Дурман для зверя

— Блин, обуйся! Шастаешь тут босой! — заворчал я на него.

— Да фиг с ним! — отмахнулся он, совсем как в детстве. — Ты мне скажи, что мы делать будем? Алана же может нам… ну, в смысле, мне предъявить. Типа попытка изнасилования.

— Черта с два она станет это делать. А вот нам есть что ей в вину поставить. Как ни крути, это вполне себе на отравление тянет.

— Скажешь тоже, отравление, — фыркнул брат. — Наверняка какой-нибудь афродизиак раздобыла, страсть разжечь, и все такое.

— И все такое? А теперь представь, какое оно было бы, не окажись меня дома или если бы тебя не вырубил. Ты же не в себе был. Мог и до смерти затрахать, если бы она не обернулась и сдачи не решила дать. А выкатился бы весь этот ваш кошачий концерт за пределы квартиры, и сколько бы продлился — кто знает? Перспектива, что соседи вызвали полицию и тебя застрелили бы, как бешеное животное, радует? А могли и вовсе без ментов обойтись. Ты в курсе, какая коллекция оружия у соседа моего по этажу Самойлова? Да он из тебя решето бы сделал мигом.

Само собой, мы могли пережить большинство ранений, кроме разрывной пули прямо в сердце или голову. Восстанавливались не так быстро, как показывают в дурацком человеческом кино, но все же в десятки раз скорее, чем человек. Серебро, застрявшее в теле, тоже могло стать серьезной, даже смертельной проблемой, но кто же сейчас серебряные пули-то отливает, да и медицина на высоте. Но ничего из этого не отменяло вероятности эпичного гемора, в который все могло вылиться.

— Ну, если с такой точки зрения на это посмотреть… — насупился брат. — Только знаешь… Вам ведь реально жить потом вместе, а я, по сути, сам к тебе на постой навязался, и, выходит, в ее расчеты не входил, значит, не хотела она ничего плохого…

— Ты к чему это сейчас мямлишь?

— К тому, что если она не в обиде, то на меня вообще наплюй. Она твоя будущая жена, я и извиниться перед ней не переломлюсь, лишь бы у вас все нормально потом…

Я моргнул пару раз, уловив некую незнакомую или же давно забытую, что ли, тесноту за ребрами от его слов.

— Да забей! — Я глянул на часы, не желая продолжать разбор этой неприятной темы или анализировать неожиданное беспокоящее тепло в районе сердца. — Полтретьего. Давай по койкам!

Родион еще что-то пытался бубнить, извиняясь, но я отмахнулся. Мне тут наедине с самим собой все переварить необходимо.

На Алану за ее попытку манипулировать мною таким образом я не злился. Ради бога, по своей работе мне случалось иметь дело с такими внутрисемейными терками людей и оборотней определенного круга, что ее сегодняшняя выходка — невинная шалость. Ну нетерпячка у дуры-бабы, хочется ей определенности, чего уж тут, расстрелять ее? Сто процентов из ста даю, что на нее мать давит, как на меня моя. Они у нас две те еще яростные поборницы идеи поддержания в достойном количестве популяции метаморфов и отказа смешения нашей крови с простыми перевертышами. Естественно, зацепило по ходу брата, и это плохо, но обошлось, причем и для него, и на время для меня — и уже замечательно. Грызло меня другое.

Я все никак не мог отпустить пережевывание ощущений, которые вызвало во мне это чудодейственное средство, что использовала Алана. Не просто же так они мне показались какими-то чрезвычайно знакомыми, отпечатанными где-то внутри. Не отпускало понимание, что я их знаю, испытывал, и это приводило к очень любопытным и, вполне вероятно, очень значимым выводам. Могла ли Алана использовать в наши семнадцать это же средство, чтобы заставить выскочить наружу моего зверя? Судя по тому, как на раз выпрыгнул он у Родьки, то запросто. А ведь брат на данный момент ни разу не голодный легковозбудимый пацан, каким был я тогда. Смущало только, что сегодня я слишком реально чувствовал еще целую гамму эмоций, помимо возбуждения. Ностальгию, желание заботиться, вину и черт знает еще что. Вспомнить, было ли так же много лет назад, я не мог. Мы тогда с Аланой несколько дней мало что соображали, я уж точно, только трахались и трахались, перекидываясь туда-сюда. По свершившемуся факту и с позиции опытных старших наши семьи нарекли нас истинной парой, а мне и в голову не приходило как-то оспаривать это. Почему? Ну, допустим, я рос с мнением, что обрести истинную пару — это круто. В таком юном возрасте — дважды круто. Но вот вопросик: отчего меня после того безумства не сильно-то и влекло к ней, и я запросто согласился с решением наших родителей, что семью и детей нам рановато заводить и нужно повременить. Типа, само ритуальное действо по соединению состоялось, но мы уже не дикари примитивные, и нужно погодить и состояться в жизни. Нигде особенно не заныло. Тянуло ли к Алане? Ну да, поначалу-то сильно, но Алана тогда была для меня тождественна сексу и удовольствию, а когда я стал находить все это и в других местах, так и осталось одно только… черт, что? Что у меня к ней осталось? Понимание, что связан обязательством? Привычка думать, что однажды нам все равно быть вместе? Нечто из разряда аксиом, основополагающих законов природы, как вода мокрая, то, что ты принимаешь как есть, не анализируя и не спрашивая себя почему.

А вот сейчас задумался. И выводы-то не радуют. Если вдруг наша с Аланой истинность не более чем хитрый фокус, то это открытие не слишком что-либо меняло в нашем с ней положении. Если смотреть на все с точки зрения сохранения чистоты крови метаморфов, то она и была идеальной для меня кандидатурой для размножения. И вот, кстати, не слишком ли идеальной, чтобы чисто случайно и так удобно оказаться и истинной? У меня сейчас паранойя развивается, или раньше мои мозги и логика были в глубокой заднице, что я жил, не спрашивая себя об этом. Как бы то ни было, просто так я это спускать не собираюсь, разберусь. Как и с какими последствиями — еще понятия не имею. На том и отрубился.

Звонок Аяны разбудил меня в проклятые шесть двадцать, и это учитывая, что уснул я после всех раздумий около четырех. Но на мою кукляху я не рассердился. Надо же, какая она у меня исполнительная. Вот только обеспокоило, какого хрена ей не спится, и это после того, как я ее чуть ли не до изнеможения укачал. Без сомнений, что вся наша ситуация для девчонки — тот еще стресс, но она молодая, у нее гибкая психика. Серафима мне сказала, что Аяна прекрасно справляется вроде. Умная тетка много чего еще говорила, по мне, большинство — незначительные частности… Но что если они не так и незначительны, и не сорвется ли мультяха? Ведь, по сути, если психанет и забьет на нашу сделку, то что мне останется? Хватать и силой держать? Цепями к себе приковывать? Может, просто не нужно так крутенько налегать на ее дрессировку в стиле «знай свое место»? Ясное дело, это правильно — не плодит ненужных иллюзий у нее и, что гораздо важнее, оберегает меня от излишней привязанности к ней. Ну а если глянуть с другого угла зрения? Нет лучшего способа вызвать оскомину, чем жрать от пуза при любой возможности, каждый день, одно и то же, верно? Так может это и есть мой вариант «слезть» с Аяны постепенно, а эти посещения с типа свиданиями как раз работают, как гребаные инъекции наркоты, подсаживающие на нее, а не вызывающие пресыщение.

Я уснул снова, решив разобраться в этом потом, а то в голове в полусне реальная каша. Но кто бы дал мне поспать! Показалось, и минуты не прошло, как телефон запел в ухо опять.

— Да!

— Захар Александрович, прошу прощения за раннее беспокойство. — Голос моей личной помощницы Людмилы был тошнотворно бодрым, как и всегда. И это не могло не раздражать меня, хрипящего спросонья, как чахоточный при смерти. — Я рабочий же телефон никогда не выключаю, и тут на меня вышла некая госпожа Ямская.

— Кто?

— Я так понимаю, она консьержка в том доме на улице Объездной, где у вас…

— Я понял. Что ей нужно?

— Она отказалась мне сообщать. Я предположила, что там могли возникнуть некие проблемы бытового свойства, и сообщила, что она может решить это через меня, не беспокоя вас в столь ранний час, но госпожа Ямская утверждает, что ее сообщение носит личный и конфиденциальный характер. Мне ее со…

— Соединяй!

— Доброго здоровьичка, Захар Алекса…

— И вам не хворать, — оборвал я словоизлияния консьержки. — Что случилось?

И через три секунды уже рывками натягивал одежду, едва не запустив перед этим телефоном в стену. Дрянь! Что удумала! И дня без присмотра не прожила, а уже носом налево повела?! Я тут дурак дураком лежал, гонял, как с ней, может, помягче, поромантичнее, что ли. Похренатичнее! Ишь ты, уже хвостом перед щенком Красовским закрутила, скромница, мать ее. И какого лешего я сам не подумал проверить всех соседей этой новостройки на предмет такой опасности? Потому что до появления этой, бля, мультяхи мне это и на хрен нужно не было. Дом приличный, соседи все состоятельные, раз смогли себе там жилье позволить, ну и все на этом. А тут надо же, выискался. Помнил я в лицо этого сынка Красовского. Смазливый гаденыш, бабы велись на раз, недавно его на каком-то приеме лицезрел с какой-то моделькой. Он же у нас и сам по себе пушистый, свой бизнес в двадцать шесть, одаренный сучонок, не считая того, что единственный наследничек у папаши-богатея. Что, Аяна, ты, видать, почуяла запашок большей кучи денег и возомнила, что ими тебя этот юный поблядун от меня прикроет, если под него ляжешь? А вот тут хрен ты угадала! Ты моя адская кукла, моя, больше ничья, и если мне придется этого, членом на тебя нацелившегося, под землю закопать, так я это мигом.

По городу я мчался, нарушая правила и матеря всех на чем свет стоит, на выскочившую навстречу консьержку тупо огрызнулся, понесся вверх по лестнице, не в состоянии дожидаться медлительного лифта. В квартире Аяны не было. У него? Вот так сразу и запросто, Аяна? Серьезно? Лживая вероломная ты стерва! Я же тебя… Но сначала его… От картинки, как застаю их вместе и изощренно унижаю мелкого ублюдка прямо на ее глазах, а потом заставляю смотреть, как трахаю мою, МОЮ, сука, игрушку, аж заколотило и заживо начало поджаривать.

Но Красовского дома тоже не оказалось. Женщина средних лет, которую я перепугал до полусмерти, ворвавшись, мать его, с обыском, поклялась, что у парня не было последние дни никаких гостей и он уехал на работу.

Гнев осел, и только тогда включились мозги, и я полез в телефон, отследить по карте местоположение свернувшей мне набекрень разум анимэшки. В торговом центре? С ним? Или решила меня обдурить и таки пересечься с дружками бывшими?

В кабине лифта я уткнулся взглядом в свое отражение и ужаснулся. Морда перекошена, взгляд бешеный, и скалюсь непроизвольно без остановки. Полный, мать его, трындец и потеря всякого контроля над собой. Позорище. Недопустимо! И ни единой мысли сейчас, как вернуть себе равновесие, а поступкам — логику. Всего аж колотило от необходимости крушить, разносить к хренам, пустить кровь. Мир окрасился в багрово-черные тона, и все вокруг дико раздражали. Вплоть до собственных меняющихся без остановки зверей, что требовали немедленной свободы и выхода агрессии, а я велел им заткнуться и уняться к чертовой матери.

Но вот ведь странная штука: как только я увидел Аяну, невозмутимо поглощающую приличных размеров гору еды в одиночестве, нормальные краски восприятия практически сразу вернулись. И пока мы ели вдвоем, ходили по магазинам, покупая всякое кухонное барахло и продукты, в сознании становилось все тише. Проклятое, мать его, умиротворение, я аж чуть зевать от него не начал. У меня дел вообще-то полно, рабочий день так-то начался, а я болтаюсь тут, щупая и изучая технические характеристики дурацких кастрюль и сковородок и так мне… по кайфу. Уютно.

Но тревожный звон вернулся, пробужденный беспокойством от зверского аппетита и остальных, почти силой вырванных симптомов, озвученных Аяной. Значит, все-таки без волчьей крови тут не обошлось. Девяносто процентов из ста даю. И, судя по всему, моя кукла находится на пороге своего первого обращения. Зверь может выскочить из нее, как черт из табакерки, в любой момент. У полукровок это случается почти непредсказуемо и спонтанно, а еще очень болезненно — был на свое несчастье свидетелем этого кошмара. Моя бедная девочка. У меня аж все кости, вплоть до зубов, заломило от фантомного ощущения той боли, что ей предстоит, но я быстро отмахнулся от незнакомого некомфортного чувства. Тут не сопли распускать нужно: обращение — дело житейское, боль преходяща, естественный процесс для нам подобных, а просчитывать порядок будущих действий и собственные осложнения и выгоды.

Из первых: моя мультяха теперь нуждалась в практически круглосуточном присмотре кого-то, кто понимает суть происходящего с ней. Сможет уловить тот самый «вот-вот» момент и обеспечить местом, уединением и станет контролировать до возвращения обратно в кожу. Кому я это смогу доверить? Правильно, никому, кроме себя. Ведь не в моих интересах афишировать ее происхождение, привлекая следом возможный интерес со стороны волчьей диаспоры. Ведь вопрос с тем, что они могут попытаться претендовать на одну из своих, открыт и весьма вероятен.

Из вторых: девчонка понятия не имеет о своей природе, то бишь я буду тем, кто введет ее в мир оборотней, расскажет о ней самой. Я стану гребаным гуру, единственным светом в тоннеле паники и неизвестности, проводником в обновленное существование. Сказанное мной она будет вынуждена принять за истину, потому как спросить еще у кого-то пока нет возможности и предоставлять ее я не намерен. И все это приводит нас к тому, что у меня появляется шанс начать наши отношения, можно сказать, с нуля. Стереть изначальные обстоятельства, скотство моего первого обращения с ней, заменив на самоотверженную и, типа, бескорыстную заботу о себе подобной… Ладно, загнул. Мои действия вряд ли Аяна хоть когда-нибудь сочтет самоотверженными, а тем более бескорыстными. Но, кстати, под все ожидающее нас впереди веселье я смогу оправдать и жесткий контроль над каждым ее шагом и даже вдохом. После первого же переворота она станет меня еще благодарить за это со слезами на глазах. Ведь если бы не я, то кто же ее прикрыл бы, сберег все в тайне, приласкал, когда больно, пожалел и объяснил, как это милая девочка может перекинуться в мохнатую зверюшку.

Черт, у меня встал как камень, как только я представил себе наш секс в звериной ипостаси. Не в первый раз, само собой, но однажды…

Так что поздравляю, Аяна, ты принята на должность моей тени, хотя это я, скорее, буду твоей, не сводящей глаз, но официально и для всех это будет зваться «моя личная помощница». Охренеть, какая личная. И бля, Людмиле это точно не понравится.






Глава 28




— И кем я буду работать? — изумленно спросила я, но тут Захару позвонили и он, сделав мне жест заткнуться, ответил на звонок:

— Уваров.

Пожав плечами и понимая, что возражать нет смысла, я принялась раздеваться. Медово-желтые зенки хищно вспыхнули, посылая физически ощутимые мурашки по обнажающимся участкам кожи, в то время как их обладатель встал от меня на расстоянии вытянутой руки, глядя неотрывно и при этом продолжая разговор как ни в чем ни бывало. И пусть одежды на мне все меньше, но становилось жарче и жарче. Это что, у меня уже начал вырабатываться какой-то новый условный рефлекс? Захар плюс я голая равно скоро реальное пекло? Хотя с ним и в одежде…

— Вы отдаете себе отчет, что три дня — катастрофично малый срок для серьезной подготовки охраны мероприятия подобного масштаба, да еще и при озвученных вами условиях? — оставшись только в лифчике и трусиках, я потянулась за блузкой, которую выбрал для меня Захар, но он предупреждающе поднял ладонь и указал на нераспечатанную упаковку с чулками, что бросил на кровать с остальной одеждой.

— Нет, наш холдинг не откажется от этого заказа… не нужно меня убеждать, я принял решение уже… Да, я понимаю, насколько это важное событие международного значения и какова ответственность. — Мой зверюга поднял и изогнул правую бровь, что воспринималось почти как откровенный приказ. — Я лишь указываю вам, что следовало изначально выбрать для организации усиления нас, а не каких-то дилетантов, желая сэкономить. Мы лучшие, и это не бахвальство и не дешевая реклама.

Я уселась на край кровати, собираясь натянуть чулок, Захар же в этот момент подступил ближе, и теперь, чтобы наклониться, мне пришлось бы практически проехаться лицом по его и так уже оттопырившейся ширинке. Конечно, я могла бы запросто откинуться на спину, избегая этого, но впечатление было такое, что меня берут на слабо. Несколько секунд я смотрела на него снизу вверх, спрашивая себя, раздражает ли меня это, и поняла, что нисколько, даже наоборот. Ощутила некий нездоровый азарт от желания испытать на прочность этот его невозмутимый вид. Медленно наклонилась вперед, продолжая удерживать его взгляд, и выдохнула прямо в район выпирающего под тканью бугра, с каким-то неизвестным мне прежде торжеством ловя обжигающую вспышку в золотистых глазах и резкий рваный выдох котоволчары. Ну ты вообще-то сам нарвался.

— М… Да, я вас прекрасно слышу… да, понимаю… — Голос Захара охрип, и он стремительно положил ладонь на мою щеку, потер большим пальцем губы, уставившись голодно и чуть ли не с яростью, но я разорвала наш визуальный контакт и занялась натягиванием чулка. Старалась поэфектнее, оглаживая кожу пальцами, будто лаская, как видела в кино, которое смотрела с парнями, и они тогда слюни до пола распустили. Не удержалась от проказливого порыва и, выпрямляясь, скользнула-таки макушкой вдоль переда его штанов. Еще один горячий выдох, навстречу которому задергался его член, и я села, пряча невесть почему лезущую на лицо самодовольную ухмылку.

Но веселье мигом рассеялось, когда опять взглянула на Захара. Возмездие, неизбежное и скорое, — вот что меня ждало.

— Нет, я не считаю, что разделение с ФСБ обязанностей по охране облегчит нашу задачу, уж извините, — теперь он едва ли не рычал и внезапно шагнул еще ближе, толкнул мои ноги в стороны и опустился на колени, вынуждая раскрыться навстречу. «Только пикни», — угрожающе прошипел мне в ухо, на мгновение прикрыв динамик ладонью, и сразу же прочертил пальцами обжигающую линию от моей шеи вниз, накрыв промежность, отчего я чуть не взвилась, и продолжил разговор:

— Нет, я не преувеличиваю, нам не раз уже приходилось работать во взаимодействии со спецслужбами, и проблема в том, что большинство их людей чересчур много о себе мнят и с ними сложно наладить нормальную деловую коммуникацию. — Он пока не сделал ни единого движения, просто держал руку там, как если бы имел на это полное право, как прикасаясь к своей собственности, а я уже едва могла утерпеть, чтобы не заерзать и не начать тереться об него. Неподвижность добивала и вставляла ничуть не меньше его порочных искусных ласк. А еще эта манера пристально, неотрывно смотреть мне между ног, не прекращая своего делового бла-бла-бла… Господи, от этого сдохнуть можно.

— Даже если есть прямой приказ сверху. А это не может не влиять на качество работы, тем более когда речь идет о подобных скоплениях народа и террористической угрозе. Здесь нужно полнейшее взаимодействие и контакт. — Отодвинув ткань в сторону, он нежно погладил вмиг увлажнившиеся складочки, не проникая в меня, и мой пульс загрохотал в ушах, и жар покатился тяжелыми приливными волнами от низа живота прямиком к голове. — И говоря «полный», я подразумеваю моментальное информирование и моих служащих о любых угрозах или изменении обстоятельств.

«На меня смотри», — прошептал Захар беззвучно, удерживая мой наверняка «поплывший» взгляд и слушая ответ собеседника, и вдруг сорвался на интенсивную стимуляцию, как обычно безошибочно находя самую уязвимую для его касаний точку в моем теле. Я зажала себе рот, упала на спину, открываясь перед ним еще бесстыднее. Мои бедра ерзали и взлетали совершенно самостоятельно, ловя искусное трение и давление, от которого я неумолимо катилась в оргазм, сжимая зубы и душа рвущиеся стоны. О чем там дальше вещал Захар, я ни черта уже не слышала. Последним, что добралось до мозга, было четкое:

— Вылетаю первым же рейсом. — А потом властное: — А теперь давай, кукла!

И я дала. Взорвалась, отпуская на волю крик и разорвавшее на части наслаждение. Еще задыхалась и всхлипывала, ожидая, что сейчас тяжелое мускулистое тело моего любовника накроет меня, вжимая в матрас, и удовольствие продолжится, но вместо этого Захар встал и потянул меня за руку, вынуждая сесть. Наклонился, практически впиваясь в мой рот своим кратким, но излучающим всю мощь его обладания мной поцелуем, останавливая мое дыхание.

— Маловато опыта и усердия, Аяна, но попытка дразнить и манипулировать засчитана, — отвернувшись, он уткнулся в свой телефон. — А теперь собирайся.

Помимо того костюма, что он выбрал для меня, его рабовладельчество велел еще собрать сумку с самым необходимым на пару дней и обязательно прихватить паспорт. Всю дорогу в машине он без перерыва вел какие-то телефонные переговоры, отдавая указания кого-то откуда-то снять, заменить на объекте другим, заказать билеты, забронировать номер, «нет, не такой номер, Людмила, отдельный домик в загородном отеле», арендовать машину, оформить командировочные с перечислением без запинки десятков фамилий и т. д. и т. п. И пусть я почти ничего не понимала, но все равно подзависла, чуть ли не зачарованная аурой его властности и собранности. Оказалось, это так увлекательно — наблюдать за кем-то, кто исключительно точно знает, чего хочет, и абсолютно уверен, что каждый отданный им приказ будет исполнен. Никаких повторений одного и того же, презрительной язвительности, криков или грубости ради демонстрации своего превосходства, как у того же отца, вечно оравшего на мать, меня, работников лесопилки, или как у начальства, с которым мне приходилось сталкиваться в своих кратких попытках поработать. Ради бога, этому зверюге не нужно повышать голос, чтобы у окружающих не возникло и мысли забить на его повеления или позволить себе накосячить. При этом он был предельно вежлив, формулировал требования внятно, а не в стиле «я сказал сделать так, и мне похрен, как вы этого добьетесь». Если ему перезванивали и сообщали о возникших препятствиях, он мгновенно отдавал новый приказ, не раздражаясь. Ага, видимо, все его самодурство и жажда тиранить достались эксклюзивно мне.

Припарковавшись перед многоэтажным модерновым офисным зданием почти в самом центре города, Захар продолжил общаться со мной только жестами, потому как все еще решал свои рабочие вопросы. Велел оставаться на месте, покидая салон. То есть меня сейчас оставят сидеть здесь, как настоящую домашнюю зверушку, пока он пойдет по делам? Ан нет. Волкокот обошел машину и, открыв дверцу, галантно протянул мне руку. Ой. Даже немного растерялась, попытавшись выскочить самостоятельно, но он все равно не позволил. От смущения нагрелись щеки. Как-то со мной такого прежде не случалось, и я поежилась от неловкости, озираясь по сторонам.

До входа мы шли под срывающимся мелким снежком, и хоть по факту никто на нас особенно и не смотрел — люди спешили в разгар рабочего дня по своим делам — я ощущала себя дико дискомфортно. Мне чудилось, что все на меня пялятся и прекрасно видят ту самую табличку «шлюха», что прилепила мне мысленно чертова консьержка. А ладонь Захара, которую он по-хозяйски расположил чуть повыше моей поясницы, жгла, словно железо для клеймения.

— Не вздумай голову опускать и сутулиться! — тихо процедил он мне в огромном, сверкающем зеркалами вестибюле. — Не смей прятаться ни от кого, когда я рядом!

Угу, право пугать меня и смущать он, похоже, оставлял за собой.

— Утро доброе, Захар… Александрович, — шагнувший навстречу парень в форме охраны запнулся, довольно беспардонно уставившись на меня и широко улыбаясь.

— Родька! — тихо, но впервые угрожающе за время общения с персоналом произнес Захар.

— Понял. — Охранник убрался с нашей дороги, но я успела уловить в нем знакомые черты. А еще могу поклясться, что он понюхал воздух, ловя мой запах. Странный.

— Брат? — спросила в лифте.

Захар воткнулся в меня взглядом, и на секунду мне показалось, что сейчас огрызнется, типа не мое дело.

— Да, — однако, уронил он.

— Людмила, это Аяна Батоева, — сходу представил меня женщине средних лет, поднявшейся ему навстречу в большой приемной. — Нужно оформить ее на должность еще одной моей личной помощницы.

— Еще одной? — Брови женщины лишь на пару секунд поднялись вверх, но потом она окинула меня взглядом с головы и до носков дорогущих туфель на пыточных каблуках, и удивление сменилось в ее глазах на понимание. Спасибо еще, что не на открытое презрение, и то, думаю, это пока начальство рядом. Противно-то как. — Я поняла, Захар Александрович.

Но это был еще не предел.

— Распорядитесь организовать ей рабочее место у меня в кабинете. И подыщите что-то… ну не знаю, рассортировать документы… стикеры наклеить.

У меня аж перед глазами потемнело от унижения, зато на лице Людмилы ни единый мускул не дрогнул. Привыкла к таким вот закидонам шефа?

Захар завел меня в свой кабинет, подталкивая в одеревеневшую от злости спину.

— Ты бы еще ее попросил мне игрушку жевательную заказать или мячик там с погремушкой, — процедила сквозь зубы. — Чтобы зверушке было чем себя развлечь, пока ты занят.