Другие хозяева
Часть 12 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ирина обернулась к ней и посмотрела прямо в глаза. Во взгляде читалось неприкрытое презрение.
«Глупости».
Томочка решила не спорить – в конце концов, не ее это дело. Вымыла руки, переоделась в домашнюю одежду, пришла на кухню, втайне надеясь, что мать Ильи отправилась к себе. Но надежда не оправдалась: Ирина сидела возле стола, держа куклу, с которой теперь не расставалась.
– Что будем готовить на ужин? – спросила Томочка, которой не хотелось есть.
Ирина подвинула к ней «разговорный» блокнот. Первое, на что Томочка обратила внимание, был почерк. Вместо привычных полудетских каракуль – округлые ровные буквы, выведенные твердой рукой.
«Ты вчера не ела борщ. Брезгуешь? А я старалась. Положи себе и мне. Он вкусный», – было написано на листе.
– У меня аппетита не было, – чувствуя, что краснеет, проговорила Томочка. – Сегодня с удовольствием поем.
Она открыла холодильник, достала кастрюлю.
– Сейчас согрею в микроволновке.
Ирина ничего не ответила. Через некоторое время женщины сидели друг напротив друга, перед каждой стояла тарелка с борщом. Томочка подумала, что не сможет впихнуть в себя ни ложки, но борщ оказался на удивление вкусный.
Ели молча. Ирина аккуратно орудовала ложкой и ломала хлеб на кусочки ловко, без напряжения.
– Спасибо, исключительно вкусно, – похвалила Томочка. – В последний раз такой борщ у бабушки ела. Она отлично готовила.
Убрав со стола, Томочка хотела пойти к себе, но Ирина ее остановила.
«Подожди!» – Она склонилась над «разговорным» блокнотом.
То, как быстро и уверенно писала мать Ильи, было невероятно. До чего же быстро восстановились атрофировавшиеся мышцы! Не потребовалось ни гимнастики, ни долгой практики.
Ирина встала и подошла к Томочке, показала написанное.
«Ты напряжена. Я сделаю тебе массаж».
– Нет-нет, все хорошо, не надо, – запротестовала девушка, но Ирина была настойчива. Надавив Томочке на плечо, она усадила ее на стул.
– Спасибо, – выдавила Томочка.
«Потом поблагодаришь», – усмехнулась Ирина и протянула девушке свою куклу.
«Подержи».
Томочке не хотелось брать куклу, но и ссорится не хотелось тоже.
– Хорошо. – Она взяла Габриэлу. – Пусть пока побудет у меня.
Ирина принялась массировать Томочкины плечи и шею. Некстати вспомнился сон, в котором она пришла ночью в спальню и попыталась ее задушить, но Томочка усилием воли прогнала прочь непрошеные воспоминания.
Пальцы Ирины были сильными и умелыми, и девушка, которая поначалу еле сдерживалась, чтобы не вскочить со стула и не убежать, поймала себя на мысли, что ей нравятся эти прикосновения. Напряжение постепенно спадало, усталые мышцы расслаблялись, Томочку потянуло в сон.
Приятная дремота пропала в тот миг, когда ей показалось, что кукла у нее на руках пошевелилась. Томочка вздрогнула и опустила голову, глядя на Габриэлу. Ирина тут же сжала ее кожу, давая понять, чтобы сидела спокойно.
Показалось, видимо.
Но уже в следующий момент Томочка поняла, что происходит нечто непонятное. Кукла сделалось чугунно-тяжелой: теперь словно бы не Томочка держала игрушку, а та давила на нее своей тяжестью, прижимая к стулу. Девушка хотела отнять руки, но те прилипли к Габриэле. В довершение всего тело куклы стало горячим, будто это была вовсе не игрушка, а живое существо. От куклы шло нутряное, противоестественное, а потому отвратительное тепло. Кажется, внутри нее что-то пульсировало – гнилое, мертвое сердце, которое неизвестно почему стало биться, пробудив к жизни омерзительного монстра.
«Что происходит?» – хотела спросить Томочка, но осознала, что язык не ворочается во рту, а губы невозможно разомкнуть.
Движения Ирины, которые стали грубее и резче, причиняли боль. Томочка попыталась встать, но руки массажистки и проклятая кукла давили, не давая подняться.
Обездвиженная, онемевшая, растерянная, Томочка почувствовала иррациональный ужас. Ей казалось, они с Ириной поменялись местами, и это она теперь не может больше ни говорить, ни ходить нормально, ни шевелить руками-ногами.
Томочка глухо застонала, но ее мучительница не обратила на это внимания. Девушка опустила глаза и увидела, что кукла поворачивает голову!
«Живая! Она живая!» – в ужасе подумала Томочка.
Секунда – и сапфирово-голубые глаза остановились на ее лице. Во взгляде Габриэлы плескалось злое торжество, розовый ротик приоткрылся в ухмылке, обнажив мелкие зубы-бритвы.
Томочка закричала, но сомкнутые губы не дали крику вырваться наружу.
«Они хотят убить меня!» – взорвалась внутри ее головы паническая мысль…
… и Томочка открыла глаза в собственной постели.
Села рывком, испуганно озираясь по сторонам. Все было в порядке: знакомая комната, привычная мебель, занавешенное тюлем окно. Дверь прикрыта, в окно робко заглядывает желтолицая луна.
Как она тут оказалась? Когда закончился жуткий сеанс массажа?
Девушка осмотрела себя и увидела, что на ней ночная рубашка. Значит, она разделась и улеглась в постель, но почему не помнит этого?
Ожившая кукла, полный ненависти взгляд, зубы в прорези рта – выходит, это был сон?.. Конечно, что же еще!
Но куда делись воспоминания – вот в чем вопрос. Может, Ирина подмешала ей что-то в тарелку? Но зачем, а главное, как ей это удалось? Нет, это вряд ли: Томочка ведь сама наливала борщ в тарелку, и Ирина тоже ела его.
Устав размышлять об этом, девушка решила поспать, тем более что думать было сложно: голова словно соломой набита, а глаза буквально слипаются.
«Надо бы поставить стул к двери, как вчера», – подумала Томочка и провалилась в сон.
Глава пятая
Придя на работу, Томочка первым делом сварила себе кофе. Спала она как убитая, но все равно не выспалась, поутру еле встала с кровати.
Чувствовала она себя плохо, руки слегка подрагивали, все тело казалось слабым, тряским, как желе. Хотелось одного: закутаться в одеяло и не вставать.
– Ты не заболела? – спросила Анюта, которая тоже пришла пораньше. – Бледная, глаза потухшие.
Томочка безучастно пожала плечами.
– Вроде не болит ничего. Завтра последний день отработаю, отлежусь.
Кофе не помог взбодриться, не развеял плотный туман в голове. День тянулся бесконечно: каждая минута ощущалась как час, клиентки раздражали (хотя Томочка понимала, что они такие же, как обычно), телефонная трубка казалась неподъемной.
Придя на обед, Томочка никак не могла решить, что взять поесть: все блюда казались одинаково тошнотворными. В итоге выбрала салат и сок, но не смогла ни доесть, ни допить из-за приступа внезапно накатившей тошноты.
– Ты, часом, не беременная? – спросила Анюта, которая пришла вместе с ней в кафе.
– Вроде нет, – растерянно ответила Томочка, которой это прежде в голову не приходило.
Конечно, теоретически такое могло быть, и это объясняло бы странности в ее состоянии: тревожность, сонливость, апатию. Вполне возможно, что страхи и нервозность, вчерашний провал в памяти, дурное настроение и то, что она видела всюду зловещие тайны, было лишь следствием гормональной перестройки организма. Едят же беременные котлеты с вареньем, меняются у них вкусы, так отчего же чему-то подобному не быть? Тем более на фоне тоски по Илье и возложенной на Томочку ответственности за его мать.
– Тест купи и утром сделай, – посоветовала Анюта. – Утром надежнее.
Томочка как раз пришла в аптеку, когда позвонил Илья. Удостоверившись, что все в порядке, здоровье матери продолжает улучшаться (о своем самочувствии Томочка говорить не стала), он виновато сказал:
– Завтра еду на добывающее предприятие, оно в горах, меня предупредили, что там нет сотовой связи и интернета. Только городской телефон, но по нему особо не поговоришь. В общем, скорее всего, я пропаду из эфира. Как возможность будет, сразу наберу.
– Хорошо, – упавшим голосом сказала Томочка.
– Не сердись, пожалуйста, – умоляюще проговорил Илья. – Зато там уже и до среды рукой подать. И я вернусь.
Томочка все понимала. Да и в целом, это мелочи – пару дней не созваниваться. Как люди в прежние времена на месяцы расставались, безо всякой связи? В армию уходили, в плавание, в экспедиции, на войну, в конце концов! Глупо делать из этого трагедию.
– Я не сержусь, – ответила она. – Все хорошо, не волнуйся.
Однако настроение, которое и без того было не ахти, испортилось окончательно. Томочка засунула тест в сумочку и вышла из аптеки, едва не плача.
Заявиться с покрасневшими глазами в салон значило бы неминуемо вызвать расспросы, охи-вздохи – этого Томочке не хотелось. Она решила выйти на улицу, проветриться.
Пока стояла на крыльце, пришло сообщение от Лели. У подруги все было в порядке, она считала дни до своего возвращения (тоже должна была вернуться на следующей неделе). Говорила, что страшно скучает по Мише, спрашивала, как живется Томочке. Ее подмывало позвонить и рассказать обо всем Леле, но она понимала, что некоторые вещи по телефону звучат безумно. Нужно видеть глаза собеседника.
А уж написать обо всем и вовсе нереально.
«Как там тетя Ира?» – спросила Леля.
Томочка ответила, что ей лучше. Есть прогресс.
«Круто!» – обрадовалась Леля и послала кучу смайлов.
«Ты даже не представляешь, насколько», – усмехнулась про себя Томочка.
«Мишина кукла помогла, не иначе! Как там ее зовут? Габриэла, что ли?» – Леля хотела пошутить, но Томочке не было смешно.
Кукла. С ее появлением все началось. Как бы дико это ни звучало, но Габриэла должна быть каким-то образом причастна и к загадочному стремительному выздоровлению Ирины, и к тем переменам, что произошли в ее поведении и отношении к невесте сына.
«Глупости».
Томочка решила не спорить – в конце концов, не ее это дело. Вымыла руки, переоделась в домашнюю одежду, пришла на кухню, втайне надеясь, что мать Ильи отправилась к себе. Но надежда не оправдалась: Ирина сидела возле стола, держа куклу, с которой теперь не расставалась.
– Что будем готовить на ужин? – спросила Томочка, которой не хотелось есть.
Ирина подвинула к ней «разговорный» блокнот. Первое, на что Томочка обратила внимание, был почерк. Вместо привычных полудетских каракуль – округлые ровные буквы, выведенные твердой рукой.
«Ты вчера не ела борщ. Брезгуешь? А я старалась. Положи себе и мне. Он вкусный», – было написано на листе.
– У меня аппетита не было, – чувствуя, что краснеет, проговорила Томочка. – Сегодня с удовольствием поем.
Она открыла холодильник, достала кастрюлю.
– Сейчас согрею в микроволновке.
Ирина ничего не ответила. Через некоторое время женщины сидели друг напротив друга, перед каждой стояла тарелка с борщом. Томочка подумала, что не сможет впихнуть в себя ни ложки, но борщ оказался на удивление вкусный.
Ели молча. Ирина аккуратно орудовала ложкой и ломала хлеб на кусочки ловко, без напряжения.
– Спасибо, исключительно вкусно, – похвалила Томочка. – В последний раз такой борщ у бабушки ела. Она отлично готовила.
Убрав со стола, Томочка хотела пойти к себе, но Ирина ее остановила.
«Подожди!» – Она склонилась над «разговорным» блокнотом.
То, как быстро и уверенно писала мать Ильи, было невероятно. До чего же быстро восстановились атрофировавшиеся мышцы! Не потребовалось ни гимнастики, ни долгой практики.
Ирина встала и подошла к Томочке, показала написанное.
«Ты напряжена. Я сделаю тебе массаж».
– Нет-нет, все хорошо, не надо, – запротестовала девушка, но Ирина была настойчива. Надавив Томочке на плечо, она усадила ее на стул.
– Спасибо, – выдавила Томочка.
«Потом поблагодаришь», – усмехнулась Ирина и протянула девушке свою куклу.
«Подержи».
Томочке не хотелось брать куклу, но и ссорится не хотелось тоже.
– Хорошо. – Она взяла Габриэлу. – Пусть пока побудет у меня.
Ирина принялась массировать Томочкины плечи и шею. Некстати вспомнился сон, в котором она пришла ночью в спальню и попыталась ее задушить, но Томочка усилием воли прогнала прочь непрошеные воспоминания.
Пальцы Ирины были сильными и умелыми, и девушка, которая поначалу еле сдерживалась, чтобы не вскочить со стула и не убежать, поймала себя на мысли, что ей нравятся эти прикосновения. Напряжение постепенно спадало, усталые мышцы расслаблялись, Томочку потянуло в сон.
Приятная дремота пропала в тот миг, когда ей показалось, что кукла у нее на руках пошевелилась. Томочка вздрогнула и опустила голову, глядя на Габриэлу. Ирина тут же сжала ее кожу, давая понять, чтобы сидела спокойно.
Показалось, видимо.
Но уже в следующий момент Томочка поняла, что происходит нечто непонятное. Кукла сделалось чугунно-тяжелой: теперь словно бы не Томочка держала игрушку, а та давила на нее своей тяжестью, прижимая к стулу. Девушка хотела отнять руки, но те прилипли к Габриэле. В довершение всего тело куклы стало горячим, будто это была вовсе не игрушка, а живое существо. От куклы шло нутряное, противоестественное, а потому отвратительное тепло. Кажется, внутри нее что-то пульсировало – гнилое, мертвое сердце, которое неизвестно почему стало биться, пробудив к жизни омерзительного монстра.
«Что происходит?» – хотела спросить Томочка, но осознала, что язык не ворочается во рту, а губы невозможно разомкнуть.
Движения Ирины, которые стали грубее и резче, причиняли боль. Томочка попыталась встать, но руки массажистки и проклятая кукла давили, не давая подняться.
Обездвиженная, онемевшая, растерянная, Томочка почувствовала иррациональный ужас. Ей казалось, они с Ириной поменялись местами, и это она теперь не может больше ни говорить, ни ходить нормально, ни шевелить руками-ногами.
Томочка глухо застонала, но ее мучительница не обратила на это внимания. Девушка опустила глаза и увидела, что кукла поворачивает голову!
«Живая! Она живая!» – в ужасе подумала Томочка.
Секунда – и сапфирово-голубые глаза остановились на ее лице. Во взгляде Габриэлы плескалось злое торжество, розовый ротик приоткрылся в ухмылке, обнажив мелкие зубы-бритвы.
Томочка закричала, но сомкнутые губы не дали крику вырваться наружу.
«Они хотят убить меня!» – взорвалась внутри ее головы паническая мысль…
… и Томочка открыла глаза в собственной постели.
Села рывком, испуганно озираясь по сторонам. Все было в порядке: знакомая комната, привычная мебель, занавешенное тюлем окно. Дверь прикрыта, в окно робко заглядывает желтолицая луна.
Как она тут оказалась? Когда закончился жуткий сеанс массажа?
Девушка осмотрела себя и увидела, что на ней ночная рубашка. Значит, она разделась и улеглась в постель, но почему не помнит этого?
Ожившая кукла, полный ненависти взгляд, зубы в прорези рта – выходит, это был сон?.. Конечно, что же еще!
Но куда делись воспоминания – вот в чем вопрос. Может, Ирина подмешала ей что-то в тарелку? Но зачем, а главное, как ей это удалось? Нет, это вряд ли: Томочка ведь сама наливала борщ в тарелку, и Ирина тоже ела его.
Устав размышлять об этом, девушка решила поспать, тем более что думать было сложно: голова словно соломой набита, а глаза буквально слипаются.
«Надо бы поставить стул к двери, как вчера», – подумала Томочка и провалилась в сон.
Глава пятая
Придя на работу, Томочка первым делом сварила себе кофе. Спала она как убитая, но все равно не выспалась, поутру еле встала с кровати.
Чувствовала она себя плохо, руки слегка подрагивали, все тело казалось слабым, тряским, как желе. Хотелось одного: закутаться в одеяло и не вставать.
– Ты не заболела? – спросила Анюта, которая тоже пришла пораньше. – Бледная, глаза потухшие.
Томочка безучастно пожала плечами.
– Вроде не болит ничего. Завтра последний день отработаю, отлежусь.
Кофе не помог взбодриться, не развеял плотный туман в голове. День тянулся бесконечно: каждая минута ощущалась как час, клиентки раздражали (хотя Томочка понимала, что они такие же, как обычно), телефонная трубка казалась неподъемной.
Придя на обед, Томочка никак не могла решить, что взять поесть: все блюда казались одинаково тошнотворными. В итоге выбрала салат и сок, но не смогла ни доесть, ни допить из-за приступа внезапно накатившей тошноты.
– Ты, часом, не беременная? – спросила Анюта, которая пришла вместе с ней в кафе.
– Вроде нет, – растерянно ответила Томочка, которой это прежде в голову не приходило.
Конечно, теоретически такое могло быть, и это объясняло бы странности в ее состоянии: тревожность, сонливость, апатию. Вполне возможно, что страхи и нервозность, вчерашний провал в памяти, дурное настроение и то, что она видела всюду зловещие тайны, было лишь следствием гормональной перестройки организма. Едят же беременные котлеты с вареньем, меняются у них вкусы, так отчего же чему-то подобному не быть? Тем более на фоне тоски по Илье и возложенной на Томочку ответственности за его мать.
– Тест купи и утром сделай, – посоветовала Анюта. – Утром надежнее.
Томочка как раз пришла в аптеку, когда позвонил Илья. Удостоверившись, что все в порядке, здоровье матери продолжает улучшаться (о своем самочувствии Томочка говорить не стала), он виновато сказал:
– Завтра еду на добывающее предприятие, оно в горах, меня предупредили, что там нет сотовой связи и интернета. Только городской телефон, но по нему особо не поговоришь. В общем, скорее всего, я пропаду из эфира. Как возможность будет, сразу наберу.
– Хорошо, – упавшим голосом сказала Томочка.
– Не сердись, пожалуйста, – умоляюще проговорил Илья. – Зато там уже и до среды рукой подать. И я вернусь.
Томочка все понимала. Да и в целом, это мелочи – пару дней не созваниваться. Как люди в прежние времена на месяцы расставались, безо всякой связи? В армию уходили, в плавание, в экспедиции, на войну, в конце концов! Глупо делать из этого трагедию.
– Я не сержусь, – ответила она. – Все хорошо, не волнуйся.
Однако настроение, которое и без того было не ахти, испортилось окончательно. Томочка засунула тест в сумочку и вышла из аптеки, едва не плача.
Заявиться с покрасневшими глазами в салон значило бы неминуемо вызвать расспросы, охи-вздохи – этого Томочке не хотелось. Она решила выйти на улицу, проветриться.
Пока стояла на крыльце, пришло сообщение от Лели. У подруги все было в порядке, она считала дни до своего возвращения (тоже должна была вернуться на следующей неделе). Говорила, что страшно скучает по Мише, спрашивала, как живется Томочке. Ее подмывало позвонить и рассказать обо всем Леле, но она понимала, что некоторые вещи по телефону звучат безумно. Нужно видеть глаза собеседника.
А уж написать обо всем и вовсе нереально.
«Как там тетя Ира?» – спросила Леля.
Томочка ответила, что ей лучше. Есть прогресс.
«Круто!» – обрадовалась Леля и послала кучу смайлов.
«Ты даже не представляешь, насколько», – усмехнулась про себя Томочка.
«Мишина кукла помогла, не иначе! Как там ее зовут? Габриэла, что ли?» – Леля хотела пошутить, но Томочке не было смешно.
Кукла. С ее появлением все началось. Как бы дико это ни звучало, но Габриэла должна быть каким-то образом причастна и к загадочному стремительному выздоровлению Ирины, и к тем переменам, что произошли в ее поведении и отношении к невесте сына.