Двери во Тьме

– Ну так думать тоже надо уметь, – хмыкнул я. – Если кому деревню сжег – жди обратки, чему тут удивляться? Они бы все равно их там окружить не смогли, ушли бы адаптанты в любом случае.

– Зато свалить было бы не на кого, – пояснил Паша. – А тут Евстигнеев, говорили мне люди, на заседании Администрации чуть не расформирования научного департамента требовал – так, мол, ему всю стратагему испортили и великой и окончательной победы над силами Тьмы лишили. Крайними вы сами себя назначили, вот что.

– Сами пусть разбираются, – буркнул я, при этом решив для себя, что новость не слишком хорошая: как бы у нас с Федькой от такой драки панов чубы не затрещали.

Вдруг срочно стрелочник потребуется? А мы так словно сами на эту малопочтенную должность напрашиваемся. И прикроет ли нас Милославский, остается только гадать. Я его до сих пор нормально понимать не научился. Вроде и ничего человек, но что-то мутное в нем имеется, исключающее полное доверие. Так доверяешь, на половинку, на тот период, пока ему с тобой дело иметь выгодно.

– Кстати, Паш, мы сегодня в шашлычке у Шалвы выздоровление Федьки празднуем, заходи, если чего.

– А чего, – кивнул он, – и зайдем. С Леной. Настя же с тобой будет?

– Естественно.

– А, ну тогда до вечера.

Разошлись не прощаясь. Столкнулся в дверях еще и с Власовым, своим командиром группы, попенявшим мне тем, что совсем я их забросил; забрался в тесный «тазик» и отправился домой.

Дома работа почти откипела: мебельщики уже сворачивались, принимая из рук Насти честно заработанные деньги. Крошечная квартирка преобразилась, совершенно лишившись того невыносимого казенного духа, который составлял чуть ли не саму ее суть. Теперь же комендант дома, тучный и одышливый Петр Геннадьевич, принял мебель старую на хранение, сложив ее в подвале, а на ее месте появилась мебель простая, из светлой сосны, сделанная в эдаком простеньком скандинавском стиле, но все же радующем глаз.

– А что, очень даже ничего, – одобрил я изменения.

Незамысловато получилось у местных столяров, но вполне даже со вкусом. И чем-то привычным потянуло от интерьера, а то все не могу избавиться от ощущения, что живу в декорациях к фильму про очень мрачную жизнь в не менее мрачные времена.

Настя закрыла дверь за последним из грузчиков, которые с гомоном спускались по лестнице, и ответила:

– Да, мне тоже нравится. Кровать, кстати, удобная.

– Не скрипит?

– Не-а, – покачала она головой. – Я на ней уже попрыгала.

– А под двумя скрипеть будет, как думаешь? – уточнил я.

– Не проверишь – не узнаешь, – сказала она, уставившись мне в глаза.

– Тогда не будем откладывать испытания, – огласил я вывод.

Она только кивнула.





* * *


У Абуладзе в «Телави» собрались часов в шесть вечера, причем впервые все сделали как цивилизованные люди, то есть заранее заказали столик. Самый лучший, у дальней от входа стены, в самом теплом месте. Собралось нас семеро: Паша с девушкой пришел, Иван сам по себе, Федька с той самой медсестрой – маленькой, пухловатой, но вполне симпатичной блондинкой, ну и мы с Настей.

Стол ничем новым не поразил, естественно, потому что Шалва Абуладзе, хозяин трактира, оригинальничать не любил. То есть даже был решительным противником любого новаторства в деле питания местного населения. Сыр, соленья, традиционные грузинские закуски. Потом шашлык был, как всегда отличный. Вина, к сожалению, в наших краях не было, только из яблок, что Шалва обычно называл «это самое» или просто «это», всячески избегая даже самого слова «вино». Ну и водка, естественно, была, куда же без нее. Разлили по первой, поздравили Федьку с исцелением, потом за свой успех в походе выпили. Программа тостов тоже была традиционной, никаких новшеств мы в нее вносить не пытались.

Постепенно посиделки, как это обычно и бывает, разбились на несколько диалогов, причем болтавшие друг на друга внимания не обращали. Настя о чем-то увлеченно болтала с медсестрой, Федька замкнулся на Пашу, а вот Иван, коренастый, бородатый, одетый в толстый свитер под горло, полез в сумку и достал оттуда картонную папку:

– Милославский просил передать вопросник. Займись завтра, а в понедельник в отдел закинь, хорошо?

Я быстро проглядел несколько отпечатанных на машинке листов, поморщился, представив, сколько времени займут ответы на все эти вопросы, но кивнул:

– Сделаем.

– И в понедельник прямо с утра приезжай, хорошо? – добавил Иван. – Вроде бы шевеления начались, так что задачу могут поставить. И машину какую-то обещают дать наконец.

– Дороги-то не развезло еще? Это я насчет задачи.

– Планированием займемся, – пожал плечами Иван. – Подготовкой. Есть одно место, куда нам рвануть надо, и туда вроде с дорогой все в порядке.

Вот как, похоже, что сезон полного безделья заканчивается, сменяясь на безделье относительное. Машину – это да, машину нам обязательно надо новую. Была хорошая, гусеничная и бронированная, но вот вся вышла. Налетела на противотанковое ружье, а потом ее злодеи просто сожгли, после того как мы из нее, подбитой, смылись. Интересно, что теперь взамен дадут? Хотелось бы что-то подобное, по грязи наша «жужа» носилась мухой – так больше никто не умеет, наверное.

– Вань, к слову, – постучал я пальцами по папке. – И все же что мы оттуда вывезли тогда? Что-то это молчание уже напрягать начало, если откровенно. Был же уговор про то, что нас тоже информируют, так?

– Блин, Володь, ну ты меня как врага народа уже с этим пытаешь, – вздохнул Иван. – Нечего пока особо рассказывать. Есть какая-то информация, вроде уже закономерность появления пятен просматривается, но только это так… писями по воде виляно пока. Тыщу раз тебе говорил, что как только что-то понятное появится – тебе сразу расскажу.

– В части касающейся, – уточнил я.

– Ага, именно в ней, – чуть разозлился Иван. – Или допуск получай, а меня под пресс не толкай, мне моя работа дорога.


– Ну хоть что-то ты изродить можешь, Вань? – продолжал я наседать на своего начальника. – Сам понимаешь, что нет любви без взаимности.

– Есть служебные обязанности, – оборвал он меня. – Ладно, если кратко – Тьма, кажется, появляется там, где есть массовое захоронение. Или массовая гибель людей.

– Не понял, – удивился я. – Это что, во всех местах, где Тьма, кого-то массово убивали?

– Появляется, я же сказал, – поморщился он. – Прокол в ткани этого мира случается, а уже дальше разливается. Так понятней?

– Поня-атней, – почесал я в затылке. – Погоди, то есть выходит, что в Красношахтинске кого-то недавно порешили, и Тьма перескочила туда?

– Не совсем так, – покачал головой Иван. – Там могли кого-то век назад порешить. Или два. Но дыру в слое уже сделали. Пока Тьмы рядом не было с этим миром, ничего никто и не видел, а как случилось то, что здесь случилось…

– Люди пропали, в смысле? – перебил я его.

– Ну да, или что тут вообще было, черт его до конца разберет, – хмыкнул он. – Ну вот смотри… – Он положил одну ладонь на другую, демонстрируя их мне. – Любой мир – он как ткань многослойная, как покрышка: там и корд, там и сетка, там и резина… – Он раздвинул ладони. – …А тут вроде как все расслоилось. Люди, наверное, в «резиновом» слое застряли, а мы провалились… в сетку, наверное. А она к Тьме близко, и через каждую из дыр та сюда просачивается, понял? Раньше не могла, конструкция была прочная, а теперь вот так.

– Ну да, понял, – ответил я. – А в Красношахтинске что за резня массовая была?

– Там дачи НКВД были, – сказал Иван. – Ничего такого, казалось бы, но потом кто-то вспомнил, что они часто на расстрельных полигонах строились – чтобы и не копал никто лишнего, и чтобы земля не пропадала. Вот и решили проверить документы хозуправления тамошнего, как земля выделялась.

– И как?

– Да так и выделилась, – вздохнул Иван. – Там тысячи две закопано, со всей области везли. Пятно Тьмы свежее, отследить локализацию получилось легко.

– И оттуда и расползается?

– Прямо с дачного поселка пошла, – подтвердил он. – Самый эпицентр.

– Это у вас первое подтверждение, что ли? – немного удивился я. – Не догадывались пока?

– Не первое, – ответил он, перекладывая себе шашлык на тарелку. – Локализовали еще место расстрела немцами наших военнопленных – фронт недалеко ведь был, и есть совсем историческое место, там еще при местном царе-тиране-батюшке бунтовщикам головы рубили массово; его тут тоже все знали, даже в краеведческом музее экспозиция была.

– То есть три точки уже?

– Именно. Достаточная статистическая база получается.

Я задумался. Милославский, помню, мне сказал что-то насчет того, что «одна насильственная смерть дает такой выброс энергии, что может проколоть все миры насквозь». За точность цитаты не ручаюсь, но смысл примерно такой.

– Погоди… – задумался я вслух. – А когда адаптанты жертву принесли и я сюда провалился… это же процесс задом наперед идет, так? Убивали здесь, а дыра в моем слое появилась, нет?

– Не гони программу, – прервал меня Иван. – С этим не разобрались до конца. Будет теория – расскажу, обещаю. Там не все понятно, а сочинять на ходу не хочу. Поговорили – и будет, что мог, то рассказал, и даже больше. Понял?

– Так точно, товарищ научный руководитель группы, – кивнул я, задумавшись. – Не смею дальше беспокоить.

Ладно, хоть что-то, но сказали, появилась информация для размышления.





* * *


В воскресенье проснулись поздно, выспавшись от души – лучший способ борьбы с похмельем, которое было неизбежно после вчерашних посиделок в «Телави». Пока Настя раскочегаривала плитку под чайником, я выложил на кухонный стол переданную Иваном папку. Вопросы, вопросы, бесконечные вопросы…

– Это что? – спросила Настя, заглянув через плечо.

– Милославский прислал, а Иван отдал вчера, на банкете, – ответил я, берясь за карандаш.

– А точнее?

– Очередной опросник по моему слою действительности, – сказал я, поставив первую галочку у первого пункта. – Что-то он все Милославскому покою не дает. Тогда вопросов на двести ответил, а сейчас… – Я заглянул в последний лист, хмыкнул и сказал: – И сейчас триста восемьдесят семь.

Те самые пресловутые двести вопросов Милославский задавал мне сам, делая пометки в разложенных листочках, а теперь прислали в письменном виде новые вопросы. Причем все по моему «слою действительности», от нормальных до идиотских, про «грудь певички Симанович», например, или про какое-то идиотское шоу по телевидению. Похоже, что Милославского больше всего интересует точная идентификация места, откуда я сюда провалился, – вот и выкапывает как можно больше всяких деталей. Большинство, кстати, из тех, что я сам знаю, совпадали, лишь некоторые отличались. А кое-чего я просто не знал, потому что того же телевизора был небольшим любителем.

– Это срочно? – уточнила Настя.

– Да нет, вроде до завтра закончить надо бы, – сказал я, откладывая карандаш. – Все равно с утра на Ферму, заодно и отдам.

– Я на рынок сегодня хотела съездить, – пояснила она.

– Не вопрос, как скажешь, – ответил я с полной готовностью и энтузиазмом.

Рынок – святое, раз мы теперь семейной жизнью живем. Тем более что полуфабрикатов здесь нет, холодильников тоже, разве что зимой за окно в авоське еду вывешивать можно, птицам на радость. Через день приходится или на рынок или в магазинчик. Ну еще в общепите местном обедать можно, что мы чаще и делали: хорошо быть состоятельным парнем, спасибо мародерке, хоть и рисковое занятие до крайности.