Дурман для зверя

— Не сметь! — раздалось повелительное рявканье из распахнувшейся парадной двери, и Милютин быстро вышел из дома. — Вон все!

Он сбежал по ступенькам и пошел на мать без остановок, как будто намеревался снести.

Я выступил вперед, желая заслонить, но она пихнула меня в плечо с огромной силой, в прямом смысле отбрасывая прочь.

— Не лезь сейчас, Захар, — рыкнула коротко и тут же вмазала подскочившему Федору по лицу, так что его аж шатнуло в сторону.

— Тебе всегда нравилось пожестче, детка, — хрипло прокаркал он, размазав кровь на разбитой скуле, и вдруг заржал, как псих. — Надо же, каких-то пять лет всего прошло с последнего раза! Мы начинаем встречаться все чаще, дорогая?

О чем это он?

— Родион! — чуть наклонившись в сторону, позвала мать.

— Мальчик не может выйти, хищница моя, — ухмыльнулся Милютин, начав обходить ее по кругу, явно пожирая глазами и никак не реагируя на мое предупреждающее рычание. — Он на данный момент ограничен в передвижениях, знаешь ли.

— Сына мне отдай! — показала зубы ему мадам Уварова.

— Не раньше, чем второй твой сын вернет мою дочь!

Какого хрена?

— Где Аяна?

— А где Аяна, господин Уваров? — издевательски скопировал мой вопрос Милютин, при этом так и не оторвав глаз от женщины перед ним. От запаха его похоти и торжества задохнуться можно. Вот только откровенное вожделение излучал не он один.

— Она пропала? Как ты допустил такое? — Плевал этот волчара на мои сотрясания воздуха.

— Отдай моего сына и оставь детей в покое, — отчеканила мать. — Хочешь меня? Ну так таким образом тебе ничего не добиться!

— О нет, Софи, тебя хотеть я уже давно перестал. — Да кого ты пытаешься обмануть, мужик. — Теперь я хочу только твоей боли.

— Ну-ну, подойди тогда и попробуй достать меня лично, — отзеркалила ухмылку Федора мать, дернув пояс халата. — Ты всегда был слабаком, не способным подмять меня, щенок, жалко клянчил, вместо того, чтобы подмять. И сейчас терзать надумал тех, кто ни при чем, вместо того чтобы бросить вызов мне.

— Щенок вырос, драгоценная ты моя дрянь, — проскрипел ломающимся голосом альфа.

— Это еще доказать нужно. За моих детей я тебя порву.

— Один из них и мой тоже. И черта с два я тебе позволю и дальше хранить это в тайне.

— Да плевала я теперь на тайны! Они не дороже жизни близких.

— Мама! — окликнул я, но получил лишь отсылающий повелительный взмах меняющейся руки. Происходящее перешло на уровень только между нею и ее истинным — ясно как день. Но это не значит, что я не буду тем, кто не подстрахует, если подонок забудется и перейдет границы.

Не разрывая визуального противостояния, эти двое сменили ипостась. Чернющий волк Милютина был не меньше золотистой волчицы матери, что само по себе удивительно. Оскалившись, самка яростно бросилась на самца, и он позволил опрокинуть себя на спину и оставить несколько укусов, прежде чем сбросил и прижал теперь к земле ее. Они перекатывались, рыча и кусаясь, но нужно быть слепым, чтобы не увидеть — начавшийся со свирепости поединок стремительно превращался в нечто совершенно иное, не менее интенсивное, присутствовать при чем посторонним не нужно. Да и ароматы, исходившие от противников, кричали об истинном положении дел. Мгновение спустя два зверя сорвались с места, уносясь в глубь придомового парка, и вряд ли последовать за ними будет уместно.

Я остался один с десятком так же ошарашенно взирающих на меня волков, отошедших по приказу своего альфы подальше.

— Я пришел за своей истинной и братом. Не советую вам пытаться остановить меня.

Бегом я кинулся в дом, огляделся и принюхался перед лестницей в холле, стараясь уловить нужные запахи. Аяной пахло как-то очень слабо наверху, как и Родькой. Его отчетливый след тянулся из-за двери на первом этаже, которая, по идее, должна была вести в хозяйственные помещения. К тому же оттуда и доносился звук глухих ударов, как будто кто-то монотонно долбил по железу. В коридоре, в конце которого был, очевидно, вход в подвал, стук стал отчетливее, и я различил даже глухой голос брата, что требовал выпустить его.

Забив на ступеньки, я спрыгнул сразу вниз, очутившись перед добротной металлической дверью с парочкой тяжелых запоров снаружи, но, слава богу, без врезанных и запертых замков. Милютин настоящим узилищем не озаботился.

Родион вывалился на меня, едва не повалив, потому что все время действительно ломился в эту дверь и орал, судя по сипению.

— Захар? — опешил он, останавливая свой кулак, летящий мне в челюсть. — Братан! Как ты зде… А ладно, похрен! Мужик, Аяна пропала. Этот гондон Арутюнов умудрился просрать ее в городе, а Милютин решил, что это мы подстроили, и меня сюда… Он истинный матери, клянусь! Блин, но реально, как ты сюда попал? Тебя…

— Стоп! — остановил я его торопливую речь. — Аяна и правда пропала?

— Ага. Поимела этого лоха Славика и свалила, — кивнул Родька и расплылся в глупой улыбке. — Моя сестренка крута. Ее уже почти сутки ищут волки милютинские, и хрен им!

Крута, конечно, вот только где она и в безопасности ли? Аяна, адова ты моя кукла, ты на свободе сутки и не подумала связаться со мной. Глупо было бы рассчитывать на это, ну а вдруг…

— Поехали!





Глава 44





— Эй, подожди! — Рыжик, подобравший меня на дороге и высадивший рядом с перекрестком, названном Серафимой, выскочил из машины следом и догнал, протягивая листок. — Тут это… ну, мало ли. Позвони как-нибудь. Или давай вообще ко мне. Я не какой-то там, приставать не бу…

— Спасибо за то, что остановился и подвез. — Я торопливо выдернула бумажку из его рук, уже почти стуча зубами от пронизывающего ветра и нервов. — Обязательно позвоню.

— Может, куртку давай…

— Нет, спасибо! — отмахнулась я не слишком любезно, к своему стыду, и рванула в толпу.

Мне не хотелось, чтобы случайный помощник увидел меня с Серафимой. В наше время не хрен делать отследить по камерам, в какую машину я занырнула, найти его и вытянуть все, что смог запомнить. Так что я постаралась скрыться с его глаз побыстрее. Добежав до уговоренного места, остановилась, оглядываясь и чувствуя себя не только дико замерзшей, но и отвратительно уязвимой. Серафимы нигде не было видно, а вот на меня, стоявшую столбом дуру в узких дорогих джинсах и тонкой брендовой блузке, то и дело оглядывались одетые в шубы и пуховики прохожие. Торчу тут, как блоха на лысине, приходите и хватайте. А если моя бывшая дрессировщица не приедет? Ну забьет на меня и все, сдалась я ей, не обяза…

— А раздетая-то почему?! — строго спросила Серафима прямо над ухом, и я шарахнулась от неожиданности. — Господи, Аяна, неужели Уваров?

— Что? — не сразу сообразила я, но вспомнила про свою рассеченную при падении скулу и заляпанную кровью с нее одежду. Ну, может, народ и не только из-за странной формы одежды на меня косился. — Нет, он не при чем! Я сама. Упала.

— Хорошо, — нахмурилась великанша. — А то я уж подумала, что очень сильно ошиблась в этом мужчине. А ну-ка!

Она быстро сняла с себя теплую куртку и напялила на меня, укрывая прямо с головой, и крепко обхватила за плечи, готовая повести куда-то, но я не сдержалась и заскулила, сталкивая ее руку.

— Я приземлилась чуток неудачно, — пояснила морщась.

— Посмотрим.

Очень быстро мы дошли до ее машины и спустя минут десять уже остановились перед дверями салона с необычным названием «Мудрая змея».

— Так, Аяна, давай я тебя осмотрю, а ты мне все расскажешь, — почти в приказном тоне велела женщина, заведя меня внутрь. — Если хочешь, конечно.

Пахло благовониями или маслами какими-то, черт разберет, интерьер был весь такой восточный. Но мое внимание пока плавало от обилия адреналина, чтобы всерьез осматриваться.

— Спасибо, что не отказались забрать меня, Серафима, — отморозилась я наконец-то. — Я сама могу… Ой!

Попытка поднять руку с ушибленной стороны, чтобы раздеться самостоятельно, принесла ту еще боль.

— Стой ты, в первый раз, что ли! — прикрикнули на меня строго.

— Погодите! Вы ведь не сдадите меня Захару? — Блин, вот я тормоз, почему об этом сразу не подумала вгорячах?

— Разве только ты сама этого пожелаешь. — Ну вот еще! С чего бы? Вроде того, что я тащусь менять одно заключение на другое. — Наше с ним сотрудничество закончилось, а ты обратилась ко мне за помощью как к другу.

— А вы мне… друг?

— Если ты этого хочешь, готова мне доверять и быть откровенной.

— Обязательное условие, типа?

— Да, если ты действительно пришла за помощью, а не за приютом. В этом тоже не откажу, лезть не стану.

— Ай! — Сильные пальцы обследовали мое плечо и бок.

— Вправить надо, — резюмировала Серафима.

— Я в больницу не пое… У-у-а-а, бля, больно же! — Звук, сопровождавший мгновенную манипуляцию мучительницы, был тот еще, но моментально стало легче.

— Следи за языком, девочка. Нельзя было тянуть, прости. Так, я твои вещи в стирку отправлю, держи халат и садись на кушетку.

— Допрашивать будете?

— А как же! Но не прямо сейчас.

— А когда?

Серафима пожала плечами, глядя в упор, и мне вдруг померещилось, что зрачки у нее вытянулись, замерцали, и при этом навалилась непонятная усталость и слабость, будто накрыло тяжелым ватным одеялом.

— Что происходит?

— Все хорошо, девочка. Просто тебе немного бы отдохнуть и мозги прочистить.

— По… че… му… — Все, мой язык отказал, и сознание уплыло.

В себя я пришла от массажа головы и сонно замычала от необыкновенно приятного ощущения и расслабленности, охвативших все тело и сознание.

— Получше? — спросила Серафима надо мной, продолжая творить эти восхитительно умиротворяющие вещи с моей черепушкой.

Я сразу вспомнила обстоятельства своей отключки, но было так лениво и спокойно, что желания взвиться как в задницу ужаленной, вопя о «нечестности» приемов не было абсолютно. Как же я измотана и обессилена в последнее время. Особенно последние недели.