Другая материя

Задняя часть




Однажды, когда я спускалась в метро на эскалаторе, ко мне обратились по громкоговорителю со словами «уберите заднюю часть тела с поручня». А я и не замечала, что немножко примостилась на поручень этой самой задней частью.





Рваное очко




Денис как-то раз показал мне книжку с непропечатанной буквой в тексте. «Знаешь, что это такое?» – спросил он меня. «Что?» – «Это – рваное очко». – «Что???» – «Это термин такой в полиграфии есть, когда буква не пропечатана, – рваное очко», – пояснил Денис.





Весёлый парнишка




В метро пятнадцатилетний мальчик подсел ко мне, возвращавшейся из Политеха после преподавания философии, стал смотреть на меня и смеяться. Потом положил голову мне на плечо, так мы проехали какое-то время, потом опять посмотрел на меня и засмеялся. Я рискнула полюбопытствовать: «А над чем вы, собственно, смеётесь?» – «Почему на “вы”?» – спросил парень. «Ну хорошо, будем на “ты”». – «Я под портвейном, шарагу проебал, и мне весело». – «Какую шарагу?» – «ПТУ моё». – «Первый курс?» – «Да». – «Так ведь год только начался, а ты уже проебал». – «Да всё уже заебало». Положил снова голову мне на плечо, и в таком состоянии единения душ мы проехали ещё две остановки.





Крылья




Одно время моя мама общалась с экстрасенсом из Израиля, он её лечил. И вот – она послала ему мою фотографию, и он ей написал: «Там что-то странное, никогда такого не видел, проверю ещё раз и потом скажу». Утром проверил ещё раз и написал: «Да, так и есть, у неё за спиной крылья, я такого прежде не видел». Впрочем, для моих друзей эти крылья – давно не секрет.





Первое испытание в Москве: туфли




В 2014 году я приехала в Москву за новой жизнью в единственных туфлях, но в первый же день в Москве они набили мне рану на ноге, и у них отклеилась подошва. Тогда я пошла и купила себе новые дорогие туфли, с виду удобные, надела их, и они разодрали мне ноги до мяса. И мне пришлось снова ходить в старых с отклеенной подошвой. Но эта отклеенная подошва у них вскоре отошла окончательно, и тогда я, невзирая на адские муки при каждом шаге, стала ходить в новых туфлях. И проходила в них три дня. И мне показалось, что боль начала немного отступать. А потом… потом… потом я посмотрела вниз и увидела, что у них тоже отклеилась подошва! В результате я получила пару израненных ног, на которых не было живого места, и две пары туфель с отклеенными подошвами. Таково было моё первое испытание в Москве, но оно меня не остановило.





Как я выбралась из туалета с помощью зубной щётки




Приехав в Москву, я поселилась в квартире у знакомых, которые сами в это время отсутствовали. Туалет и душ у них были совмещённые. И вот встала я в восемь утра и пошла мыться в этот душ-туалет. И случайно зачем-то заперла дверь. А отпереть уже не смогла. Замок сломался, ручка вообще выпала. Я долго билась в эту дверь, но всё было безрезультатно. Постелила себе на полу полотенце, стала лежать и думать. Думала: «Хозяева должны приехать сегодня вечером, то есть до их приезда часов примерно двенадцать. А если они не приедут? Вот изменится у них что-то и приедут позже, неизвестно когда. Никто другой сюда не придёт. Мобильный телефон остался в комнате. Никто меня не хватится в этой вашей Москве». Потом стала думать, не кончится ли воздух (на самом деле не кончится, как мне потом объяснили, но я не была в этом уверена), увидела под дверью небольшую щель, легла носом к этой щели. Настраивалась, что надо спать, пока меня не выпустят, потому что иначе это не пережить. И так два часа я то лежала, то билась в дверь. Отбила себе все руки. На туалетной бумаге подводкой для глаз написала «Я в туалете» и просунула под дверь – непонятно зачем, на всякий случай, вдруг кто-нибудь придёт, когда я уже погибну. Когда в очередной раз у меня была сессия битья в дверь, я обратила внимание, что на двери есть «слабое» место: правый верхний угол. Он чуть сильнее поддавался на мои удары. Каким-то образом я догадалась вставить туда зубную щётку и стала на неё давить изо всех сил. И вот благодаря этому манёвру с зубной щёткой дверь открылась. Просидела я там два часа.





Впечатление от стихов




Однажды после чтений на «Поэтронике» ко мне подошли юноша и девушка и сказали: «Можно с вами поговорить? Ваши стихи такие шокирующие, что мы захотели с вами поговорить, чтобы понять, в своём ли вы уме».






Нудистский пляж в Серебряном бору




Когда мне было шестнадцать лет, мы с моим парнем Лёшей ездили в Москву автостопом. Нам было негде ночевать, и первую ночь мы провели в компьютерном клубе где-то в Кузьминках. Я положила голову на клавиатуру компьютера и попыталась заснуть, но администратор меня разбудил и сказал: «Спать идите домой». А где дом? Далеко, в другом городе. Тогда днём (а было лето) мы отправились спать в Серебряный бор на нудистский пляж. Крепко и сладко там спали голыми на земле. А на следующие ночи нас приютил Лёшин знакомый сатанист. И вот через много лет мы с моим мужем Гошей снова оказались с Серебряном бору – а вот и он, нудистский пляж. Я пошла по малой нужде в кусты. В кустах занимались сексом двое мужчин. На выходе из кустов голый мужчина спросил: «Девушка, а вы рассматриваете секс втроём?» В общем, как было, так и осталось хорошее место.





В кулуарах




Однажды на литературном вечере ко мне подошёл в кулуарах молодой человек и поделился тем, что он не понимает «женскую поэзию» и что все женщины пишут в одном стиле. Я не выдержала и сказала ему: «Молодой человек, не говорите хуйни! Вы меня достали». И отошла от него, и он ушёл потрясённый.





Переход




Когда-то я долго размышляла о пути антиномий, пути, в конце которого ты приходишь в точку, где тебе предстоит совершить невозможное действие, которое включает в себя противоположности – как бы одновременно пойти направо и налево. Одновременно сказать «да» и «нет». И когда ты совершишь это действие, ты выйдешь из матрицы, выйдешь из зоопарка, ты разорвёшь оковы времени и детерминации и совершишь не поддающийся описанию переход. И весь этот путь – сплошной схизис, сплошной дабл-байнд. Тяжёлый шизофренический путь в запредельное. И вот – размышляла я об этом, возвращаясь откуда-то домой, и ровно в полночь увидела, что светофор на совершенно пустом перекрёстке Ленинского и Зины Портновой горел одновременно зелёным и красным светом. Никого вокруг не было – всё это явно происходило специально для меня. Мне нужно было просто перейти дорогу под этим светофором, говорящим одновременно «да» и «нет», «иди» и «стой». Просто перейти дорогу – это и было то невозможное действие в конце пути. Было понятно: если я перейду эту дорогу, под этим светофором, обратного пути не будет. На несколько секунд я замерла. Потом я пошла через дорогу, было тихо-тихо и время как будто остановилось. Я перешла.





Мама и сын




Лет почти до тридцати я не собиралась иметь детей и не думала, что они у меня будут. Я не была идейной чайлдфри, просто мне казалось, что в моей жизни – как она реально складывается – нет и не предвидится места для ребёнка. По этому поводу я ничуть не переживала и вообще о детях не думала. Отношения с мужчинами были сложными, изматывающими, чувства доверия и защищённости не было, и денег не было, и полная социальная неустроенность, и постоянная депрессия, и болезнь, требующая постоянного приёма препаратов.

Всегда раздражало социальное давление, требующее от меня деторождения, просто потому, что я вроде как женщина и, значит, рождена для этого. А у меня и идентичности такой, что я женщина, никогда не было. Всегда чувствовала себя скорее существом андрогинным или квиром. Но это хрен объяснишь всем этим кумушкам-тётушкам с их вопросами, когда уже. Хотелось на хуй посылать. А бабушка покойная, когда я была юной девушкой, всё ругала меня, когда я уходила на гулянки, что, мол, в подоле принесёшь. А потом годы шли, и подол мой оставался пуст, бабушка уже и хотела бы увидеть правнуков, и ждала, но так и не дождалась – через три месяца после её смерти я забеременела.



Я помню, что в 2014 году, когда я пришла на приём к психоаналитику, я сказала ей, что не хочу детей и не планирую. В том же году в сауне мы разговорились с десятилетним мальчиком. Мальчик спросил меня: «У вас есть сын?» – «Нет», – ответила я. «Почему?» – спросил он. Я не знала, что сказать. Я понимаю его вопрос: молодая женщина возраста его мамы, и у неё нет сына, как у его мамы, это такое противоречие в определении для ребёнка. Как дядя без племянника, муж без жены, верх без низа и всё такое. К тому же ребёнок знает, как мама его любит, как он её любит, и не понимает, почему у других не так, хотя вроде могло бы быть так.



Егор пришёл ко мне сразу, как я его позвала. А позвала я его, когда встретила Гошу и впервые почувствовала, что в этих отношениях дети возможны. Плюс я проходила тогда анализ у лучшего на свете психоаналитика. И ещё дедушка, мой самый любимый человек, как раз тогда уходил. Как-то это тоже спровоцировало переоценку многого и способствовало желанию родить ребёнка. Очень жаль, что дедушка до этого не дожил. Я знала, что беременность может вызвать обострение моего заболевания, ухудшить его течение, с непредсказуемыми последствиями. Но я всё равно решилась на это. Так и произошло: у меня наступило очень сильное ухудшение, какого не было с самого начала болезни. Я до сих пор не восстановилась от этого. Но зато – у меня появился Егор.

Когда Егор родился, я поняла, что быть его мамой – для меня гораздо более подходит, чем почти все остальные вещи на свете. Многие мои знакомые, наверное, вообще не знают того чувства, которое является для меня блаженством. Они, скорее, склонны испытывать радость от символического и социального измерения жизни, от своей реализации в этих измерениях. А я к этому почти равнодушна, для меня блаженство – это ликование каждого атома в моём теле от соприкосновения с любимым существом, плоть к плоти, биение сердца к биению сердца, огромная, бесконечная нежность и радость, пронзающая насквозь, от возможности видеть его, быть рядом, это блаженство звериное и божественное, на уровне тела и всего существа, какой-то внутренний шорох умиления, когда сын просто пробегает мимо, блаженство утробное, как будто я, как большая дикая кошка, постоянно мурлыкаю на него и вылизываю своего детёныша. И это постоянный нож в сердце, постоянный страх: вдруг что-то случится. И такая любовь, глубинная, звериная, слепая, – в отличие от любви более умственной, царящей в свете разума, который как бы просветляет и сдерживает чувство, – она и про смерть тоже. Любовью разумной, светлой и сострадательной, конечно, я сына тоже люблю, она вообще лежит в основе моего отношения к миру и людям. Но к сыну есть и эта другая любовь, слепая и глухая, внеразумная любовь, и вот её я, кроме сына, очень мало к кому испытывала в жизни. Такая любовь – про предельные, невыносимые вещи, про детство и смерть, про то блаженство, которое когда-то было у меня с моей мамой, про что-то навсегда утраченное и обетованное, про землю, в которую все лягут, про запредельную тоску, которая есть в этой любви. Я понимаю прекрасно, что многие люди чувствуют это совсем по-другому, что у них этого чувства – как у меня – нет; все мы разные. Но для меня теперь мама и сын – это главные отношения, которые есть в моей жизни.





Нет сил




Однажды мне на голову нагадил голубь, но у меня настолько не было сил, что я ещё неделю проходила с засохшим помётом в волосах и только потом наконец собралась с силами и помыла голову.





Как от трёх мужиков