Двадцать лет спустя

Послышался гул, как от надвигающегося урагана.

В ту же минуту из двух переулков, прилегающих к дому, вылетели два отряда всадников, человек в десять каждый, и, сомкнувшись, окружили д’Артаньяна и Планше со всех сторон.

– Ого! – сказал д’Артаньян, обнажая шпагу и прячась за лошадь. Планше проделал тот же маневр. – Неужели твоя правда и они впрямь добираются до нас?

– Вот он! Попался! – закричали всадники и бросились с обнаженными шпагами на д’Артаньяна.

– Не упустите! – раздался громкий голос.

– Нет, монсеньор! Будьте покойны.

Д’Артаньян решил, что пора заговорить и ему.

– Эй, слушайте, – сказал он со своим гасконским акцентом, – чего вы хотите? Что вам надо?

– Узнаешь сейчас! – заревели всадники хором.

– Стойте! Стойте! – закричал тот, которого назвали монсеньором. – Стойте, говорят вам, это не его голос!

– То-то! – сказал д’Артаньян. – Что тут, в Нуази, все перебесились, что ли? Но берегитесь, предупреждаю вас; первому, кто приблизится на длину моей шпаги, – а она у меня длинная, – я распорю брюхо.

Предводитель подъехал к нему.

– Что вы тут делаете? – спросил он надменным голосом, привыкшим повелевать.

– А вы? – спросил д’Артаньян.

– Повежливее, не то вас проучат как следует! Если я вам себя и не называю, то все же требую, чтобы вы были почтительны к моему сану.

– Вы боитесь назвать себя, потому что командуете разбойничьей шайкой, – сказал д’Артаньян, – но мне, мирно путешествующему со своим лакеем, нет никаких причин скрывать свое имя.

– Ладно, ладно! Кто вы?

– Я назову вам себя, чтобы вы знали, где найти меня, сударь, принц или монсеньор, как вас там зовут, – ответил гасконец, не желавший, чтоб думали, будто он испугался угрозы. – Знаете вы д’Артаньяна?

– Лейтенанта королевских мушкетеров? – спросил голос.

– Этого самого!

– Конечно, знаю.

– Ну так вы, верно, слышали, что у него крепкая рука и острая шпага?

– Вы господин д’Артаньян?

– Я!

– Значит, вы приехали сюда защищать его?

– Его … Кого его?..

– Того, кого мы ищем.

– Я думал попасть в Нуази, а попал, кажется, в царство загадок, – сказал д’Артаньян.

– Отвечайте же, – сказал тот же надменный голос, – вы его ожидали здесь под окнами? Вы приехали в Нуази, чтобы защищать его?

– Я никого не жду, – сказал д’Артаньян, начиная терять терпение, – и никого не собираюсь защищать, кроме самого себя; но уж себя-то, предупреждаю вас, буду защищать не шутя.

– Хорошо, – сказал голос, – ступайте отсюда, очистите нам место.

– Уйти отсюда? – сказал д’Артаньян, планы которого нарушались этим приказанием. – Не так-то это легко: я изнемогаю от усталости, и моя лошадь тоже; разве что вы предложите мне ужин и ночлег поблизости.

– Мошенник!

– Эй, сударь, осторожнее в выражениях, прошу вас, потому что если вы скажете еще словечко в этом роде, то, будь вы маркиз, герцог, принц или король, я вам вколочу ваши слова обратно в глотку, слышите!

– Ну, ну, – сказал предводитель, – невозможно ошибиться, сразу слышно, что говорит гасконец и, значит, не тот, кого мы ищем. На этот раз не удалось! Едем! Мы с вами еще встретимся, господин д’Артаньян, – заключил предводитель, возвышая голос.

– Да, но уже не при таких удобных для вас обстоятельствах, – сказал насмешливо гасконец. – Быть может, это будет средь белого дня и вы будете один.

– Ладно, ладно! – сказал голос. – В дорогу, господа!


И отряд всадников, ворча и ругаясь, исчез в темноте, повернув в сторону Парижа.

Д’Артаньян и Планше стояли еще некоторое время настороже; но так как шум все удалялся, они вложили шпаги в ножны.

– Видишь, дурень, – спокойно обратился д’Артаньян к Планше, – они вовсе не до нас добирались.

– А до кого же тогда? – спросил Планше.

– Ей-ей, не знаю! Да и какое мне дело? У меня другая забота: попасть в монастырь к иезуитам. Ну, на коней, и постучимся к ним! Будь что будет, не съедят же они нас, черт побери!

И д’Артаньян вскочил в седло.

Планше только что сделал то же самое, как вдруг на круп его лошади свалилась неожиданная тяжесть, от которой лошадь даже присела на задние ноги.

– Эй, сударь, – закричал Планше, – сзади меня человек сидит!

Д’Артаньян обернулся и в самом деле увидел на лошади Планше две человеческие фигуры.

– Нас сам черт преследует! – воскликнул он, обнажая шпагу и собираясь напасть на новоприбывшего.

– Нет, милый д’Артаньян, – ответил тот, – это не черт, это я, Арамис. Скачи галопом, Планше, и в конце деревни сверни влево.

Планше с Арамисом за спиной поскакал вперед, и д’Артаньян последовал за ними, начиная думать, что все это фантастический и бессвязный сон.





Глава X

Аббат Д’Эрбле




В конце деревни Планше свернул налево, как ему приказал Арамис, и остановился под освещенным окном. Арамис соскочил на землю и трижды хлопнул в ладоши. Тотчас же окно растворилось, и оттуда спустилась веревочная лестница.

– Дорогой друг, – сказал Арамис, – если вам угодно подняться, я буду счастлив принять вас.

– Вот как! – сказал д’Артаньян. – Всегда у вас так входят в дом?

– После девяти вечера поневоле приходится, черт возьми! Монастырский устав очень строг!

– Простите, мой друг, мне послышалось, вы сказали «черт возьми»?

– Право? – засмеялся Арамис. – Это возможно; вы не можете себе представить, дорогой мой, сколько дурных привычек приобретаешь в этих проклятых монастырях и какие скверные манеры у всех этих отцов, с которыми я принужден жить. Что же вы не поднимаетесь?

– Ступайте вперед, я за вами.

– «Чтоб указать вам дорогу, ваше величество», – как сказал покойный кардинал покойному королю.

Арамис проворно вскарабкался по лестнице и в одно мгновение очутился в окне.

Д’Артаньян полез за ним, но медленнее; видно было, что пути такого рода были ему менее привычны, чем его другу.

– Извините, – сказал Арамис, заметив его неловкость, – если б я знал, что вы окажете мне честь своим посещением, я приказал бы поставить садовую лестницу; а с меня и такой хватает.

– Сударь, – сказал Планше, когда д’Артаньян почти уже достиг цели, – этакий способ хорош для господина Арамиса, кой-как годится для вас, да и для меня тоже, куда ни шло. Но лошадям по веревочной лестнице ни за что не подняться.

– Отведите их под тот навес, мой друг, – сказал Арамис, указывая Планше на какое-то строение, стоящее среди поля, – там вы найдете для них овес и солому.

– А для меня? – спросил Планше.

– Вы подойдете к этому окну, хлопнете три раза в ладоши, и мы спустим вам съестного. Будьте покойны, черт побери, здесь не умирают с голоду. Ступайте!

И Арамис, втянув лестницу, закрыл окно.

Д’Артаньян с любопытством осмотрел комнату.

Никогда еще не видел он более воинственно и вместе с тем более изящно убранного помещения. В каждом углу красовались военные трофеи – главным образом шпаги, а четыре большие картины изображали в полном боевом вооружении кардинала Лотарингского, кардинала Ришелье, кардинала Лавалета и бордоского архиепископа. Правда, кроме них, ничто не напоминало о том, что это жилище аббата: на стенах шелковая обивка, повсюду алансонские ковры, а постель с кружевами и пышным покрывалом походила больше на постель хорошенькой женщины, чем на ложе человека, давшего обет достигнуть рая ценой воздержания и умерщвления плоти.

– Вы рассматриваете мою келью? – сказал Арамис. – Ах, дорогой мой, извините меня. Что делать! Живу как монах-отшельник. Но что вы озираетесь?

– Не пойму, кто спустил вам лестницу; здесь никого нет, а не могла же лестница явиться сама собой.