Два полцарства

Его холодный ответ оказался неожиданно уместным на фоне того, о чем я собиралась говорить:

– Дмитрий, у меня к вам… У меня к тебе есть просьба. Видишь ли…

Я осеклась, поскольку он остановился и толкнул дверь, широко махнул рукой приглашающим жестом, пропуская меня внутрь. Я бегло осмотрелась: здесь действительно было намного уютнее, какая-то изящная мебель, кровать, дверь в ванную. И решетки на окнах. Сомневаюсь, что они еще вчера были в гостевой комнате. Хотя откуда мне знать, как здесь к гостям относятся? Я обернулась к мужчине, вошедшему за мной следом и приподнятой светлой бровью обозначающего, что ждет продолжения.

Я невольно начала краснеть, но говорила, глядя в пол:

– У меня начались женские дни, Дмитрий. Мне нужны… средства гигиены или хоть какая-нибудь тряпка… Вы… ты должен понимать.

Наверное, он понимал, просто ему было перпендикулярно. Отчетливо говорила об этом бровь, которая так и не изменила своего положения.

– М-да. Не сексуально. Егор тебя так напугал, что ты решила на уровне физиологии отпугнуть от себя всех приматов мужского пола? Поздравляю, тебе удалось. Сейчас как представлю себя бегающим по магазинам в поисках тампонов для Камелинской дочки – либидо пол готово пробить, зато смех разбирает. Нет, родная, на подобную работу я не нанимался.

Произнесено это было на одной ноте без капли упомянутого смеха, а я едва сдержала всплеск раздражения: уж точно не следует еще и злить его, а голос прозвучал сдавленно, хотя бы от того, что мне приходилось говорить это вслух:

– Я еще меньше в восторге. Особенно от того, что приходится это объяснять. Будто мне и так мало досталось.

Он уже улыбался, смущая этим меня еще сильнее. У него на самом деле живая мимика, мгновенное переключение между полным равнодушием и веселой вовлеченностью. Быть может, просто равнодушие мнимое?

– А пока тебе ничего не досталось, царевна. Достанется еще, это как пить дать, так что прибереги потенциал истерик для более подходящего момента.

Сказав это, развернулся и ушел. Я только после этого разрешила себе сжать кулаки и провыть сквозь сжатые зубы, проклиная на этот раз саму себя. Могла бы и догадаться, что со мной здесь цацкаться не станут, зачем лишний раз унижалась? Побежала в ванную, придумала хоть какой-то способ выкрутиться. Нашла там рулон туалетной бумаги и кусок мыла. Шорты от пижамы пришлось отстирывать и вешать для просушки там же. В комнате почти не было вещей – вероятно, ничего специально не оставили, чтобы я не могла навредить себе или кому-то из похитителей. Остановила очередную волну слезливости, помылась, уместила сложенную бумагу в трусики и буквально заставила себя порадоваться: в предыдущей каморке все было бы намного хуже и позорнее. Здесь вон хоть как-то… и кровать имеется, без постельного белья и одеяла, но это уже намного удобнее, чем голый матрас на полу. Улеглась, поджала коленки под живот и тихо, тихо заскулила, утешая или развлекая себя этим звуком.

Про завтрак и про то, что голодом меня морить не собираются, я вспомнила лишь в тот момент, когда дверь вновь открылась. Дмитрий вошел и поставил на тумбу поднос. На этот раз на тарелке лежала пара булок, а рядом стакан. Мой надзиратель выпрямился и бросил на кровать рядом со мной мягкую пачку с прокладками. Я вздрогнула от удивления, заставила себя сесть и выдавить:

– Спасибо.

– Вот за это ты мне стопудово останешься должна, – отозвался он. – Сама антисекс, и меня таким же делаешь. Ешь быстрее, я потом заберу посуду.

– Чтобы я заточку из железной миски не смастерила? – съязвила я и пересела на табурет к тумбе.

Пыталась не думать о том, в каком виде нахожусь, ведь даже шорты пришлось оставить в ванной. Меня почти ощутимо тошнило от стыда и его присутствия. Дмитрий проследил за моим движением, а потом завалился на кровать. Улегся на спину и подложил руку под голову. Я ела булки, запивала молоком и поглядывала в его сторону, заочно благодаря хотя бы за то, что не пялится.

Он говорил задумчиво, будто бы сам с собой рассуждал, хотя и обращался ко мне:

– Где же мы прокололись, Ангелина Викторовна? Тебя нет больше суток, но твой отец не орет под нашими воротами, не рвет на себе волосы и не собирает армию. Если наши люди не ошибаются, он даже со своего курорта еще не вылетел. Продолжает наслаждаться медовым месяцем. Не объяснишь такую странность? Или ему все-таки никто не доложил о произошедшем? Что же это за охранник, который первым же делом не оповестил шефа?

Я едва не подавилась булкой, закашлялась. Но за несколько секунд поняла, что этот поворот и можно использовать в свою пользу. Или хотя бы для того, чтобы прощупать почву:

– Меня это тоже удивляет, Дима, – мне очень не хотелось называть негодяя по имени, но я где-то читала, что так проще расположить к себе человека – а мне жизненно важно было его к себе расположить. – Я вообще боюсь, что отец не станет платить за меня выкуп. Он меня в свои дела не посвящал, я без понятия, что произошло между ним и Егором Александровичем. И у нас с ним не настолько теплые отношения, чтобы предсказать его реакцию на ваши требования…

Он скосил на меня взгляд и только по прищуру можно было догадаться, что он мгновенно сосредоточился:

– Продолжай.

Я кивнула. Вдруг даже задышалось легче, когда хоть какой-то план оформился:

– Конечно, перед своими друзьями и бизнес-партнерами он ведет себя иначе, вот все и думают, что он пылинки с меня сдувает. Я вообще не надеюсь, что он заплатит за меня хоть копейку. Я не сын, как видишь, то есть не предел мечтаний человека с такой индустрией. И если он даже выкуп не заплатит, то можешь себе представить, как сильно опечалит его моя смерть. Расстроится он, возможно, но не до такой степени, чтобы волосы на себе рвать.

Он смотрел на меня неотрывно, я тоже из последних сил не отводила взгляд, успевая хвалить себя за смекалку. Лишь бы теперь не струсить и не поддаться лишнему волнению. Потому отвлекалась, представляя хмурое и отстраненное лицо Виктора Петровича. Дмитрий говорил теперь медленнее, явно попутно анализируя услышанное:

– Да, так тоже бывает. И я прекрасно понимаю, к чему ты ведешь: если он откажется платить, то мстить ему через тебя – только руки пачкать. А еще ты почти открыто говоришь, что самое милое дело – тебя отпустить. Можно даже до дома не подвозить и не извиняться за доставленные неудобства. Но ты же не можешь быть настолько тупой, царевна? Во-первых, для начала нужны стопроцентные доказательства твоих предположений. А во-вторых, если ты права, то ты получаешься третьей стороной в нашем конфликте – и нет никаких гарантий, что ты тут же не полетишь в полицию. Вот папаша твой не полетит, а ты – запросто.

Я все-таки разнервничалась, голос начал слегка дрожать:

– Я прекрасно понимаю, что в полицию нет смысла обращаться, я же дочь Камелина! Все уже куплено. И у вас, и у отца. А может, он меня ненавидит до такой степени, что вы ему даже услугу окажете, если меня убьете?

– Допустим, допустим… И такое бывает, особенно в этом светском обществе, никак не привыкну, хоть и с рождения в нем. Но ты все-таки единственная наследница. Или он вечно жить собрался?

Я сделала вид, что все еще не наелась, уставилась в стену, пережевывая кусочек булки. Как по минному полю иду! Надо говорить и отвечать, все идет верно, лишь бы всеми ответами в самую точку попадать и давать исчерпывающее объяснение. Камелин в настоящей Ангелине души не чает, но сложно представить, что он собирается передавать бизнес ей. Девушка занималась чем угодно, но только не учебой и не подготовкой к наследованию финансовой империи, да еще и с криминальными прожилками. Быть может, ее отец ждал зятя? Наверняка ждал, ведь не зря Ангелину от мужского внимания оберегал. Виктору явно хотелось выдать дочь замуж за самого лучшего, и не только потому, что она его любимая доченька. Эта версия казалась самой логичной, ее я и озвучила:

– Он передаст бизнес моему мужу. Папа даже на свидания мне запрещает ходить, потому что он сам будет выбирать достойного и не позволит мне наделать ошибок. А вот в случае моей смерти ему не придется вообще ничего юридически улаживать – по завещанию отдаст любому своему подчиненному, которого посчитает самым перспективным. Может, он уже давно присмотрел кандидата из своих подчиненных? Кого-нибудь талантливого, умного и, что намного важнее, мужского пола.

Дмитрий резко сел, все так же глядя на меня:

– Допустим, и это так, – отозвался он. – Допустил бы, не иди речь о Камелине. Уверен, после того, что было, он скорее удавится, чем передаст хоть копейку кому-то левому. Таланты и ум никакой в этом роли не играют. Муж твой – еще куда ни шло, но тоже не родная кровь. А вот внук – это уже другой разговор. Вот в такие планы уже легче поверить.

Я пожала плечами. Может, и внук. Какая разница? Быстро выяснилось, что разница есть. Дмитрий встал, подхватил поднос, рассуждая на ходу и вновь начиная улыбаться:

– Сейчас вопрос в том, не вешаешь ли ты лапшу на уши. Если же нет, то надо будет сдержать Егора от поспешных решений. Это реально тупо – потрошить тебя, если твоему отцу будет плевать. А вот заделать тебе ребенка… хм, а выйдет прикольно. Ты и твои дети в любом случае наследуют хотя бы часть бизнеса, Камелин будет волосы рвать – так или иначе. Лучше бы иначе, конечно, но из любой ситуации есть несколько выходов.

– Что?! – я затряслась от услышанного и вскочила на ноги.

– Ничего, – ответил спокойно и направился к двери. – Просто рассуждаю вслух. Это же лучше, чем просто сдохнуть или быть девочкой для битья, пока не сдохнешь? Хотя мнения Егора я пока не знаю, он может и побрезговать – ведь это будет и его ребенок тоже. Да и с тобой потом всю жизнь возиться… в общем, пока писами на воде вилено. Но ты считай, что это вариант лучше.


Я не была уверена, что лучше. Хотела выкрутиться, а натолкнула его на совсем ужасную идею. И это еще при условии, что Камелин просто откажется платить, а не заявит, что я вообще к нему никакого отношения не имею. Тогда меня придушат и закопают вон в том лесу, который из окна так хорошо виден, а вспоминать будут только за то, что их бесценное время на себя потратила. Меня выдернул его голос из жутких размышлений:

– Все равно пока ничего не клеится. Потому живи и радуйся, пока живешь и имеешь возможность радоваться.

– Что у тебя там опять не клеится? – я хмурилась, глядя в пол и ища еще какие-нибудь решения.

– Маникюр твой.

– Что? – я повернула к нему голову.

– Маникюр твой не клеится, – Дмитрий стоял в дверном проеме вполоборота. – Я легко могу поверить, что твой отец тебя не любит – всякое бывает. Но вряд ли он стал бы экономить на таких мелочах.

– А… а что с ними не так?

– Все так, – он неожиданно очень тепло улыбнулся и вышел за дверь.

Я еще полчаса рассматривала свои ногти. Аккуратно подстриженные, без лака – но это же мелочи? Или не мелочи? Могут меня раскрыть только из-за отсутствия дорогого маникюра, и можно ли издалека и с уверенностью эксперта отличить дорогой маникюр от самодельного? Все полчаса я пребывала в оцепенении, забыв обо всех своих планах, а думая лишь о том, что с обычной девкой, которая всех похитителей знает в лицо, церемониться будут еще меньше, чем с дочкой ненавистного Камелина.

Интересно, кто-нибудь в истории человечества умирал только из-за того, что у него ногти были недостаточно отшлифованными?





Глава 6




Единственное, что мне стало окончательно понятно: хороших выходов из этой ситуации нет. Узнают правду – убьют на месте. И мне, далекой от криминала, известна поговорка про не живущих долго свидетелей. Не узнают – отдадут Егору Александровичу для воспроизведения наследников Камелинских капиталов. А ежели его величество побрезгует, то отдадут всем по очереди, чтобы компенсировать моральные издержки. И еще большой вопрос, в каком из этих случаев умирать я буду мучительнее.

За пару часов мне удалось успокоиться и начать хоть немного соображать. В какую бы панику я тут ни впадала, но следовало признать: пока никаким жутким истязаниям меня не подвергали, если забыть несколько первых часов. Кормят хорошо, держат в сухости и тепле. Что уж там, гостевая комната вполне уютна. Полчаса назад какой-то мужик с огромными габаритами и наиглупейшим лицом притащил махровый халат, одеяла с подушками, бросил молча на кровать и вышел. То есть ничего хорошего со мной не происходит, но адом мое положение тоже лучше не называть, чтобы не накликать. И слишком мало информации, чтобы понять ход мыслей похитителей окончательно.

Обед мне принес тот же мужик, но на этот раз я решительно спросила:

– А Дмитрий где?

– Уехал он, – буркнул громила. – Чё те?

Он говорил очень грубо и будто нарочно сокращал слова – такую речь мне приходилось слышать в родном городе от околоподъездной шпаны. Этот явно вышел из подросткового возраста и оттого звучал еще более карикатурно. И вопрос – если не придираться к интонации – это же самый настоящий вопрос: что мне нужно. Я решила посчитать его знаком для дальнейшего общения:

– Ничего. Спасибо тебе хотела сказать. За одеяло.

– Да мне по барабану. Жри давай, через пятнадцать минут тарелки заберу.

И вышел. Вот в этом-то и крылась суть – кто именно распорядился о дополнительных вещах: Дмитрий или Егор. Егор выражался намного эмоциональнее и ругался, Дмитрий всегда был бесконечно спокоен. Но по некоторым оговоркам я могла сделать вывод, что Егор более щепетилен и в подобных мероприятиях, каковое происходит сейчас, новичок. Именно по его приказу само мое положение улучшилось, хотя на словах он только запугивал. Грязную работу, если я все правильно расслышала, берет на себя Дмитрий. И как-то легко представилось, что он и убить может, глазом не моргнув, но притом вряд ли станет грубить. Подобный характер опаснее и неприятнее. Но прокладки он мне все же принес, явно пришлось для этого куда-то съездить. Это для того, чтобы я тут все не испачкала, или признак сострадания? А грубость Егора – это признак жестокости или желание скрыть, что дальше словесных угроз он и сам идти не хочет? Мне понятно не было, и потому так было любопытно: кто из них в этот раз распорядился о моем комфорте.

К сожалению, у меня были дела важнее, чем ответ на этот вопрос. Я прощупала решетки на окне. Усмехнулась, представив, как пилю их годами пилочкой для ногтей. И через каких-нибудь тридцать лет оказываюсь на свободе. Для этого плана не хватало только пилочки, потому я от него отказалась. В ванной окошко наверху – слишком узкое, чтобы в него протиснуться, даже если бы мне удалось туда добраться.

В двери врезной замок, который захлопывается и открывается ключом снаружи. Изнутри тоже можно открыть, если бы у меня были шпильки и соответствующие навыки. Охраны в коридоре нет. Не настолько уж я героически выгляжу, чтобы выставлять кордоны. В этом крыле, по всей видимости, вообще комнаты не заселены – создалось такое ощущение, когда меня сюда вели. Но в этом я могу сильно ошибаться.

Все же решила рискнуть. Попадусь – убьют. Но ведь меня в любом случае убьют, немногое теряю. Мужик на полдник принес мне молоко с печеньем, я занырнула за его спину к двери и успела воткнуть свернутую туалетную бумажку в щель между дверью и проемом. Он обернулся, нахмурился.

– А тебя как зовут? – не растерялась я. – Я здесь, кажется, надолго, от скуки помру, если ни с кем общаться не буду.

Он выглядел как облагороженный неандерталец – узкий лоб, маленькие глаза и широкий нос картофелиной, а костюм-тройка будто бы в этот кадр попал из другой киноленты. Само очарование. Про таких обычно думают, что они тупы как пробки, но не всегда это соответствует действительности. И желанием общаться он явно не горел:

– Отстань. Не положено.

Отрезал, так и оставив меня в неведении, что именно «не положено». А вот дверью хлопнул качественно – бумажка не помогла, и замок защелкнулся до конца. Требуется комок поплотнее, и лучше его в щель забить, чтобы не вылетел сразу. А потом еще и дверью со своей стороны чуть ударить, чтобы громила не заметил, что замок не защелкнулся – если мне так повезет, что он не защелкнется. Но для всей этой процедуры явно мало времени, пока он несет поднос до тумбы…

Ужин мне принес Дмитрий – я даже не попыталась что-то предпринять в его присутствии. Если про бугая еще теплилась надежда, то этот точно не мог быть невнимательным – лучше не рисковать.

– Все нормально? – он спросил перед тем, как уйти. Показалось, что он спешит, и зашел только глянуть, жива я тут и на месте ли.

– Да! Отец не звонил?

Мужчина ушел, не ответив, но и посуду не забрал. Значит, скоро кто-то снова придет. Я приготовилась – и на этот раз к моей удаче явился тот же неандерталец.

– У меня там унитаз засорился, – я указала на ванную. – Посмотри, пожалуйста, а то потоп устрою.

Бугай хмуро глянул на меня, помялся, но все же прошел в ванную. Я метнулась к двери, вынула приготовленную свернутую бумажку и вилку, которую только что взяла с подноса, ею будет удобнее пропихнуть дальше. Но разочарованно выдохнула – дурной план, совсем дурной. В принципе, есть мизерная вероятность, что дверь не захлопнется до конца, но для такого результата мне нужно миллион опытов провести! Да и пока пихать буду, он в любом случае заметит, а если побегу, то догонит в два гигантских прыжка.

– А чё ты тут швырнула? – поинтересовался бугай, рассматривая в унитазе засор, но явно не собираясь туда лезть руками.