Драконова Академия 2
Часть 26 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Накажи меня, — усмехнулся Валентайн. — Так и будем стоять, или продолжим разговор там, где нам никто не помешает?
Дворецкий всеми силами пытался слиться с обстановкой, но у него это плохо получалось. Униформа насыщенного темно-красного цвета не вписывалась в светлый холл. Хотя, возможно, и вписывалась, но слиться с ним ему не грозило при всем желании, поэтому мужчина просто осторожно отступил в сторону, на всякий случай — поближе к двери.
Лояльность и преданность налицо.
Мысли отразились усмешкой и приподнятым уголком губ, после чего Равена знатно перекосило.
— Вы… ты…
— Понятно. Разговор продолжаем здесь. В таком случае, моя первая рекомендация. Не обижайте Ленор. Не давите на нее и не делайте вид, что произошло что-то из ряда вон — я сейчас говорю о нашей связи. Обо всех ваших попытках я так или иначе узнаю, Равен. Не выговаривайте ей за то, что случилось, это не ее вина. И позаботьтесь о том, чтобы в вашем присутствии она чувствовала себя защищенной. Девочке нужен нормальный отец, а не вопящее истеричное нечто.
В Равене, кажется, кончился воздух. Он попытался открыть рот, но с губ сорвалось только какое-то пыхтенье, лицо его, изначально пунцовое, сейчас пошло красными пятнами вразброс.
— Вы забываетесь, архимаг Альгор! Вы говорите с равным себе…
— Идите спать, — Валентайн похлопал Равена по плечу, — и не напрягайтесь. По крайней мере, пока соблюдаете нашу с вами договоренность. Да, к слову. Если попытаетесь компенсировать наш разговор на Ленор или на ее брате, об этом я тоже узнаю. И оторву вам голову.
Оставив владельца дома исходить гневом на пару со своим преданным слугой, который не бежал по улице исключительно потому, что был не в лучшей физической форме и очень держался за место, Валентайн поднялся по лестнице вслед за Леной. Найти ее не составило труда: ни тогда, ни сейчас — но в миг, когда разгневанный Равен влетел в его дом, разбрасываясь истеричными воплями, его просто замкнуло. Как замыкает контур неправильно сплетенного темного заклинания, которое впоследствии рванет так, что мало не покажется.
На несколько мгновений он просто утратил самообладание, и его вторая суть не замедлила этим воспользоваться. Щедро плеснула в кровь своего яда, вымораживая человеческую суть, отрезая от контроля и решения держаться с Леной исключительно официально, не переходить границ.
«Ты не настаиваешь на сексуальных отношениях между нами».
Это условие, которое она ему поставила… да плевать ему было на это условие. Плевать на ее сопротивление, он все равно нашел бы способ сделать ее своей. Если бы не угроза, о которой Валентайн старался не думать.
Черная страсть.
Одержимость. Болезненное влечение. Желание, приводящее к безумию и зацикленности на одной-единственной драконессе. Лена драконессой не была, но с ней вообще все непонятно. Не по правилам. Он и не думал, что такое возможно — так сходить с ума по девчонке, которая младше его почти на десять лет. В то время как этих девчонок — боящихся его и все равно воспринимающих это как опасную игру, желающих закрутить роман с ним, были сотни. Запрещенные удовольствия всегда слаще, вот женщины и западали на него. На единственного темного дракона в Даррании. Двое замужних и вполне благопристойных особ даже поспорили на фамильные драгоценности, на что будет похож секс с ним. Видимо, ожидали щупалец тьмы или чего-то вроде.
Спать с ними Валентайн, разумеется, не стал, но эта информация знатно подняла ему настроение. Он даже предложил Эмильене написать книгу, эротические мемуары о тайной связи с ним, и явить миру новый бестселлер. Драконесса шутки не поняла, обиделась даже, вот только Валентайну было все равно.
Ему всегда было все равно. До появления в его жизни Лены. И если раньше он не думал о черной страсти по причине того, что она человек, то сейчас… к сожалению, он слишком хорошо знал своего отца. Слишком долго учился мыслить, как Адергайн — его воспитание не предполагало других вариантов. Поэтому Лена для него под запретом. Как бы сильно к ней ни влекло.
Вот только попробуй это объяснить себе, когда смотришь на нее спящую. Она и впрямь сильно устала: лежала на кровати, свернувшись клубочком, прямо в форме. К ней не стоило ни то что приближаться, даже просто стоять в дверях ее комнаты, но все же Валентайн шагнул вперед и прикрыл за собой дверь.
В этой спальне даже не развернешься толком, обстановка напоминает о казенных учреждениях не самого высокого уровня. А ведь она могла бы сейчас спать у него — в той комнате, которую он хотел переделать под нее. Полностью. Могла бы, если бы он не сорвался так глупо. Если бы не что-то страшное, оставшееся в ее прошлом, заставившее эту смелую девочку превратиться в испуганного зверька.
— Я бы никогда не причинил тебе боль, Лена.
Прежде чем опуститься на кровать рядом с ней, Валентайн накинул легкое заклинание сна, которое не позволит девушке проснуться даже если за окнами будут бить пушки. Недолгое: полчаса максимум, но ему хватит. Хватит, чтобы ее раздеть и нормально уложить спать.
Проще всего оказывается снять пиджак. Здесь всего три пуговицы, и они поддаются легко. С блузкой сложнее: хотя бы потому, что под белой тканью угадывается белье, и можно только представлять, какая нежная у нее кожа. Впрочем, почему только представлять. Когда пальцы касаются петель пуговичек на блузке, в раскрывающемся вырезе видна манящая ложбинка между грудей.
Безумие какое-то.
С этим просто нужно быстро покончить, но быстро не получается. Больше того, картина, как он наклоняется и касается губами высоко вздымающейся груди видится слишком ярко, а перед глазами, наоборот, темнеет.
— Я. Схожу. С ума.
Собственный голос должен был отрезвить, но он звучит незнакомо. Гораздо ниже привычных насмешливых, снисходительных или приказных нот, как будто близость этой женщины открывает в нем неизвестные даже ему самому, неведомые доселе глубины. Нет, это определенно помешательство, потому что не касаться тонкой светлой кожи кажется просто какой-то изощренной пыткой. Тем не менее ему удается избавить ее от пиджака и от блузки и справиться с ним.
Если все получилось, значит, он достаточно владеет собой, чтобы оставаться рядом с ней. Чтобы продолжать обучение.
Далее — черед юбки, и перед глазами вспыхивает картина, когда Лена лежала у него на коленях. Ощущение ладони на ее ягодицах даже сейчас чувствуется так остро, что сквозь пальцы в запястье ударяет жаром. Дрожь в руке — это что-то новенькое, по крайней мере, такая, когда подушечки пальцев словно тянет магическим арканом к плоскому животу, а в голове, сводя с ума, звучит голос:
«Прикоснись… Прикоснись… Прикоснись…»
Это действительно напоминало безумие, и оно было настолько сильным, что он почти коснулся светлой, нетронутой загаром кожи. Коснулся бы, если бы из-за спины не донеслось хриплое угрожающее рычание, одновременно полоснувшее знакомым оттенком силы. Валентайн обернулся в мгновение, столкнувшись взглядом со зверем. Или, точнее будет сказать, зверенышем.
Призрачный мясник — одна из самых смертоносных тварей, приходящая из-за грани. Призвать ее в этом мире может только очень могущественный маг, знающий заклинание призыва, эта тварь рождена для убийства. Она воплощается и развоплощается, появляется в одном месте, исчезает, появляется в другом исключительно для одной-единственной цели: убивать. Из-за ее способности так перемещаться в пространстве сражение с ней крайне опасно. Тот, на кого указывает заклинание, обречен, если не наделен сильной магией и отменной реакцией.
Но самое невероятное заключалось в том, что мясник рычал на него. Посылать призрачного мясника к Альгору — самое нелепое изо всего, с чем ему доводилось сталкиваться. И оскорбительное, пожалуй. Будь это взрослая особь, это еще можно было бы понять. Контур заклинания Валентайн выплел молниеносно, но кое-что заставило его помедлить. Обходя его по кругу, с другой стороны, черный, как ночь, дракончик косился на спящую девушку. Осторожно и, кажется…
— Р-р-р-ххх! — На постель легла одна черно-призрачная лапа, затем вторая. Потом появилась голова, напряженный взгляд задержался на Валентайне.
Призрачный мясник, который не атакует — это парадокс. Но именно этот парадокс сейчас и замер, изучая его и Лену. Словно пытался понять, какие у него, Валентайна, намерения. По отношению к девушке.
— Невероятно, — хмыкнул он, рассматривая зверя так же внимательно, как он рассматривал его. — Ты ее защищаешь?
Сверкнули угли-глаза, разгораясь лозантировым пламенем и тут же снова становясь более темными. Страж запрыгнул на кровать, потоптался по ней и направился к подушке.
— Ну уж нет, — одно движение — и зверя сдуло с постели.
Снизу снова раздалось недовольное рычание, но Валентайн стянул с девушки юбку и осторожно уложил ее в кровать. Не удержался: поправил разметавшиеся по подушке волосы. Укутывая одеялом, посмотрел на топчущегося в нерешительности мясника.
— Что же ты за тварь, а?
В глазах мясника читался тот же вопрос, но он явно не собирался причинять Лене вред, больше того, он хотел забраться к ней на постель и лечь поближе. Да, они с ним определенно похожи больше, чем может показаться на первый взгляд. Сама мысль об этом вызвала улыбку, которая, впрочем, надолго не задержалась.
Он только что сбросил призрачного стража с кровати заклинанием. Но даже если бы и не сбросил, то…
Валентайн создал первое, что пришло на ум: пламя тлена. Серебристо-черные язычки заплясали над ладонью, пожирая воздух и готовые уничтожить все, до чего дотянутся, но никакой реакции не последовало. Никакой, кроме пригнувшегося к полу мясника — он расценил это как попытку напасть, и рычание снова перешло в угрожающее.
— Я не причиню ей вреда, — Валентайн погасил пламя. — И тебе тоже. Просто хотел кое-что проверить.
«Кое-что» подразумевало отсутствие защитного контура на доме Равена. После нападения на Керуана все в срочном порядке устанавливали на свои жилища защитные заклинания, которые поддерживались целой цепочкой артефактов. Заклинания по образцу тех, что защищали Академию, Дворец правления людей на Алой площади, подземную тюрьму Хэвенсграда, куда Лену запихнул Лэйтор.
Валентайн знал об этой системе защиты все или почти все, потому что он сам ее создал. Да, она стоила прилично, потому что удерживать такую силу могли только очень мощные амулеты с круговыми контурами. На городских праздниках, например, или во время прочих столпотворений, на выставках и в театрах, эту защиту ставили временно: активировали, а после завершения отключали.
Что же касается Равена, он, видимо, поскупился. Как поскупился на нормальную обстановку, на нормальную спальню и на нормальную одежду для своей подопечной.
Выстроить здесь систему защиты? В добровольно-принудительном порядке, поставив Равена перед фактом?
И лишить Лену возможности заниматься темной магией здесь. С другой стороны, она не должна заниматься темной магией здесь, заниматься ей она должна только рядом с ним. По-хорошему, она вообще не должна сюда возвращаться!
Поймав себя на этой мысли, Валентайн резко ее обрубил. Советоваться с Равеном он точно не станет, а вот с Леной… ему бы хотелось, чтобы ее решение остаться с ним было добровольным. Чтобы решение поставить контур на этот дом они принимали вместе. А значит, и действовать нужно соответственно.
Сейчас все эмоции схлынули, и он снова мог мыслить здраво. Если бы Адергайну нужна была Лена, она бы была у него. Нет, здесь ей вряд ли что-то угрожает, кроме тупоголового опекуна, которому, остается надеяться, хватит ума вести себя иначе. И все же…
— Кто ты такая, Лена? — хрипло спросил он, глядя на девушку, которая уже успела повернуться на другой бок.
В ногах которой мило укладывалось спать одно из самых жутких существ Загранья.
Глава 19
Лена
Давно я не спала так сладко. Настолько, что, проснувшись, обнаружила на своем лице отпечатавшуюся подушку — это я поняла, когда потерла щеку ладонью. Шторы в комнате не задернули, и осеннее солнце заливало комнату, а высокое небо полыхало яркостью голубизны так, что было больно глазам.
Выходные!
Я уже и забыла, что это такое. В этом мире прошло две недели, а мне кажется, что я живу тут вечность. В сладкую негу пробуждения попытались прокрасться мысли о Соне, но я запретила себе думать и вспоминать о ней. И обо всем, что осталось в моем родном мире. Так можно всю жизнь прожить прошлым, а у меня впереди будущее. И у Сони тоже, если я доберусь до книги Валентайна Альгора так, чтобы он этого не заметил. Поправочка: не если, а когда.
С этой мыслью я от души потянулась и ойкнула — в ногу что-то впилось. Я мгновенно села на постели и подтянула пострадавшую стопу к себе. «Что-то» оказалось чешуйкой с платья Люциана. Наверное, когда горничные убирались, завалилась сюда. Покрутив сверкающую платиной чешуйку, отложила ее в сторону, откинула одеяло…
Одеяло?!
Моя форма, аккуратно сложенная, лежала на кресле. Я бы сказала, издевательски аккуратно: блузка и пиджак перекинуты через подлокотник, юбка — складочка к складочке — на сиденье. Вот…
Ничего цензурного в голову не приходило, поэтому я плотно сжала губы. Можно было предположить, что обо мне позаботилась какая-то горничная, если бы я не знала, кто меня привез. При мысли о том, что Валентайн меня раздевал, кровь попыталась добраться до лица и изобразить смущение, но ее перекрыла ярость. Совести у него нет! Совсем.
Конечно, нет, Лена. Он же темный дракон. Хотя что касается совести, у некоторых светлых тут с ней тоже туго. Мысли о Люциане я отогнала так же, как мысли о прошлом и о том, что осталось в моем мире, быстренько привела себя в порядок, оделась и спустилась к завтраку.
В столовой уже восседал Хитар. Судя по накрытому на троих столу, ждали и меня, и Макса. Судя по мрачному выражению дядюшкиного лица, ждали в очень плохом настроении. Ну да и ладно, Хитар в хорошем настроении — это как Валентайн Альгор и Люциан Драгон с совестью.
— Доброе утро, — поздоровалась я, усаживаясь на свое место.
Залитая солнцем столовая почему-то именно сейчас напоминала о весне, а не об осени, это обманчиво-уютное тепло заставило улыбнуться своим мыслям. Хитар же после такого помрачнел еще больше.
— Ничего не хочешь объяснить? — раздул ноздри он, указывая глазами на браслеты.
— Думаю, все, что нужно, вам уже объяснили.
Если Валентайн поднялся ко мне, и не просто поднялся, но умудрился меня раздеть, и этот дом не рухнул, то Хитара в известность о том, что я «Альгорова женщина» уже явно поставили.
— Ты была помолвлена с Люцианом Драгоном…
— Была, — согласилась я, хотя что-то в груди больно кольнуло. Чтобы оно там не кололось, я переключилась на стол и расстелила на коленях светло-кремовую салфетку с золотистыми вензелями.
— И?
— Теперь не помолвлена. — Про личные границы и личную жизнь в этом мире не знают, я уже поняла.
Дворецкий всеми силами пытался слиться с обстановкой, но у него это плохо получалось. Униформа насыщенного темно-красного цвета не вписывалась в светлый холл. Хотя, возможно, и вписывалась, но слиться с ним ему не грозило при всем желании, поэтому мужчина просто осторожно отступил в сторону, на всякий случай — поближе к двери.
Лояльность и преданность налицо.
Мысли отразились усмешкой и приподнятым уголком губ, после чего Равена знатно перекосило.
— Вы… ты…
— Понятно. Разговор продолжаем здесь. В таком случае, моя первая рекомендация. Не обижайте Ленор. Не давите на нее и не делайте вид, что произошло что-то из ряда вон — я сейчас говорю о нашей связи. Обо всех ваших попытках я так или иначе узнаю, Равен. Не выговаривайте ей за то, что случилось, это не ее вина. И позаботьтесь о том, чтобы в вашем присутствии она чувствовала себя защищенной. Девочке нужен нормальный отец, а не вопящее истеричное нечто.
В Равене, кажется, кончился воздух. Он попытался открыть рот, но с губ сорвалось только какое-то пыхтенье, лицо его, изначально пунцовое, сейчас пошло красными пятнами вразброс.
— Вы забываетесь, архимаг Альгор! Вы говорите с равным себе…
— Идите спать, — Валентайн похлопал Равена по плечу, — и не напрягайтесь. По крайней мере, пока соблюдаете нашу с вами договоренность. Да, к слову. Если попытаетесь компенсировать наш разговор на Ленор или на ее брате, об этом я тоже узнаю. И оторву вам голову.
Оставив владельца дома исходить гневом на пару со своим преданным слугой, который не бежал по улице исключительно потому, что был не в лучшей физической форме и очень держался за место, Валентайн поднялся по лестнице вслед за Леной. Найти ее не составило труда: ни тогда, ни сейчас — но в миг, когда разгневанный Равен влетел в его дом, разбрасываясь истеричными воплями, его просто замкнуло. Как замыкает контур неправильно сплетенного темного заклинания, которое впоследствии рванет так, что мало не покажется.
На несколько мгновений он просто утратил самообладание, и его вторая суть не замедлила этим воспользоваться. Щедро плеснула в кровь своего яда, вымораживая человеческую суть, отрезая от контроля и решения держаться с Леной исключительно официально, не переходить границ.
«Ты не настаиваешь на сексуальных отношениях между нами».
Это условие, которое она ему поставила… да плевать ему было на это условие. Плевать на ее сопротивление, он все равно нашел бы способ сделать ее своей. Если бы не угроза, о которой Валентайн старался не думать.
Черная страсть.
Одержимость. Болезненное влечение. Желание, приводящее к безумию и зацикленности на одной-единственной драконессе. Лена драконессой не была, но с ней вообще все непонятно. Не по правилам. Он и не думал, что такое возможно — так сходить с ума по девчонке, которая младше его почти на десять лет. В то время как этих девчонок — боящихся его и все равно воспринимающих это как опасную игру, желающих закрутить роман с ним, были сотни. Запрещенные удовольствия всегда слаще, вот женщины и западали на него. На единственного темного дракона в Даррании. Двое замужних и вполне благопристойных особ даже поспорили на фамильные драгоценности, на что будет похож секс с ним. Видимо, ожидали щупалец тьмы или чего-то вроде.
Спать с ними Валентайн, разумеется, не стал, но эта информация знатно подняла ему настроение. Он даже предложил Эмильене написать книгу, эротические мемуары о тайной связи с ним, и явить миру новый бестселлер. Драконесса шутки не поняла, обиделась даже, вот только Валентайну было все равно.
Ему всегда было все равно. До появления в его жизни Лены. И если раньше он не думал о черной страсти по причине того, что она человек, то сейчас… к сожалению, он слишком хорошо знал своего отца. Слишком долго учился мыслить, как Адергайн — его воспитание не предполагало других вариантов. Поэтому Лена для него под запретом. Как бы сильно к ней ни влекло.
Вот только попробуй это объяснить себе, когда смотришь на нее спящую. Она и впрямь сильно устала: лежала на кровати, свернувшись клубочком, прямо в форме. К ней не стоило ни то что приближаться, даже просто стоять в дверях ее комнаты, но все же Валентайн шагнул вперед и прикрыл за собой дверь.
В этой спальне даже не развернешься толком, обстановка напоминает о казенных учреждениях не самого высокого уровня. А ведь она могла бы сейчас спать у него — в той комнате, которую он хотел переделать под нее. Полностью. Могла бы, если бы он не сорвался так глупо. Если бы не что-то страшное, оставшееся в ее прошлом, заставившее эту смелую девочку превратиться в испуганного зверька.
— Я бы никогда не причинил тебе боль, Лена.
Прежде чем опуститься на кровать рядом с ней, Валентайн накинул легкое заклинание сна, которое не позволит девушке проснуться даже если за окнами будут бить пушки. Недолгое: полчаса максимум, но ему хватит. Хватит, чтобы ее раздеть и нормально уложить спать.
Проще всего оказывается снять пиджак. Здесь всего три пуговицы, и они поддаются легко. С блузкой сложнее: хотя бы потому, что под белой тканью угадывается белье, и можно только представлять, какая нежная у нее кожа. Впрочем, почему только представлять. Когда пальцы касаются петель пуговичек на блузке, в раскрывающемся вырезе видна манящая ложбинка между грудей.
Безумие какое-то.
С этим просто нужно быстро покончить, но быстро не получается. Больше того, картина, как он наклоняется и касается губами высоко вздымающейся груди видится слишком ярко, а перед глазами, наоборот, темнеет.
— Я. Схожу. С ума.
Собственный голос должен был отрезвить, но он звучит незнакомо. Гораздо ниже привычных насмешливых, снисходительных или приказных нот, как будто близость этой женщины открывает в нем неизвестные даже ему самому, неведомые доселе глубины. Нет, это определенно помешательство, потому что не касаться тонкой светлой кожи кажется просто какой-то изощренной пыткой. Тем не менее ему удается избавить ее от пиджака и от блузки и справиться с ним.
Если все получилось, значит, он достаточно владеет собой, чтобы оставаться рядом с ней. Чтобы продолжать обучение.
Далее — черед юбки, и перед глазами вспыхивает картина, когда Лена лежала у него на коленях. Ощущение ладони на ее ягодицах даже сейчас чувствуется так остро, что сквозь пальцы в запястье ударяет жаром. Дрожь в руке — это что-то новенькое, по крайней мере, такая, когда подушечки пальцев словно тянет магическим арканом к плоскому животу, а в голове, сводя с ума, звучит голос:
«Прикоснись… Прикоснись… Прикоснись…»
Это действительно напоминало безумие, и оно было настолько сильным, что он почти коснулся светлой, нетронутой загаром кожи. Коснулся бы, если бы из-за спины не донеслось хриплое угрожающее рычание, одновременно полоснувшее знакомым оттенком силы. Валентайн обернулся в мгновение, столкнувшись взглядом со зверем. Или, точнее будет сказать, зверенышем.
Призрачный мясник — одна из самых смертоносных тварей, приходящая из-за грани. Призвать ее в этом мире может только очень могущественный маг, знающий заклинание призыва, эта тварь рождена для убийства. Она воплощается и развоплощается, появляется в одном месте, исчезает, появляется в другом исключительно для одной-единственной цели: убивать. Из-за ее способности так перемещаться в пространстве сражение с ней крайне опасно. Тот, на кого указывает заклинание, обречен, если не наделен сильной магией и отменной реакцией.
Но самое невероятное заключалось в том, что мясник рычал на него. Посылать призрачного мясника к Альгору — самое нелепое изо всего, с чем ему доводилось сталкиваться. И оскорбительное, пожалуй. Будь это взрослая особь, это еще можно было бы понять. Контур заклинания Валентайн выплел молниеносно, но кое-что заставило его помедлить. Обходя его по кругу, с другой стороны, черный, как ночь, дракончик косился на спящую девушку. Осторожно и, кажется…
— Р-р-р-ххх! — На постель легла одна черно-призрачная лапа, затем вторая. Потом появилась голова, напряженный взгляд задержался на Валентайне.
Призрачный мясник, который не атакует — это парадокс. Но именно этот парадокс сейчас и замер, изучая его и Лену. Словно пытался понять, какие у него, Валентайна, намерения. По отношению к девушке.
— Невероятно, — хмыкнул он, рассматривая зверя так же внимательно, как он рассматривал его. — Ты ее защищаешь?
Сверкнули угли-глаза, разгораясь лозантировым пламенем и тут же снова становясь более темными. Страж запрыгнул на кровать, потоптался по ней и направился к подушке.
— Ну уж нет, — одно движение — и зверя сдуло с постели.
Снизу снова раздалось недовольное рычание, но Валентайн стянул с девушки юбку и осторожно уложил ее в кровать. Не удержался: поправил разметавшиеся по подушке волосы. Укутывая одеялом, посмотрел на топчущегося в нерешительности мясника.
— Что же ты за тварь, а?
В глазах мясника читался тот же вопрос, но он явно не собирался причинять Лене вред, больше того, он хотел забраться к ней на постель и лечь поближе. Да, они с ним определенно похожи больше, чем может показаться на первый взгляд. Сама мысль об этом вызвала улыбку, которая, впрочем, надолго не задержалась.
Он только что сбросил призрачного стража с кровати заклинанием. Но даже если бы и не сбросил, то…
Валентайн создал первое, что пришло на ум: пламя тлена. Серебристо-черные язычки заплясали над ладонью, пожирая воздух и готовые уничтожить все, до чего дотянутся, но никакой реакции не последовало. Никакой, кроме пригнувшегося к полу мясника — он расценил это как попытку напасть, и рычание снова перешло в угрожающее.
— Я не причиню ей вреда, — Валентайн погасил пламя. — И тебе тоже. Просто хотел кое-что проверить.
«Кое-что» подразумевало отсутствие защитного контура на доме Равена. После нападения на Керуана все в срочном порядке устанавливали на свои жилища защитные заклинания, которые поддерживались целой цепочкой артефактов. Заклинания по образцу тех, что защищали Академию, Дворец правления людей на Алой площади, подземную тюрьму Хэвенсграда, куда Лену запихнул Лэйтор.
Валентайн знал об этой системе защиты все или почти все, потому что он сам ее создал. Да, она стоила прилично, потому что удерживать такую силу могли только очень мощные амулеты с круговыми контурами. На городских праздниках, например, или во время прочих столпотворений, на выставках и в театрах, эту защиту ставили временно: активировали, а после завершения отключали.
Что же касается Равена, он, видимо, поскупился. Как поскупился на нормальную обстановку, на нормальную спальню и на нормальную одежду для своей подопечной.
Выстроить здесь систему защиты? В добровольно-принудительном порядке, поставив Равена перед фактом?
И лишить Лену возможности заниматься темной магией здесь. С другой стороны, она не должна заниматься темной магией здесь, заниматься ей она должна только рядом с ним. По-хорошему, она вообще не должна сюда возвращаться!
Поймав себя на этой мысли, Валентайн резко ее обрубил. Советоваться с Равеном он точно не станет, а вот с Леной… ему бы хотелось, чтобы ее решение остаться с ним было добровольным. Чтобы решение поставить контур на этот дом они принимали вместе. А значит, и действовать нужно соответственно.
Сейчас все эмоции схлынули, и он снова мог мыслить здраво. Если бы Адергайну нужна была Лена, она бы была у него. Нет, здесь ей вряд ли что-то угрожает, кроме тупоголового опекуна, которому, остается надеяться, хватит ума вести себя иначе. И все же…
— Кто ты такая, Лена? — хрипло спросил он, глядя на девушку, которая уже успела повернуться на другой бок.
В ногах которой мило укладывалось спать одно из самых жутких существ Загранья.
Глава 19
Лена
Давно я не спала так сладко. Настолько, что, проснувшись, обнаружила на своем лице отпечатавшуюся подушку — это я поняла, когда потерла щеку ладонью. Шторы в комнате не задернули, и осеннее солнце заливало комнату, а высокое небо полыхало яркостью голубизны так, что было больно глазам.
Выходные!
Я уже и забыла, что это такое. В этом мире прошло две недели, а мне кажется, что я живу тут вечность. В сладкую негу пробуждения попытались прокрасться мысли о Соне, но я запретила себе думать и вспоминать о ней. И обо всем, что осталось в моем родном мире. Так можно всю жизнь прожить прошлым, а у меня впереди будущее. И у Сони тоже, если я доберусь до книги Валентайна Альгора так, чтобы он этого не заметил. Поправочка: не если, а когда.
С этой мыслью я от души потянулась и ойкнула — в ногу что-то впилось. Я мгновенно села на постели и подтянула пострадавшую стопу к себе. «Что-то» оказалось чешуйкой с платья Люциана. Наверное, когда горничные убирались, завалилась сюда. Покрутив сверкающую платиной чешуйку, отложила ее в сторону, откинула одеяло…
Одеяло?!
Моя форма, аккуратно сложенная, лежала на кресле. Я бы сказала, издевательски аккуратно: блузка и пиджак перекинуты через подлокотник, юбка — складочка к складочке — на сиденье. Вот…
Ничего цензурного в голову не приходило, поэтому я плотно сжала губы. Можно было предположить, что обо мне позаботилась какая-то горничная, если бы я не знала, кто меня привез. При мысли о том, что Валентайн меня раздевал, кровь попыталась добраться до лица и изобразить смущение, но ее перекрыла ярость. Совести у него нет! Совсем.
Конечно, нет, Лена. Он же темный дракон. Хотя что касается совести, у некоторых светлых тут с ней тоже туго. Мысли о Люциане я отогнала так же, как мысли о прошлом и о том, что осталось в моем мире, быстренько привела себя в порядок, оделась и спустилась к завтраку.
В столовой уже восседал Хитар. Судя по накрытому на троих столу, ждали и меня, и Макса. Судя по мрачному выражению дядюшкиного лица, ждали в очень плохом настроении. Ну да и ладно, Хитар в хорошем настроении — это как Валентайн Альгор и Люциан Драгон с совестью.
— Доброе утро, — поздоровалась я, усаживаясь на свое место.
Залитая солнцем столовая почему-то именно сейчас напоминала о весне, а не об осени, это обманчиво-уютное тепло заставило улыбнуться своим мыслям. Хитар же после такого помрачнел еще больше.
— Ничего не хочешь объяснить? — раздул ноздри он, указывая глазами на браслеты.
— Думаю, все, что нужно, вам уже объяснили.
Если Валентайн поднялся ко мне, и не просто поднялся, но умудрился меня раздеть, и этот дом не рухнул, то Хитара в известность о том, что я «Альгорова женщина» уже явно поставили.
— Ты была помолвлена с Люцианом Драгоном…
— Была, — согласилась я, хотя что-то в груди больно кольнуло. Чтобы оно там не кололось, я переключилась на стол и расстелила на коленях светло-кремовую салфетку с золотистыми вензелями.
— И?
— Теперь не помолвлена. — Про личные границы и личную жизнь в этом мире не знают, я уже поняла.