Дракон коварный, одна штука
Часть 8 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вы, кхе-кхе, убиты! – нарочно закашлявшись повторила я.
Взмах рукой, мелькнувший на этой руке перстень, и драку остановили.
Клоны лопнули, словно мыльные пузыри, а под потолком вспыхнули круглые светильники. Директор Высшей Военной школы обернулся и удивлённо уставился на меня. А парни ещё не поняли – они пыхтели, ругались, искали новых врагов, и выглядели потрёпанно и побито.
Я же стояла с обломком палки в руке и смущалась. Когда оказываешься в центре внимания, это всегда нелегко, а уж тут…
Ну и дополнительный момент – может стоило не тыкать, а ударить? Использовать не условное убийство вражеского командира, а врезать взаправду? Чтобы наверняка?
– Мм-м… – протянул одетый во всё чёрное директор.
Парни же перестали возиться и без всяких команд выстроились в пережёванную жизнью шеренгу. Я хотела шагнуть к товарищам, но было как-то неудобно, поэтому осталась где была.
Меня окинули очередным пристальным взглядом и сказали с неожиданной улыбкой:
– Молодец, Харринтер. Как понял кого убивать?
Я неожиданно зарделась, пожала плечами. Хотела ответить, мол – «я не спал, нарочно караулил, всё видел и поэтому»… Но помня про голос, от объяснений решила воздержаться. Голову тоже опустила пониже – на случай, если вернулись девичьи черты.
– Чего молчишь? – не удовлетворился Рагар.
И я не выдержала, буркнула:
– Герой должен быть скромным.
Пауза. И тишина такая звенящая. Потом директор захмыкал, а от шеренги кадетов повеяло ну очень нехорошей энергетикой. В этот миг я вспомнила про грудь.
Ткань была ослаблена, начинала сползать, а сама грудь… надеюсь, под объёмной рубахой её всё-таки не видно?
Тем не менее, я ссутулилась, пытаясь втянуть все выпуклые формы в себя и вообще слиться с воздухом.
Сжалась и тут же услышала насмешливое:
– Не сутулься, Харринтер! Герой должен быть не только скромным, но и с прямой спиной!
Рагар размахнулся и хлопнул меня по этой самой спине, да так, что я едва не улетела к соседней стенке. Крякнула, охнула, и в целом даже выпрямилась, очень надеясь, что грудь и сейчас не видна.
– Кстати, почему ты в одежде? – спросил Рагар.
Тут я отметила ещё один важный момент – все мои товарищи были в трусах, и выглядело это внушительно. Широкие плечи, мускулатура, редкие, но всё же татуировки… Посмотрев на всю эту демонстрацию силы, я нервно сглотнула.
Однако это был не единственный нервирующий элемент.
Когда командир ударил по спине, меня словно электрическим током кольнуло, и ощущение оказалось очень далёким от казарменно-уставных отношений. Я напряглась и одновременно расслабилась, а внутри пусть на миг, но поднялась очень непонятная волна.
А Рагар ещё и хмурился, словно тоже ощутил нечто странное. Нежданное и нетипичное.
Пришлось очень постараться, чтобы вернуться к заданному командиром вопросу. Только придумать достойный ответ из-за всей этой сумятицы не успела. В итоге с языка слетело:
– Стесняюсь, кхе-кхе, сэр.
Опять звенящая тишина. Брови начальства поползли вверх, выражение лица стало ироничным. Спустя ещё миг по шеренге моих как бы товарищей побежали смешки.
– Хм, так ты у нас не только героический, но и нежный? – после очень долгой паузы поддел Рагар.
Хотелось кивнуть – да, я такая, и смысл скрывать правду? Но я пожала плечами.
Командир хмыкнул, остальные по-настоящему развеселились, однако от комментариев пока держались. После новой долгой паузы директор Высшей Военной школы посуровел и приказал:
– Так! Всем спать! Завтра будет разбор!
Он развернулся и вышел, а я осталась перед одетым в одни лишь трусы строем. В других обстоятельствах я, возможно, восхитилась бы всей этой брутальностью, но сейчас меня посетила совсем другая мысль. Не новая, зато куда более яркая, чем в прошлый раз: валить отсюда надо! Срочно!
Не важно, что ждёт «во дворце», там точно будет безопаснее, чем здесь!
4.3
Рагар
Занятно, но факт: каждый второй птенец влетает в двери моей школы совершенно безголовым. Они мечтают поступить, готовятся, но первое же испытание отключает мозги даже у тех, у кого они есть.
За десять лет моего пребывания на посту директора, никто не выставлял караульных в первую ночь. Картина всегда была одна – после хорошей охоты и сытного ужина кадеты расслаблялись и позорно проигрывали горстке напавших в ночи иллюзий.
Тем удивительнее было оказаться в роли условно убитого.
Меня. Условно. Убили.
И, главное, кто!
У нас есть правило: по завершении испытаний (и при вылете с отбора) все дают магическую клятву. Никто из кадетов не может рассказать, что именно происходило, каким испытаниям я их подвергал.
Разумеется, отбор не так уж далёк от непосредственной учёбой, но про неё тоже молчат – уже добровольно. Чтобы не портить «удовольствие» тем, кто придёт потом.
То есть знать новобранцы вроде и не должны, но, если немного пораскинуть мозгами, всё элементарно. Настолько очевидно, что проще не придумаешь! Только до сегодняшней ночи никто работать головой не спешил.
Способность мыслить проявлялась у птенцов позже – после двух-трёх бодрящих марш-бросков по горной местности. Харринтер… всё удовольствие испортил. Нарушил статистику за десять лет!
Пообещав кадетам разбор, я поднялся на второй этаж и толкнул дверь личной комнаты. Разделся, упал на узкую кровать и уставился в потолок.
Смотрел, смотрел и уснул.
А проснулся от шуршания в почтовой шкатулке – за окнами было ещё темно, на часах без трёх минут пять, и это шуршание пришлось очень кстати. Я встал, натянул штаны, рубаху и вышел, чтобы стукнуть в дверь Форгина.
Тот уже не спал, открыл сразу и встретил меня бодрым оскалом.
– Что там с формой? – спросил я.
– Всё отлично, уже прислали, – вытягиваясь по струнке, ответил соратник и подчинённый.
Я кивнул:
– Идём порадуем мальков.
Кадеты отреагировали на раннюю побудку хмурой сосредоточенностью. Ночное происшествие взбодрило, желторотики вспомнили, что здесь не курорт. Вскакивали и одевались быстро, ещё быстрее строились перед нами с Форгином.
Только один отставал – Харринтер. «Герой» выглядел несчастным и замученным, так, словно вот-вот упадёт и испустит дух.
– Эй, Нежный! – не выдержал я. – Поживей!
Кадет вздрогнул, посмотрел исподлобья. Остальные захмыкали, а Форгин глянул вопросительно – он подробностей нападения ещё не знал.
Я махнул рукой – мол, объясню позже, – и Форгин отвлёкся на форму. Взял двоих, чтобы принести тюк с костюмами для тренировок. После этого начались раздача и инструктаж.
Впрочем, инструктаж – громко сказано, объяснять тут было нечего:
– Маршрут обозначен магическими светлячками. Кто прибежит раньше других, молодец.
Через шесть минут казарма опустела, ушли все, кроме кандидата в мои «любимчики». Да-да, Харринтер по-прежнему медлил. Он взирал на выданное трико с такой неприязнью, словно ему подкинули дохлую линялую змею.
– Проблемы? – окликнул Форгин.
Кажется, Харринтер хотел кивнуть, но в итоге мотнул головой и снова сосредоточился на одежде. Мы оставили их наедине – в смысле, трико и Харринтера. Между этими двумя явно происходил некий немой диалог.
– Ему не понравилось? – поднимаясь по лестнице, фальшиво загрустил Форгин. – А я так старался, подбирал по размеру!
– Не бойся, он ещё оценит, – я тоже не удержался от иронии.
Мы поднялись на второй этаж, я указал на дверь своей комнаты. Там, за чашкой остывшего кофейного отвара, рассказал Форгину как прошло нападение, и тот, узнав о победе Харринтера, удивлённо округлил глаза.
– Да ладно, – подумав, отмахнулся Форгин. – Это совпадение. Он просто не спал.
4.4
– Без разницы почему и как это произошло. Факт в том, что он убил «вражеского капитана» и выручил всех остальных.
Преподаватель по политической подготовке качнул головой и спросил:
– Так почему «Нежный»?
Я объяснил про сон в одежде. Ясно, что стеснительность не при чём, Харринтер не разделся по каким-то другим причинам, но кого это волнует? Нежный, и всё.
– Интересно, – Форгин снова задумался. – Не уверен, но кажется я слышал что-то про Харринтера младшего. Кажется, что он странный.
Форгин мог поинтересоваться досье кадетов, но он предпочитал просматривать дела уже поступивших. Это объяснялось не столько ленью, сколько желанием составить собственное мнение, не привязанное к досье.
Форгин предпочитал сначала посмотреть, потом почитать и свести все эти знания в единый, более объективный вывод.