Две половинки Тайны

– Утром и вечером, – заверила я.



Я забронировала номер в гостинице «Западная», той самой, где останавливался Егор.

Туда я прибыла через пять часов. Гостиница оказалась наполовину пустой, можно было попытаться занять комнату Егора, но я не помнила номер.

Была я там только однажды, когда забирала его вещи. Номер он оплатил на три дня вперед, значит, минимум три дня намеревался оставаться в городе.

На что собирался потратить столько времени? Ясно, что он за кем-то или за чем-то охотился. Возможно, Субботкин уже знает ответ на этот вопрос.

Комната была на третьем этаже, это все, что я помнила. И тоже поселилась на третьем.

Гостиница выглядела прилично, хотя звездами на фасаде похвастать не могла.

Номер оказался довольно большим. Оставив рюкзак возле двери, я немного прошлась, села на кровать.

На меня вдруг напала тоска. Может, потому что впервые за полгода мне предстояло жить в отеле, а не в своей квартире. Хотя к перемене мест я относилась легко, что неудивительно, учитывая кочевой образ жизни моего детства.

Я взглянула на часы.

Субботкин в это время наверняка отдыхает в кругу семьи. Большое свинство его беспокоить. И все-таки я набрала его номер. Просто сообщу о своем приезде.

– Я в гостинице «Западная», – поздоровавшись, сказала я.

– Оперативно. Начальство отпустило?

– У начальства свой шкурный интерес. Но об этом потом. Завтра сможем встретиться?

– А чего до завтра тянуть? Можно и сейчас.

– А как же заслуженный отдых?

– Жена с сыном в санатории. Одному тоска зеленая, но если тебе надо отдохнуть с дороги, перенесем на завтра.

– Ты же понимаешь, мне не терпится узнать, что случилось.

– Тогда встретимся в холле отеля. Буду примерно через полчаса.

Я приняла душ и через полчаса спустилась в холл. Двумя минутами позже явился Субботкин.

– Привет, – сказал он, хотел пожать мне руку, но рассмеялся и неловко обнял меня. – С женщиной куда приятнее обниматься.

– Ничего не имею против.

– Значит, ты не феминистка, это радует. Хотя временами смотришь так, что я начинаю побаиваться.

– Феминизм придумали мужики-лентяи, доверчивые женщины им поверили, и к домашним хлопотам получили восьмичасовой рабочий день. Я совсем не против, когда передо мной открывают дверь и подают пальто. Идем в бар. Ты на машине?

– Черт, о баре я не подумал.

– Жаль. Значит, будем пить кофе. Или чай.

– Может, тогда в ресторан? Это я из дома, а ты…

– По дороге перекусила.

В баре царила тишина. В глубине зала шепталась парочка, вот и все посетители. Бармен, заметив нас, оживился, но быстро сник, когда мы заказали по чашке чая.

Устроились мы в противоположном от парочки углу, Субботкин сделал глоток, посмотрел на меня и вздохнул.

– Вступительную часть считаем закрытой? – улыбнулась я.

Он усмехнулся, покачал головой.

– Помнишь, в каком номере жил Егор? – спросила я.

– В триста десятом.

– Серьезно? Меня как раз туда заселили.

– Совпадение?

– А что еще?


– В этом самом номере, как ты понимаешь, и нашли конверт. Вот с этой фотографией. – Он достал из кармана пиджака фото и протянул мне. – Сделал копию.

На фото в полупрофиль мужчина лет тридцати пяти. Снимали где-то на улице, мужчина смотрит в сторону. Суровое лицо, хотя черты, скорее, приятные, но несмотря на это, он вызывал смутную тревогу.

– И на обратной стороне был знак вопроса? – спросила я.

– Да. Во всю фотографию.

– Егор часто оставлял какие-то пометки на снимках, чаще всего восклицательный знак.

– И что это означало?

– Не знаю. Он терпеть не мог говорить о своей работе. Но вопросительный знак можно понять лишь в одном смысле.

– Кто этот человек?

– Или какую роль он играет в некой истории, – усмехнулась я. – Так кто этот тип?

– Нил Лукашов, родился в Литве, вместе с родителями переехал в Россию, в Калининград. Учился в Москве, работал в одной из столичных фирм, айтишник. Позже сотрудничал со многими фирмами. В нашем городе живет около трех лет.

– И что заставило его переехать сюда из Москвы?

– Наверное, решил сменить ритм жизни. А что? Одни стремятся в Москву, другие из Москвы. А для фрилансера не так важно, в какой точке мира находиться. При условии, что там есть интернет. Девять месяцев назад он попал в аварию, и теперь инвалид.

– Передвигается в инвалидной коляске?

– Передвигается он довольно шустро и на своих двоих. Травма головы. Перенес несколько операций, судя по всему, серьезных.

– И чем айтишник с травмой головы мог заинтересовать моего мужа? – спросила я.

Субботкин развел руками.

– У парня на редкость обычная биография. Сейчас у нас чертова прорва айтишников, и половина из них работает дома.

– Согласна. Но что-то тебе не понравилось? – внимательно глядя на Субботкина, сказала я.

– Не понравилось. Я, знаешь ли, привык доводить работу до конца. Короче, решил копнуть поглубже.

– И что?

– А ничего. На всем гриф «секретно».

– Выходит, он не простой айтишник.

– Вот именно. Я попытался подробнее узнать об аварии. Куда его привезли, откуда. Здесь тоже все весьма странно.

– А поконкретнее?

– Он поступил в больницу скорой помощи, что логично. Я наведался туда. Но такого пациента никто не помнит. Хотя по документам все чисто.

– Ну, много времени прошло. Могли забыть. Сколько за девять месяцев к ним поступило людей после аварии?

– Я тоже так решил. На следующий день мне позвонили от наших старших братьев. И посоветовали не лезть, куда не просят.

С минуту мы смотрели друг на друга.

– Получается, этот парень связан с ФСБ? – сказала я.

– Или у них в разработке. А я тот самый слон в посудной лавке.

– Вряд ли бы ФСБ обратилась к моему мужу.

– Вряд ли. Значит, был кто-то еще.

– Есть догадки?

– Нет. Кандидатов на эту роль, прямо скажем, немного. Как ты понимаешь, не те это люди, чтобы с ними конкурировать.

– Да уж, – кивнула и я спросила: – Егора убили?

– Ты видела, что написано в официальной бумаге. И у меня нет повода подозревать патологоанатома в том, что он исказил истину.

– Старшим братьям трудно отказать.