Драконья кровь
Часть 79 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я разрешил ей выкупать тех, кого она сочтет подходящими. И там знают, что Эшби вполне способны пересмотреть старый договор.
– Ты мысли читаешь?
– Скорее эмоции. Но вот что касается твоей крови… Один из моих предков взял в жены женщину из айоха. Он был куда меньшим снобом, чем прочие. И обряд не проводил, хотя и отметил, что жена его – из одаренных. Она родила троих детей. И все трое выжили. Правда, война забрала двоих, уцелел лишь мой прадед. И даже писал, что, вероятнее всего, дело в крови айоха. Что, возможно, белой женщине сложно пережить изменения, тогда как женщины-айоха испокон веков вынуждены были проходить инициацию. А их мужчины нет. Более того, мужчины-айоха крайне редко бывали одарены.
– А шаманы?
– Не всякий шаман и вправду маг. Ты айоха. И ты не сошла с ума.
– Пока.
– Поверь, это заметно сразу. Есть… кое-какие способы. Моя мать была безумна еще до моего рождения.
– Откуда…
– Отец вел подробные записи. У меня есть сестры крови айоха. Две. Отец купил их мать у шамана. Хотел подтвердить догадку. Сейчас они вполне спокойно живут в Денвере. Я говорил с этой женщиной. Она подтвердила, что не испытывала никаких проблем ни с зачатием, ни с беременностью, но при вторых родах ей пришлось сделать операцию. Не из-за болезни. Это вполне себе обычное осложнение, с которым сталкиваются многие. Больше ей нельзя было беременеть. И отец ее отослал.
– Просто отослал?
– Он не был садистом. Он просто… искал способ.
Ник посмотрел на меня сверху вниз и вздохнул.
– Я долго пытался сопоставить все это… пусть меня он не особо любил, но заботился же. И учил. Пытался, другое дело, что ученик из меня был никакой. Но ведь в этом не было его вины. Потом, когда я стал старше, мы разговаривали… и по возвращении тоже. Обсуждали прошлое, Гордона Эшби, его работу. Спорили порой, и, видит бог, я был счастлив. Мне казалось, что мы достигли взаимопонимания. Что я больше не разочаровываю его. Он покупал у айоха кровь. У женщин. И смешивал ее с драконьей. Может, если бы я не убил его, у отца и получилось бы сделать лекарство.
Или нет. Или он продолжил бы проводить свой эксперимент, который и без того тянулся годами.
– Почему, – я все-таки села и завернулась в одеяло, – почему он просто не взял очередную женщину из племени? Глядишь, она бы родила ему сына…
– Не знаю. – Ник взъерошил волосы. – Я не успел спросить. Но… думаю, что он был слишком снобом.
– Или любил.
– Или любил. И боялся навредить своей любовью.
Или не хотел, чтобы его ребенок был полукровкой. Или была еще тысяча и одна причина, но…
– Значит, я не сойду с ума?
– Понятия не имею, – честно ответил Ник. И я была благодарна ему за эту честность. Если бы он принялся уверять, что я, конечно, останусь в своем рассудке, доживу до ста лет и буду счастлива, я бы не поверила. Но он сказал правду. И я ответила:
– Спасибо.
– Источник разрушен, тот, извращенный, как мне сказали, кровавым ритуалом. Сперва они собирались и дом очистить, но этот… эксперт… – Слово Ник почти выплюнул, и я знала причину его злости. Эксперт и вправду раздражал. Он был нагл, назойлив, а еще сманил ма Спок, которой вдруг вздумалось попробовать столичной жизни. А попробуй найди толковую кухарку. – Он сказал, что система сложилась и любое вмешательство в нее разрушит равновесие, что источник все одно питает землю. Более того, сейчас его действие должно быть заметнее в том плане, что сила не сконцентрирована на усадьбе.
– Они его не нашли?
– Они – нет. Драконы – да.
И Ник тоже. И если я спрошу, он отведет меня к источнику, который перестал быть мертвым, и значит, что-то изменится. Уже меняется. И от этого становится слегка не по себе.
Я боюсь перемен.
– Я не знаю, будут ли у тебя дети. И у меня. И… и не сойдут ли с ума все, в ком есть кровь Эшби. Знаю, что у нас есть шанс и им грешно будет не воспользоваться.
Ник вздохнул и продолжил:
– Я ведь хотел тебе рассказать. Хоть кому-то рассказать. А потом подумал, что ты любила отца. Пусть вы и не общались в последнее время, но ты его все равно любила. И с моей стороны непорядочно разрушать эту любовь. Простишь?
Прощу.
Женщинам ведь положено. А я женщина. Пусть бесхозяйственная и бестолковая, но все-таки женщина. У меня даже кулинарная книга под кроватью имеется. И салфетка. Недовязанная.
Эпилог
Воробьи разошлись. Чирикали, суетились на подоконнике, пихая друг друга. Их громкие голоса пробивались сквозь преграду оконного стекла, и Милдред подумалось, что ей нравится просто сидеть. Смотреть. Слушать эту нелепую воробьиную ссору.
– Если еще пару минут проторчишь тут, то он тебя точно бросит, – проворчала кузина, в очередной раз поправляя прическу. Хотя что там поправлять?
Волосы, залитые лаком, стали жесткими и чужими.
А фата? У Милдред, верно, рассудок помутился, если она согласилась на фату.
– Не бросит. – Она сдула кусок белой ткани, который норовил прилипнуть к носу.
И поднялась.
Платье было узким и тесноватым. И… и определенно помрачение… куда ей белое? Белый – символ невинности, а в ее-то возрасте… но Луке понравится.
Наверное. Или точно? Ему, кажется, нравится все, что Милдред делает.
– Ты себя в зеркало видела? – Клео сама от зеркала отступила. Не без сожаления. Обернулась. Взбила локоны, поправила розовый бант и платье тоже. Розовое. У подружки невесты должно быть именно розовое платье.
Милдред подавила тяжелый вздох. Поэтому и согласилась.
Ради нее. И ради родственников, которые приехали вместе с тетушкой. И ради тетушки тоже. Она стала тише и казалась почти нормальной. И так радовалась, выбирая что салфетки, что цветы, что прочие глупости, в которых смысла не было. Но… ей они необходимы.
А Милдред потерпит.
– И все-таки он страшный, – прошептала на ухо кузина. И Милдред за руку взяла, не иначе как со страху.
– Он замечательный.
– Но все равно страшный.
Очередной черный костюм шел Луке еще меньше, чем предыдущие, как-то удивительно подчеркивая несообразность его фигуры. Пиджак делал плечи совсем уж необъятными. Отчего ноги казались короче, а руки длиннее.
И белый воротничок подчеркивал темноту кожи.
Взгляд мрачный. Очки на носу.
И Милдред поняла, что улыбается, а он, поймав ее улыбку, улыбнулся в ответ. И стало вдруг неважно, что платье узкое и тесное, что фата падает на глаза, а голова чешется от лака.
Гости. Родственники. Тетушка с кружевным платком. Кузина, которая строит глазки кому-то из отдела и явно намеревается провести веселый день, а если и повезет, то и ночь… Это все не имеет значения.
– Ты красивая. – Лука протянул руку, и Милдред оперлась на нее. – Не передумала?
– Не дождешься, – ответила она шепотом.
– Это хорошо. А то мне сказали, что красть невест больше не принято. Дурной тон.
– Неужели?
– К сожалению…
Слухи, конечно, пошли. Сперва был шепоток за спиной, потом начались насмешки, порой неприкрытые, а те перешли в разговоры, за которыми появились завуалированные предложения. Закончилось все парой сломанных ребер.
И беседой с мистером Боуменом, который удивленным не выглядел.
– Женитесь, – сказал он. – Или уматывайте.
– Куда?
– Куда хотите. В полиции вон люди нужны. А тебя, девочка, органы нацбезопасности просят… очень им твоя работа понравилась.
Лука помрачнел. И сказал, что жениться давно согласен.
У него имелась квартирка, но крошечная и совершенно непригодная для двоих. А Милдред и вовсе жила в тетушкином доме.
Но сейчас это тоже не имело значения.
Была церковь. И молитва. Орган. Хор. Ощущение света и драконы на витражах. Больше они не казались ни жуткими, ни пугающими. Напротив, теперь под крыльями их было спокойно.
Был поцелуй.
И аплодисменты. Поездка по городу. Ветер, что норовил содрать фату, а вместе с ней и волосы. Лука, мрачно заявивший, что лысая жена ему без надобности, а потом долго выбиравший из этих волос сто одну шпильку.
Торжественный ужин. Тосты. Танец.
И желание сбежать, которое крепло с каждой минутой. Когда оно стало почти невыносимым, Милдред спросила:
– Может, ты меня все-таки украдешь?
– Ты мысли читаешь?
– Скорее эмоции. Но вот что касается твоей крови… Один из моих предков взял в жены женщину из айоха. Он был куда меньшим снобом, чем прочие. И обряд не проводил, хотя и отметил, что жена его – из одаренных. Она родила троих детей. И все трое выжили. Правда, война забрала двоих, уцелел лишь мой прадед. И даже писал, что, вероятнее всего, дело в крови айоха. Что, возможно, белой женщине сложно пережить изменения, тогда как женщины-айоха испокон веков вынуждены были проходить инициацию. А их мужчины нет. Более того, мужчины-айоха крайне редко бывали одарены.
– А шаманы?
– Не всякий шаман и вправду маг. Ты айоха. И ты не сошла с ума.
– Пока.
– Поверь, это заметно сразу. Есть… кое-какие способы. Моя мать была безумна еще до моего рождения.
– Откуда…
– Отец вел подробные записи. У меня есть сестры крови айоха. Две. Отец купил их мать у шамана. Хотел подтвердить догадку. Сейчас они вполне спокойно живут в Денвере. Я говорил с этой женщиной. Она подтвердила, что не испытывала никаких проблем ни с зачатием, ни с беременностью, но при вторых родах ей пришлось сделать операцию. Не из-за болезни. Это вполне себе обычное осложнение, с которым сталкиваются многие. Больше ей нельзя было беременеть. И отец ее отослал.
– Просто отослал?
– Он не был садистом. Он просто… искал способ.
Ник посмотрел на меня сверху вниз и вздохнул.
– Я долго пытался сопоставить все это… пусть меня он не особо любил, но заботился же. И учил. Пытался, другое дело, что ученик из меня был никакой. Но ведь в этом не было его вины. Потом, когда я стал старше, мы разговаривали… и по возвращении тоже. Обсуждали прошлое, Гордона Эшби, его работу. Спорили порой, и, видит бог, я был счастлив. Мне казалось, что мы достигли взаимопонимания. Что я больше не разочаровываю его. Он покупал у айоха кровь. У женщин. И смешивал ее с драконьей. Может, если бы я не убил его, у отца и получилось бы сделать лекарство.
Или нет. Или он продолжил бы проводить свой эксперимент, который и без того тянулся годами.
– Почему, – я все-таки села и завернулась в одеяло, – почему он просто не взял очередную женщину из племени? Глядишь, она бы родила ему сына…
– Не знаю. – Ник взъерошил волосы. – Я не успел спросить. Но… думаю, что он был слишком снобом.
– Или любил.
– Или любил. И боялся навредить своей любовью.
Или не хотел, чтобы его ребенок был полукровкой. Или была еще тысяча и одна причина, но…
– Значит, я не сойду с ума?
– Понятия не имею, – честно ответил Ник. И я была благодарна ему за эту честность. Если бы он принялся уверять, что я, конечно, останусь в своем рассудке, доживу до ста лет и буду счастлива, я бы не поверила. Но он сказал правду. И я ответила:
– Спасибо.
– Источник разрушен, тот, извращенный, как мне сказали, кровавым ритуалом. Сперва они собирались и дом очистить, но этот… эксперт… – Слово Ник почти выплюнул, и я знала причину его злости. Эксперт и вправду раздражал. Он был нагл, назойлив, а еще сманил ма Спок, которой вдруг вздумалось попробовать столичной жизни. А попробуй найди толковую кухарку. – Он сказал, что система сложилась и любое вмешательство в нее разрушит равновесие, что источник все одно питает землю. Более того, сейчас его действие должно быть заметнее в том плане, что сила не сконцентрирована на усадьбе.
– Они его не нашли?
– Они – нет. Драконы – да.
И Ник тоже. И если я спрошу, он отведет меня к источнику, который перестал быть мертвым, и значит, что-то изменится. Уже меняется. И от этого становится слегка не по себе.
Я боюсь перемен.
– Я не знаю, будут ли у тебя дети. И у меня. И… и не сойдут ли с ума все, в ком есть кровь Эшби. Знаю, что у нас есть шанс и им грешно будет не воспользоваться.
Ник вздохнул и продолжил:
– Я ведь хотел тебе рассказать. Хоть кому-то рассказать. А потом подумал, что ты любила отца. Пусть вы и не общались в последнее время, но ты его все равно любила. И с моей стороны непорядочно разрушать эту любовь. Простишь?
Прощу.
Женщинам ведь положено. А я женщина. Пусть бесхозяйственная и бестолковая, но все-таки женщина. У меня даже кулинарная книга под кроватью имеется. И салфетка. Недовязанная.
Эпилог
Воробьи разошлись. Чирикали, суетились на подоконнике, пихая друг друга. Их громкие голоса пробивались сквозь преграду оконного стекла, и Милдред подумалось, что ей нравится просто сидеть. Смотреть. Слушать эту нелепую воробьиную ссору.
– Если еще пару минут проторчишь тут, то он тебя точно бросит, – проворчала кузина, в очередной раз поправляя прическу. Хотя что там поправлять?
Волосы, залитые лаком, стали жесткими и чужими.
А фата? У Милдред, верно, рассудок помутился, если она согласилась на фату.
– Не бросит. – Она сдула кусок белой ткани, который норовил прилипнуть к носу.
И поднялась.
Платье было узким и тесноватым. И… и определенно помрачение… куда ей белое? Белый – символ невинности, а в ее-то возрасте… но Луке понравится.
Наверное. Или точно? Ему, кажется, нравится все, что Милдред делает.
– Ты себя в зеркало видела? – Клео сама от зеркала отступила. Не без сожаления. Обернулась. Взбила локоны, поправила розовый бант и платье тоже. Розовое. У подружки невесты должно быть именно розовое платье.
Милдред подавила тяжелый вздох. Поэтому и согласилась.
Ради нее. И ради родственников, которые приехали вместе с тетушкой. И ради тетушки тоже. Она стала тише и казалась почти нормальной. И так радовалась, выбирая что салфетки, что цветы, что прочие глупости, в которых смысла не было. Но… ей они необходимы.
А Милдред потерпит.
– И все-таки он страшный, – прошептала на ухо кузина. И Милдред за руку взяла, не иначе как со страху.
– Он замечательный.
– Но все равно страшный.
Очередной черный костюм шел Луке еще меньше, чем предыдущие, как-то удивительно подчеркивая несообразность его фигуры. Пиджак делал плечи совсем уж необъятными. Отчего ноги казались короче, а руки длиннее.
И белый воротничок подчеркивал темноту кожи.
Взгляд мрачный. Очки на носу.
И Милдред поняла, что улыбается, а он, поймав ее улыбку, улыбнулся в ответ. И стало вдруг неважно, что платье узкое и тесное, что фата падает на глаза, а голова чешется от лака.
Гости. Родственники. Тетушка с кружевным платком. Кузина, которая строит глазки кому-то из отдела и явно намеревается провести веселый день, а если и повезет, то и ночь… Это все не имеет значения.
– Ты красивая. – Лука протянул руку, и Милдред оперлась на нее. – Не передумала?
– Не дождешься, – ответила она шепотом.
– Это хорошо. А то мне сказали, что красть невест больше не принято. Дурной тон.
– Неужели?
– К сожалению…
Слухи, конечно, пошли. Сперва был шепоток за спиной, потом начались насмешки, порой неприкрытые, а те перешли в разговоры, за которыми появились завуалированные предложения. Закончилось все парой сломанных ребер.
И беседой с мистером Боуменом, который удивленным не выглядел.
– Женитесь, – сказал он. – Или уматывайте.
– Куда?
– Куда хотите. В полиции вон люди нужны. А тебя, девочка, органы нацбезопасности просят… очень им твоя работа понравилась.
Лука помрачнел. И сказал, что жениться давно согласен.
У него имелась квартирка, но крошечная и совершенно непригодная для двоих. А Милдред и вовсе жила в тетушкином доме.
Но сейчас это тоже не имело значения.
Была церковь. И молитва. Орган. Хор. Ощущение света и драконы на витражах. Больше они не казались ни жуткими, ни пугающими. Напротив, теперь под крыльями их было спокойно.
Был поцелуй.
И аплодисменты. Поездка по городу. Ветер, что норовил содрать фату, а вместе с ней и волосы. Лука, мрачно заявивший, что лысая жена ему без надобности, а потом долго выбиравший из этих волос сто одну шпильку.
Торжественный ужин. Тосты. Танец.
И желание сбежать, которое крепло с каждой минутой. Когда оно стало почти невыносимым, Милдред спросила:
– Может, ты меня все-таки украдешь?