Другой путь
Часть 32 из 40 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я сдержал слово: весь ноябрь мы с Захаром планировали несчастный случай для Чарли — и без него ничего серьезного не начинали. Ведь он должен был стать главным участником предстоящего события.
Новостные каналы девятнадцатого ноября захлебнулись необыкновенной новостью — в России правительство и компартия разрешили частную инициативу. Появился закон, легализовавший «подпольные» доходы. Перестройка прочно встала на рельсы. Теперь ее главный лозунг звучал не по-горбачевски: «Каждый на своем месте должен ответственно делать свое дело», а прямо-таки по-бухарински: «Обогащайтесь!». Правда, незабвенный родитель «диалектики стакана»[89] и «любимец партии» имел в виду по большей части крестьянство. Теперь же разрешалась частная инициатива практически везде: «Все, что не запрещено — то разрешено». И в стране скоро появились другие «руководящие и направляющие центры», действующие на законных основаниях. На самом деле этим вроде бы полезным законом было позволено оппозиции внутри страны — национальной или политической — иметь и высказывать свои убеждения не опасаясь, что однажды придут ребята из ОБХСС[90], как происходило это раньше, и прикроют нарождавшуюся демократию банальным обвинением в расхищении социалистической собственности. Кто женщину кормит, тот ее и танцует. Если у коммунистов денег нет, а у Маматкула деньги есть — я стану слушать Маматкула и делать то, что попросит выполнить этот хороший, достойный человек.
Рассел появился в офисе в конце ноября — как раз в разгар скандала «Иран-контрас»[91], когда Оливера Норта[92] уволили из аппарата Совета национальной безопасности, а Ронни Рейган уже прикидывал — стоит ли уходить в отставку?
Он пришел, опираясь на трость, но сам. Захар, поехавший с утра к Расселу домой, шел чуть сзади, страхуя. Чарли был доволен своим здоровьем, делами и успехами. Немножко расстраивало его, что рокеры так и не были найдены, но он не терял надежды. Да и полицейский инспектор заверил нас, что если они в Кентукки, то из штата им не выбраться. Мне было забавно наблюдать его наглую самоуверенность — Захару на днях пришла почтовая открытка стоимостью в тысячу долларов — ровно столько, сколько он остался должен бородачам. На открытке два довольных абсолютно лысых — как бильярдные шары — парня в гавайках что-то удили в море. Отправлена она была с островов Бимини[93].
Я в первый раз услышал о существовании островов с таким названием и постарался узнать о них в первом же турагентстве, нашедшемся в телефонном справочнике.
Место оказалось примечательным — часть тех самых Багам, где в большом доме жила мамаша с шестью дочерьми, воспетая негритосами из Boney M. Там, у берегов этих островов кто-то искал остатки Атлантиды, предсказанную моим предшественником на ниве познания будущего — Эдгаром Кейси, там пролегала подводная дорога из известняковых блоков, там водилась царь-рыба голубой марлин, вдохновивший бородатого дядюшку Хэма на написание «Старика и моря». Там, на Бимини, предполагался сокрытый в гротах источник вечной молодости. Словом, узнав немного об этих благословенных клочках суши посреди Атлантики, я очень захотел присоединиться к нашим рокерам, нашедшим поистине райский уголок для того, чтобы переждать маленький луисвиллский переполох.
Два дня мы вместе делали то же самое, что и всегда: грузили наших брокеров ордерами, отправили Джоша в Калифорнию — присмотреться и провести переговоры о приобретении тамошних виноградников — все было как обычно.
На третий день — это был четверг, я прикрыл дверь к девчонкам и сказал:
— Чарли, есть информация, что скоро, где-то через неделю, повторится нечто подобное той игре против немецкой марки. Нам нужно собрать все, что у нас есть.
В его глазах блеснул живейший интерес.
— То есть, Сардж, мы гарантированно сможем удвоить наш капитал за пару месяцев?
— Нет, Чарли, не удвоить, а утроить. Примерно за месяц. Движение на рынке будет мощным! Правда, не везде. — Я должен был как-то обезопаситься от желания Рассела сыграть самому. — Так что готовься, спать не придется.
И мы начали постепенно выводить наши активы из позиций и аккумулировать деньги, как делали это в прошлый раз.
В понедельник Чарли явился в офис возбужденный:
— Зак, Сардж, у меня есть отличная новость! Наш инвестор из Европы решил тоже принять участие в игре. Сорок пять миллионов долларов!
Все-таки пятерку где-то прижал наш жадный Чарли. Но и то хлеб.
— Если еще не поздно, — продолжал он, — то завтра деньги будут на счетах.
— Отлично, Чарли! — обрадовался Зак, потому что все разыгрывалось ровно так, как рассчитывалось. — А какая там доля «Торговой компании Смита»?
Этот вопрос застал Чарли врасплох — видимо, он всерьез рассчитывал, что мы станем работать для него бесплатно. Видно было, как он терзался, одолевая свою алчность.
— Не знаю, Зак. В прошлый раз речь не шла ни о каком вознаграждении?
— В прошлый раз была демо-версия, — ввернул Майцев подхваченное у Бойда словечко.
— В прошлый раз и не было закона «Об индивидуальной трудовой деятельности», — заметил я. — Мы тоже хотим кушать, Чарли.
Такой язык ему был понятен. И еще больше укрепил его в правдоподобности предстоящей операции. Хотя для видимости он посопротивлялся:
— Не знаю, парни, нужно поговорить с инвестором. Он не в курсе ваших новых правил.
— Нам много не нужно, Чарли, — обнадежил его Захар. — Выручка от этих сорока пяти миллионов составит еще около восьмидесяти. Нам нужно всего лишь два. По одному на брата.
— Вы же понимаете, что мне придется доложить о ваших запросах? — Такими жадными будут только российские миллионеры!
— Конечно, Чарли, докладывай, — легко «разрешил» Захар. — Это твоя обязанность.
Рассел засобирался и вскоре уехал.
Отсутствовал он часа три и вернулся к обеду, когда мы ждали заказанной пиццы.
— О'кей, парни, — с порога заявил он. — Я обо всем договорился. Два миллиона будут наши. Если прибыль составит более восьмидесяти. Если от пятидесяти до восьмидесяти, то полтора.
Захар многозначительно посмотрел на меня: «смотри-ка — читалось в его глазах, — он и здесь не желает отдавать нам с тобой два миллиона! Два миллиона будут наши!»
Но Чарли прочел в наших взглядах удивление его способностями переговорщика.
— Трудно было, — пожаловался он. — Не привыкли там еще к таким отношениям.
Я пожал плечами, как бы говоря: а что они хотели? Чтобы мы сидели на миллионах и нищенствовали?
— Тогда в четверг и начнем, помолясь? — предложил Захар.
Во вторник счета действительно распухли почти вдвое. И хоть снять со счетов эти деньги мы не могли без Чарли, но использовать их в сделках — вполне.
А ночью случилось несчастье — дом Чарли, купленный им совсем недавно в ипотеку, взорвался! Приехавшая полиция с пожарными установили, что причиной взрыва был бытовой газ, неосмотрительно оставленный открытым.
В останках хозяина обнаружили приличную дозу алкоголя; его соседи подтвердили, что в тот день вернулся домой Чарли навеселе и с сигаретой в зубах. Больше никто ничего расследовать не стал — все было ясно, как божий день: очередной несчастный случай из-за пьянства.
Полиция допросила нас, наших помощниц и Джоша Келлера, с которым часто видели Рассела, но все мы были чисты, искренне сожалели о безвременной кончине несчастного, а Мария даже всплакнула. Она недавно рассталась со своим юристом и имела определенные виды на молодого перспективного холостяка Рассела. Вот так и бывает — человек предполагает, Бог располагает.
Похороны Рассела были торжественными и печальными.
Его закрытый гроб поставили на краю вырытой ямы неподалеку от могилы полковника Сандерса — того самого, что изображен на логотипе ресторана KFC. Черный глянец лакированной крышки очень торжественно выглядел под бесконечно-голубым небом.
Наши девочки — Эми, Линда и Мария разревелись, Джош предложил как следует надраться, но мы остались безучастны к их чувствам и поехали домой. Уже когда засыпали могилу, приехал Сэмюэль Батт. С ним был невысокий рыжий шустрик — видимо, тот самый Джейк, идейный противник и владелец кабака.
Толстый Сэм обнял нас по очереди, пустил мокрую дорожку слёз по моему плечу, потрепал Захара по загривку. Джейк состроил скорбное лицо и бросил в могилу несколько привезенных астр. Слов ни у кого не нашлось. Только что-то продолжительно говорил приглашенный Марией пастор.
И в тот же вечер мы с Заком почувствовали, что потеряли что-то по-настоящему важное. Нам впервые за долгие годы даже не хотелось разговаривать друг с другом. И им и мной овладела какая-то апатия, и мы несколько дней не ходили на работу. Нам часто звонила Линда и докладывала о текущих делах. Иногда они с Захаром обсуждали какие-то мелочи — мне было откровенно неинтересно в это вникать.
Наследников у Рассела не оказалось. Особых средств тоже — остатки зарплаты за год работы в «Первой торговой компании Смита», что-то около двадцати тысяч долларов, машина, уцелевшая после пожара — она стояла на дороге, да куча обугленных дров. Все это было изъято властями штата — отделом по наследованию и завещаниям в пользу будущих покойников, что остаются без средств на похороны.
Только через неделю мы вернулись к делам.
«Винокурни Келлера-Коллинза» мы благополучно продали консорциуму из нескольких участников, выручив за свой контрольный пакет еще около двадцати миллионов. Джош Келлер остался президентом новой компании, за его будущее можно было не опасаться — если не начнет по своему обыкновению истерить и прикладываться к бутылке.
Мы выполнили перед ним все обещания, и он даже еще не сел в тюрьму за мошенничество. Хотя какое это было мошенничество? Так себе.
Главному мошенничеству еще только предстояло случиться.
Два месяца ничего интересного не происходило — рутина, а потом события понеслись с такой быстротой, что мы боялись за ними не успеть.
В начале января 1987 года Горбачев сделал еще один шаг к пропасти: вышло постановление Президиума Верховного Совета «совместных предприятиях». Называлось оно длинно: «О вопросах, связанных с созданием на территории СССР и деятельностью совместных предприятий, международных объединений и организаций с участием советских и иностранных организаций, фирм и органов управления». Закон был мутный и для зарубежного инвестора практически неинтересный — очень сложная процедура регистрации такого предприятия, отсутствие каких-либо прав для иностранного участника сводили его привлекательность для иностранцев к нулю. Но вот для тех, кто сидел у более-менее приличных денежных потоков — областных, краевых, республиканских администраций и комитетов партии — этот закон стал настоящим подарком.
Деньги у государства кончились для государственных структур и вдруг полноводными реками наполнили эти совместные предприятия, образованные при каждом властном центре.
Мы не спешили — возвращаться в Россию было еще рано.
Видимо, и Георгий Сергеевич, глядя на начинающуюся вакханалию в партийных органах, решил более не ждать: в середине февраля к нам в офис пришел незаметный человечек лет пятидесяти. Он назвался Брайаном Золлем и сказал, что очень хочет вложить в наше предприятие некоторые средства, любезно предоставленные ему венским Донау-банком под поручительство господина Павлова. Он заискивающе улыбался при каждой произнесенной фразе и старался произвести впечатление человека совершенно никчемного, но при обсуждении некоторых финансовых тонкостей выдавал суждения, более приличествующие акуле из лондонского Сити, чем неудачнику из Миддлтауна, которым он желал выглядеть.
Советское руководство в массовом порядке принялось освобождать сидевших в тюрьмах и психушках диссидентов, а у нас появилась новая задача: нам требовалось создать финансовую машину, которая позволила бы собирать сливки со всех глобальных рынков — от Токио до Лос-Анджелеса — и при этом скрывать от недремлющего ока надзирающих организаций наши действия.
Мы снова привлекли для решения этой проблемы ребят Бойда, уже совершенно освоившихся в разработке специальных приложений для фондового рынка. Новая программа связала в кучу все наше хозяйство и посредством модема позволяла отдавать распоряжения для любого инвестиционного счета.
Меня сильно тревожило, что мы предпринимаем какие-то действия, не сильно заботясь об установлении причин, их спровоцировавших. Мы были похожи на тех слепцов, что поймав осла за хвост, решили, что перед ними стоит устройство для извлечения мерзкого рева. Потому что не видели и не понимали, каким образом еще можно использовать предмет в руках. Так и мы: дергали за хвост, слышали рев, но сообразить, что еще на нашем осле можно что-то возить — не могли. Не додумывались. Но пока нас устраивал и такой результат. А с остальным мы разберемся позже.
Первая половина 1987 года запомнилась Захару как бесконечная вереница самолетов, гостиниц, городов, банков, лиц и дорогих костюмов. Я, оставшийся в Луисвилле — чтобы не дай бог, не упасть в очередном самолете на дно какой-нибудь Марианской впадины — сильно завидовал Майцеву, объездившему практически все развитые страны, учредившему без малого три сотни компаний.
На это он ухмылялся и заламывал руки, сетуя, что хоть и увидел в своих путешествиях так много разных женщин, что иному не увидеть и за три жизни, но все хорошо в меру и он с удовольствием готов предоставить мне возможность подменить его на несколько дней, а то и недель. Я тяжело вздыхал и отказывался, а Захар, чмокнув в щеку Линду и одарив очередными сувенирами Марию и Эми, мчался в какой-нибудь Париж или Йоханнесбург.
Брайан Золль между тем взялся за поиск и «воспитание» наших «золотых мальчиков». За пару недель он где-то нарыл десять человек. Внешне ничем не похожие, никак не связанные, кроме склонности к риску и бешеного желания разбогатеть, из разных уголков США, а двое и вовсе иностранцы, они еще не знали, какое им уготовано будущее. Двое трудились на заводах, один был военным, двое — государственными чиновниками, один врачом, один — коммивояжером, один школьником-троечником, а оставшиеся две женщины — домохозяйки. Одна из Сиэтла, другая из Орлеана, того, что во Франции. Возраст кандидатов распределился так: от семнадцатилетнего школьника из Алабамы до пятидесятилетнего сельского врача из Висконсина — большого любителя клюквы и сыра. Национальности — от индейца-заводчанина до той самой француженки. Были два негра и один китаец, все трое американцы.
Я спросил Брайана:
— Какими критериями вы руководствовались, выбирая именно этих людей? Их к вам точно никак нельзя привязать официально?
— Сардж, — покачал головой старый Золль. — Ну за кого вы меня держите? Вы делаете свою работу, я свою. И не как умею, а как надо. Никто и никогда нигде не найдет информации, позволяющей даже подумать, что этих людей что-то объединяет. Кроме одного — быстрого обогащения. Однако этого избежать не выйдет при любом старании. Но даже если я что-то упустил, то будет это выявлено очень не скоро — я успею подготовиться.
— Хорошо. Тогда давайте прямо сейчас и начнем «раскручивать» самых первых. Предлагаю вот этих. — Я отложил в сторону фотографии врача, одного чиновника — молодого парня лет двадцати шести и ту самую домохозяйку, вдову пожарного из Сиэтла.
— Годится, — одобрил мой выбор Золль. — С кого-то нужно начинать, почему бы не с этих? Не волнуйтесь, Сардж, идея у вас насчет этих людей отличная, а уж как ее реализовать, обеспечить им удачу и повернуть так, чтобы они оказались в неоплатном долгу — я сумею, доверьтесь мне.
Мне пришлось довериться, потому что самому заниматься «выращиванием» наших представителей перед общественностью было совершенно некогда — любой день считался спокойным, если мне удавалось поспать хотя бы пять часов. В другие дни часто не получалось и трех.
И наш проект «серийного изготовления миллиардеров» вступил в силу.
Только встречу с первыми двумя персонажами я решил проконтролировать лично, оставив окучивание остальных целиком на совести Золля.
Для вдовы у нас был заготовлен простой план карьерного роста в одной полуфиктивной компании вроде бендеровской «Рога и копыта». За три месяца она должна была пройти путь от менеджера по продажам страховых полисов до вице-президента компании. С обязательным участием в капитале предприятия на правах младшего партнера. Потом предполагался ее перевод в другую страховую компанию, которая должна была заняться страхованием наших предприятий. Став в ней президентом, Джудит — так звали эту маленькую женщину с мелкими чертами лица и постоянной виноватой улыбкой — через пару лет оказалась бы номинальным миллиардером.
Я смотрел на собеседование, что проводил с ней Золль, и понимал, что сейчас перед ним сидит идеальный инструмент для исполнения наших целей: готовая на все, лишь бы выбраться из нищеты, зависимая, но в то же время весьма миловидная, с хорошо работающим языком, в меру остроумная и внимательная.
Мы взяли ее на работу.
Вторым был чиновник из SEC. Почти мой ровесник. Неуверенный в себе ботаник вроде того, каким был Бойд пару лет назад. Но если у Бойда была мечта — сделать суперигрушку, то этот кандидат слишком хорошо представлял себе реальность фондового рынка, вне которого себя не мыслил, и потому не надеялся ни на что для себя хорошее. Но у хитрого Золля нашлась приманка и для этого разочарованного в жизни юноши. Через час после начала беседы у парня блестели глаза, он порывался пойти набить морду начальнику своего бывшего офиса и облобызать с ног до головы Брайана.
А я учился у Золля умению убеждать людей в чем попало и восхищался его нетривиальному умению. Я пока так не мог. И не скоро смогу, если смогу вообще когда-нибудь.
Все это время Захар провел между небом и землей — в надоевших ему перелетах из Токио в Аделаиду или из Лондона в Кейптаун. Мы с ним редко виделись, зато практически ежедневно часами разговаривали по телефону. Кажется, мы вообще не клали трубки целыми днями. Он, как и я, совершенно не загорел, хотя дороги его часто проходили через всемирно известные курорты вроде Ниццы. Из самолета — в машину, из машины — в офис, из офиса — в банк, из банка в машину, потом в гостиницу и снова на самолет — не до загаров.
С середины июля стали поступать обещанные Брайаном деньги — по миллиону, по пять, по тридцать — размещали их в Штатах и за границей. В Сингапуре, Сиднее, Гонконге, Бомбее, Париже, Гамбурге, Лондоне, Риме, Нью-Йорке, Чикаго, Монреале — везде, где шла торговля воздухом.
Новостные каналы девятнадцатого ноября захлебнулись необыкновенной новостью — в России правительство и компартия разрешили частную инициативу. Появился закон, легализовавший «подпольные» доходы. Перестройка прочно встала на рельсы. Теперь ее главный лозунг звучал не по-горбачевски: «Каждый на своем месте должен ответственно делать свое дело», а прямо-таки по-бухарински: «Обогащайтесь!». Правда, незабвенный родитель «диалектики стакана»[89] и «любимец партии» имел в виду по большей части крестьянство. Теперь же разрешалась частная инициатива практически везде: «Все, что не запрещено — то разрешено». И в стране скоро появились другие «руководящие и направляющие центры», действующие на законных основаниях. На самом деле этим вроде бы полезным законом было позволено оппозиции внутри страны — национальной или политической — иметь и высказывать свои убеждения не опасаясь, что однажды придут ребята из ОБХСС[90], как происходило это раньше, и прикроют нарождавшуюся демократию банальным обвинением в расхищении социалистической собственности. Кто женщину кормит, тот ее и танцует. Если у коммунистов денег нет, а у Маматкула деньги есть — я стану слушать Маматкула и делать то, что попросит выполнить этот хороший, достойный человек.
Рассел появился в офисе в конце ноября — как раз в разгар скандала «Иран-контрас»[91], когда Оливера Норта[92] уволили из аппарата Совета национальной безопасности, а Ронни Рейган уже прикидывал — стоит ли уходить в отставку?
Он пришел, опираясь на трость, но сам. Захар, поехавший с утра к Расселу домой, шел чуть сзади, страхуя. Чарли был доволен своим здоровьем, делами и успехами. Немножко расстраивало его, что рокеры так и не были найдены, но он не терял надежды. Да и полицейский инспектор заверил нас, что если они в Кентукки, то из штата им не выбраться. Мне было забавно наблюдать его наглую самоуверенность — Захару на днях пришла почтовая открытка стоимостью в тысячу долларов — ровно столько, сколько он остался должен бородачам. На открытке два довольных абсолютно лысых — как бильярдные шары — парня в гавайках что-то удили в море. Отправлена она была с островов Бимини[93].
Я в первый раз услышал о существовании островов с таким названием и постарался узнать о них в первом же турагентстве, нашедшемся в телефонном справочнике.
Место оказалось примечательным — часть тех самых Багам, где в большом доме жила мамаша с шестью дочерьми, воспетая негритосами из Boney M. Там, у берегов этих островов кто-то искал остатки Атлантиды, предсказанную моим предшественником на ниве познания будущего — Эдгаром Кейси, там пролегала подводная дорога из известняковых блоков, там водилась царь-рыба голубой марлин, вдохновивший бородатого дядюшку Хэма на написание «Старика и моря». Там, на Бимини, предполагался сокрытый в гротах источник вечной молодости. Словом, узнав немного об этих благословенных клочках суши посреди Атлантики, я очень захотел присоединиться к нашим рокерам, нашедшим поистине райский уголок для того, чтобы переждать маленький луисвиллский переполох.
Два дня мы вместе делали то же самое, что и всегда: грузили наших брокеров ордерами, отправили Джоша в Калифорнию — присмотреться и провести переговоры о приобретении тамошних виноградников — все было как обычно.
На третий день — это был четверг, я прикрыл дверь к девчонкам и сказал:
— Чарли, есть информация, что скоро, где-то через неделю, повторится нечто подобное той игре против немецкой марки. Нам нужно собрать все, что у нас есть.
В его глазах блеснул живейший интерес.
— То есть, Сардж, мы гарантированно сможем удвоить наш капитал за пару месяцев?
— Нет, Чарли, не удвоить, а утроить. Примерно за месяц. Движение на рынке будет мощным! Правда, не везде. — Я должен был как-то обезопаситься от желания Рассела сыграть самому. — Так что готовься, спать не придется.
И мы начали постепенно выводить наши активы из позиций и аккумулировать деньги, как делали это в прошлый раз.
В понедельник Чарли явился в офис возбужденный:
— Зак, Сардж, у меня есть отличная новость! Наш инвестор из Европы решил тоже принять участие в игре. Сорок пять миллионов долларов!
Все-таки пятерку где-то прижал наш жадный Чарли. Но и то хлеб.
— Если еще не поздно, — продолжал он, — то завтра деньги будут на счетах.
— Отлично, Чарли! — обрадовался Зак, потому что все разыгрывалось ровно так, как рассчитывалось. — А какая там доля «Торговой компании Смита»?
Этот вопрос застал Чарли врасплох — видимо, он всерьез рассчитывал, что мы станем работать для него бесплатно. Видно было, как он терзался, одолевая свою алчность.
— Не знаю, Зак. В прошлый раз речь не шла ни о каком вознаграждении?
— В прошлый раз была демо-версия, — ввернул Майцев подхваченное у Бойда словечко.
— В прошлый раз и не было закона «Об индивидуальной трудовой деятельности», — заметил я. — Мы тоже хотим кушать, Чарли.
Такой язык ему был понятен. И еще больше укрепил его в правдоподобности предстоящей операции. Хотя для видимости он посопротивлялся:
— Не знаю, парни, нужно поговорить с инвестором. Он не в курсе ваших новых правил.
— Нам много не нужно, Чарли, — обнадежил его Захар. — Выручка от этих сорока пяти миллионов составит еще около восьмидесяти. Нам нужно всего лишь два. По одному на брата.
— Вы же понимаете, что мне придется доложить о ваших запросах? — Такими жадными будут только российские миллионеры!
— Конечно, Чарли, докладывай, — легко «разрешил» Захар. — Это твоя обязанность.
Рассел засобирался и вскоре уехал.
Отсутствовал он часа три и вернулся к обеду, когда мы ждали заказанной пиццы.
— О'кей, парни, — с порога заявил он. — Я обо всем договорился. Два миллиона будут наши. Если прибыль составит более восьмидесяти. Если от пятидесяти до восьмидесяти, то полтора.
Захар многозначительно посмотрел на меня: «смотри-ка — читалось в его глазах, — он и здесь не желает отдавать нам с тобой два миллиона! Два миллиона будут наши!»
Но Чарли прочел в наших взглядах удивление его способностями переговорщика.
— Трудно было, — пожаловался он. — Не привыкли там еще к таким отношениям.
Я пожал плечами, как бы говоря: а что они хотели? Чтобы мы сидели на миллионах и нищенствовали?
— Тогда в четверг и начнем, помолясь? — предложил Захар.
Во вторник счета действительно распухли почти вдвое. И хоть снять со счетов эти деньги мы не могли без Чарли, но использовать их в сделках — вполне.
А ночью случилось несчастье — дом Чарли, купленный им совсем недавно в ипотеку, взорвался! Приехавшая полиция с пожарными установили, что причиной взрыва был бытовой газ, неосмотрительно оставленный открытым.
В останках хозяина обнаружили приличную дозу алкоголя; его соседи подтвердили, что в тот день вернулся домой Чарли навеселе и с сигаретой в зубах. Больше никто ничего расследовать не стал — все было ясно, как божий день: очередной несчастный случай из-за пьянства.
Полиция допросила нас, наших помощниц и Джоша Келлера, с которым часто видели Рассела, но все мы были чисты, искренне сожалели о безвременной кончине несчастного, а Мария даже всплакнула. Она недавно рассталась со своим юристом и имела определенные виды на молодого перспективного холостяка Рассела. Вот так и бывает — человек предполагает, Бог располагает.
Похороны Рассела были торжественными и печальными.
Его закрытый гроб поставили на краю вырытой ямы неподалеку от могилы полковника Сандерса — того самого, что изображен на логотипе ресторана KFC. Черный глянец лакированной крышки очень торжественно выглядел под бесконечно-голубым небом.
Наши девочки — Эми, Линда и Мария разревелись, Джош предложил как следует надраться, но мы остались безучастны к их чувствам и поехали домой. Уже когда засыпали могилу, приехал Сэмюэль Батт. С ним был невысокий рыжий шустрик — видимо, тот самый Джейк, идейный противник и владелец кабака.
Толстый Сэм обнял нас по очереди, пустил мокрую дорожку слёз по моему плечу, потрепал Захара по загривку. Джейк состроил скорбное лицо и бросил в могилу несколько привезенных астр. Слов ни у кого не нашлось. Только что-то продолжительно говорил приглашенный Марией пастор.
И в тот же вечер мы с Заком почувствовали, что потеряли что-то по-настоящему важное. Нам впервые за долгие годы даже не хотелось разговаривать друг с другом. И им и мной овладела какая-то апатия, и мы несколько дней не ходили на работу. Нам часто звонила Линда и докладывала о текущих делах. Иногда они с Захаром обсуждали какие-то мелочи — мне было откровенно неинтересно в это вникать.
Наследников у Рассела не оказалось. Особых средств тоже — остатки зарплаты за год работы в «Первой торговой компании Смита», что-то около двадцати тысяч долларов, машина, уцелевшая после пожара — она стояла на дороге, да куча обугленных дров. Все это было изъято властями штата — отделом по наследованию и завещаниям в пользу будущих покойников, что остаются без средств на похороны.
Только через неделю мы вернулись к делам.
«Винокурни Келлера-Коллинза» мы благополучно продали консорциуму из нескольких участников, выручив за свой контрольный пакет еще около двадцати миллионов. Джош Келлер остался президентом новой компании, за его будущее можно было не опасаться — если не начнет по своему обыкновению истерить и прикладываться к бутылке.
Мы выполнили перед ним все обещания, и он даже еще не сел в тюрьму за мошенничество. Хотя какое это было мошенничество? Так себе.
Главному мошенничеству еще только предстояло случиться.
Два месяца ничего интересного не происходило — рутина, а потом события понеслись с такой быстротой, что мы боялись за ними не успеть.
В начале января 1987 года Горбачев сделал еще один шаг к пропасти: вышло постановление Президиума Верховного Совета «совместных предприятиях». Называлось оно длинно: «О вопросах, связанных с созданием на территории СССР и деятельностью совместных предприятий, международных объединений и организаций с участием советских и иностранных организаций, фирм и органов управления». Закон был мутный и для зарубежного инвестора практически неинтересный — очень сложная процедура регистрации такого предприятия, отсутствие каких-либо прав для иностранного участника сводили его привлекательность для иностранцев к нулю. Но вот для тех, кто сидел у более-менее приличных денежных потоков — областных, краевых, республиканских администраций и комитетов партии — этот закон стал настоящим подарком.
Деньги у государства кончились для государственных структур и вдруг полноводными реками наполнили эти совместные предприятия, образованные при каждом властном центре.
Мы не спешили — возвращаться в Россию было еще рано.
Видимо, и Георгий Сергеевич, глядя на начинающуюся вакханалию в партийных органах, решил более не ждать: в середине февраля к нам в офис пришел незаметный человечек лет пятидесяти. Он назвался Брайаном Золлем и сказал, что очень хочет вложить в наше предприятие некоторые средства, любезно предоставленные ему венским Донау-банком под поручительство господина Павлова. Он заискивающе улыбался при каждой произнесенной фразе и старался произвести впечатление человека совершенно никчемного, но при обсуждении некоторых финансовых тонкостей выдавал суждения, более приличествующие акуле из лондонского Сити, чем неудачнику из Миддлтауна, которым он желал выглядеть.
Советское руководство в массовом порядке принялось освобождать сидевших в тюрьмах и психушках диссидентов, а у нас появилась новая задача: нам требовалось создать финансовую машину, которая позволила бы собирать сливки со всех глобальных рынков — от Токио до Лос-Анджелеса — и при этом скрывать от недремлющего ока надзирающих организаций наши действия.
Мы снова привлекли для решения этой проблемы ребят Бойда, уже совершенно освоившихся в разработке специальных приложений для фондового рынка. Новая программа связала в кучу все наше хозяйство и посредством модема позволяла отдавать распоряжения для любого инвестиционного счета.
Меня сильно тревожило, что мы предпринимаем какие-то действия, не сильно заботясь об установлении причин, их спровоцировавших. Мы были похожи на тех слепцов, что поймав осла за хвост, решили, что перед ними стоит устройство для извлечения мерзкого рева. Потому что не видели и не понимали, каким образом еще можно использовать предмет в руках. Так и мы: дергали за хвост, слышали рев, но сообразить, что еще на нашем осле можно что-то возить — не могли. Не додумывались. Но пока нас устраивал и такой результат. А с остальным мы разберемся позже.
Первая половина 1987 года запомнилась Захару как бесконечная вереница самолетов, гостиниц, городов, банков, лиц и дорогих костюмов. Я, оставшийся в Луисвилле — чтобы не дай бог, не упасть в очередном самолете на дно какой-нибудь Марианской впадины — сильно завидовал Майцеву, объездившему практически все развитые страны, учредившему без малого три сотни компаний.
На это он ухмылялся и заламывал руки, сетуя, что хоть и увидел в своих путешествиях так много разных женщин, что иному не увидеть и за три жизни, но все хорошо в меру и он с удовольствием готов предоставить мне возможность подменить его на несколько дней, а то и недель. Я тяжело вздыхал и отказывался, а Захар, чмокнув в щеку Линду и одарив очередными сувенирами Марию и Эми, мчался в какой-нибудь Париж или Йоханнесбург.
Брайан Золль между тем взялся за поиск и «воспитание» наших «золотых мальчиков». За пару недель он где-то нарыл десять человек. Внешне ничем не похожие, никак не связанные, кроме склонности к риску и бешеного желания разбогатеть, из разных уголков США, а двое и вовсе иностранцы, они еще не знали, какое им уготовано будущее. Двое трудились на заводах, один был военным, двое — государственными чиновниками, один врачом, один — коммивояжером, один школьником-троечником, а оставшиеся две женщины — домохозяйки. Одна из Сиэтла, другая из Орлеана, того, что во Франции. Возраст кандидатов распределился так: от семнадцатилетнего школьника из Алабамы до пятидесятилетнего сельского врача из Висконсина — большого любителя клюквы и сыра. Национальности — от индейца-заводчанина до той самой француженки. Были два негра и один китаец, все трое американцы.
Я спросил Брайана:
— Какими критериями вы руководствовались, выбирая именно этих людей? Их к вам точно никак нельзя привязать официально?
— Сардж, — покачал головой старый Золль. — Ну за кого вы меня держите? Вы делаете свою работу, я свою. И не как умею, а как надо. Никто и никогда нигде не найдет информации, позволяющей даже подумать, что этих людей что-то объединяет. Кроме одного — быстрого обогащения. Однако этого избежать не выйдет при любом старании. Но даже если я что-то упустил, то будет это выявлено очень не скоро — я успею подготовиться.
— Хорошо. Тогда давайте прямо сейчас и начнем «раскручивать» самых первых. Предлагаю вот этих. — Я отложил в сторону фотографии врача, одного чиновника — молодого парня лет двадцати шести и ту самую домохозяйку, вдову пожарного из Сиэтла.
— Годится, — одобрил мой выбор Золль. — С кого-то нужно начинать, почему бы не с этих? Не волнуйтесь, Сардж, идея у вас насчет этих людей отличная, а уж как ее реализовать, обеспечить им удачу и повернуть так, чтобы они оказались в неоплатном долгу — я сумею, доверьтесь мне.
Мне пришлось довериться, потому что самому заниматься «выращиванием» наших представителей перед общественностью было совершенно некогда — любой день считался спокойным, если мне удавалось поспать хотя бы пять часов. В другие дни часто не получалось и трех.
И наш проект «серийного изготовления миллиардеров» вступил в силу.
Только встречу с первыми двумя персонажами я решил проконтролировать лично, оставив окучивание остальных целиком на совести Золля.
Для вдовы у нас был заготовлен простой план карьерного роста в одной полуфиктивной компании вроде бендеровской «Рога и копыта». За три месяца она должна была пройти путь от менеджера по продажам страховых полисов до вице-президента компании. С обязательным участием в капитале предприятия на правах младшего партнера. Потом предполагался ее перевод в другую страховую компанию, которая должна была заняться страхованием наших предприятий. Став в ней президентом, Джудит — так звали эту маленькую женщину с мелкими чертами лица и постоянной виноватой улыбкой — через пару лет оказалась бы номинальным миллиардером.
Я смотрел на собеседование, что проводил с ней Золль, и понимал, что сейчас перед ним сидит идеальный инструмент для исполнения наших целей: готовая на все, лишь бы выбраться из нищеты, зависимая, но в то же время весьма миловидная, с хорошо работающим языком, в меру остроумная и внимательная.
Мы взяли ее на работу.
Вторым был чиновник из SEC. Почти мой ровесник. Неуверенный в себе ботаник вроде того, каким был Бойд пару лет назад. Но если у Бойда была мечта — сделать суперигрушку, то этот кандидат слишком хорошо представлял себе реальность фондового рынка, вне которого себя не мыслил, и потому не надеялся ни на что для себя хорошее. Но у хитрого Золля нашлась приманка и для этого разочарованного в жизни юноши. Через час после начала беседы у парня блестели глаза, он порывался пойти набить морду начальнику своего бывшего офиса и облобызать с ног до головы Брайана.
А я учился у Золля умению убеждать людей в чем попало и восхищался его нетривиальному умению. Я пока так не мог. И не скоро смогу, если смогу вообще когда-нибудь.
Все это время Захар провел между небом и землей — в надоевших ему перелетах из Токио в Аделаиду или из Лондона в Кейптаун. Мы с ним редко виделись, зато практически ежедневно часами разговаривали по телефону. Кажется, мы вообще не клали трубки целыми днями. Он, как и я, совершенно не загорел, хотя дороги его часто проходили через всемирно известные курорты вроде Ниццы. Из самолета — в машину, из машины — в офис, из офиса — в банк, из банка в машину, потом в гостиницу и снова на самолет — не до загаров.
С середины июля стали поступать обещанные Брайаном деньги — по миллиону, по пять, по тридцать — размещали их в Штатах и за границей. В Сингапуре, Сиднее, Гонконге, Бомбее, Париже, Гамбурге, Лондоне, Риме, Нью-Йорке, Чикаго, Монреале — везде, где шла торговля воздухом.