Дорога смертной тени

Митя украдкой глянул на Лину, но она не ответила на его взгляд, хотя обычно шестым чувством угадывала, что он смотрит, и, если стояла спиной, непременно оборачивалась. Однако сейчас, позабыв о существовании мужа, Ангелина завороженно вглядывалась в Локко.

Позже Митя думал, что, если бы она тоже почувствовала неясную опасность, исходящую от этого картинно-прекрасного местечка, они уехали бы – и плевать на забронированный номер, дополнительные расходы и прочую чепуху. Но Лина определенно была в восторге.

– Красота! – выдохнула она наконец, взглянув на Митю.

– Нравится? А я что говорил! Самое красивое место на всем побережье! – По тону Валеры можно было подумать, что это целиком и полностью его заслуга.

– Ничего прекраснее в жизни не видела!

– Можете до отеля пешком прогуляться – тут не очень далеко, минут двадцать. Локко – город маленький. А вещи ваши я отвезу, – предложил Валера.

Разумеется, они решили пройтись – возвращаться в раскаленный салон автомобиля не хотелось.

Валера объяснил, как дойти до отеля, и, взявшись за руки, как детсадовцы на прогулке, Митя с Линой двинулись вниз по дороге, вглубь городка. Навстречу им то и дело попадались отдыхающих в шортах, купальниках и панамах. Митя плавился в джинсах и футболке, страшно завидуя их блаженной наготе. Лина громко восхищалась окрестностями. Время от времени, нарушая тишину, по узким улицам скользили, царапая жаркий асфальт, ленивые автомобили.

Они прошли уже довольно прилично, когда Митя вскрикнул: в пятку вонзилось что-то острое. Наверное, камешек. Он выпустил руку жены и занялся ботинком, а Лина пошла дальше. Вытряхнув камешек, Митя надел обувь, обернулся – и не поверил увиденному.

Там, откуда они пришли, не было ничего. Ни горной дороги, ни гор, ни цветов, ни кустов у обочины – ничего! Привычный мир за пределами пряничного Локко словно отсекли ножом: за границей городка клубилась серая пустота, похожая на густой туман.

Смотреть на это было невыносимо, и Митя зажмурился от ужаса. «Веду себя как пугливая пансионерка», – пронеслось в голове.

– Митюша! – раздался рядом встревоженный голос жены. – Тебе плохо? Голова закружилась?

Лина подбежала и обняла его тонкими руками. На ней были желтые шорты и синяя блузка с дельфинами лимонного цвета. Тупые короткие дельфиньи морды показались зловещими и хищными. Митя прижал жену к себе, и некоторое время они стояли, обнявшись, посреди дороги. Митя смотрел вперед, на городок по имени Локко, а Лина – ему за спину, на необъяснимый пространственный разрыв. Спине было щекотно: он как будто ощущал чей-то пристальный взгляд.

Митя приготовился к слезам, крику, недоумению, ждал какой угодно реакции, но ничего не происходило. Лина прильнула к нему и даже – Митя никогда бы не подумал, что она может позволить себе такую вольность в общественном месте, – легонько поцеловала мужа в шею.

– Ангелёнок? – осторожно позвал он.

– Ммм?

Митя медленно обернулся, но ничего страшного не увидел. Перед глазами вставали чувственные изгибы дороги, далекие горы, буйная зелень. Он потер глаза и облегченно вздохнул: должно быть, привиделось от жары. Поцеловал Лину в ответ, и они двинулись дальше.

Локко радушно встречал их, готовый принять, растворить в себе. Неожиданно Митя ощутил ту же легкость, какую, должно быть, ощущала и Лина.

«Это будет чудесный отпуск!» – подумал он.





Глава четвертая




Небольшой отель, где им предстояло жить, оказался в точности таким, как на фото в Интернете. Двухэтажное белое строение с ярко-синей крышей, окруженное высоким забором. Иногда владельцы с помощью фотошопа приукрашивают свои владения, чтобы заманить клиентов, но в Локко оказались предельно честны.

По двору в разные стороны разбегались выложенные камнем дорожки, красовались цветочные клумбы, стояли лавочки и фонтанчики. Здесь были и большой бассейн, и детская площадка, и веранда со столиками, и мангал, и беседки, которые плотоядно обвивали виноградные побеги.

– Вон ваш балкон, – глуховатым голосом произнесла хозяйка, Наталья Михайловна, указывая вверх. У нее был острый нос, плохо прокрашенные в рыжий цвет волосы и тускло-зеленые глаза. Мясистые уши украшали крупные золотые серьги в форме капель. Женщина силилась быть приветливой, но в ее облике сквозили не то растерянность, не то раздражение.

Митя задрал голову и улыбнулся, представив себе, какой вид открывается с этого балкона.

– Добро пожаловать, – отозвалась на его мысли Наталья Михайловна, – хорошего отдыха.

Лестница спиралью круто поднималась вверх. Лина опиралась на деревянные перила и вертела головой по сторонам. Митя был лишен такой возможности, волоча тяжелые чемоданы, которые Валера, как и обещал, доставил к отелю.

Номер оказался в точности таким, как они рассчитывали. Локко настолько полно оправдывал все Митины ожидания, что становилось… странно? страшно?

Митя огляделся. Королевская кровать, трюмо с большим зеркалом, две тумбочки, стол, кресла, платяной шкаф. Пол выложен полосатой плиткой, на журнальном столике – хрустальная ваза, на одной из тумбочек – часы, украшенные ракушками. Дверь на балкон оказалась распахнута, и Митя направился туда.

– Счастье-то какое! – проговорила Лина, неслышно появившись рядом. – Всю жизнь так стояла бы, смотрела – и ничего больше не надо!

Последнюю фразу она произнесла чересчур экзальтированно, и Мите снова, который раз за день, стало не по себе. Стремясь разогнать подступившую муть, он грубовато сказал:

– А мне, представь себе, надо! Голодный как зверь! Во всех смыслах!

Лина переполошилась, покраснела. Митя поцеловал ее и увлек в номер. Вслед им глядели волнообразные горы, сверкающее на солнце море и усыпанное сиреневыми цветами дерево, растущее в соседнем дворе.



А нечто, что лишит разума, завертит в немыслимом, не поддающемся объяснению круговороте, пугающем настолько, что не останется сил бояться, набирало силу.


Это началось на пятый день.

Первые четыре прошли так, как обычно и проходят у курортников. Утром и после обеда Митя с Линой нежились на пляже (от отеля идти было далековато, но неспешные тихие прогулки по красивым улочкам только радовали), до одури плавали в море, с удовольствием завтракали в обществе других постояльцев отеля, обедали и ужинали в маленьких кафе, дотемна бродили по набережной. Пили ароматное вино, ели шашлык и осетинские пироги. Съездили на экскурсию в горный поселок с непонятным названием Малый Самаш, накупили всякой ерунды на местном базарчике, посмотрели представление в дельфинарии.

Митя немного опасался, что Лина испугается заходить в воду после того, что случилось с ней в день приезда, но она не вспоминала об этом и купалась без всякого страха. Он тоже постарался отбросить мысли, что жена, которая отлично плавала, едва не утонула в двух шагах от берега. Вспоминал ее непонятные слова о произошедшем, и на ум приходили собственные видения и ощущения. Но больше ничего необычного не происходило, и Митя списал все на жару и смену климата.

Правда, был еще случай вечером в кафе – тоже в первый день. Лина утверждала, что беседовала со стариком, а Митя уверял, что возле их столика стояла женщина.

Он отошел на минутку, а когда вернулся, увидел ее. Женщина выглядела так гротескно, что Митя с трудом удержался, чтобы не присвистнуть от удивления. На вид рыжеволосой даме казалось лет пятьдесят. На ней была пестрая многослойная цыганская юбка в пол и полупрозрачная кружевная черная блуза. Шея и запястья увешаны многочисленными дешевыми украшениями: цепи, ожерелья из крупных камней, разноцветные браслеты. На голове криво сидела огромная шляпа с пером.

Женщина обернулась, бросила на Митю короткий, скользящий взгляд, и на мгновение обильно накрашенное лицо показалось ему смутно знакомым. Он будто видел ее в старом фильме. Или, может, на нее была похожа мать кого-то из его приятелей. Или воспитательница в детском саду. Тревожное ощущение усилилось от того, что Лина убеждала, будто никакой женщины не было – только старик в строгом костюме.

Но если не считать этих мимолетных эпизодов, все остальное было прекрасно: погода, море, пляжи, пропитанные солнцем фрукты, уютный номер, вино. И, конечно же, секс. Любовью они занимались чаще, чем в медовый месяц, и иногда Мите стыдно было смотреть в глаза соседям: вдруг они что-то слышали? Впрочем, чужая жизнь никого здесь не беспокоила. Обычно, если отдых удался, люди погружаются в него с головой, стремясь заполнить себя до отказа собственными впечатлениями. Чтобы было о чем вспомнить долгими мрачными осенними вечерами.

В ночь, которая стала точкой отсчета, они тоже долго любили друг друга, а потом Митя быстро заснул и проснулся неизвестно отчего, словно его разбудили. Открыв глаза, он обнаружил, что Лины нет рядом. В комнате было темно, он приподнялся на локте и взглянул на часы – они показывали два сорок. Зеленые светящиеся цифры казались глазами, которыми кто-то смотрел на него из глухой предрассветной тьмы.

Только дети боятся темноты – боятся отчаянно, не рассуждая, вне всякой логики. Он давно вырос, но что тогда с ним творится? Покрываясь противным липким потом, Митя пытался понять природу своего страха, но получалось плохо. Он был уверен: кто-то стоит за его плечом, хотел повернуться, посмотреть, но его словно парализовало. Студеные ноги и руки казались неподъемными колодами. Митя слышал свое частое дыхание и понимал, что кто-то еще слышит его.

Кто – Лина, может быть?

Но тогда чего ему бояться?

Нужно встать, включить свет, найти жену, но он продолжал лежать на кровати, застыв в неудобной позе, как огромный неуклюжий моллюск в раковине. Митя был уверен: если это беспомощное лежание продлится еще немного, он потеряет сознание. Или умрет от сердечного приступа.

Внезапно открылась входная дверь и чары разрушились. На пол легла косая полоска желтого света, и в комнату вошла Лина. Митя выпростал руку из-под легкой простынки и включил ночник.

– Лина? Где ты была? – хрипло прошептал он. Откашлялся, провел рукой по лицу.

Она прикрыла за собой дверь. Если бы Митя не был в тот момент настолько занят собственными ощущениями, то заметил бы, что жена напугана не меньше, чем он сам.

– Куда ходила? – снова спросил он, потому что она молчала.

Лина села возле него на кровать, потом легла рядом, прижалась, уткнулась лицом в грудь. Митя обнял ее, и ему показалось, что он сжимает в руках каменную статую.

– Почему такая холодная? Озябла?

– А ты?

Они не закрывали на ночь балконную дверь, потому что с вечера было одуряюще жарко и лишь с рассветом становилось прохладнее. Сейчас в комнате не чувствовалось ни дуновения ветерка, но Митю и Лину била холодная дрожь, они тряслись и вжимались друг в друга ледяными телами.

– Ничего не слышал? Во дворе? – спросила она.

– Я спал.

– И я, но потом проснулась. Услышала… – Она замолчала и вздохнула.

– Что? Лина, что ты слышала?

– Детский смех, голоса. Было слышно, как дети играют во дворе, визжат, хохочут. Я сначала подумала, мне приснилось. Откуда ночью во дворе возьмутся дети?

– У соседей нет детей, – сказал Митя. – И у хозяйки тоже.

– Знаю. Я полежала-полежала и решила выйти на балкон – посмотреть. Вышла, но ничего не увидела. Звуки доносились со стороны внутреннего дворика. Топот, разговоры – тихие и погромче…

– Ты спустилась вниз?

Лина молча кивнула.

– Почему меня не разбудила?

– Ты так хорошо спал. И потом, я… Ну, не разбудила и все!

– Хорошо, хорошо. – Митя погладил жену по руке. – Что дальше?

– Они были там.

– Дети?

– Дети, – шелестящим голосом ответила Лина. – Дети…

Митю передернуло от ее интонации, но он попытался свести все к шутке:

– Это ведь не так страшно, верно? Не разбойники-пираты или исламские террористы. Просто дети. Много их было? Ты с ними разговаривала?