, как Ара и предположила, был из тех, кого республика вознесла из грязи в князи, но кто, в отличие от таких людей, как ее собственный отец, так ничему путному и не научился. Хамом был, хамом и остался. Тем более, что был уже порядком пьян.

- Ты забываешься, Глеб! - вскинулся мичман.

- Минуту! - остановила его, вставая из-за стола Ара.

- Еще слово, мразь, - сказала она, брезгливо цедя слова сквозь зубы, - и я вызову тебя на дуэль. Я курсант Академии с сегодняшнего дня и имею право. А стреляю я, господин Тряпицын, так, как тебе, сучий потрох, и не снилось: с двадцати метров в переносицу, даже если боком встанешь. Компреву?

Вообще-то, она сказала истинную правду, но дело было в другом. Ара оскорбилась и сейчас намеренно провоцировала пьяного дурака. Ни о какой дуэли, разумеется, и речи быть не могло. Трезвый, Тряпицын бы ее вызов не принял и был бы при этом совершенно прав. Принцип равенства полов - это конечно великое достижение республики Себерия, но стреляться с девушкой не комильфо, это любой баран знает. Другое дело, что ее слова подействовали на Тряпицына, как розовый капоте на быка. Сознание его окончательно помутилось, и он шагнул к вышедшей из-за стола девушке. Движение было двусмысленное, но его можно было трактовать, как открытую агрессию, ведь, возможно, он хотел ее ударить, и Ара нанесла удар первой. Она выполнила классический хук с левой руки. Удар в челюсть сбоку, без замаха и видимой подготовки, но с большой силой за счет разворота корпуса. Главное было самой устоять на каблуках-шпильках и не полететь на пол вслед за лейтенантом Тряпицыным. А тот, получив удар в челюсть, рухнул, как подкошенный. Ара качнулась вслед за ним, переступила с ноги на ногу, но все-таки устояла.

- Нокаут, - злобно усмехнулась она. - Можно не считать, господа хорошие, раньше, чем через минуту не очнется!

Ее эскапада, как и следовало ожидать, наделала много шума, но поскольку свидетелей свинского поведения сильно принявшего на грудь лейтенанта было хоть отбавляй, ни к Аре, ни к Виктору, ни у кого претензий не возникло, тем более, что била женщина, а это, согласитесь, сильно меняет дело. "Товарищи по оружию" - "Господа, надеюсь, у вас нет претензий к слабой женщине?" - поспешно забрали полубездыханное тело. Они, и не напрасно, опасались появления военного патруля или гражданской полиции. Официанты быстро прибрались на месте эпического поединка, и жизнь в ресторанном зале вернулась на круги своя. Однако для Ары и Виктора вечер был уже порядком испорчен, им оставаться в ресторане было неприятно и не с руки.

- Извините, Виктор! - подвела Ара итог не состоявшемуся свиданию. - Испортила вам вечер...

- Ничуть! - неожиданно улыбнулся мичман. - Мы просто пойдем в другое место, если не возражаете!

- То есть, шампанское не отменяется? - поинтересовалась она, чувствуя, как отпускает сердце. Все-таки она сильно погорячилась в свойственной ей манере и едва не загубила на корню все свои надежды на продолжение отношений.

- Ни в коем случае! - утешил ее Виктор, настроение которого, вместо того, чтобы упасть, напротив, неожиданным образом поднялось.

- Пойдемте, Ара, - предложил он ей свою руку, - я знаю в городе еще пару неплохих кабаков. А кстати, с чего вы взяли, что я граф?

- Я, Виктор, в школе хорошо училась, - объяснила она, опираясь на его руку. - Якуновы-Загородские в Себерии могут быть только потомками новгородского посадника Якуна Мирославича, представлявшего Прусскую или по-нашему Загородскую часть. Ну, и раз вы, Виктор, носите двойную, а не одинарную фамилию, значит вы он и есть посадник Якунов-Загородский. А поскольку потомственное звание посадника соответствует титулу графа, то вы граф. Я права?

- Вы прелесть! - вот такой ответ ее устроил гораздо больше, чем любой другой.

И, да, этот вечер удался. Нашлось подходящее место, где им никто не мешал, - уютный семейный ресторан в северорусском стиле, где вместо шампанского они пили крепкую рябиновую настойку, - и разговор у них получился такой, что улыбаться хотелось даже от одних только воспоминаний. Сидели за столиком, смотрели друг на друга и просто говорили. О том, о сем, а в общем, обо всем на свете, но больше всего об авиации. А еще смеялись, но вот до интима дело так и не дошло. И, слава богу, что так. В такого рода делах, как поняла вдруг Ара, торопиться не следует.

"Как-нибудь в другой раз, - подумала она, стоя на ступенях гостиницы и провожая уходящего Виктора долгим взглядом. - Мне нигде не свербит, я еще какое-то время могу и в девушках походить... Но не слишком долго".





***





Занятия начались двадцатого августа. На общем построении начальник Академии контр-адмирал Заболоцкий с "неподдельной" гордостью сообщил господам курсантом, что в наборе одна тысяча девятьсот пятидесятого года числятся аж целых семь девушек-курсанток: две на пилотажном факультете, две - на штурманском, одна - на инженерном и две на недавно открытом логистическом. Соответственно, и жить они будут вместе в отдельном дортуаре четвертого этажа жилого корпуса. Как позже выяснилось, несколько лет назад в связи с резко увеличившимся количеством девушек-курсанток там под самой крышей была сооружена мансарда на два дортуара на десять коек каждый со своими уборными и душевыми и даже отдельной от курсантов-мужчин комнатой отдыха. В первой спальне сейчас жили девять девушек со второго, третьего и четвертого курсов. Во вторую заселили первогодок.

К слову сказать, условия проживания оказались отнюдь не спартанскими. Окна, правда, были прорезаны в потолке, который, на поверку, крыша, но света в комнате хватало, и это главное. Дощатый, покрытый надраенной мастикой пол, гармошки батарей парового отопления вдоль внешней стены, десять железных коек с панцирной сеткой, поставленные в два ряда вдоль прохода. Рядом с каждой кроватью объемистый флотский рундук, запирающийся на ключ, у входа в спальню - по обе стороны от двери, - два вместительных шкафа для верхней одежды и обуви. Электрические лампы под потолком, несколько плакатов на стенах и все, собственно. Живи и радуйся.

В торце коридора, проходившего между двумя дортуарами, находились уборная и душевые, в другом конце - комната отдыха: несколько столов, кресла и диваны, полка с книгами, цветной радиоскоп, газетная стойка и крошечный кухонный уголок, включавший в себя электрочайник и кофеварку, маленький ледник и шкафчик с посудой. Устав Академии не запрещал выпить в свободное время чашку чая или кофе, хотя еда в комнате отдыха не поощрялась, а в самих дортуарах была строго запрещена. Для этого на первом этаже имелась кантина с обеденным залом, лавкой баталера, как на боевом корабле, и небольшой чайной для курсантов старших курсов, которыми являлись все, кроме первокурсников. Офицерская кантина находилась этажом выше.

Ара прошлась по зданию, разведала, что, как и где, и вернулась в казарму. Там уже устраивались девушки, пришедшие после нее. Ара поздоровалась, назвалась и быстро перезнакомилась со всеми остальными курсантами женского пола. Потом сбросила вещи в рундук, повесила в изголовье кровати репродукцию с картины Агалакова "Атака коча на польский крейсер-тримаран" и пошла к каптенармусу получать вещевое довольствие курсанта. Как ни странно, наученное горьким опытом, руководство Академии, желавшее видеть своих курсантов щеголеватыми молодцами и молодицами, а не мокрыми курицами, озаботилось подгонкой форменных тужурок и штанов под размеры своих воспитанников. Для этой цели рядом со складом вещевого довольствия разместилась портновская мастерская, так что на ужин Ара пришла уже одетой по форме. Все по фигуре и в соответствии с ее невысоким ростом. Ей даже ботиночки подобрали искомого тридцать пятого размера, что было вообще-то похоже на настоящее чудо, поскольку это были настоящие флотские башмаки на толстой каучуковой подошве, а не хрустальные туфельки для какой-нибудь сопливой золушки. Ну и кормили в Академии, к слову, тоже неплохо. Просто, но сытно. Об этом Ара узнала тем же днем, сначала отобедав, а затем и отужинав в училищной кантине, где оказалось по-флотски чисто и не слишком сильно пахло кухней.

Так прошел ее первый день в Академии Аэронавтики, а назавтра - побудка под боцманские дудки в пять тридцать утра, интенсивная зарядка, бег на пять верст и водные процедуры. И сразу после плотного завтрака начались занятия. Шесть часов теории - изучение конструкции истребителей-штурмовиков, их тактико-технических характеристик и основ боевого применения, - и четыре часа практики: осмотр всамделишных "кСчей" и старых "лСдей", выкатка вручную, снятие и обратная установка алюминиевых панелей обшивки, изучение устройства кабины пилота и демонтаж оружейных блистеров. А между тем и этим - до обеда и во второй половине дня - два полуторачасовых занятия по физподготовке. Снаряды, канат, самооборона без оружия и центрифуга для укрепления мозгов. Нагрузка очумительная и по большому счету безжалостная, так что у курсантов не оставалось сил даже на "поговорить". Вылезла из-под душа, - не обратив внимания и не запомнив, была ли вода холодной, теплой или все-таки горячей, - кое-как обтерлась, доплелась до койки, упала лицом в подушку и все. Следующее воспоминание - врывающиеся в сон боцманские дудки. Подъем, и вперед с песнями. И так две недели подряд, но, как вскоре выяснилось, не зря. В смысле, не просто так.

На пилотажный факультет принимали только тех, кто успел уже получить сертификат пилота легких машин, и руководство Академии стремилось как можно скорее пересадить будущих авиаторов с автожиров и геликоптеров на настоящие, пусть и устаревшие штурмовики. Класс надо было нарабатывать с первых часов обучения, а заодно проверялись выносливость, воля и самодисциплина курсантов. Поэтому сразу же по окончании двухнедельного марафона, за время которого первокурсники не раз разобрали и собрали долбаный "коч" убогой пятой серии и выучили, как "отче наш", устройство кабины штурмовика и порядок действий при взлете и посадке, весь первый курс пилотажного факультета переехал на учебное аэрополе в Колинце на берегу Псковского озера, над которым им и предстояло летать. Да, да! Вот так сразу - в кокпит и за штурвал.

Ара, можно сказать, опомнится не успела, как оказалась в кабине коча-спарки, и услышала в наушниках чуть искаженный электрическими помехами голос диспетчера:

- Брезг-девять, взлет разрешаю!

А дальше все случилось, как в сказке, - "по щучьему велению, по моему хотению", - ноги сами собой встали на педали управления, руки вспорхнули над приборной доской, прогрев машины, набор мощности, разбег, штурвал на себя, и штурмовик-умничка выполнил, как нефиг делать, "подскок Гущина" и взмыл в прозрачные небеса...



2. Новгород, март-октябрь, 1945

Поиски родственников, а вернее, архивные изыскания на эту тему, затянулись на долгих три месяца. Виктор успел уже обжиться в интернате при новгородском университете, догнал одноклассников практически по всем предметам и втянулся наконец в рутину гимназического образования. И все это время ни шатко, ни валко, но зато практически безостановочно вращались тяжелые жернова огромной бюрократической машины. Долго и медленно, хорошо хоть не вхолостую. Так что однажды в марте 1945 года Виктора срочно вызвали с уроков и в сопровождении классного наставника отвезли в новгородское столоночалие Министерства Внутренних дел.

"Что-то будет!" - сообразил Виктор.

За прошедшие месяцы он успел уже обдумать все возможные варианты развития событий и пришел к выводу, что опасаться ему практически нечего. Даже если вдруг обнаружатся неизвестные ему родственники, это ничего уже не изменит в судьбе Виктора Якунова. Докопаться до того, что он сам - когда, как? - подделал завещание "деда" и прочие "семейные" документы, никто уже не сможет. Нет в этом мире такой техники. Генетическую экспертизу - и по тем же причинам, - тоже не сделают, так что не только доказать, но даже догадаться, что он самозванец попросту невозможно. Никому такое и в голову не придет. Однако по случаю этих размышлений, Виктор кое-что сообразил. Похоже, в том своем странном прошлом-будущем он был весьма образованным человеком. О том, что он хорошо разбирается в точных науках, Виктор уже знал. Теперь же осознал, что кое-что смыслит и в криминалистике. Возможно, там и тогда он работал следователем прокуратуры или служил в контрразведке. Впрочем, здесь и сейчас это ему ничем не поможет: слишком велик разрыв между мирами в уровне науки и техники. Пятьдесят-шестьдесят лет - никак не меньше.

Между тем, пройдя длинными коллегиальными коридорами и внушительными лестницами - по которым они спускались только для того, чтобы снова подняться вверх, - Виктор и сопровождающий его господин наставник достигли наконец приемной директора канцелярии при новгородском столоначалии Министерства Внутренних Дел. Это было просторное помещение, едва ли уступающее размерами актовому залу 8-й городской гимназии, в которой теперь учился Виктор, но здесь было сравнительно мало стульев, расставленных вдоль стены напротив высоких узких окон, зато имелось два письменных стола, поставленных по обе стороны от таких же высоких, как окна, двустворчатых дверей. За одним столом сидел референт-делопроизводитель, а за другим - секретарь директора канцелярии. Вот этот секретарь, - невысокий, холеный молодой человек с лицом, не выражающим ровным счетом никаких чувств, - и вызвал Виктора в директорский кабинет всего лишь через сорок минут ожидания в приемной.

- Проходите, молодой человек, - приветствовал его директор канцелярии. - Проходите и садитесь, - указал он на стул, предназначавшийся для посетителей. - Разрешите представиться, коллежский советник Ставров, ну а вы, стало быть, Виктор Ильич Якунов.