Драконий берег
Часть 12 из 92 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я, мать его, нашла тайник. Даже не тайник, но древний чемодан с потрескавшейся кожей, сквозь которую проглядывал деревянный остов. Истершиеся ремни. Сломанные защелки. Желтые газеты с выцветшими буквами, под которыми лежали ровные аккуратные даже пачки банкнот.
Двести пятьдесят тысяч долларов.
Мать его.
Двести… мать его, пятьдесят. Тысяч. Долларов.
Глава 6
Глава 6
Томас вынырнул из сна, хватая воздух ртом.
Снова.
Сколько лет… а казалось, что все уже. Он сел в кровати, вцепился в волосы, пытаясь справиться с мелкой дрожью, что сотрясала все тело. Получалось плохо.
Томас заставил себя сделать глубокий вдох.
И выдох.
Снова вдох. И снова выдох. Стиснул кулаки и разжал, полюбовался трясущимися пальцами. Сунул их в подмышки.
Выпить бы…
От одной мысли замутило. Значит, на этот раз вода снилась. Темная, что деготь, что черный кофе в белой каменной чаше. Горькая. Говорят, во снах вкус не ощущается, но Томас точно знал, та вода была горькой. И в желудке оседала камнем. Значит, полдня будет мутить.
Чудесно.
Он сполз с постели. Поморщился. Спина противно ныла, будто он, Томас, древний старик. Это все из-за кровати. На помойке ей самое место, но разве хозяйке докажешь? Она, хозяйка, душой привязалась и к древним кроватям, и к дрянным матрацам, заменять которые запрещалось под страхом выселения, и к пуховым подушкам. Подушки следовало взбивать и укладывать горой.
Томас выругался.
Он ненавидел горы, правда, чуть меньше, чем море.
…а в море вода соленая. И серая. Или сизая. Или еще синяя, когда день погожий. И тогда море спокойной, что стекло. Сквозь него можно разглядеть дно и скалы. Рыбью мелочь. Водоросли, что опутывали всякий мусор. И мусор тоже.
А за дальней грядой скрывались затонувшие корабли.
Берт так говорил.
Томас потряс головой. Вот же… некстати. Это из-за сна, если он тонул, то и Берт вспомнится. А до годовщины далеко. Годовщина, если подумать, пару месяцев как минула. И Томас ее вновь пропустил, зная, что рады ему не будут.
Но и отсутствия не простят.
Так оно и получилось. Даг пьяно орал в трубку, что Томас скотина, что всех позабыл и решил, будто он лучше, а на самом деле все знают, все до единого, что Томас – скотина.
Наверное, прав.
Мутное зеркало отразило мятую физию. Побриться не помешало бы. И в парикмахерскую наведаться. Потом.
Когда-нибудь.
Он сунул голову под кран. Вода текла едва теплая. И на вкус была кислой.
А та, из сна, горькая, как… как полынь?
Или еще хуже.
Томас пригладил мокрые волосы ладонями. Вот так лучше. Теперь кофе и опять в постель, раз уж выходной выдался.
Кофе выпить еще получилось. Правда, вкус его был привычно мерзким, - после сна полынная горечь ощущалась буквально во всем – но Томас уже привык и даже научился получать своеобразное удовольствие.
А потом его вызвали.
- Ты ведь родом из Долькрика? – мистер Аштон любил охоту, ружья и собственные усы, которые он тщательно расчесывал и смазывал особым воском.
Он носил белые рубашки.
И галстук выбирал тонкий, веревочкой.
Он обладал немалой силой, которую не стеснялся выказывать при рукопожатиях, сдавливая ладонь так, что редко у кого получалось не морщиться. Впрочем, чужая слабость приводила мистера Аштона в пречудестнейшее расположение духа.
А вот Томаса он не любил.
И не то, чтобы для этой нелюбви имелись реальные причины. Скорее уж… просто неприязнь. Такая возникает с первого взгляда, а со второго крепнет, чтобы на третьем сделаться устойчивой. Нет, мистер Аштон был выше того, чтобы позволить этой неприязни сказаться на работе.
Просто…
Она была и все тут.
И сейчас в покрасневших глазах начальства Томасу виделось сомнение.
- Так точно.
А еще раздражение.
- Отлично… и давно дома не был?
- Давно.
…с тех самых пор, как его из этого дома выдворили. За дело, конечно, это Томас теперь понимает, но понимание пониманием, а обида осталась.
И сны.
Сны его тоже родом оттуда, с Драконьего берега, где весной море дразнит близостью и сказочными сокровищами, которые рядом, надо только поискать.
- Плохо, - мистер Аштон крутанул кончик уса и головой покачал. – Нехорошо, когда человек свои корни забывает.
Он держал на столе снимок миссис Аштон и семерых детей, о которых было известно лишь, что они существуют. И тоже любят охоту.
- Я помню.
- И замечательно… да, просто замечательно… слышал, неподалеку кладбище нашли?
- Нет.
- И правильно, тебе не положено… дело такое, помалкивать просили. А когда там просят, - мистер Аштон ткнул пальцем в потолок. – Нам остается слушать. Похоже, что Чучельник вернулся.
Томас не сразу сообразил, о ком речь, и заминка его не осталась незамеченной.
- Ага, не помнишь… молод еще… где ты тогда был? В патрульных? А я вот… поставили… тоже понаехало… лучшие из лучших. И что в итоге? А ничего… как был, так и сгинул. Оказывается, что не вполне и сгинул. И значит, тоже понаедут, будто у нас своих людей мало.
Это было произнесено с обидой.
- Но наше дело маленькое, сказано отправить кого в Долькрик, вот и отправим, раз уж ты местный.
Зубы заныли.
И спина.
И во рту появился горький-горький вкус воды, от которой все тело становилось тяжелым, будто чужим. И по нервам ударил страх.
Нельзя возвращаться!
Никогда и ни за что… нельзя, иначе будет плохо… кому? Томасу. Или другим? Других не осталось. Отец умер пять лет тому, и на похороны Томас вновь не явился, хотя и отправил сотню баксов. Но с точки зрения Дага сотня баксов – это мелочь, а Томас – неблагодарная скотина.
Да.
Так и есть.
На редкость неблагодарная. Но, верно, где-то он крепко согрешил.
- Побеседуешь с местными. Поглядишь, что к чему… заодно и проверишь одного типа. Вернее его родственничков. Нужно будет получить согласие на…
Голос мистера Аштона гремел, как волны в преддверие бури. И сквозь него доносился хохот Берта. Что, Томми, опять трусишь?
Сцыкло ты, Томми.
Надо же, столько лет прошло, я давно умер, а ты все еще сцыкло. Только и способен, что мамочке жаловаться… или нет?
Решай.
И поскорее.
Двести пятьдесят тысяч долларов.
Мать его.
Двести… мать его, пятьдесят. Тысяч. Долларов.
Глава 6
Глава 6
Томас вынырнул из сна, хватая воздух ртом.
Снова.
Сколько лет… а казалось, что все уже. Он сел в кровати, вцепился в волосы, пытаясь справиться с мелкой дрожью, что сотрясала все тело. Получалось плохо.
Томас заставил себя сделать глубокий вдох.
И выдох.
Снова вдох. И снова выдох. Стиснул кулаки и разжал, полюбовался трясущимися пальцами. Сунул их в подмышки.
Выпить бы…
От одной мысли замутило. Значит, на этот раз вода снилась. Темная, что деготь, что черный кофе в белой каменной чаше. Горькая. Говорят, во снах вкус не ощущается, но Томас точно знал, та вода была горькой. И в желудке оседала камнем. Значит, полдня будет мутить.
Чудесно.
Он сполз с постели. Поморщился. Спина противно ныла, будто он, Томас, древний старик. Это все из-за кровати. На помойке ей самое место, но разве хозяйке докажешь? Она, хозяйка, душой привязалась и к древним кроватям, и к дрянным матрацам, заменять которые запрещалось под страхом выселения, и к пуховым подушкам. Подушки следовало взбивать и укладывать горой.
Томас выругался.
Он ненавидел горы, правда, чуть меньше, чем море.
…а в море вода соленая. И серая. Или сизая. Или еще синяя, когда день погожий. И тогда море спокойной, что стекло. Сквозь него можно разглядеть дно и скалы. Рыбью мелочь. Водоросли, что опутывали всякий мусор. И мусор тоже.
А за дальней грядой скрывались затонувшие корабли.
Берт так говорил.
Томас потряс головой. Вот же… некстати. Это из-за сна, если он тонул, то и Берт вспомнится. А до годовщины далеко. Годовщина, если подумать, пару месяцев как минула. И Томас ее вновь пропустил, зная, что рады ему не будут.
Но и отсутствия не простят.
Так оно и получилось. Даг пьяно орал в трубку, что Томас скотина, что всех позабыл и решил, будто он лучше, а на самом деле все знают, все до единого, что Томас – скотина.
Наверное, прав.
Мутное зеркало отразило мятую физию. Побриться не помешало бы. И в парикмахерскую наведаться. Потом.
Когда-нибудь.
Он сунул голову под кран. Вода текла едва теплая. И на вкус была кислой.
А та, из сна, горькая, как… как полынь?
Или еще хуже.
Томас пригладил мокрые волосы ладонями. Вот так лучше. Теперь кофе и опять в постель, раз уж выходной выдался.
Кофе выпить еще получилось. Правда, вкус его был привычно мерзким, - после сна полынная горечь ощущалась буквально во всем – но Томас уже привык и даже научился получать своеобразное удовольствие.
А потом его вызвали.
- Ты ведь родом из Долькрика? – мистер Аштон любил охоту, ружья и собственные усы, которые он тщательно расчесывал и смазывал особым воском.
Он носил белые рубашки.
И галстук выбирал тонкий, веревочкой.
Он обладал немалой силой, которую не стеснялся выказывать при рукопожатиях, сдавливая ладонь так, что редко у кого получалось не морщиться. Впрочем, чужая слабость приводила мистера Аштона в пречудестнейшее расположение духа.
А вот Томаса он не любил.
И не то, чтобы для этой нелюбви имелись реальные причины. Скорее уж… просто неприязнь. Такая возникает с первого взгляда, а со второго крепнет, чтобы на третьем сделаться устойчивой. Нет, мистер Аштон был выше того, чтобы позволить этой неприязни сказаться на работе.
Просто…
Она была и все тут.
И сейчас в покрасневших глазах начальства Томасу виделось сомнение.
- Так точно.
А еще раздражение.
- Отлично… и давно дома не был?
- Давно.
…с тех самых пор, как его из этого дома выдворили. За дело, конечно, это Томас теперь понимает, но понимание пониманием, а обида осталась.
И сны.
Сны его тоже родом оттуда, с Драконьего берега, где весной море дразнит близостью и сказочными сокровищами, которые рядом, надо только поискать.
- Плохо, - мистер Аштон крутанул кончик уса и головой покачал. – Нехорошо, когда человек свои корни забывает.
Он держал на столе снимок миссис Аштон и семерых детей, о которых было известно лишь, что они существуют. И тоже любят охоту.
- Я помню.
- И замечательно… да, просто замечательно… слышал, неподалеку кладбище нашли?
- Нет.
- И правильно, тебе не положено… дело такое, помалкивать просили. А когда там просят, - мистер Аштон ткнул пальцем в потолок. – Нам остается слушать. Похоже, что Чучельник вернулся.
Томас не сразу сообразил, о ком речь, и заминка его не осталась незамеченной.
- Ага, не помнишь… молод еще… где ты тогда был? В патрульных? А я вот… поставили… тоже понаехало… лучшие из лучших. И что в итоге? А ничего… как был, так и сгинул. Оказывается, что не вполне и сгинул. И значит, тоже понаедут, будто у нас своих людей мало.
Это было произнесено с обидой.
- Но наше дело маленькое, сказано отправить кого в Долькрик, вот и отправим, раз уж ты местный.
Зубы заныли.
И спина.
И во рту появился горький-горький вкус воды, от которой все тело становилось тяжелым, будто чужим. И по нервам ударил страх.
Нельзя возвращаться!
Никогда и ни за что… нельзя, иначе будет плохо… кому? Томасу. Или другим? Других не осталось. Отец умер пять лет тому, и на похороны Томас вновь не явился, хотя и отправил сотню баксов. Но с точки зрения Дага сотня баксов – это мелочь, а Томас – неблагодарная скотина.
Да.
Так и есть.
На редкость неблагодарная. Но, верно, где-то он крепко согрешил.
- Побеседуешь с местными. Поглядишь, что к чему… заодно и проверишь одного типа. Вернее его родственничков. Нужно будет получить согласие на…
Голос мистера Аштона гремел, как волны в преддверие бури. И сквозь него доносился хохот Берта. Что, Томми, опять трусишь?
Сцыкло ты, Томми.
Надо же, столько лет прошло, я давно умер, а ты все еще сцыкло. Только и способен, что мамочке жаловаться… или нет?
Решай.
И поскорее.