Драгоценная ты
Часть 5 из 13 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Хорошо, — разрешила я, будто мне известно, с чем именно ты собиралась заканчивать.
— Вы точно не возражаете?
— Совсем нет.
— Джемма просила написать вступительную статью к церемонии награждения, но если есть более важное дело… — проговорила ты.
Твой излюбленный прием — заставить согласиться дважды. И, как я поняла позже, продуманная стратегия — внедряться в самые важные для меня проекты.
Церемония награждения — событие года, наша визитная карточка, возможность привлечь читателей и спонсоров на следующий год. Ты уже пыталась протолкнуться поближе к центру событий. Прошлую церемонию я не смогла даже посетить, не то что возглавить. Церемония этого года — шанс снова взять дело в свои руки, восстановить репутацию, доказать, что я живее всех живых — пусть это и неправда.
— Нет, продолжайте, — пробормотала я.
Впрочем, ты уже печатала, не дожидаясь моего ответа.
— Наверное, стоит вам сообщить: мы тут слегка помозговали о концепции обложки, посвященной церемонии. У меня есть несколько предложений, как сделать заголовки более емкими и яркими. Ну то есть почти как было, просто немного больше в духе времени. Уверена, вам понравится. Я только хочу предложить, выбор, конечно, за вами.
Невинно приподнятые бровки, бледное личико, милая улыбка. Что же ты задумала, девочка?
— За мной? Сомневаюсь… — проговорила я.
— Вы шутница, Кэтрин, — отозвалась ты без тени улыбки.
Позднее, когда Джемма была на собрании директоров, ты деловито зашла в ее офис, закрыла за собой дверь и перерыла стопку доставленных писем. Выудила коричневый конверт, извлекла оттуда новенькую кредитную карту, какие выпускают для сотрудников, и положила ее в карман. Неслыханно — выдавать практикантке кредитную карту, потому что издатель ей вторая мама. Мою карту тоже нужно было заменить, и я ждала уже несколько недель, когда ее выпустят. Ты вышла из кабинета Джеммы и направилась прямиком к Азифу. Не знаю, что ты ему сказала, только он с готовностью вскочил, надевая на ходу вельветовый пиджак, и вместе вы покинули офис. Почти три часа дня — мы с Азифом всегда ходили пить кофе в это время. В тот день мы не пошли пить кофе. Впрочем, как и на следующий день. Ни через день, ни через два. Когда за моим единственным союзником закрылась дверь офиса, я позвонила в отдел кадров — тоже нововведение совета.
— Добрый день! Это Кэтрин Росс. Ко мне поступил новый человек на практику. Вы не могли бы прислать резюме, чтобы я понимала, как спланировать ее время?
Нужно узнать тебя получше, чтобы предугадать твой следующий ход.
Лили
5 марта
День первый
Обожаю писать дневник по вечерам. Твердая обложка, шелест страниц… только с ним я могу быть самой собой, делиться наблюдениями. Тетрадь намного человечней, чем макбук. Настоящий дневник, где нельзя ничего стереть или переправить.
Утром на автобусной остановке случайно встретила Кэтрин Росс.
Вела она себя очень странно. Оборачивалась и откровенно на меня пялилась. Думаю: не развести ли ее на такси? Так и сделала. Лег-ко.
Поначалу она меня активно ненавидела, как и всех моих ровесников. На остановке буквально испепеляла нас глазами. Презирала. Потом разговорилась и подобрела. Ей нравилось со мной болтать, правда. И самое удивительное, мне тоже понравилось с ней говорить, ее слушать. Словно подул теплый ветерок. Как будто она протянула руку и сказала — держись. Однажды я уже испытывала подобные чувства. И вот — снова. Едва не принялась выбалтывать все подряд, однако вовремя себя одернула — нельзя, это же КР!
КР погладила меня по щеке — не спрашивайте, как это вышло, — сама не понимаю. Вот уж не ожидала… Ну, а поскольку я стараюсь любыми способами облегчить себе жизнь, решила заскочить на работу к маме и захватить подарок для Джеммы, как обещала. Подстраиваю, чтобы мы проехали мимо офиса, где мама обычно убирается по понедельникам. Понятия не имею, сколько урн серьезных бизнесменов маме пришлось вытряхнуть, чтобы купить такую ручку. А вот Джемма, наверно, знает и будет, конечно, переживать и чувствовать себя виноватой (она такую ручку на сдачу может купить). Маме только того и надо — испортить Джемме первый рабочий день. Возвращаюсь в машину и вижу — КР тайком залезла в мой макбук. Я чуть со страху не умерла, честно. Но если бы она что-то нашла — не сидела бы с таким виноватым лицом. Мне даже жалко ее стало.
Джемма, как обычно, встретила нотацией. Слушаю, поддакиваю в правильных местах. Я всегда знаю, что люди хотят от меня услышать. КР трепещет перед Джеммой. На ней лица нет, когда она идет в Джеммин кабинет. Хороший шанс наладить контакт. Что должен сделать сочувствующий подчиненный, когда боссу предстоит важная встреча? Конечно, подбодрить, поднять настроение. Хорошие подруги, между прочим, так и поступают. Хорошие подруги для тебя на воду дуют, выше головы прыгают и наизнанку выворачиваются — и все непринужденно, с удовольствием.
КР, конечно, хочет свалить на меня черновую работу, но я тактично дала понять, что способна на большее. Идеальная практикантка, прилежней и послушней не найти.
Пригласила на кофе правую руку КР — Азифа. Сразу прибежал. Скучно даже.
КР всем рассказала, что меня взяли по блату. Интересно, а они знают, что платить мне никто не собирается? Джемма говорит, что должна увидеть «как я стараюсь», и если вдруг появится вакансия… КР и Джемма пока не понимают, но лед уже тронулся.
Глава 2
Кэтрин
В тот вечер я зашла домой после спортзала и заново, твоими глазами, посмотрела на квартиру. Окинула свежим взглядом каждый уголок, каждую мелочь. Когда-то мы собирались ее выгодно продать, и я попросила старого приятеля из «Ивнинг стандарт» написать заметку. И вот в разделе «Интерьеры и недвижимость» появилась статья под названием «Стиль будущего». Подзаголовок уточнял: «Смело и современно: как начинающая писательница Кэтрин Росс преобразила обычную лондонскую квартиру». Дальше автор рассказывал о моих дизайнерских находках: в гостиной был встроен книжный стеллаж во всю стену, под потолком красовались декоративные полочки, вместо банальных обоев в спальне я использовала краску пастельных тонов и большие разноцветные круги в стиле Дэмьена Херста [3] в качестве яркого акцента над кроватью. После выхода статьи я почувствовала себя по-настоящему успешной. Словно я окончательно выросла и мамина ферма осталась в далеком прошлом. Я больше не была безвестной провинциалкой. Я превратилась в стильную и современную женщину. Многого добилась. Мне подражают, со мной хотят дружить. Сейчас и вспоминать странно: неужели я правда так думала?
Кстати, стильный ремонт мы смогли себе позволить лишь благодаря деньгам Иэна — он сдавал расчетливо купленную в девяностых квартиру в Холлоуэе. Приятель писал: «Романы Кэтрин скоро появятся на полках», и на тот момент это было почти правдой. Я отправила отрывок из последней рукописи трем издателям, отказал только один, а двое попросили прислать полный текст. Иэн тем временем тоже процветал, был ведущим автором в нескольких рекламных агентствах, попал в команду сценаристов нового телесериала. Казалось, Лондон почти у наших ног. Мы оба приехали из провинции и всего добились, даже не имея за плечами престижного образования. Друзья, тогда еще многочисленные, подогревали уверенность.
Мы строили планы: мою квартиру продадим за хорошую цену и переедем в Хайбери — там можно себе позволить целых четыре спальни, но без отделки. Ремонтировать будем постепенно, на деньги Иэна за аренду квартиры. Иэну тогда было около тридцати пяти, мне — всего двадцать шесть. Мы были очень счастливы, правда, счастья своего не понимали.
— Ну, как прошло? — прокричал из кухни Иэн. — Я думал, ты позвонишь — расскажешь.
Как тебе известно, мы жили вдвоем с Иэном. К моменту нашей с тобой встречи — уже двадцать лет. Мы с ним через многое прошли вместе: переживали трудности, делили счастливые моменты. Казалось, срослись, стали одним целым. По-моему, далеко не каждая женщина смогла бы принять Иэна и его образ жизни, равно как и не каждый мужчина смог бы терпеть меня. Взять даже отношение к детям: я сразу заявила, что рожать не буду никогда. И только Иэну смогла признаться — почему. Дело в том, что меня растили строго, если не сказать жестоко, и я не видела смысла заводить ребенка, чтобы потом его мучить. Я слишком боялась повторить историю матери. Иэн и сам не был в восторге от родительства — пришлось бы возвращаться домой в шесть и меньше пить. Мы и дети — странное сочетание. Это были бы уже не мы. Поэтому договорились с самого начала: жить и творить в свое удовольствие, а размножение оставить для обывателей.
— Привет, красотка!
— Привет-привет.
Иэн что-то жарил на сковороде, и я поцеловала его во влажную от пара щеку.
Мы оба мало изменились со времен фотографии в «Ивнинг стандарт». За собой я всегда следила. Совершала ежедневные пробежки. Ходила в спортзал. Да что там ходила, всю дорогу до него — бегом. В спортивных штанах появлялась исключительно на тренировке. Привыкла к вниманию мужчин и только совсем недавно стала ощущать себя невидимой. Незадолго до болезни. В один прекрасный день добежала до фитнес-клуба, не отшив по дороге ни одного водителя. Теперь можно беспрепятственно пробежать всю дорогу до Грин Лейнс. Никто больше не сигналит. Словно дожив до определенного возраста, я оказалась в шапке-невидимке. Сперва я вздохнула с облегчением — хоть побегаю спокойно. Ведь я не из тех женщин, которые боятся стареть! К тому же стареть мне пока рановато… Или нет?
За пару недель до нашей встречи я провела эксперимент: выудила из шкафа коротенькие шорты, которые носила, когда мне было чуть за тридцать. По пути в спортзал все ждала, что мужчины будут присвистывать вслед — но нет. Видимо, свистящие и сигналящие мужики умеют определять возраст женщины, лишь взглянув издалека на ее икры. По каким, интересно, признакам? Чем мои ноги им не понравились? Стыдно сказать, но меня это задело. Вот уж не думала, что опущусь до подобной банальности.
— Спрашиваешь, как прошло…
Я не знала, как преподнести Иэну сегодняшнюю историю, и потому тянула время. Хотелось, конечно, рассказать о тебе и поделиться опасениями. Вот только не сочтет ли он это манией преследования? В любом случае, я должна была с ним поговорить. Ведь он был моим лучшим другом. А с некоторых пор — и единственным.
Вскоре после выхода статьи в «Ивнинг стандарт» удача от нас с Иэном отвернулась. Почти завоеванный нами Лондон вдруг стал враждебным. Сериал заглох, так и не начавшись. Один-единственный пилотный выпуск вышел в полночь. Я отчаянно пыталась сказать свое слово в литературе и предлагала издателям второй роман. Его отвергли два агентства подряд, а идей для новой книги не было.
— Я жду-у, — протянул Иэн, а сам уже откручивал крышечку и с бульканьем разливал по бокалам красное вино из коробки.
После провала сериала Иэн оказался никому не нужен. Ему минуло сорок, и он стал персоной нон грата, причем совершенно незаслуженно. Пришлось перебиваться мелкими заказами. Уверенности у нас заметно поубавилось. Я уже десять лет была главным редактором «Руководителя» и получала неплохую зарплату, однако четырехкомнатные квартиры подорожали до четырехсот тысяч, а потом до четырехсот пятидесяти… После семисот мы перестали просматривать объявления. Повысили аренду на квартиру Иэна и остались жить в моей до лучших времен. Когда я встретилась с тобой, мы еще надеялись, что недвижимость резко подешевеет.
— Ну что тебе сказать? «Наступила новая глава в жизни журнала», — процитировала я Джемму (она так и написала в общей рассылке, причем заглавными буквами).
Я задержалась взглядом на старом постере, который вот уже пять лет зловеще темнел в коридоре. Из-за него-то мы и застряли в моей «студенческой» квартирке.
Постер фильма.
Неснятого фильма Иэна.
Неснятого фильма Иэна, который должен был ознаменовать начало новой главы в нашей жизни. Иэн, наверное, рассказывал тебе о нем. А я хочу поведать свою версию сей печальной истории. С самого начала.
Когда мне было девять лет, мой папа умер. Маму это возмутило до глубины души, и она с детства внушала мне, что на мужчин ни в чем нельзя положиться — надо рассчитывать только на собственные силы. «Нечего ждать принца на белом коне! Никто не поможет», — твердила она. Впрочем, о принцах я и не мечтала. А мечтала стать писательницей. Я всегда что-нибудь писала, наверное, в том и заключалось мое единственное спасение. И вот, когда мне перевалило за тридцать, — желание пропало. Я совсем не могла писать. Первый мой роман не напечатали, и я возлагала надежды на второй. Когда и его отвергли, я впала в отчаяние. О новой книге и думать не могла, слишком боялась разочарования.
К тому же я больше не знала, о чем писать. Начинала и всякий раз останавливалась. Не хватало веры в себя. В двадцать лет я не сомневалась: мои идеи прекрасны и обязательно найдут благодарного читателя. Совсем как ты сейчас… Ты ведь уверена, что все просто обязаны ловить каждое твое слово? То, что я перестала писать для себя, вероятно, стало первым признаком приближения серой мути. Моя творческая жизнь заглохла, а вот Иэн еще делал отчаянные попытки удержаться на плаву. Тут-то ему и подвернулся случай выступить в роли принца на белом коне и позаботиться о моем будущем.
Он решил снять фильм по собственному сценарию и предложил мне и всем друзьям, кто пожелает, вложить в него деньги. Мы с радостью согласились и стали исполнительными продюсерами. В возрасте под сорок человек хоронит юношеские мечты, и ему необходимо на что-то надеяться. Вот мы и доверились Иэну. Даже не потому, что считали его прекрасным сценаристом (надо признать, некоторые и вовсе не считали). Просто надеялись на чудо: вдруг мечты все-таки сбудутся и мы избежим унылой старости?
Сначала мы вложили в фильм все, что откладывалось на покупку четырехкомнатной квартиры, — оказалось недостаточно. Тогда я взяла кредит под залог Мэнор-Хаус и добавила Иэна в поручители, чтобы выжать побольше денег из банка. И все еще свято верила — это лишь мелкие неприятности на пути к блестящему будущему. Фильм получился плохой (что бы ты ни плела, дабы польстить Иэну). Ужасный. Он никого не спас. Провалился с треском, и более того, стоил нам многих друзей — тех, кто поверил в незаурядный талант Иэна и понадеялся на пожизненные дивиденды. Иэн извинялся, извинялся и извинялся, хотя, если разобраться, он ни в чем не виноват. В конце концов, Иэн ничего не обещал… Сделал все что мог. Мы оба сделали что могли. Твоему поколению повезло гораздо больше — тоннами снимаете всякую ерунду на айфоны, все мысли до единой постите в твитах и блогах, таким образом учитесь и обретаете популярность. Кто-то потому, что действительно стал хорош, кто-то просто поймал волну. У нас же был лишь один шанс на успех. И мы дорого заплатили за неудачу.
А я нарушила мамин наказ и понадеялась на принца. Большая ошибка.
Когда друзья совсем перестали звонить, я даже вздохнула с облегчением, ибо все разговоры с ними неизбежно сводились к фильму. Бесконечные «если бы да кабы» и нытье по потерянным деньгам… Мы скучали и пытались завести новых приятелей. Знакомились в баре, угощали кокаином, оплачивали последний стаканчик и зазывали в гости. Однако чаще всего возвращались в Мэнор-Хаус вдвоем. А последние пару лет вообще предпочитали проводить вечера дома. Вот так незаметно и подкралась к нам старость.
Я уверена: депрессия случается независимо от внешних обстоятельств. Сейчас принято искать «триггеры» [4]. Что ж, в моем случае триггеров имелось предостаточно. Во-первых, несмотря на мои старания, столичная жизнь не сложилась. Я-то рассчитывала разбогатеть и прославиться, чтобы навсегда забыть про нищее детство. Во-вторых, в журнале намечался кризис. В-третьих, надежды на переезд не оправдались. В-четвертых, тело начало стареть и выкидывать разные неприятные штуки. Например, кожа все время сохла так, что никакой увлажняющий крем не помогал; росли жесткие волоски на подбородке; один за другим седели волосы на лобке. Я злилась на собственное тело за предательство, но еще больше злилась на себя: почему я не могу достойно принять возраст?
Все эти крупные проблемы и мелкие неприятности давили-давили и в конце концов сломали меня совсем. Знаешь, Лили, правду говорят: друзья познаются в беде. Когда мне стало плохо, я попыталась обратиться за поддержкой к старым подругам. Оказалось, больная и плаксивая я никому не нужна. Чтобы унять обиду, я списывала все на провал фильма: получи мои подруги звездные гонорары, ни за что бы меня не бросили. А в глубине души знала: я неудачница и не заслуживаю любви. Чего ждать от других, если сама себе противна?
А Иэн не бросил. Терпеливо выкармливал, как больного ягненка. Я и правда походила на несчастных новорожденных овечек, которых мать заставляла кормить молоком из бутылочки. Без Иэна я бы не выжила. Он готовил для меня с улыбкой. Я ела, но не получала никакого удовольствия. Еда потеряла вкус. Иэн делал невообразимые по сложности и калорийности блюда, целыми днями варил кости в огромных кастрюлях — словно хотел извлечь из несчастных животных жизненную силу и влить ее в меня в виде супа. Признайся, Лили, ты думаешь, мы и вас, молодых, готовы сварить, чтоб подпитаться энергией?
Приступ депрессии миновал, а привычка кормить осталась. Вот и сейчас Иэн что-то размешивал — от энергичных движений трясся нависший над ремнем живот. В последнее время я заметила, что руки у него стали менее мускулистыми, а светло-русые волосы начали седеть. Однако он еще не утратил привлекательности — у него красивые серые глаза, широкая улыбка и милая привычка задерживать на собеседнике взгляд чуть дольше, чем нужно. Под его долгим взглядом я чувствовала себя значимой. Ты, наверное, тоже? Интересно, какое мы тогда произвели на тебя впечатление?
— Я знаю, как тебя утешить, — сказал Иэн.
— С чего ты взял, что я нуждаюсь в утешении?
— Хорошее кино венгерской «новой волны» [5]. Бела Тарр — лучшее лекарство. Давай посмотрим «Про-клятье»?
Он вытащил из картонной коробки серебристый пакет и выжал из него последние капли, как волынщик извлекает звуки из инструмента. Таких, как Иэн, сейчас называют алкоголиками. Ты и сама наверняка заметила и недоумевала — и как его только жена терпела? Вы, молодые, еще не понимаете, что нельзя на всех ставить ярлык: неудачник-алкоголик или ответственный гражданин, здоров или болен, хороший или плохой. Жизнь гораздо сложнее…
— Давай посмотрим, — согласилась я, задумчиво глядя в бокал.
— Кстати, как тебе Джемма?
Я отвернулась от Иэна и прислонилась к барной стойке, которая отделяла крошечную кухню от гостиной. Я размышляла. Интуиция подсказывала, что не надо произносить твое имя, впускать тебя в наш дом, однако очень уж хотелось рассказать…