Дотянуть до горизонта
Часть 12 из 29 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Есть сто шестьдесят! – невозмутимо продублировал команду бортач.
Кивнул ему и тут же рявкнул во весь голос:
– Стрелкам открывать огонь по готовности!
Да так громко рявкнул, что стоящий за спиной Батюшин отшатнулся в первый момент, но тут же опомнился и вновь крепко в спинку кресла вцепился. Этот момент я по отражению в приборных стёклышках чётко засёк. Да и саму спинку немного мотнуло.
– Вот сейчас и посмотрим, насколько безопасность от нас зависит! – повернул голову и покосился на генерала. – И почему аэродромы не обозначены!
Ничего в ответ не услышал, да и не до ответов мне уже было. Потому что прилип к правому боковому стеклу Игорь и левой ладонью мне показывает, где находятся и что делают самолёты противника. Так понимаю, что никого он пока не наблюдает, потому что рука замерла неподвижно.
А мне в свою форточку и не выглянуть, банально нет времени и вообще возможности – я штурвал кручу, змейкой иду. Хорошо хоть Батюшин сообразил, самолично слева сбоку к стеклу протиснулся, высматривает неприятеля. И тоже пока молчит. Зато у меня такая прекрасная боковая поддержка образовалась – есть на кого боком опереться. Или плечом…
А вот и наши бортовые пулемёты на пару с кормовым голос подали – огрызнулись короткими очередями. Огрызнулись и зачастили, затарахтели. Носовой и верхний пока молчат, уже можно кое-какие выводы делать. Скорость? Скорость заданная. Ещё чуть-чуть можно добавить… И я толкаю вперёд замершую на РУДах руку инженера. Чёрт с ним, с этим расходом, не до него сейчас, как и до ресурса двигателей! Если нас сейчас зацепят, нам уже никакой ресурс не понадобится.
– Николай Степанович, видите что-нибудь? – мне сейчас не до формализма, поэтому спрашиваю так, как удобно. А когда припрёт, вообще буду просто генералом называть. А потом, после боя, пусть выговаривает (если дурак… А Батюшин далеко не дурак, поэтому всё он понимает и сумеет сообразить. В бою и не то можно сказать, а уж что в обратку иной раз можно услышать, так это вообще ого-го…).
– Ничего не вижу! – даже не оглядывается мой импровизированный наблюдатель.
Хотел было сказать, чтобы назад и вниз смотрел, да спохватился, задавил на корню фразу. Наверняка сейчас отовсюду самолёты на перехват поднимут. Мы же приманка жирная, чёрт бы их всех там в столицах побрал! Так что пусть смотрит во все стороны, целее будем!
А мы так и идём змейкой, да вдобавок потихонечку высоту набираем. Очень потихонечку, чтобы скорость не потерять. Потеря скорости сейчас для нас смерти подобна! И это не метафора! Вот спинным мозгом чую, что просто так нас не отпустят. И всё только начинается, на самом-то деле! Дальше будет только хуже… Да ещё и солнце не за нас – в спину светит!
Четыре пятьсот, скорость так и держится на ста шестидесяти. На прошлой неделе мы экспериментировали, разгоняли над Ладогой машину до ста семидесяти. Больше просто страшно было. Ну и что, что у нас лобовик крыльев фанерой зашит, а дальше-то всё равно перкаль обычный…
Но всё, выше не полезу. Да и вряд ли кто-то из наших противников на подобное решится. Почему-то уверен, что за четыре тысячи здесь пока не забираются. Это чуть позже осмелеют, а пока опасаются подобных высот.
Стоп! Или у меня со слухом что-то не то, или… И я толкнул плечом Батюшина:
– Это ваши там стреляют?
Николай Степанович попятился задом, развернулся за креслом и прислушался. Опять же наблюдаю за ним через отражение в приборах.
– Мои…
– Самолёт нам не продырявят? Крылья не побьют?
– Люди опытные, не должны, – обиделся за своих стрелков генерал.
Ладно, мы тут все в одной лодке. То бишь в одном самолёте. Должны соображать! Хотя в азарте боя и с опытными всякое случается, это я по себе знаю…
– Сергей Викторович! – кивает на лобовое стекло Батюшин, и этот кивок накладывается на чертыхание Игоря.
– Командир! Ты только глянь!
И я разворачиваюсь…
Глава 8
Цеппелины… Идут встречным курсом… Далеко ещё до них, но и на таком расстоянии сильное уважение своими размерами внушают. Огромные такие… Ну и на кого лезут? Они там что, в своей Германии, с ума все посходили, что ли? Мы же эти воздушные шарики порвём как тузик грелку… Тут же себя притормозил. Погоди, не нужно противника недооценивать. Там тоже не дураки сидят. Значит, что? Значит, есть там для нас какие-то сюрпризы… Например, больше чем у нас пулемётов… Это если на каждом, а если всех вместе взять, то это же какой плотный огневой заслон можно поставить? Вряд ли вывернешься целым и невредимым из подобного огненного мешка…
Сходимся с ними на встречных курсах, суммарная скорость сближения почти под триста километров получается. Вот только идут они на нашей высоте, и никак не выше, что уже отлично и даже больше чем отлично! Читал я когда-то, что на высоте больше четырёх тысяч у них моторы начинали барахлить. А если ещё выше забирались, то вообще чуть ли не вдвое в мощности теряли – была там какая-то конструктивная недоработка. И, опять же, высотное оборудование у немцев практически отсутствовало, что нам на руку. И ещё один плюс – отстали летящие позади истребители противника. То ли нашей скорости не выдержали, то ли топливо у них на исходе. Или опасаются своих же зацепить. Короче, передали эстафетную палочку воздушного боя дирижаблям…
А я как-то резко успокоился, и из головы все мои прежние переживания улетучились. Вот оно и произошло. То, что мне покоя в последнее время не давало! Это – наша роль наживки. Вот в этой именно ловушке. Перед этим так, разминка была, на которую теперь даже смешно оглядываться. Сейчас или пан, или пропал – третьего, как говорится, не дано. Отовсюду хищники по наши души слетелись. Только не хищники это, а, скорее, вороньё! Со всех сторон обкладывают. И ниже не уйти, там наверняка артиллерия наготове. Ладно, сейчас мы вам перья-то повыщипаем.
– Надеть маски, перейти на кислород! Стрелять только по баллонам! – командую, а сам в этот момент толкаю РУДы вперёд (хотя они и так уже в ограничители упёрлись, тем не менее движение такое обозначаю для собственного спокойствия), плавненько тяну штурвал на себя и потихонечку скребусь вверх. С правой чашки доносится невнятный, еле различимый протест Сикорского. Пропускаю сдавленный вопль конструкторской души мимо ушей и забираюсь ещё выше. Не намного, на много и нам будет слишком тяжко, а вот метров на триста почему бы и не подняться?
И мы оказываемся визуально чуть выше этих ребристых серых огурцов! Есть тактическое преимущество! А кабины у них под гондолами. В центре одна большая, с множеством окошек, а спереди и сзади более короткие, маленькие. Если так и останемся с превышением, то будет просто здорово! Потому что придётся немецким стрелкам задирать стволы своих пулемётов вверх, ближе к зениту, а в таком случае даже речи не может быть о результативной прицельной стрельбе. Так что прорвёмся!
Противник чуть расходится в стороны (сообразили, черти), а мы пока так и идём прежним курсом. Нам это на руку. Ввязываться в затяжную воздушную карусель нет никакого желания. Поэтому стрельбу открываем с предельной дистанции. С курсового и верхнего пулемётов. В который уже раз порадовался, что настоял вооружать «Муромцы» не нашими ковровскими «мадсенами», а нашими же «максимами» с их чуть большей дальностью стрельбы. Так что мы с противником сейчас будем на равных выступать…
На такой высоте приходится пилотировать очень аккуратно. Резкие манёвры здесь неуместны. Самолёт даже на пулемётную стрельбу реагирует, вздрагивает от каждой очереди. Поэтому идём по прямой с небольшими кренчиками, плавно переваливаемся с крыла на крыло, стараемся увернуться от ответного неприятельского огня, помешать прицеливанию. Ну и в ответ стреляем. Тут нам проще. В этакую дуру да не попасть… Это умудриться нужно, чтобы промахнуться. С закрытыми глазами можно палить! Да ещё пассажиры наши со своими пулемётами вновь к процессу подключились, дополнительно помогают. Об одном только сожалею, что зажигательных у нас нет, почему-то упустил я это дело. А то бы устроили сейчас немцам фейерверк огненный в небе…
Однако у противника кадры тоже опытные, профессионалы, по-другому и не скажешь. Потому как выше или ниже, большой или малый угол прицеливания, а попасть в нас всё-таки попали! Взлохматилась слева перкаль, ощетинилась острыми щепками-иглами пробоина в фанерной обшивке крыла. Самолёт ощутимо просел на левую сторону, пошатнулся… Сразу же довернул штурвал, прикрылся небольшим правым креном, чуть надавил на левую педаль. Только бы не по мотору…
Ударило в ноги, протарабанило по борту, и сразу же замолчал один из наших пулемётов с той же стороны. Наш или батюшинский? Да какая к чёрту разница! Замерло время, почти не движется секундная стрелка на часах, медленно-медленно вращаются лопасти винта… Но вступает в дело замолчавший было пулемёт, чётко и размеренно хлопают за спиной выстрелы, и от звука этих выстрелов всё возвращается в норму.
Сжал зубы и продолжаю строить короткую змейку. Краем глаза влево кошусь, на моторы. И вниз, на проплывающую мимо серую ребристую тушу дирижабля. Расходимся!
И разошлись! Ничего особо страшного и фатального нам эти махины сделать не смогли. Постреляли на параллельных курсах друг по другу с минуту и разошлись так же со стрельбой. В своих стрелках был уверен, поэтому всё ждал красочной огненной вспышки в небе, но не дождался. Не выгорело… Говорю же, не додумал, а теперь хоть локти кусай… Но зато ушли мы. А ещё через минуту, когда дистанция между нами увеличилась приблизительно до пяти вёрст, в грузовой кабине завопили настолько радостно, что мы все оглянулись. Батюшин в дверной проём нырнул, спустился к ним. Сейчас всё и узнает.
– Подбили! Подбили! – соскользнул вниз, прогрохотал сапогами по лесенке стрелок верхней огневой точки. – Обоих сразу! Цеппелины пошли на снижение!
– А третий? – пришлось отрывать от лица кислородную маску. Иначе бы не получилось вопросы задавать.
– Что третий?
– Третий цеппелин. Что с ним?
– Разворачивается, – наконец-то сообразил стрелок. Глаза шальные от радости и недостатка кислорода, словно пьяные. И радости-то сколько, аж из ушей лезет! А мне как-то всё равно. Снижаться они могли и по своему заданию, а не… Да ладно, что уж себя-то обманывать! Сбили! Просто уверен был в благополучном исходе этой непонятной стычки и ещё более непонятной встречи. А вот то, что стрелок своё рабочее место без команды покинул, это непорядок.
– Истребители противника где? – приземлил бедолагу на грешную землю следующим своим вопросом.
– Так отстали они… Давно уже, – захлопал глазами бедолага.
– Это те, за хвостом которые. А другие?
– К-какие другие? – побледнел стрелок. Похоже, дошло, сообразил, что натворил.
– А те, что сейчас к нам сверху подбираются, – и я с великим удовлетворением увидел, как ещё сильнее побелевший стрелок белкой метнулся вверх по лесенке к своему пулемёту…
И Николай Степанович в этот момент как раз вернулся. По лицу ничего не заметно, спокойный, как удав. Только лишь кивнул мне еле заметно. Подтвердил то есть. И всё? Ну уж нет! Пока есть такая возможность, надо бы хоть немного прояснить ситуацию:
– И эти тоже были именно по нашу душу?
Батюшин отвёл глаза в сторону, сделал вид, что вопроса моего за гулом моторов не расслышал. И не увидел. Но и такой показательной реакции уже больше чем достаточно! А у меня вопросы-то не закончились!
– Кого зацепило?
– Потом, – отмахнулся было Батюшин. Понял, что одним этим жестом от меня не отделается, и пояснил: – Одного из моих людей. Легко, по касательной…
Плохо, что зацепило. Хорошо, что живой.
Отвернулся от него, столкнулся со взглядом Игоря. А у того не то что в глазах, а на лице всё написано. Тоже переживает, волнуется. Ладно…
– Снижаемся! Занимаем четыре тысячи… Малый газ! Фух, наконец-то можно маску снять. Резина вонючая, жёсткая, гнётся с трудом, опять же холоднючая и даже на ощупь какая-то неприятная.
– Скорость сто пятьдесят!
Бортинженер кивает и тут же дублирует команду, плавно толкает вперёд РУДы. Всё? Надеюсь, на этом наши неприятности закончились?
Через семь часов наш перелёт закончился. Если бы не встречный ветер, то сели бы немного раньше. На полчаса-то уж точно. Но и так ничего, только пришлось попереживать насчёт остатка топлива. Ну, мало ли что там датчики показывают? А сколько его, этого бензина, на самом деле в баках осталось? Да ещё и с нашими вынужденными выкрутасами, когда пришлось пусть и ненадолго, но увеличивать обороты, а соответственно и скорость. Да, сразу расход вырос, зато от истребителей противника оторвались. Не успел капкан захлопнуться. А так бы точно ввязались с ними в воздушную карусель, и ещё неизвестно, чем бы она закончилась… Потому как те дирижабли точно успели бы подойти к месту боя со своими многочисленными пулемётами. Ну да… Встали бы перед нами полукругом, и никуда бы мы не делись. Вниз не уйдёшь, там артиллерия зубы точит, на хвосте истребители так и норовят укусить побольнее и назад-то точно не выпустят. Ну и на высоте цеппелины прижали бы нас перекрёстным огнём. И достаточно прицельным с практически неподвижной гондолы дирижаблей, что уж тут говорить-то.
Да и потом очень удачно проскочили мы между ними на встречно-параллельных курсах. По нам почти и не стреляли из опасения попасть друг в друга…
Из-за перерасхода пришлось отказаться от соблазна чуть отклониться в сторону и пройти над Берлином. Нельзя, и Батюшин сразу же голову открутит, и топливо экономить приходится. А всего-то километров шестьдесят на траверзе до него, чуть меньше чем полчаса лёту. Очень уж мне интересно: восстановили они купол Рейхстага после моей бомбёжки или ещё нет?
В заданную точку вышли точно. И штурман сработал грамотно, и визуально сориентировались. С высоты обнаружили искомую площадку. Обозначенную к тому же. Что самое удивительное, так нам даже ветер показали дымовыми сигналами. А вот связь устанавливать на всякий случай не стали, да и вряд ли нечто подобное получилось бы.
Оглянулся на Батюшина – тот ладонью показывает «снижаться».
Ну а раз старший приказывает, то нам остаётся только выполнять. Прибираем обороты и скользим по пологой спирали вниз, к земле. С таким расчётом, чтобы сразу с разворота зайти на посадку. Трудно? Да ничего подобного – опыт, он и в Африке опыт. Зато во время снижения прекрасно осмотрелся на местности и ничего подозрительного в ближайшей округе не заметил. Нет ни воинских подразделений вокруг площадки, ни полиции в засаде. На посадочном поле небольшая группка людей кучкуется, да в паре километров на подъездной дороге какие-то грузовики с открытым верхом стоят. На очередном витке спирали даже смог в их кузовах малюсенькие (с такой высоты-то) бочки рассмотреть. Наверняка бензин для нас.
На земле не успели подрулить к этой группе, как пришлось резко тормозить. Никакой техники безопасности у встречающих нет! Прямо под винты лезут, ничего не боятся! Человек двадцать со всех сторон набежали, заставили знатно занервничать.
Хотя нет, всё-таки опасаются чего-то. Вон как резко замерли, даже отступили немного назад. Хорошо ещё, что Батюшин рядом находится и в окошко поглядывает. Не заметно, что такая горячая встреча заставляет его хоть как-то волноваться. Потому я успокаиваюсь и убираю руку с кобуры револьвера. Как-то рука сама собой на ней оказалась, и пальцы даже успели отстегнуть и откинуть клапан…
Первыми из самолёта пассажиры наши выпрыгнули, даже стремянки не стали дожидаться. Ну и правильно. А своих я тихонько на рабочих местах придержал – пусть стрелки у пулемётов пока посидят. Успеют ещё по земле потоптаться. И Игоря с инженером вообще никуда не выпустил, как они ни порывались пойти вместе со мной. Убедил всего лишь одной фразой:
– Вам лучше на всякий случай в кабине остаться…
Зато теперь стало понятно, отчего встречающие так резко встречать передумали. Мои-то стрелки не сплоховали, приказание буквально поняли и очень грамотно отреагировали – с самого начала всех на прицеле держали. А пулемёты в упор у кого хочешь всякие непонятные желания отобьют…
Несколько человек из батюшинской группы сразу по сторонам разбежались-рассредоточились, позиции заняли, а двое к встречающим направились. Переговорили коротко там о чём-то и оглянулись. Рукой Батюшину знак подали.
– Всё в порядке, Сергей Викторович. Можно спокойно выходить, – оглянулся на меня Николай Степанович и шагнул на выход.
Пришлось спешно вытаскивать и устанавливать лесенку для генерала. После него и сам спустился. Но никуда не пошёл, остался у самолёта. Всё остальное уже меня не касается…
Минут пятнадцать-двадцать Батюшин о чём-то разговаривал со встречающими. Так что особо нас ждать не заставил и вскоре вернулся к самолёту.
– Можете выпускать своих орлов, Сергей Викторович. Пока они тут всех окончательно не запугали. И Сикорскому хватит в кабине сидеть, пусть лучше по твёрдой земле походит да разомнётся, воздухом подышит.
Кивнул ему и тут же рявкнул во весь голос:
– Стрелкам открывать огонь по готовности!
Да так громко рявкнул, что стоящий за спиной Батюшин отшатнулся в первый момент, но тут же опомнился и вновь крепко в спинку кресла вцепился. Этот момент я по отражению в приборных стёклышках чётко засёк. Да и саму спинку немного мотнуло.
– Вот сейчас и посмотрим, насколько безопасность от нас зависит! – повернул голову и покосился на генерала. – И почему аэродромы не обозначены!
Ничего в ответ не услышал, да и не до ответов мне уже было. Потому что прилип к правому боковому стеклу Игорь и левой ладонью мне показывает, где находятся и что делают самолёты противника. Так понимаю, что никого он пока не наблюдает, потому что рука замерла неподвижно.
А мне в свою форточку и не выглянуть, банально нет времени и вообще возможности – я штурвал кручу, змейкой иду. Хорошо хоть Батюшин сообразил, самолично слева сбоку к стеклу протиснулся, высматривает неприятеля. И тоже пока молчит. Зато у меня такая прекрасная боковая поддержка образовалась – есть на кого боком опереться. Или плечом…
А вот и наши бортовые пулемёты на пару с кормовым голос подали – огрызнулись короткими очередями. Огрызнулись и зачастили, затарахтели. Носовой и верхний пока молчат, уже можно кое-какие выводы делать. Скорость? Скорость заданная. Ещё чуть-чуть можно добавить… И я толкаю вперёд замершую на РУДах руку инженера. Чёрт с ним, с этим расходом, не до него сейчас, как и до ресурса двигателей! Если нас сейчас зацепят, нам уже никакой ресурс не понадобится.
– Николай Степанович, видите что-нибудь? – мне сейчас не до формализма, поэтому спрашиваю так, как удобно. А когда припрёт, вообще буду просто генералом называть. А потом, после боя, пусть выговаривает (если дурак… А Батюшин далеко не дурак, поэтому всё он понимает и сумеет сообразить. В бою и не то можно сказать, а уж что в обратку иной раз можно услышать, так это вообще ого-го…).
– Ничего не вижу! – даже не оглядывается мой импровизированный наблюдатель.
Хотел было сказать, чтобы назад и вниз смотрел, да спохватился, задавил на корню фразу. Наверняка сейчас отовсюду самолёты на перехват поднимут. Мы же приманка жирная, чёрт бы их всех там в столицах побрал! Так что пусть смотрит во все стороны, целее будем!
А мы так и идём змейкой, да вдобавок потихонечку высоту набираем. Очень потихонечку, чтобы скорость не потерять. Потеря скорости сейчас для нас смерти подобна! И это не метафора! Вот спинным мозгом чую, что просто так нас не отпустят. И всё только начинается, на самом-то деле! Дальше будет только хуже… Да ещё и солнце не за нас – в спину светит!
Четыре пятьсот, скорость так и держится на ста шестидесяти. На прошлой неделе мы экспериментировали, разгоняли над Ладогой машину до ста семидесяти. Больше просто страшно было. Ну и что, что у нас лобовик крыльев фанерой зашит, а дальше-то всё равно перкаль обычный…
Но всё, выше не полезу. Да и вряд ли кто-то из наших противников на подобное решится. Почему-то уверен, что за четыре тысячи здесь пока не забираются. Это чуть позже осмелеют, а пока опасаются подобных высот.
Стоп! Или у меня со слухом что-то не то, или… И я толкнул плечом Батюшина:
– Это ваши там стреляют?
Николай Степанович попятился задом, развернулся за креслом и прислушался. Опять же наблюдаю за ним через отражение в приборах.
– Мои…
– Самолёт нам не продырявят? Крылья не побьют?
– Люди опытные, не должны, – обиделся за своих стрелков генерал.
Ладно, мы тут все в одной лодке. То бишь в одном самолёте. Должны соображать! Хотя в азарте боя и с опытными всякое случается, это я по себе знаю…
– Сергей Викторович! – кивает на лобовое стекло Батюшин, и этот кивок накладывается на чертыхание Игоря.
– Командир! Ты только глянь!
И я разворачиваюсь…
Глава 8
Цеппелины… Идут встречным курсом… Далеко ещё до них, но и на таком расстоянии сильное уважение своими размерами внушают. Огромные такие… Ну и на кого лезут? Они там что, в своей Германии, с ума все посходили, что ли? Мы же эти воздушные шарики порвём как тузик грелку… Тут же себя притормозил. Погоди, не нужно противника недооценивать. Там тоже не дураки сидят. Значит, что? Значит, есть там для нас какие-то сюрпризы… Например, больше чем у нас пулемётов… Это если на каждом, а если всех вместе взять, то это же какой плотный огневой заслон можно поставить? Вряд ли вывернешься целым и невредимым из подобного огненного мешка…
Сходимся с ними на встречных курсах, суммарная скорость сближения почти под триста километров получается. Вот только идут они на нашей высоте, и никак не выше, что уже отлично и даже больше чем отлично! Читал я когда-то, что на высоте больше четырёх тысяч у них моторы начинали барахлить. А если ещё выше забирались, то вообще чуть ли не вдвое в мощности теряли – была там какая-то конструктивная недоработка. И, опять же, высотное оборудование у немцев практически отсутствовало, что нам на руку. И ещё один плюс – отстали летящие позади истребители противника. То ли нашей скорости не выдержали, то ли топливо у них на исходе. Или опасаются своих же зацепить. Короче, передали эстафетную палочку воздушного боя дирижаблям…
А я как-то резко успокоился, и из головы все мои прежние переживания улетучились. Вот оно и произошло. То, что мне покоя в последнее время не давало! Это – наша роль наживки. Вот в этой именно ловушке. Перед этим так, разминка была, на которую теперь даже смешно оглядываться. Сейчас или пан, или пропал – третьего, как говорится, не дано. Отовсюду хищники по наши души слетелись. Только не хищники это, а, скорее, вороньё! Со всех сторон обкладывают. И ниже не уйти, там наверняка артиллерия наготове. Ладно, сейчас мы вам перья-то повыщипаем.
– Надеть маски, перейти на кислород! Стрелять только по баллонам! – командую, а сам в этот момент толкаю РУДы вперёд (хотя они и так уже в ограничители упёрлись, тем не менее движение такое обозначаю для собственного спокойствия), плавненько тяну штурвал на себя и потихонечку скребусь вверх. С правой чашки доносится невнятный, еле различимый протест Сикорского. Пропускаю сдавленный вопль конструкторской души мимо ушей и забираюсь ещё выше. Не намного, на много и нам будет слишком тяжко, а вот метров на триста почему бы и не подняться?
И мы оказываемся визуально чуть выше этих ребристых серых огурцов! Есть тактическое преимущество! А кабины у них под гондолами. В центре одна большая, с множеством окошек, а спереди и сзади более короткие, маленькие. Если так и останемся с превышением, то будет просто здорово! Потому что придётся немецким стрелкам задирать стволы своих пулемётов вверх, ближе к зениту, а в таком случае даже речи не может быть о результативной прицельной стрельбе. Так что прорвёмся!
Противник чуть расходится в стороны (сообразили, черти), а мы пока так и идём прежним курсом. Нам это на руку. Ввязываться в затяжную воздушную карусель нет никакого желания. Поэтому стрельбу открываем с предельной дистанции. С курсового и верхнего пулемётов. В который уже раз порадовался, что настоял вооружать «Муромцы» не нашими ковровскими «мадсенами», а нашими же «максимами» с их чуть большей дальностью стрельбы. Так что мы с противником сейчас будем на равных выступать…
На такой высоте приходится пилотировать очень аккуратно. Резкие манёвры здесь неуместны. Самолёт даже на пулемётную стрельбу реагирует, вздрагивает от каждой очереди. Поэтому идём по прямой с небольшими кренчиками, плавно переваливаемся с крыла на крыло, стараемся увернуться от ответного неприятельского огня, помешать прицеливанию. Ну и в ответ стреляем. Тут нам проще. В этакую дуру да не попасть… Это умудриться нужно, чтобы промахнуться. С закрытыми глазами можно палить! Да ещё пассажиры наши со своими пулемётами вновь к процессу подключились, дополнительно помогают. Об одном только сожалею, что зажигательных у нас нет, почему-то упустил я это дело. А то бы устроили сейчас немцам фейерверк огненный в небе…
Однако у противника кадры тоже опытные, профессионалы, по-другому и не скажешь. Потому как выше или ниже, большой или малый угол прицеливания, а попасть в нас всё-таки попали! Взлохматилась слева перкаль, ощетинилась острыми щепками-иглами пробоина в фанерной обшивке крыла. Самолёт ощутимо просел на левую сторону, пошатнулся… Сразу же довернул штурвал, прикрылся небольшим правым креном, чуть надавил на левую педаль. Только бы не по мотору…
Ударило в ноги, протарабанило по борту, и сразу же замолчал один из наших пулемётов с той же стороны. Наш или батюшинский? Да какая к чёрту разница! Замерло время, почти не движется секундная стрелка на часах, медленно-медленно вращаются лопасти винта… Но вступает в дело замолчавший было пулемёт, чётко и размеренно хлопают за спиной выстрелы, и от звука этих выстрелов всё возвращается в норму.
Сжал зубы и продолжаю строить короткую змейку. Краем глаза влево кошусь, на моторы. И вниз, на проплывающую мимо серую ребристую тушу дирижабля. Расходимся!
И разошлись! Ничего особо страшного и фатального нам эти махины сделать не смогли. Постреляли на параллельных курсах друг по другу с минуту и разошлись так же со стрельбой. В своих стрелках был уверен, поэтому всё ждал красочной огненной вспышки в небе, но не дождался. Не выгорело… Говорю же, не додумал, а теперь хоть локти кусай… Но зато ушли мы. А ещё через минуту, когда дистанция между нами увеличилась приблизительно до пяти вёрст, в грузовой кабине завопили настолько радостно, что мы все оглянулись. Батюшин в дверной проём нырнул, спустился к ним. Сейчас всё и узнает.
– Подбили! Подбили! – соскользнул вниз, прогрохотал сапогами по лесенке стрелок верхней огневой точки. – Обоих сразу! Цеппелины пошли на снижение!
– А третий? – пришлось отрывать от лица кислородную маску. Иначе бы не получилось вопросы задавать.
– Что третий?
– Третий цеппелин. Что с ним?
– Разворачивается, – наконец-то сообразил стрелок. Глаза шальные от радости и недостатка кислорода, словно пьяные. И радости-то сколько, аж из ушей лезет! А мне как-то всё равно. Снижаться они могли и по своему заданию, а не… Да ладно, что уж себя-то обманывать! Сбили! Просто уверен был в благополучном исходе этой непонятной стычки и ещё более непонятной встречи. А вот то, что стрелок своё рабочее место без команды покинул, это непорядок.
– Истребители противника где? – приземлил бедолагу на грешную землю следующим своим вопросом.
– Так отстали они… Давно уже, – захлопал глазами бедолага.
– Это те, за хвостом которые. А другие?
– К-какие другие? – побледнел стрелок. Похоже, дошло, сообразил, что натворил.
– А те, что сейчас к нам сверху подбираются, – и я с великим удовлетворением увидел, как ещё сильнее побелевший стрелок белкой метнулся вверх по лесенке к своему пулемёту…
И Николай Степанович в этот момент как раз вернулся. По лицу ничего не заметно, спокойный, как удав. Только лишь кивнул мне еле заметно. Подтвердил то есть. И всё? Ну уж нет! Пока есть такая возможность, надо бы хоть немного прояснить ситуацию:
– И эти тоже были именно по нашу душу?
Батюшин отвёл глаза в сторону, сделал вид, что вопроса моего за гулом моторов не расслышал. И не увидел. Но и такой показательной реакции уже больше чем достаточно! А у меня вопросы-то не закончились!
– Кого зацепило?
– Потом, – отмахнулся было Батюшин. Понял, что одним этим жестом от меня не отделается, и пояснил: – Одного из моих людей. Легко, по касательной…
Плохо, что зацепило. Хорошо, что живой.
Отвернулся от него, столкнулся со взглядом Игоря. А у того не то что в глазах, а на лице всё написано. Тоже переживает, волнуется. Ладно…
– Снижаемся! Занимаем четыре тысячи… Малый газ! Фух, наконец-то можно маску снять. Резина вонючая, жёсткая, гнётся с трудом, опять же холоднючая и даже на ощупь какая-то неприятная.
– Скорость сто пятьдесят!
Бортинженер кивает и тут же дублирует команду, плавно толкает вперёд РУДы. Всё? Надеюсь, на этом наши неприятности закончились?
Через семь часов наш перелёт закончился. Если бы не встречный ветер, то сели бы немного раньше. На полчаса-то уж точно. Но и так ничего, только пришлось попереживать насчёт остатка топлива. Ну, мало ли что там датчики показывают? А сколько его, этого бензина, на самом деле в баках осталось? Да ещё и с нашими вынужденными выкрутасами, когда пришлось пусть и ненадолго, но увеличивать обороты, а соответственно и скорость. Да, сразу расход вырос, зато от истребителей противника оторвались. Не успел капкан захлопнуться. А так бы точно ввязались с ними в воздушную карусель, и ещё неизвестно, чем бы она закончилась… Потому как те дирижабли точно успели бы подойти к месту боя со своими многочисленными пулемётами. Ну да… Встали бы перед нами полукругом, и никуда бы мы не делись. Вниз не уйдёшь, там артиллерия зубы точит, на хвосте истребители так и норовят укусить побольнее и назад-то точно не выпустят. Ну и на высоте цеппелины прижали бы нас перекрёстным огнём. И достаточно прицельным с практически неподвижной гондолы дирижаблей, что уж тут говорить-то.
Да и потом очень удачно проскочили мы между ними на встречно-параллельных курсах. По нам почти и не стреляли из опасения попасть друг в друга…
Из-за перерасхода пришлось отказаться от соблазна чуть отклониться в сторону и пройти над Берлином. Нельзя, и Батюшин сразу же голову открутит, и топливо экономить приходится. А всего-то километров шестьдесят на траверзе до него, чуть меньше чем полчаса лёту. Очень уж мне интересно: восстановили они купол Рейхстага после моей бомбёжки или ещё нет?
В заданную точку вышли точно. И штурман сработал грамотно, и визуально сориентировались. С высоты обнаружили искомую площадку. Обозначенную к тому же. Что самое удивительное, так нам даже ветер показали дымовыми сигналами. А вот связь устанавливать на всякий случай не стали, да и вряд ли нечто подобное получилось бы.
Оглянулся на Батюшина – тот ладонью показывает «снижаться».
Ну а раз старший приказывает, то нам остаётся только выполнять. Прибираем обороты и скользим по пологой спирали вниз, к земле. С таким расчётом, чтобы сразу с разворота зайти на посадку. Трудно? Да ничего подобного – опыт, он и в Африке опыт. Зато во время снижения прекрасно осмотрелся на местности и ничего подозрительного в ближайшей округе не заметил. Нет ни воинских подразделений вокруг площадки, ни полиции в засаде. На посадочном поле небольшая группка людей кучкуется, да в паре километров на подъездной дороге какие-то грузовики с открытым верхом стоят. На очередном витке спирали даже смог в их кузовах малюсенькие (с такой высоты-то) бочки рассмотреть. Наверняка бензин для нас.
На земле не успели подрулить к этой группе, как пришлось резко тормозить. Никакой техники безопасности у встречающих нет! Прямо под винты лезут, ничего не боятся! Человек двадцать со всех сторон набежали, заставили знатно занервничать.
Хотя нет, всё-таки опасаются чего-то. Вон как резко замерли, даже отступили немного назад. Хорошо ещё, что Батюшин рядом находится и в окошко поглядывает. Не заметно, что такая горячая встреча заставляет его хоть как-то волноваться. Потому я успокаиваюсь и убираю руку с кобуры револьвера. Как-то рука сама собой на ней оказалась, и пальцы даже успели отстегнуть и откинуть клапан…
Первыми из самолёта пассажиры наши выпрыгнули, даже стремянки не стали дожидаться. Ну и правильно. А своих я тихонько на рабочих местах придержал – пусть стрелки у пулемётов пока посидят. Успеют ещё по земле потоптаться. И Игоря с инженером вообще никуда не выпустил, как они ни порывались пойти вместе со мной. Убедил всего лишь одной фразой:
– Вам лучше на всякий случай в кабине остаться…
Зато теперь стало понятно, отчего встречающие так резко встречать передумали. Мои-то стрелки не сплоховали, приказание буквально поняли и очень грамотно отреагировали – с самого начала всех на прицеле держали. А пулемёты в упор у кого хочешь всякие непонятные желания отобьют…
Несколько человек из батюшинской группы сразу по сторонам разбежались-рассредоточились, позиции заняли, а двое к встречающим направились. Переговорили коротко там о чём-то и оглянулись. Рукой Батюшину знак подали.
– Всё в порядке, Сергей Викторович. Можно спокойно выходить, – оглянулся на меня Николай Степанович и шагнул на выход.
Пришлось спешно вытаскивать и устанавливать лесенку для генерала. После него и сам спустился. Но никуда не пошёл, остался у самолёта. Всё остальное уже меня не касается…
Минут пятнадцать-двадцать Батюшин о чём-то разговаривал со встречающими. Так что особо нас ждать не заставил и вскоре вернулся к самолёту.
– Можете выпускать своих орлов, Сергей Викторович. Пока они тут всех окончательно не запугали. И Сикорскому хватит в кабине сидеть, пусть лучше по твёрдой земле походит да разомнётся, воздухом подышит.