Драконья кровь
Часть 62 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Твою ж… – Лука добавил пару слов покрепче. – Ты что творишь?
– Так надо, – Томас подошел к телу и, присев, забрал револьвер. – Он, возможно, был неплохим человеком. Но выбора ему не оставили. Древние клятвы… и кровь зовет. Здесь когда-то пролили изрядно крови. И вот теперь она зовет.
Глава 29
Я видела дракона. В воде.
Я переступила через невысокий порожек, который окружал то ли пруд, то ли огромную чашу, до краев наполненную темной плотной водой. Она казалась твердой, и я, присев, коснулась воды пальцами.
Вода была теплой.
А дракон – настоящим. Он смотрел на меня с печалью, и если бы мог говорить, сказал бы… что? Понятия не имею. Драконы не разговаривают. Даже со мной.
– Уна, нам надо идти.
Томас. И этот стал другим. Все мужчины притворяются. Кто-то больше, кто-то меньше. Вот я уважала шерифа. Я думала, что он, может, и не лучший из людей, но далеко и не худший. А оказалось…
Я отвернулась от воды и подошла к телу. Присела. Нашла ремень под теплым еще подбородком. Я не боюсь мертвецов, живые куда опасней.
– Не стоит. – Человек-гора встал между мной и водой, что было куда более неправильно, чем все остальное. – Это не самое приятное зрелище.
Плевать.
Я не любуюсь, просто… такое ощущение, что он был бы рад избавиться от этой чешуи. А доспехи древние, я знаю. Мистер Эшби показывал альбом со снимками.
Старыми. Черно-белыми. И потому воины на них не казались страшными, скорее забавными. Люди-тигры и люди-леопарды, плоть которых изменяли в угоду древним божествам.
– В мире есть много такого, Уна, что сложно объяснить с позиции классического искусства. – Мистер Эшби сам держал альбом, который был чересчур тяжел и слишком велик. Его страницы свисали крыльями с колен, и мне казалось, что еще немного – и переплет треснет. – Смотри, это воины племени накхау, которое некогда обитало в Африке. Мальчиков отнимали у матерей и отправляли в специальные деревни, где растили…
И ничего-то страшного нет. Кровь вот. Немного.
Но красное на рыжем не слишком заметно. Я провожу ладонью, закрывая глаза. И прощаясь. Мне жаль, что так получилось.
– …Самое интересное не то, что шаманам удавалось сплести тела людей и животных, видоизменить так, чтобы люди получили звериную силу и ловкость. Самое интересное, что им удавалось добиться той самой беззаветной преданности, когда есть лишь слово хозяина…
Он не забирал шерифа из семьи, но, выходит, нашлись и иные способы.
Я расстегнула доспех. Похожий стоял когда-то в музейной зале, от которой Ник избавился первым делом. И я теперь понимаю почему. А тогда злилась на Зои, мне казалось, что именно в ней дело, что это она по своему желанию меняет дом.
Кираса. И наплечники. Чешуйчатые перчатки, пластины которых сделаны тонкими и острыми. Я даже пальцы порезала и тотчас сунула в рот.
– Надо идти. – Это сказал человек-гора, который выглядел на редкость злым. Не будь я так занята – а снять доспех с мертвеца не так и просто, – я бы испугалась.
Большие злые мужчины опасны.
– Да. – Сапоги я оставила. Они не поддавались, а помогать мне не спешили. Я обернулась. Подошла к источнику, который по-прежнему казался безмятежным, и сказала дракону: – Мы все исправим.
В спину дохнуло жаром.
Будто вдруг лето коснулось медовым языком ветра. Почудилось, наверное… определенно почудилось. И куст проклятых роз задрожал, а запах их стал крепким, тяжелым. Ядовитым.
– Куда дальше-то? – Мертвеца человек-гора обошел стороной, и в этом мне почудился признак слабости, будто огромный этот парень опасался… чего?
Того, что мертвец оживет?
– Туда. – Томас шагнул к кусту и просто сдвинул колючие ветви. – Здесь выход к морю. И еще один – к горам.
– Вспомнил?
– Да.
– И как?
– Знать бы, что из того, что я вспомнил, правда. Но проверить надо. Мне надо проверить! Вы… оставайтесь. Или лучше возвращайтесь. Шериф может быть не один такой…
Неправда.
Создать идеального слугу не так и просто, поэтому, будь еще кто-то, мистер Эшби держал бы его при себе. А так…
Дракон все еще смотрел на меня, будто выжидая. И, неспособная выдержать этот взгляд, я отвернулась. И решилась.
Не из желания преодолеть страх. И не из страха. А потому, что Ник не вернулся. И горы точно знали, что с ним произошло.
Выход, скрытый в колючих ветвях, оказался тесным. А тоннель за ним – темным. Неровные стены хранят в памяти человеческие голоса, а где-то впереди шелестит буря.
Я положила руку на плечо Томаса и закрыла глаза. Наверное, глупо, ведь пол неровный, а тоннель изгибается. Да и с потолка торчат камни, словно зубы, но иначе не сосредоточиться.
А мне нужно. Я хочу знать.
…Воины-звери… клетки из прочного дерева сменились клетками из железа. Массивные цепи. И люди, в которых не осталось ничего человеческого. Они рычат и рвут зубами сырое мясо. Они боятся человека в белом костюме, но все равно не способны справиться с ненавистью к нему.
– Зачем тебе они? – Женщина в брюках вызывающе красива.
Даже сейчас.
А тогда она удивляла. Поражала. Заставляла думать, что женщинам может быть позволено больше.
– Затем, что это тоже часть загадки.
Дети. Разные дети.
Детей отдают дешево, потому что товар бросовый и редко кто из них вырастает, но зато, приложив толику усилий, можно воспитать правильного раба. Дикие негры годятся лишь для черных работ, а вот в дом лучше брать таких вот, рожденных на этой земле.
– Ты уверен? – Эта женщина не похожа на первую. Она бледна и хрупка. К ее рукам ластятся розы, а земля готова отозваться на любую просьбу. И женщине нравится ее сила.
Она вовсе не была жертвой, Патриция Эшби. Как и та, другая.
– Уна? – Мир отступает перед этим вопросом, но лишь затем, чтобы вернуться, повторяя мое имя на разные лады. Ветер умеет дразнить. И я с трудом открываю глаза.
Где мы?
Еще зал, от которого ведут несколько проходов. И нам куда? Томас не помнит? Он растерян и снова похож на себя, но я больше не верю, я знаю, что он их крови. Проклятой.
Кровь течет по тонким стеклянным трубкам, которые стоят столько, сколько десяток невольников. Они тоже здесь, там, выше, вгрызаются в тело скалы, и звуки ударов пронизывают камень, заставляя человека в просторном балахоне морщиться.
Но кровь занимает его куда больше. Он считает капли. И мешает их с другой кровью, которую держит в руках темноволосая женщина. Она умеет говорить с драконами.
Жижа получается черной.
А мальчик, застывший у стены, смотрит на нее с ужасом. У мальчика рыжие волосы и глаза светлые, почти белые. Его лицо плотно покрывают веснушки.
– Пей, – говорит Гордон Эшби. – Ты же обещал, что сделаешь для меня все.
Мальчик кивает. Он сделал бы. Но ему страшно.
– Пей, это изменит тебя. Даст силу. Ты же хочешь стать сильным?
Меня замутило, но я сдержалась.
– Видишь? Клятвы на словах ничего не значат, а я должен быть уверен, что эти люди будут помнить, кому обязаны своим благополучием.
И пальцы стискивают щеки мальчишки, заставляя открыть рот.
– Пей, или отправишься вниз. Ты же знаешь, как эти черные твари любят белых мальчиков…
Он глотает горячую кровь, а по щекам текут слезы.
И мне больно смотреть. И не только мне. Камень запомнил. Или не камень, но источник, который отвели, пустили по серебряным трубам, спрятали внизу, вдали от тех, кому он и вправду был нужен.
– Память, – у меня получается разлепить губы, – есть не только у людей. Оказывается.
– Так надо, – Томас подошел к телу и, присев, забрал револьвер. – Он, возможно, был неплохим человеком. Но выбора ему не оставили. Древние клятвы… и кровь зовет. Здесь когда-то пролили изрядно крови. И вот теперь она зовет.
Глава 29
Я видела дракона. В воде.
Я переступила через невысокий порожек, который окружал то ли пруд, то ли огромную чашу, до краев наполненную темной плотной водой. Она казалась твердой, и я, присев, коснулась воды пальцами.
Вода была теплой.
А дракон – настоящим. Он смотрел на меня с печалью, и если бы мог говорить, сказал бы… что? Понятия не имею. Драконы не разговаривают. Даже со мной.
– Уна, нам надо идти.
Томас. И этот стал другим. Все мужчины притворяются. Кто-то больше, кто-то меньше. Вот я уважала шерифа. Я думала, что он, может, и не лучший из людей, но далеко и не худший. А оказалось…
Я отвернулась от воды и подошла к телу. Присела. Нашла ремень под теплым еще подбородком. Я не боюсь мертвецов, живые куда опасней.
– Не стоит. – Человек-гора встал между мной и водой, что было куда более неправильно, чем все остальное. – Это не самое приятное зрелище.
Плевать.
Я не любуюсь, просто… такое ощущение, что он был бы рад избавиться от этой чешуи. А доспехи древние, я знаю. Мистер Эшби показывал альбом со снимками.
Старыми. Черно-белыми. И потому воины на них не казались страшными, скорее забавными. Люди-тигры и люди-леопарды, плоть которых изменяли в угоду древним божествам.
– В мире есть много такого, Уна, что сложно объяснить с позиции классического искусства. – Мистер Эшби сам держал альбом, который был чересчур тяжел и слишком велик. Его страницы свисали крыльями с колен, и мне казалось, что еще немного – и переплет треснет. – Смотри, это воины племени накхау, которое некогда обитало в Африке. Мальчиков отнимали у матерей и отправляли в специальные деревни, где растили…
И ничего-то страшного нет. Кровь вот. Немного.
Но красное на рыжем не слишком заметно. Я провожу ладонью, закрывая глаза. И прощаясь. Мне жаль, что так получилось.
– …Самое интересное не то, что шаманам удавалось сплести тела людей и животных, видоизменить так, чтобы люди получили звериную силу и ловкость. Самое интересное, что им удавалось добиться той самой беззаветной преданности, когда есть лишь слово хозяина…
Он не забирал шерифа из семьи, но, выходит, нашлись и иные способы.
Я расстегнула доспех. Похожий стоял когда-то в музейной зале, от которой Ник избавился первым делом. И я теперь понимаю почему. А тогда злилась на Зои, мне казалось, что именно в ней дело, что это она по своему желанию меняет дом.
Кираса. И наплечники. Чешуйчатые перчатки, пластины которых сделаны тонкими и острыми. Я даже пальцы порезала и тотчас сунула в рот.
– Надо идти. – Это сказал человек-гора, который выглядел на редкость злым. Не будь я так занята – а снять доспех с мертвеца не так и просто, – я бы испугалась.
Большие злые мужчины опасны.
– Да. – Сапоги я оставила. Они не поддавались, а помогать мне не спешили. Я обернулась. Подошла к источнику, который по-прежнему казался безмятежным, и сказала дракону: – Мы все исправим.
В спину дохнуло жаром.
Будто вдруг лето коснулось медовым языком ветра. Почудилось, наверное… определенно почудилось. И куст проклятых роз задрожал, а запах их стал крепким, тяжелым. Ядовитым.
– Куда дальше-то? – Мертвеца человек-гора обошел стороной, и в этом мне почудился признак слабости, будто огромный этот парень опасался… чего?
Того, что мертвец оживет?
– Туда. – Томас шагнул к кусту и просто сдвинул колючие ветви. – Здесь выход к морю. И еще один – к горам.
– Вспомнил?
– Да.
– И как?
– Знать бы, что из того, что я вспомнил, правда. Но проверить надо. Мне надо проверить! Вы… оставайтесь. Или лучше возвращайтесь. Шериф может быть не один такой…
Неправда.
Создать идеального слугу не так и просто, поэтому, будь еще кто-то, мистер Эшби держал бы его при себе. А так…
Дракон все еще смотрел на меня, будто выжидая. И, неспособная выдержать этот взгляд, я отвернулась. И решилась.
Не из желания преодолеть страх. И не из страха. А потому, что Ник не вернулся. И горы точно знали, что с ним произошло.
Выход, скрытый в колючих ветвях, оказался тесным. А тоннель за ним – темным. Неровные стены хранят в памяти человеческие голоса, а где-то впереди шелестит буря.
Я положила руку на плечо Томаса и закрыла глаза. Наверное, глупо, ведь пол неровный, а тоннель изгибается. Да и с потолка торчат камни, словно зубы, но иначе не сосредоточиться.
А мне нужно. Я хочу знать.
…Воины-звери… клетки из прочного дерева сменились клетками из железа. Массивные цепи. И люди, в которых не осталось ничего человеческого. Они рычат и рвут зубами сырое мясо. Они боятся человека в белом костюме, но все равно не способны справиться с ненавистью к нему.
– Зачем тебе они? – Женщина в брюках вызывающе красива.
Даже сейчас.
А тогда она удивляла. Поражала. Заставляла думать, что женщинам может быть позволено больше.
– Затем, что это тоже часть загадки.
Дети. Разные дети.
Детей отдают дешево, потому что товар бросовый и редко кто из них вырастает, но зато, приложив толику усилий, можно воспитать правильного раба. Дикие негры годятся лишь для черных работ, а вот в дом лучше брать таких вот, рожденных на этой земле.
– Ты уверен? – Эта женщина не похожа на первую. Она бледна и хрупка. К ее рукам ластятся розы, а земля готова отозваться на любую просьбу. И женщине нравится ее сила.
Она вовсе не была жертвой, Патриция Эшби. Как и та, другая.
– Уна? – Мир отступает перед этим вопросом, но лишь затем, чтобы вернуться, повторяя мое имя на разные лады. Ветер умеет дразнить. И я с трудом открываю глаза.
Где мы?
Еще зал, от которого ведут несколько проходов. И нам куда? Томас не помнит? Он растерян и снова похож на себя, но я больше не верю, я знаю, что он их крови. Проклятой.
Кровь течет по тонким стеклянным трубкам, которые стоят столько, сколько десяток невольников. Они тоже здесь, там, выше, вгрызаются в тело скалы, и звуки ударов пронизывают камень, заставляя человека в просторном балахоне морщиться.
Но кровь занимает его куда больше. Он считает капли. И мешает их с другой кровью, которую держит в руках темноволосая женщина. Она умеет говорить с драконами.
Жижа получается черной.
А мальчик, застывший у стены, смотрит на нее с ужасом. У мальчика рыжие волосы и глаза светлые, почти белые. Его лицо плотно покрывают веснушки.
– Пей, – говорит Гордон Эшби. – Ты же обещал, что сделаешь для меня все.
Мальчик кивает. Он сделал бы. Но ему страшно.
– Пей, это изменит тебя. Даст силу. Ты же хочешь стать сильным?
Меня замутило, но я сдержалась.
– Видишь? Клятвы на словах ничего не значат, а я должен быть уверен, что эти люди будут помнить, кому обязаны своим благополучием.
И пальцы стискивают щеки мальчишки, заставляя открыть рот.
– Пей, или отправишься вниз. Ты же знаешь, как эти черные твари любят белых мальчиков…
Он глотает горячую кровь, а по щекам текут слезы.
И мне больно смотреть. И не только мне. Камень запомнил. Или не камень, но источник, который отвели, пустили по серебряным трубам, спрятали внизу, вдали от тех, кому он и вправду был нужен.
– Память, – у меня получается разлепить губы, – есть не только у людей. Оказывается.