Драконофобия в контракт не входит

— Да. И всегда дождь… Даже зимой…

Она все-таки заснула, объяснив дальнейший путь. Зуз разбудил ее через два часа у въезда в деревню «Нижние Погляды».

— А теперь вы куда?

— Домой, — девица принялась выползать из машины. Ее сильно разморило и качало. — Б-р-р… холодно. Но сначала переночую в гостинице, во-о-он в той.

— Донести чемодан?

— Не нужно, он на колесиках.

Зуз с сомнением посмотрел на изрытую ямами дорогу к темнеющей в первом ряду домов гостинице. В ней не горели окна. Девочка врет, не хочет, чтобы он видел, где она живет. Ну… дело хозяйское.

Он получил еще тридцать солидов. Вернул двадцать (совесть, проклятая совесть!) и все равно уехал довольный и с прибытком: на радостях девчонка отдала ему весь пакетик с травами. Только рукой махнула: ерунда какая, забирайте. Теперь можно будет пару недель не покупать обезболивающее, от него все сильнее печет в желудке.

Где-то через час в салоне раздался странный звук. Зуз остановился, встревожившись. Но это был не двигатель: на заднем сиденье между подушками застряло зеркальце. Сейчас над ним торчало лицо женщины-программы.

— Входящее сообщение, — механически повторяла имитация. — Господин Ганье отправил вам входящее сообщение.

Над серым экраном всплыло знакомое надменное лицо. Зуз потянулся и достал зеркальце. Девушке, выронившей устройство в его такси, звонил Арман Ганье, брат Эмилии, дракон, что когда-то нанял оборотней, чтобы покалечить возлюбленного сестры.

Глава 9

Глава 9

Зуз

Зуз нажал на кнопку, поднеся экран к лицу.

— Биометрия не идентифицирована, — безжизненным тоном сообщила программа. — Доступ к устройству запрещен. Проблемы со входом? Обратитесь в компанию «Живое Зеркало».

Зуз нервно выдохнул. Глубоко ненавидимое лицо Армана Ганье продолжало мерцать над экраном, лишь немного размылось. Нехорошо читать чужую почту, очень нехорошо, но еще хуже калечить людей и превращать своих родных в живых мертвецов. Именно таким зомби становилась Эм каждый раз после общения с братом. Он высасывал из нее не кровь — жизнь.

Зуз положил телефон на сиденье рядом. Биометрия — это лицо. У девочки, которую он довез до Нижних Погляд, было очень хорошее, милое лицо. Зуз отлично запоминал людей — сказывалось его происхождение. Способность к имитации даже мельком увиденных объектов была для метаморфов жизненной необходимостью, ключом к выживанию. Память на лица, понимание мимики и языка жестов также помогали в работе, в той, прошлой жизни, где Зуз был уважаемым журналистом, ведущим телевизионной программы «Как на ладони».

Что связывало милую, отзывчивую девочку с мерзавцем Ганье? Интуиция подсказывала Зузу, что не интрижка. Однако, возможно, интуиция ошибалась, и в свободное от выпивки (и частушек на грани приличия) время девушка увлекалась романтическими отношениями с чистокровными драконами. А Зуз просто лез не в свое дело. Или в свое?

Метаморф решительно развернул к себе зеркало над панелью машины. Давненько он не практиковал трансформацию. Мышцы заныли, но лицо, несмотря на отсутствие привычки, получилось на удивление похожим — точь-в-точь недавняя пассажирка. Волосы Зуз имитировать не стал: это был бы самый неприятный момент трансформации, а в камеру зеркала прическу все равно не видно.

Он не будет заглядывать в личные сообщения, лишь выслушает послание от Ганье. Если это бизнес или любовная интрижка, он просто вернет телефон девушке. Но что если судьба дарит Зузу шанс? Эмилию словно стерли: она больше не посещает заметные городские события, не мелькает на благотворительных акциях и вечеринках аристократии. Открытие нового детского дома прошло без нее, среди гостей кинофестиваля ее тоже не было.

Оказалось, профессия таксиста открывает все двери, достаточно сказать «меня ждет господин такой-то» и имя подобрать не слишком известное, но и не заурядное. Долгие часы наблюдения за домом матери Эм не дали никаких результатов, а чтобы следить за Арманом, недостаточно было работать таксистом.

— Биометрия принята, — равнодушно сообщило живое зеркало и развернуло меню. При этом лицо Ганье исчезло, впитавшись в экран прозрачным свитком.

Зуз усилием воли вернул свои черты, подвигал ртом и скулами. Нужно время от времени упражняться в трансформации. Пригодится, вот как сейчас.

Прогноз погоды, почему-то горит тревожным красным. В напоминаниях о срочных делах мигает анимированная картинка с женскими ноготками — кое-кто забыл сходить на маникюр. Визитная карточка ветеринарного магазина. А вот и пропущенные сообщения.

— Браво, браво! — Ганье несколько раз лениво хлопнул в ладоши. Он сидел в кабинете с видом на блестящую башню Хрустального Дворца. — Твой перформанс получился эффектным. Однако не эффективным. Кто бы мог подумать, что ты проколешься на заключительном этапе. Нет, я не расстроен, отнюдь, — я впечатлен. Ты действительно уникум. Я не о ресторане, конечно, а об атаке стаи бродячих псов на мой автомобиль. Случайные свидетели были в шоке, — дракон безмятежно рассмеялся. — Жаль, не видел этого собственными глазами, лишь имел честь лицезреть последствия твоей… выходки. Еще раз браво! Замена колес и чистка влетит мне в десяток золотых. Вычту их из твоего будущего содержания, милая. Да-да, через месяц-другой мой брачный полет. В любом случае ты же понимаешь, что пока рановато распускать наш маленький тандем. Арман Ганье определился с выбором. Во-первых, твое происхождение и солидное наследство — я подумал и пришел к выводу, что в моем шатком положении не следует привередничать. Во-вторых, вместе мы свернем горы. Твоя магия и мои идеи. Правда, придется немного поэкспериментировать, я все еще надеюсь на расширение твоих способностей. Мы это еще обсудим. И где бы ни пряталась Элмеция де Фасино, я хочу, чтобы в Двенадцатую Ночь она была готова поприветствовать своего… жениха. До встречи, Синтия. Ах да, на город надвигается Ледяной Рой. Спрячься как можно лучше, дорогая, береги себя.

Послание дракона было коротким, но таким… информационно насыщенным, что у Зуза заболела голова. Он пересматривал сообщение снова и снова. И только через несколько минут до метаморфа дошел смысл последней фразы.

Синтия

Нижние Погляды остались позади. Чемодан громыхал по щебню, каблуки, казалось, впечатывались в пятки. Я не выдержала и переобулась в сапожки на плоской подошве, стоя прямо на ледяной траве. Нужно было сделать это в такси, но алкоголь опять отбил у меня память. Надеюсь, я ничего не наговорила тому милейшему дядьке-таксисту. Но почему так холодно?

Над бухтой кружились чайки. Много чаек. Я смотрела на них с вершины холма и… все больше напрягалась. Дошло до меня почти у самого маяка, лишь когда одна из птиц метнулась в мою сторону, задев крылом по плечу. Короткого образа, переданного чайкой, мне вполне хватило: Рой! Я ни разу не попадала под него в Сильверграде, но слышала достаточно, чтобы испугаться до колик в животе.

Черные тучи наползали на бухту, с неба срывались снежинки. Было четко видно, где проходит граница между кварталами — там дождь еще в воздухе превращался в лед. Ледяные сосульки осыпались на землю с серебристым звоном. Дело плохо, совсем плохо. Это действительно Рой, нечто очень сильное, магическое — то, что сильнее проклятья Дождливого квартала.

Ветер откидывал меня назад, когда я бежала к маяку по склону холма, бросив чемодан с вещами. Одежда все равно не поможет, если Рой застанет снаружи. Огонь, мою жизнь спасет только живой огонь!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ключ! Как хорошо, что я повесила его на шею, не доверяя памяти под винными парами. Тяжелый замок на двери поскрипел, но поддался напору. Дрова! За ними пришлось бежать в пристройку. Хоть бы ее не разорили местные воришки, хоть бы!

Почти разорили, но стащили только то, что лежало под разбитым в щепки окном. Я бегала от сарая к маяку с охапками поленьев, в ладони впивались острые занозы, но мне было не до этого.

Нижнее помещение маяка украшала огромная печь — не дань моде, но жизненная необходимость. Печь была старой, дровяной, в ней полагалось орудовать огромными щипцами. Я и пыталась орудовать, дрожащими руками построив пирамиду из поленьев и напихав под нее листки с каким-то старыми записями, кажется, моими рецептами для шоу мечты. Спички тратились одна за другой: ни отсыревшие дрова, ни влажная бумага вспыхивать не желали.

— Ну же! — в отчаянии крикнула я.


Почему я не владею огненной магией? Почему не курю? Если бы я курила! Тогда у меня бы! Имелась! Зажигалка! Я дула на тлеющую бумагу, не давая огоньку сорваться. Но он потух. Последняя спичка. Наверху, в помещении с линзой, возможно, есть… Нет, там ничего нет. Маяк был магическим и не требовал горючие материалы. Потом бухту закрыли: слишком нерентабельной оказалось борьба с вечным дождем, да и технологическая эхо-магия зеркал заменила живой свет линз.

Я купила это место и клочок земли под ним полгода назад. Здесь было прекрасное освещение. Нижняя круглая комната должна была стать моей студией.

Я смотрела на холодный камин и почему-то вспоминала свои далеко идущие планы. Мечта отдалялась, даже дальше, чем я когда-либо могла представить — за границу жизни. Прислонилась спиной к ледяной стене. По некогда беленым, а теперь посеревшим стенам расползались узоры инея. Красиво.

Чувство беспомощности оглушило и сковало невидимыми оковами. Вспомнился замок. Там тоже было холодно, но не так безнадежно.

Я встретилась глазами с двумя красными точками. На второй площадке, свившись в комок для прыжка, сидела навья тварь. Крупная, длинная, с панцирем из костяного скелета, отливающем в мерцании ламп жемчужно-желтым. Кажется, я поспешила с выводами о своей смерти. Я умру не от Роя. Но точно очень-очень скоро.

Ветер с силой ударил в стены маяка, прошелся сквозняком. От холода свело ноги. Нежить не прыгнула, а осторожно соскользнула вниз по перилам и двинулась ко мне крокодильей походкой. Мне словно снился страшный сон, в котором не сбежать.

— Ты пришла с Роем? Или на мой Зов? — с кривой усмешкой (нелегко, оказывается, храбриться перед лицом смерти) прохрипела я.

Тварь качнула скелетообразной башкой. Я читала, что некоторые навьи носят на себе человечьи кости, это отчасти защищает их от поисковой магии ведьмаков. Костяной хребет твари извивался при движении. Пасть навьи распирало от клыков. А еще она светилась. Эдакий светлячок — очень жизнеутверждающе.

— Я назову тебя Петенькой, — улыбнулась я. — У меня есть один знакомый, такой же зубастый… и тоже отобрал у меня все. В честь него и назову. Петюней.

Оживший кошмар проковылял ко мне и… мимо, к печи. Я завороженно следила за тем, как хвост твари, двигаясь влево-вправо, подметает иней с плит пола. Свечение в брюхе навьи усилилось, перекатилось к пасти, и тварь выплюнула в печь сгусток огня, похожий на звезду, что каждую Двенадцатую Ночь загорается на главной елке Сильверграда. Светлячок оказался огнедышащим.

С первого плевка дрова зашипели, испустив облако пара. Тварь содрогнулась повторно: со второго сгустка весело занялась бумага, а за ней поленья. Не веря своим глазам, я следила, как разгорается очаг. Только бы дымоход не забился.

Но нет, печь сыто загудела. Тепло достигло ног. Живительное тепло. Я подползла ближе к огню. Еще немного жизни, еще чуть-чуть.

Навья коротко рыкнула и подвинулась. Надо же, считай, еда сама в пасть лезет, а хищник морду воротит. Или он просто любит барбекю, ждет, когда в печи созреют угли?

— Я тебя не звала, — сказала я, медленно отогреваясь.

«Звала», — откликнулась навья.

Это были не образы, не картинки, к которым я привыкла, — что-то другое. Мысль, смутная, отличная от собственной, но вполне внятная.

Это же как ты жалобно с жизнью прощалась, Си, что тебя явилась подбодрить горная нежить? Существа, что приходят в Сильверград и его окрестности с Ледяным Роем, живут в лесах, в расколе между мирами, свивающимися дальше в сектора города. В полоску ничейной земли попали горный кряж, топкая долина и кусок степи на границе с Тридевятым Царством. Ведьмаки время от времени ходят туда отрядами, зачисток хватает на несколько лет.

«Холод — тепло, — «сказала» тварь, топчась на одном месте. — Смерть. Страх. Зов».

Что ж тут непонятного? Все кристально ясно: навью позвали, она пришла. Было холодно — стало тепло. Чертов Ганье был прав: я умею разговаривать с навьими.

Нежить утоптала себе местечко на куче рваной бумаги и свернулась калачиком, сонно глядя в огонь. Ее собственное свечение почти погасло, лишь два желтых пятнышка мерцали под костяными бровями.

— Что у тебя на шее?

Я не настолько осмелела, чтобы тянуть руки к существу, у которого во рту не помещались все его зубы.

— Я просто спросила. Можешь не отвечать.

У меня самой зубы отбивали задорную дробь. Огромная печь разогревалась медленно. Возможно, сегодня я и не умру, однако завтра тоже пока благонадежным не выглядит.

Снаружи бушевал Рой. Толстые стены и массивные окна, прежде защищавшие работников маяка от штормовых ветров и ударов волн, не казались мне такими крепкими, как раньше. Чтобы не беспокоить навью, я осторожно протянула руку к груде поленьев. Но нежить лишь моргнула и отправила мне в ум нечто одобрительное.

«Хозяин», — наконец соизволила ответить она, широко зевнув.

Значит, этот обрывок бархатной ленточки все-таки ошейник. Эта зверюга — чей-то питомец? Мага подобной силы, сумевшего выдрессировать нежить и привить ей терпимость к человеку, даже представить страшно.



…Я проснулась в уютной норке из вороха одеял и несколько секунд лежала, бессмысленно хлопая глазами. Свет пробивался через шерстяной плед в клетку, и перед моими глазами роились пылинки. Вспомнила, содрогнулась. Я жива? И не надкушена? Руки-ноги на месте?

Тварь лежала возле печи, пузом кверху. В животе у нее переливался жёлтый звездчатый свет. Нежить покосилась на меня одним глазом, шевельнула костяным хвостом — хорошо хоть не завиляла, этого моя надломленная психика могла бы и не выдержать.

— Кхе-кхе, — прокашлялась я. — Союзники?

Тварь ответила неопределенно, но без агрессии. Типа "поживём — увидим". Образы, посылаемые нежитью, обрели бо́льшую четкость. Судя по всему, возвращаться «домой» Петенька пока не собирался. Пока я обходила этаж, закутавшись в просохший, но все еще вонючий плед, навья валялась у печи.

— Только не воображай, что я теперь твоя хозяйка! — крикнула я, заглядывая в шкафчики. Пустые, разумеется, я никогда не привозила сюда ничего съестного, а старые запасы съели мыши. — Хозяевам положено кормить домашних любимцев, а мне самой есть нечего!

Нежить фыркнула и почесалась спиной о полено.

Рой ушел. В окна маяка вливался солнечный свет, он же играл радугами в полосе дождя там, где к бухте подходил клин Проклятого квартала. И снег — повсюду лежал снег. Им полностью засыпало бетонные кубы волнореза. Чудненько. Я отрезана от мира. А живот уже начинает выводить голодные рулады.

Попыталась вспомнить, не завалялось ли чего съестного в брошенном на холме чемодане. А в сумочке? Я бы и пакетику со сладкой кукурузой из нашего офиса была бы рада. Мне наш кофе-автомат в коридоре вечно выдавал какую-то дрянь на сдачу: то семечки, то ментоловые конфетки. Вот бы его сейчас сюда, на маяк.

И куда делось мое зеркальце? Если я выронила устройство в снег, ему конец. Безруков говорил, живые экраны плохо переносят холод. Еще веселее: я отрезана от мира без связи с оным. До деревни не добраться: со стороны Солнечного — сугробы, со стороны Дождливого — глыбы льда. Перевал засыпан, там часто сходят лавины. Ледяной коркой покрыта река Кудрявка. Можно попытаться дойти по ней до человеческого жилья, но это, разумеется, очень опасно: река нетороплива, но глубока. Ну нет, пережив Рой, умирать от голода я не собираюсь.

Пока я делала раскопки в сарае (нашла мешок сморщенной репы и ящик с проросшей картошкой в песке), нежить куда-то исчезла.