Двойной босс, пожалуйста

— Ты такая красивая, — мою щеку обжигает горячее дыхание. — И такая стерва! — смеется мне на ухо.

— Предпочитаете покладистых мышек, Босс? — глухо шепчу я, охваченная его жаром.

— Предпочитаю диких кошек, Алиса. Но не сегодня. Не сегодня…

Он делает шаг назад и смотрит на меня с холодной полуулыбкой.

— Свободна.

Мудак машет рукой в сторону двери, словно прогоняет чернь из барского дома. Глазам не верю. Делаю стремительный выпад вперёд и сжимаю в кулаке его галстук.

— Сегодня — время дикой кошки, — шиплю ему в лицо за секунду до того, как впечатать свой рот в его.

Он отвечает мгновенно. Склоняется надо мной, впивается пальцами в волосы, ныряет языком в глубину рта. Это злой поцелуй, мстительный. Я обхватываю его ногами, прижимая теснее, я хочу, чтобы он думал, что сейчас все произойдет. Мне нужно, чтобы он разделся. Мне нужен мой подарок обратно.

Во мне бурлит гнев такой силы, что будь я богом, Помпея пала бы еще раз. Как он смеет их одевать? Как может после всего… Недостойный ублюдок. Закончились дорогие аксессуары или понял очевидный факт и решил вывести меня на чистую воду? Ты не победишь в этот раз, клянусь. И никогда больше не прикоснешься к этим запонкам. Они никогда не должны были оказаться у тебя.

Пальцами ослабляю узел его галстука, пока мой наигранный стон он ловит губами. Сплетаюсь с ним в диком, отчаянном танце языков, позволяю его мерзким ладоням лечь на грудь, нырнуть под жакет, сжать полушария с силой. Ладонями очерчиваю его плечи и стягиваю тяжёлую ткань пиджака. Он помогает мне, сам вытряхиваясь из нее. Но моя цель дальше, гораздо дальше.

Крепче жмусь к твердому телу, ощущаю восставшую торпеду в его штанах, я помню, какой он на вкус и это воспоминание откликается одновременно щемящей болью и неконтролируемым желанием. Я трусь об него, позволяя ему ещё и эту вольность, впитываю уже его стоны, когда он отпускает мои губы и, крепко сжимая волосы на затылке, оттягивает голову вверх, чтобы получить доступ к шее и впиться в нее.

Мне почти больно. Хотя нет, не почти. Мне отчаянно невыносимо бороться с накатывающими волнами удовольствия. Мозг и тело ведут непримиримую войну. Каждый тянет одеяло на себя, разрывая душу пополам. Почему он? Ну почему это всегда только он?

Сжимаю челюсть до скрипа, желая прогнать наваждение, скапливающееся горячим шаром внизу живота. Трясущимися пальцами расстегиваю пуговицы на белоснежной рубашке. "Он должен поверить, что сейчас все случится" — как мантра в моей голове. Должен позволить мне забрать, то, что ему не принадлежит.

Босс на секунду отстраняется от меня и, все еще сжимая волосы, всматривается в мои глаза помутневшим взглядом. Возможно, не верит, что я всерьез, возможно, проверяет свои ощущения. Но я знаю, что он хочет увидеть и позволяю глубоко запрятанным чувствам выйти на поверхность, чтобы обмануть, запутать мерзавца. Сама тянусь к его губам. Накрываю их своим ярким бордо, размазываю остатки матовой помады, клеймя собой. Он, как чертов фетишист, поедает ее вместе с моими губами и не замечает, что я уже у его запястий.

Щелчок и одна запонка у меня. Второй — и полный комплект скрывается в маленьком кармашке моего жакета. Пора все прекратить, цель достигнута. Но коварные пальцы не слушают мозг, касаются теплой кожи под рубашкой, проходятся по жестким волоскам, вызывая утробные звуки мужчины напротив.

Я в плену, захвачена его запахом, вкусом, теплом. Коварный мерзавец слишком хорош. А я слишком изголодалась. Я говорю себе, что сейчас все на моих условиях, что я контролирую ситуацию. Даже прикидываю в голове рокировку плана своих действий, если все случится сейчас. По-настоящему, а не так, как я задумала.

Руки Александра уже у меня между ног. Он натирает там двумя пальцами сквозь тонкий капрон и не спасающий меня хлопок. Дрожь проходится по ногам, спине, рукам. Мириады мурашек атакуют чувствительную кожу. Он тянется к ремню на брюках, звучит металлическое трение пряжки, затем звук разъезжающейся молнии. Я уже так далеко в своих ощущениях, что ничего не соображаю. Сильные руки отрывают меня от стола, переворачивают и укладывают на жесткую поверхность стола. Костяшками на бедрах я врезаюсь в дерево, пальцами сжимаю противоположный край.

Коварные пальцы задирают мою юбку и в одно мгновение стягивают колготки с трусиками. Сквозь толщу пульсации крови в ушах слышу звук открывающегося ящика стола, пока одна тяжёлая ладонь прижимает меня к столу так, чтобы я не шевелилась. Боже, боже, что же я творю. У него арсенал презервативов прямо в верхнем ящике рабочего стола! Скольких он нагибал вот так же? Скольких будет после меня?

Ужасное чувство слабости и безысходности моего положения накрывают болезненной волной. Непрошеная слеза, влага, которой, казалось, во мне не осталось за столько лет, сползает по щеке. Он снова делает это. Он снова король положения. Касаюсь лбом прохладного дерева и делаю глубокий вдох, чтобы собраться. Нужно прекратить все это. Сейчас же. Сиюминутно.

Но в этот момент в меня погружаются длинные пальцы. Я выгибаюсь от остроты ощущений.

— Охрененно узкая, — хрипит он.

Вдруг всего становится слишком много: его пальцев, его запаха, голоса, жара, боли, гнева, желания. Меня трясет от бессилия перед моментом. Я хочу его, ужасно хочу, вопреки ненависти, своему плану, здравому смыслу. Только один раз. Всего один раз снова почувствовать это.

И я сдаюсь. Отпускаю себя, расслабляюсь в мужских руках. Он чувствует это. Вынимает из меня пальцы, шуршит фольгированный пакетиком и наступает та самая бесконечная секунда "до". Я жду боли, слишком давно все это было в последний раз, но вместо этого…

Дверь кабинета с грохотом открывается.

— Яковлев, я без прелюдии! — звучит разрывное до того, как вошедший может оценить ситуацию в кабинете.

— Вышел вон! — орет мужчина за моей спиной.

Боже, спасибо, спасибо тебе. Я рывком распрямляюсь над столом, пока дверь закрывается с той стороны. Дрожащими руками тянусь к спущенному белью, но мужские руки останавливают меня, прижимаясь сзади.

— Он не войдёт, а долго это не продлится, — шепчет он мне в затылок, снова пробираясь пальцами вниз. — Я так хочу тебя.

Вырываюсь из его цепких рук и делаю шаг в сторону. Подтягиваю белье, опускаю задранную юбку. Александр стоит напротив с совершенно охреневшим лицом и покачивающимся членом наперевес. О, да, я вижу, как он меня хочет. А ещё ситуацию в целом и картину, которую застал Руслан минутой ранее. Нет, этому не бывать.

— Я, пожалуй, пойду.

Возвращаю на лицо холодную маску. Это не трудно, потому что ощущаю себя так, словно резко протрезвела после недельного запоя. Делаю нетвердые шаги к выходу, когда в спину мне летит:

— Шесть тридцать на парковке.

Самоуверенный мудак. Мысленно посылаю ему жирный фак, хлопая дверью.

Че караулит под дверью с совершенно бесстрастным выражением лица.

— Быстро вы. Думал, Яковлев способен на большее, — скучающе тянет он.

— Хочешь с ним посоревноваться? — зло улыбаюсь я.


По лицу Руслана пробегает какая-то тень, но расслабленной позы он не меняет. Ещё один идеальный подонок, умеет держать марку.

Не дожидаясь очередного саркастического выпада, направляюсь к лифту. Спускаюсь на свой этаж и забираю сумку. Эта временная стажировка в "Peshkov Group" очень вовремя. Мне нужно собраться с мыслями и вернуться к четко намеченному плану. Я близко, очень близко, и если правильно разыграть сегодняшнюю карту, вполне могу покончить с ним еще до конца этой недели.

Да. Я снова в строю, а временное помутнение спишем на нервный срыв.

Сжимаю в кармане драгоценные запонки. Они дороги не своей ценой, а ценностью, которую я в них вложила. Вместе с ними я вручила мудаку и свое сердце, а он…

Зачем он их носит?





Глава 42. Александр




— Никогда раньше не замечал твоей тяги к эксгибиционизму, — Рус входит в кабинет, едва я успеваю упаковаться и перевести дыхание.

Член все еще стоит шлагбаумом, болезненно упираясь в ширинку. Тело потряхивает от накопленного напряжения, которому не дали выход. Черт, этот вид сзади будет преследовать меня ночами. То, что девчонка была на все готова прямо здесь, на столе, посреди рабочего дня — просто дико меня завело. Увело в такие дебри желания, что перекрыло все прочие мысли и чувства. Как пилюля от депрессии, хочется закинуться ей ещё, чтобы не выходить из этого состояния. Но суровая реальность в виде бывшего друга маячит в дверях. Сорвал мне жесткий сеанс психотерапии, мудак.

— Зато ты верен себе: пытаешься влезть без смазки.

— Один — один, — ухмыляется Че, усаживаясь в кресло посетителя.

Застегиваю пуговицы на рубашке, пытаясь совладать с раздражением. Приди он на четверть часа позже, уверен, все бы уже закончилось. Слишком сильно было возбуждение, слишком развратна поза, слишком узкая девчонка… всего слишком. От воспоминаний, как горячо и туго зашли в нее мои пальцы, по позвонкам проходится озноб, оседая в паху, отчего член снова непроизвольно дергается. Че сидит с таким выражением лица, словно увидел, как стартует Аполлон 13: смесь неверия и ужаса.

— Не принимай это на свой счёт, — бросаю бывшему приятелю, пока тянусь к манжетами рубашки.

Так. А где запонки?

— Мы слишком долго не общались, я уже ни в чем не уверен, — стебется Рус.

— Нарываешься, Че, — одариваю его холодным взглядом и подхожу к столу.

Приподнимаю разбросанные бумаги в надежде обнаружить свою пропажу. Откидываю папки с отчетами коммерческого отдела, собираю рассыпанные скрепки, перелопачиваю гребанные стикеры, но тщетно. Запонок нет. Неприятное чувство жжется внутри, словно к грудине приложили раскалённую подкову.

Отодвигаю стул и осматриваю пространство под ногами. Пусто. Мусорная корзина — пусто. Кресло — ничего. Черт. Черт. Черт.

— Очень занимательно наблюдать, как ты мечешься, но я по делу. Оставил гандон в своей пассии?

— Ищу твое чувство самосохранения, — шиплю на придурка. — Переходи к делу.

Закатываю рукава рубашки и сажусь напротив Че. Вернусь к поиску запонок после его ухода с трезвой головой и успокоившимся либидо. Они не могли исчезнуть из кабинета.

— Есть идея устроить промо к открытию нового медицинского центра. Крупский будет перерезать ленточку, детишки радостно разрисовывать крыльцо мелками, а инвесторы жрать дорогой коньяк.

— И?

— Не тупи, Яковлев, для вас это отличный шанс наладить контакты с крупными рыбами. Инвесторы — сплошь бизнесмены с гигантскими корпорациями за плечами. Это отличный шанс для вас зайти с новинкой через верхушку, а не с заднего входа, как это обычно бывает. Кто откажет руководству в обязательном страховании жизни?

— Это предложил Крупский?

— Это предложил его руководитель отдела маркетинга, который не забывает добра.

— Под "добром" ты же не расквашенный нос имеешь ввиду?

— Всего лишь одно очень удачное трудоустройство.

— Да, за это ты меня не благодарил, — откидываюсь в кресле и окидываю приятеля взглядом.

— Видимо, настало время, — Че встречается со мной взглядом и многозначительно молчит. Я вкладываю в это молчание "больше ничего тебе не должен" смысл. — Что ж, открытие назначено на десятое. Подготовь презу и выбери пару мордашек посимпатичнее, будет телевидение. Не гарантирую, что тебя станут слушать, но закрыть этих мордоворотов в одном помещении с бухлом — вполне.

Он встает с места, я поднимаюсь вслед за ним, протягиваю руку для закрепления договоренностей. Его оценивающий взгляд падает на протянутую руку, и я вижу борьбу за ничего не скрывающей физиономией. Он никогда не умел скрывать эмоций — как открытая книга с бегущей строкой посреди лба. Сейчас там написано: не уверен, что готов закончить нашу холодную вражду.

Не стоило предлагать его жене тройничок, возможно, обошлось бы малой кровью. Но с тех пор, как мы встретились на той злополучной конференции, мой язык неконтролируемо проходится по их идеальной парочке, пытаясь пробить брешь в отшлифованной картинке. Это внутренняя потребность убедить самого себя, что не все так сказочно в королевстве Че. А может, это неконтролируемое чувство разочарования, ведь Рус получил то, чего когда-то хотел я.

И эта протянутая ладонь сейчас — оливковая ветвь. Он сделал шаг навстречу мне. Я делаю ответный.

Рукопожатие выходит крепким и жестким. Как и положено, после длительной ссоры.

— Покурим? — вдруг предлагает Рус.