Дорога смертной тени
Часть 14 из 26 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но, просыпаясь, девочка никогда не могла вспомнить своих снов.
Глава шестая
Митя убежал искать машину, а Лина послушно отправилась наверх, зашла в номер. Вещи собирать не стала – зачем? Им не уехать из Локко, она это точно знала.
Комната купалась в лучах солнца, окно было открыто, и ветер перебирал занавески, словно гитарные струны.
Ангелина передвигалась по комнате легко, как балерина, точечно, едва заметно касаясь мебели и стен. Вышла на балкон и принялась бездумно смотреть вперед. Скоро должно что-то произойти – она чувствовала это и предвкушала, как в новогоднюю ночь.
Вот открылась калитка, во двор вошли Артур с женой. Одновременно улыбнулись и замахали ей руками, как пловцы-синхронисты. Лина улыбнулась в ответ, постояла еще немного и вернулась в комнату.
Зашла – и замерла, наткнувшись взглядом на предмет, которого здесь не было минуту назад. И не могла быть никогда, никогда!
На прикроватном столике лежало обручальное кольцо. Дутое, желтое, толстое, как палец, который оно раньше украшало. Женщину, что носила это кольцо, не снимая, большую часть жизни, клали в гроб, опускали в могилу, засыпали землей вместе с ним.
Там оно и должно было оставаться, хотя палец, как и все тело, наверное, уже рассыпался в прах.
Но теперь кольцо лежало на столике, тускло поблескивая на солнце.
Лина подошла ближе. Кольцо казалось чем-то вроде мерзкого червя, ядовитого гада, готового вонзить зубы, если она до него дотронется. Но желание прикоснуться было сильнее ее – и Ангелина потянулась к кольцу. Взяла в руки.
Оно было прохладное и тяжелое, приятное на ощупь. Внутри гравировка. Лина отлично знала, что именно там написано, но зачем-то поднесла золотой ободок к глазам, готовясь прочесть: «Нине с любовью от мужа». Свекровь овдовела рано, но продолжала любить мужа, хранить ему верность и носить обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки.
Только теперь надпись была крупнее, чем помнила Лина. И слова были совсем другие. Корявыми, неровными буквами было нацарапано: «Будь проклята, гадина!»
Ангелина ахнула, выронила кольцо, и оно весело запрыгало по полосатым плиткам пола, покатилось в сторону шкафа. Лина закрыла лицо руками, а когда осмелилась убрать ладони от глаз, то увидела, что кольцо исчезло.
Пропало, как мертвые дети или погибшие летчики.
Лина застыла посреди комнаты, и ей показалось, что опять наступил тот день. Она редко вспоминала о нем: сделала то, что должна была сделать – и постаралась забыть, вымарать из памяти. По-другому поступить было нельзя: иначе они с Митей не были бы сейчас вместе.
Рассказать ему обо всем она, разумеется, не могла. Он не сумел бы понять, насколько это было необходимо. И того, что она пошла на все только ради них, тоже не понял бы.
Ангелина была привязана к Нине Сергеевне, как к собственной матери. Были даже моменты, когда ей казалось, что это и есть ее мать – такая, какой была до смерти отца. А потому сделать то, что было необходимо, оказалось сложнее, чем она думала.
Свекровь тоже любила Лину, считала ее беспомощной и слабой, бросалась на помощь по первому зову, опекала, заботилась, как о собственном ребенке.
Когда Нины Сергеевны не стало, Митя горевал о ней, и Лина горевала. Его горе было незапятнанным, а потому должно было с годами превратиться в тихую грусть. Отвалиться, как детская болячка на коленке, оставив на память крошечный белый шрам.
А ее горе было в сотни раз горше! Лина была хирургом, который вынужден вскрывать чужую плоть, причинять боль, чтобы исцелить, спасти жизнь. И ради спасения жизни – их с Митей совместной жизни – Лине пришлось взять на себя все: и вечную вину, и боль, и страх.
Митю с матерью не просто связывало кровное родство, ближе которого не бывает. Он не только был частью ее, выйдя однажды из материнского чрева, соединенный с ней пуповиной. Они были близки духовно – и тем самым соединены еще крепче.
Мать начинала фразу – Митя заканчивал. Им казалось смешным одно и то же, и суждения обо всем у них были схожие. Они любили одинаковые фильмы и книги. Он шел к матери за советом, любил с ней разговаривать – и когда они принимались вести свои бесконечные беседы, Лина чувствовала себя одинокой. Лишней. Ей хотелось начать колотить посуду, чтобы привлечь их внимание, обращенное друг на друга.
Но Лина сдерживалась. Ведь если бы она это сделала, мать и сын посмотрели бы на нее с одинаковым выражением на лицах.
Это было невыносимо, изводило ее, не давало спокойно жить. Лина чувствовала, что Митя не принадлежит ей целиком. Часть его души всегда закрыта от нее! Она хлестала себя по щекам, пытаясь сосредоточиться, рисовала в блокноте, который прятала в ящике для белья, наматывала бесконечные круги по комнате, чтобы успокоиться. Но день ото дня становилось только хуже.
А если однажды Нина Сергеевна решит, что Лина не пара ее сыну? Ангелина точно знала: когда-нибудь наступит тот черный день, когда это обязательно произойдет. В ее жизни все всегда заканчивалось плохо – даже то, что хорошо начиналось. Она недостойна счастья – никчемная, неумелая, замкнутая девица с темным прошлым.
Лина говорила всем, что ее воспитывала сначала бабушка, а потом, когда бабушка умерла, – тетка, так как родители разбились в автокатастрофе. Лина лгала, но люди верили, сочувственно кивали. Нина Сергеевна тоже кивала. Но запросто, в любой момент, могла решить покопаться в той полузабытой истории. И тогда наружу вылезла бы зловонная, мерзкая правда. Свекровь узнала бы, что Лина – дочь преступника, самоубийцы-висельника и жалкой сумасшедшей пьянчужки.
Разве такая женщина должна находиться рядом с Митей? Разве она достойна ее сына?! Ангелина и сама прекрасно знала ответ. И Митя непременно прислушается к совету матери. Муж поразмыслит и бросит ее – вот чем все кончится. И с каждым днем эта вероятность становилась все более реальной.
Каждый раз, когда Митя возвращался с работы, когда он звонил ей по телефону, Лина сжималась, съеживалась и ждала, что он скажет: «Ты отвратительная лживая гадина! Убирайся из моего дома и из моей жизни!» Она почти слышала эти слова, они четко и ясно, раз за разом звучали в ее сознании.
Выход был только один. Только один… Лина знала: лишь это поможет им с Митей сохранить любовь. Поможет уберечь их от разрыва, от развода.
Нина Сергеевна мешала. А раз так, ей следовало уйти и оставить их в покое.
Решение было очевидным, однако Лина никак не могла составить план: у нее не получалось сообразить, что и как следует сделать. Когда она начинала обдумывать все, мысли путались, начинала болеть голова. Ее мучила бессонница, вернулись кошмары, и Лина, с великим трудом заснув, просыпалась, крича и плача, пугая себя и Митю.
Время шло, ничего не придумывалось, и Нина Сергеевна все чаще смотрела на нее с подозрением. Ее улыбка стала тонкой и многозначительной, а взгляд – лукавым. Лина была уверена: свекровь узнала, все разнюхала про нее! И вдобавок догадалась о ее планах – прочла по лицу, подслушала мысли. Скоро, совсем скоро она расскажет обо всем Мите, и тогда…
Все случилось вдруг, само собой. И оказалось гораздо проще, чем Лина могла предположить.
Они с Ниной Сергеевной постоянно забегали друг к другу в гости, потому что жили в одном доме на разных этажах. Митя купил квартиру в доме, где жила мама – как же иначе?
В день, когда все произошло, свекровь вздумала покрасить волосы. Вечером ей нужно было идти на юбилей к подруге, а ее парикмахерша, как назло, уехала в отпуск. Но Нина Сергеевна решила, что они с Линочкой и сами прекрасно со всем справятся – ничего страшного. Так она и сказала снохе. Ангелиночка художник, руки у нее чуткие, поэтому все отлично получится, тем более стрижка короткая.
Лина улыбнулась и согласилась – она всегда и во всем соглашалась и с Митей, и с его мамой. Кисточкой аккуратно намазала краску на волосы, надела шапочку для душа, намотала сверху полотенце.
А потом Нина Сергеевна захотела принять ванну. Почему бы и нет? Пока краска «схватывается», как она выразилась. Ангелиночка пусть идет к себе, отдыхает, а она поставит таймер и смоет краску через сорок минут.
И снова Лина улыбнулась и согласилась. Закрыла за собой дверь и ушла. Вернулась к себе, и тут как раз позвонил Митя. Они поговорили минут пять, а когда Ангелина положила трубку, то уже знала, что ей делать.
Тихо, никем не замеченная, она вернулась в квартиру свекрови. Если бы Нина Сергеевна еще не была в ванной, а расхаживала по квартире и спросила, зачем Лина вернулась, она просто сказала бы, что решила прийти и посмотреть, как легла краска, помочь уложить волосы. Или сказала бы еще что-нибудь – все, что угодно. Свекровь бы поверила.
Но старуха уже лежала в наполненной ванне. Дверь оказалась не заперта на задвижку, и это, несомненно, был знак судьбы. Лина осторожно заглянула внутрь и увидела Нину Сергеевну с тюрбаном на голове. Глаза блаженно прикрыты, в воздухе растекается нежный ванильный аромат: запах ее любимой пены для ванны.
Рядом, на стиральной машине, – сотовый телефон: свекровь, как и собиралась, поставила таймер, чтобы вовремя смыть краску. Тут же и фен: подсушить волосы и оценить получившийся результат.
Все, что оставалось сделать Лине, это воткнуть фен в розетку и бросить его в воду. Благо шнур был длинный, а розетка расположена близко к ванне. Она проделала это быстрым и точным движением – старуха и сообразить-то ничего не успела. Только собралась было улыбнуться, увидев стоящую возле ванны невестку, да и то не смогла.
Нина Сергеевна отправилась на тот свет со свежевыкрашенными волосами, подумала тогда Лина и еле-еле удержала внутри подступивший к горлу безумный хохот.
Никто не видел, как она входила в квартиру свекрови, не видел, как выходила обратно. Вернувшись домой, Ангелина легла в кровать, моментально заснула и проспала до самого вечера. Нину Сергеевну обнаружил Митя: придя с работы, он, как обычно, заглянул к мамочке…
Лина плакала и убивалась едва ли не больше его самого. Она и в самом деле страдала, даже скучала по свекрови, ведь та была доброй и хорошей, если не считать того, что отнимала у нее Митю.
Общее горе еще больше сблизило супругов, и Лина лишний раз убедилась, что все сделала правильно, как и должна была. Теперь Митя принадлежал только ей.
Так и было, пока в его жизни не появилась эта мерзавка.
Стелла.
Глава седьмая
Стоя посреди комнаты, глядя в тот угол, где исчезло кольцо Нины Сергеевны, Лина думала: а что, если Митя возьмет и уедет? Что, если фирма, карьера, свобода от чудаковатой жены – это все, что ему нужно? Локко заберет ее и тем самым развяжет Мите руки?
Мысль показалась острой иглой, которая вонзилась в нее, нащупав самую болезненную точку.
Все это время, с тех пор, как Лина узнала, что они с мужем не случайно оказались здесь, в этом милом волшебном городке, таинственном и чарующем, она полагала, что это ее шанс. Думала, была уверена, что теперь-то они с Митей связаны навсегда: это место послано ей в награду за все страдания, чтобы подарить долгожданный покой.
Митя боялся Локко – а Лина не боялась. Разве что самую малость. В основном переживала из-за того, что Мите было плохо.
Но вдруг она ошиблась? А если это никакой не дар судьбы, а кара за никчемность и слабость? Наказание за то, что она сделала? Лина громко застонала, дернула себя за волосы, ударила по щеке. Старый прием не помог: она нервничала, отчаяние ввинчивалось внутрь, лишая способности соображать. Ангелина чувствовала себя похожей на собственную мать – безмозглой куклой с мягкими, тряпичными руками, на ватных ногах. Тело не слушалось, ее подташнивало, словно от слабости.
– Митя, – шептала она снова и снова. Застонала, опустилась на пол, обхватив себя руками. Игла колола и колола, заставляла дергаться от бешеной боли, которая в сто раз сильнее любой другой. Где он? Почему не рядом с ней? Что, если специально отправил ее сюда, в номер, а сам взял и уехал?
Сбежал к той, другой?
С появлением Стеллы в Митиной жизни Лина опять потеряла покой. Ее хрупкий мир грозил рухнуть и завалить ее обломками. История повторялась: опять возник человек, настроенный с Митей на одну волну. И человек этот на сей раз был неправдоподобно красивой женщиной. С такой соперницей Лине было не справиться. Разве могла она, нескладная дурнушка, с ней тягаться?
Влияние Стеллы на Митю увеличивалось день ото дня: та была незаменима в работе и давала ему возможность заниматься любимым делом. Стелла была составляющей его успеха, в то время как Лина – тяжким балластом.
Ангелина сходила с ума, слыша из его уст хлесткие Стеллины словечки и бесконечные «мы со Стеллой» и «Стелла говорит, что». Митя и его верная помощница вместе ходили на презентации и деловые встречи. Боже, какой сногсшибательной парой они были!
Любимый муж весело смеялся над шутками Стеллы и откровенно восхищался ее блестящим умом. Начал вслед за ней пить молотый кофе с капелькой топленого молока и полюбил роллы.
Что же оставалось Лине? Она поддерживала видимость хороших отношений со Стеллой. На словах вслед за мужем горячо восторгалась ею, называла единственной подругой. Старалась быть как можно ближе, ведь верно говорят: врага надо знать в лицо.
Но если первого своего врага – Нину Сергеевну – Лина любила, то Стеллу ненавидела люто, до дрожи. Да, Митя – из нечасто встречающейся категории постоянных мужчин, но Стелла слишком хороша, чтобы он мог долго этого не замечать. Если Стелла захочет, устоять ему будет трудно, почти невозможно. Поэтому нужно действовать, пока не стало слишком поздно.
Устранить соперницу физически (Лина избегала слова «убить») она не могла: как, не вызывая подозрений, справиться с молодой, сильной женщиной? Вдруг ее заподозрят, поймают, посадят в тюрьму? Там она не смогла бы выжить – ведь ей пришлось бы остаться без Мити.
Все повторялось: Лина металась по квартире, перестала спать, била себя по щекам, рисовала в спрятанном от мужа блокноте…
Ей казалось, она скоро умрет или сойдет с ума, но судьба опять над ней сжалилась и проявила благосклонность. Выход и на этот раз нашелся. И опять все оказалось куда проще, чем Ангелина могла надеяться. Опасность миновала. Так она считала долгое время. И только сейчас усомнилась: а миновала ли?..
Что, если все было не так, как она думала? С чего она взяла, что все устроилось? Ведь она всю жизнь была слишком глупа, чтобы добиваться того, что ей требовалось. Так почему решила, что сумеет удержать Митю и уберечь свой брак от Стеллы?
От этих мыслей – невыносимых, мучительных, запоздалых – ее бросило в жар. Лина протянула руку, взяла со столика графин, хотела налить воды. Горло словно было выстлано колючками, очень хотелось пить. Но воды в графине не оказалось, Лина в сердцах швырнула его через всю комнату. Графин разбился с громким печальным звоном, и звук этот полоснул по нервам, но вместе с тем привел ее в чувство.
Глава шестая
Митя убежал искать машину, а Лина послушно отправилась наверх, зашла в номер. Вещи собирать не стала – зачем? Им не уехать из Локко, она это точно знала.
Комната купалась в лучах солнца, окно было открыто, и ветер перебирал занавески, словно гитарные струны.
Ангелина передвигалась по комнате легко, как балерина, точечно, едва заметно касаясь мебели и стен. Вышла на балкон и принялась бездумно смотреть вперед. Скоро должно что-то произойти – она чувствовала это и предвкушала, как в новогоднюю ночь.
Вот открылась калитка, во двор вошли Артур с женой. Одновременно улыбнулись и замахали ей руками, как пловцы-синхронисты. Лина улыбнулась в ответ, постояла еще немного и вернулась в комнату.
Зашла – и замерла, наткнувшись взглядом на предмет, которого здесь не было минуту назад. И не могла быть никогда, никогда!
На прикроватном столике лежало обручальное кольцо. Дутое, желтое, толстое, как палец, который оно раньше украшало. Женщину, что носила это кольцо, не снимая, большую часть жизни, клали в гроб, опускали в могилу, засыпали землей вместе с ним.
Там оно и должно было оставаться, хотя палец, как и все тело, наверное, уже рассыпался в прах.
Но теперь кольцо лежало на столике, тускло поблескивая на солнце.
Лина подошла ближе. Кольцо казалось чем-то вроде мерзкого червя, ядовитого гада, готового вонзить зубы, если она до него дотронется. Но желание прикоснуться было сильнее ее – и Ангелина потянулась к кольцу. Взяла в руки.
Оно было прохладное и тяжелое, приятное на ощупь. Внутри гравировка. Лина отлично знала, что именно там написано, но зачем-то поднесла золотой ободок к глазам, готовясь прочесть: «Нине с любовью от мужа». Свекровь овдовела рано, но продолжала любить мужа, хранить ему верность и носить обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки.
Только теперь надпись была крупнее, чем помнила Лина. И слова были совсем другие. Корявыми, неровными буквами было нацарапано: «Будь проклята, гадина!»
Ангелина ахнула, выронила кольцо, и оно весело запрыгало по полосатым плиткам пола, покатилось в сторону шкафа. Лина закрыла лицо руками, а когда осмелилась убрать ладони от глаз, то увидела, что кольцо исчезло.
Пропало, как мертвые дети или погибшие летчики.
Лина застыла посреди комнаты, и ей показалось, что опять наступил тот день. Она редко вспоминала о нем: сделала то, что должна была сделать – и постаралась забыть, вымарать из памяти. По-другому поступить было нельзя: иначе они с Митей не были бы сейчас вместе.
Рассказать ему обо всем она, разумеется, не могла. Он не сумел бы понять, насколько это было необходимо. И того, что она пошла на все только ради них, тоже не понял бы.
Ангелина была привязана к Нине Сергеевне, как к собственной матери. Были даже моменты, когда ей казалось, что это и есть ее мать – такая, какой была до смерти отца. А потому сделать то, что было необходимо, оказалось сложнее, чем она думала.
Свекровь тоже любила Лину, считала ее беспомощной и слабой, бросалась на помощь по первому зову, опекала, заботилась, как о собственном ребенке.
Когда Нины Сергеевны не стало, Митя горевал о ней, и Лина горевала. Его горе было незапятнанным, а потому должно было с годами превратиться в тихую грусть. Отвалиться, как детская болячка на коленке, оставив на память крошечный белый шрам.
А ее горе было в сотни раз горше! Лина была хирургом, который вынужден вскрывать чужую плоть, причинять боль, чтобы исцелить, спасти жизнь. И ради спасения жизни – их с Митей совместной жизни – Лине пришлось взять на себя все: и вечную вину, и боль, и страх.
Митю с матерью не просто связывало кровное родство, ближе которого не бывает. Он не только был частью ее, выйдя однажды из материнского чрева, соединенный с ней пуповиной. Они были близки духовно – и тем самым соединены еще крепче.
Мать начинала фразу – Митя заканчивал. Им казалось смешным одно и то же, и суждения обо всем у них были схожие. Они любили одинаковые фильмы и книги. Он шел к матери за советом, любил с ней разговаривать – и когда они принимались вести свои бесконечные беседы, Лина чувствовала себя одинокой. Лишней. Ей хотелось начать колотить посуду, чтобы привлечь их внимание, обращенное друг на друга.
Но Лина сдерживалась. Ведь если бы она это сделала, мать и сын посмотрели бы на нее с одинаковым выражением на лицах.
Это было невыносимо, изводило ее, не давало спокойно жить. Лина чувствовала, что Митя не принадлежит ей целиком. Часть его души всегда закрыта от нее! Она хлестала себя по щекам, пытаясь сосредоточиться, рисовала в блокноте, который прятала в ящике для белья, наматывала бесконечные круги по комнате, чтобы успокоиться. Но день ото дня становилось только хуже.
А если однажды Нина Сергеевна решит, что Лина не пара ее сыну? Ангелина точно знала: когда-нибудь наступит тот черный день, когда это обязательно произойдет. В ее жизни все всегда заканчивалось плохо – даже то, что хорошо начиналось. Она недостойна счастья – никчемная, неумелая, замкнутая девица с темным прошлым.
Лина говорила всем, что ее воспитывала сначала бабушка, а потом, когда бабушка умерла, – тетка, так как родители разбились в автокатастрофе. Лина лгала, но люди верили, сочувственно кивали. Нина Сергеевна тоже кивала. Но запросто, в любой момент, могла решить покопаться в той полузабытой истории. И тогда наружу вылезла бы зловонная, мерзкая правда. Свекровь узнала бы, что Лина – дочь преступника, самоубийцы-висельника и жалкой сумасшедшей пьянчужки.
Разве такая женщина должна находиться рядом с Митей? Разве она достойна ее сына?! Ангелина и сама прекрасно знала ответ. И Митя непременно прислушается к совету матери. Муж поразмыслит и бросит ее – вот чем все кончится. И с каждым днем эта вероятность становилась все более реальной.
Каждый раз, когда Митя возвращался с работы, когда он звонил ей по телефону, Лина сжималась, съеживалась и ждала, что он скажет: «Ты отвратительная лживая гадина! Убирайся из моего дома и из моей жизни!» Она почти слышала эти слова, они четко и ясно, раз за разом звучали в ее сознании.
Выход был только один. Только один… Лина знала: лишь это поможет им с Митей сохранить любовь. Поможет уберечь их от разрыва, от развода.
Нина Сергеевна мешала. А раз так, ей следовало уйти и оставить их в покое.
Решение было очевидным, однако Лина никак не могла составить план: у нее не получалось сообразить, что и как следует сделать. Когда она начинала обдумывать все, мысли путались, начинала болеть голова. Ее мучила бессонница, вернулись кошмары, и Лина, с великим трудом заснув, просыпалась, крича и плача, пугая себя и Митю.
Время шло, ничего не придумывалось, и Нина Сергеевна все чаще смотрела на нее с подозрением. Ее улыбка стала тонкой и многозначительной, а взгляд – лукавым. Лина была уверена: свекровь узнала, все разнюхала про нее! И вдобавок догадалась о ее планах – прочла по лицу, подслушала мысли. Скоро, совсем скоро она расскажет обо всем Мите, и тогда…
Все случилось вдруг, само собой. И оказалось гораздо проще, чем Лина могла предположить.
Они с Ниной Сергеевной постоянно забегали друг к другу в гости, потому что жили в одном доме на разных этажах. Митя купил квартиру в доме, где жила мама – как же иначе?
В день, когда все произошло, свекровь вздумала покрасить волосы. Вечером ей нужно было идти на юбилей к подруге, а ее парикмахерша, как назло, уехала в отпуск. Но Нина Сергеевна решила, что они с Линочкой и сами прекрасно со всем справятся – ничего страшного. Так она и сказала снохе. Ангелиночка художник, руки у нее чуткие, поэтому все отлично получится, тем более стрижка короткая.
Лина улыбнулась и согласилась – она всегда и во всем соглашалась и с Митей, и с его мамой. Кисточкой аккуратно намазала краску на волосы, надела шапочку для душа, намотала сверху полотенце.
А потом Нина Сергеевна захотела принять ванну. Почему бы и нет? Пока краска «схватывается», как она выразилась. Ангелиночка пусть идет к себе, отдыхает, а она поставит таймер и смоет краску через сорок минут.
И снова Лина улыбнулась и согласилась. Закрыла за собой дверь и ушла. Вернулась к себе, и тут как раз позвонил Митя. Они поговорили минут пять, а когда Ангелина положила трубку, то уже знала, что ей делать.
Тихо, никем не замеченная, она вернулась в квартиру свекрови. Если бы Нина Сергеевна еще не была в ванной, а расхаживала по квартире и спросила, зачем Лина вернулась, она просто сказала бы, что решила прийти и посмотреть, как легла краска, помочь уложить волосы. Или сказала бы еще что-нибудь – все, что угодно. Свекровь бы поверила.
Но старуха уже лежала в наполненной ванне. Дверь оказалась не заперта на задвижку, и это, несомненно, был знак судьбы. Лина осторожно заглянула внутрь и увидела Нину Сергеевну с тюрбаном на голове. Глаза блаженно прикрыты, в воздухе растекается нежный ванильный аромат: запах ее любимой пены для ванны.
Рядом, на стиральной машине, – сотовый телефон: свекровь, как и собиралась, поставила таймер, чтобы вовремя смыть краску. Тут же и фен: подсушить волосы и оценить получившийся результат.
Все, что оставалось сделать Лине, это воткнуть фен в розетку и бросить его в воду. Благо шнур был длинный, а розетка расположена близко к ванне. Она проделала это быстрым и точным движением – старуха и сообразить-то ничего не успела. Только собралась было улыбнуться, увидев стоящую возле ванны невестку, да и то не смогла.
Нина Сергеевна отправилась на тот свет со свежевыкрашенными волосами, подумала тогда Лина и еле-еле удержала внутри подступивший к горлу безумный хохот.
Никто не видел, как она входила в квартиру свекрови, не видел, как выходила обратно. Вернувшись домой, Ангелина легла в кровать, моментально заснула и проспала до самого вечера. Нину Сергеевну обнаружил Митя: придя с работы, он, как обычно, заглянул к мамочке…
Лина плакала и убивалась едва ли не больше его самого. Она и в самом деле страдала, даже скучала по свекрови, ведь та была доброй и хорошей, если не считать того, что отнимала у нее Митю.
Общее горе еще больше сблизило супругов, и Лина лишний раз убедилась, что все сделала правильно, как и должна была. Теперь Митя принадлежал только ей.
Так и было, пока в его жизни не появилась эта мерзавка.
Стелла.
Глава седьмая
Стоя посреди комнаты, глядя в тот угол, где исчезло кольцо Нины Сергеевны, Лина думала: а что, если Митя возьмет и уедет? Что, если фирма, карьера, свобода от чудаковатой жены – это все, что ему нужно? Локко заберет ее и тем самым развяжет Мите руки?
Мысль показалась острой иглой, которая вонзилась в нее, нащупав самую болезненную точку.
Все это время, с тех пор, как Лина узнала, что они с мужем не случайно оказались здесь, в этом милом волшебном городке, таинственном и чарующем, она полагала, что это ее шанс. Думала, была уверена, что теперь-то они с Митей связаны навсегда: это место послано ей в награду за все страдания, чтобы подарить долгожданный покой.
Митя боялся Локко – а Лина не боялась. Разве что самую малость. В основном переживала из-за того, что Мите было плохо.
Но вдруг она ошиблась? А если это никакой не дар судьбы, а кара за никчемность и слабость? Наказание за то, что она сделала? Лина громко застонала, дернула себя за волосы, ударила по щеке. Старый прием не помог: она нервничала, отчаяние ввинчивалось внутрь, лишая способности соображать. Ангелина чувствовала себя похожей на собственную мать – безмозглой куклой с мягкими, тряпичными руками, на ватных ногах. Тело не слушалось, ее подташнивало, словно от слабости.
– Митя, – шептала она снова и снова. Застонала, опустилась на пол, обхватив себя руками. Игла колола и колола, заставляла дергаться от бешеной боли, которая в сто раз сильнее любой другой. Где он? Почему не рядом с ней? Что, если специально отправил ее сюда, в номер, а сам взял и уехал?
Сбежал к той, другой?
С появлением Стеллы в Митиной жизни Лина опять потеряла покой. Ее хрупкий мир грозил рухнуть и завалить ее обломками. История повторялась: опять возник человек, настроенный с Митей на одну волну. И человек этот на сей раз был неправдоподобно красивой женщиной. С такой соперницей Лине было не справиться. Разве могла она, нескладная дурнушка, с ней тягаться?
Влияние Стеллы на Митю увеличивалось день ото дня: та была незаменима в работе и давала ему возможность заниматься любимым делом. Стелла была составляющей его успеха, в то время как Лина – тяжким балластом.
Ангелина сходила с ума, слыша из его уст хлесткие Стеллины словечки и бесконечные «мы со Стеллой» и «Стелла говорит, что». Митя и его верная помощница вместе ходили на презентации и деловые встречи. Боже, какой сногсшибательной парой они были!
Любимый муж весело смеялся над шутками Стеллы и откровенно восхищался ее блестящим умом. Начал вслед за ней пить молотый кофе с капелькой топленого молока и полюбил роллы.
Что же оставалось Лине? Она поддерживала видимость хороших отношений со Стеллой. На словах вслед за мужем горячо восторгалась ею, называла единственной подругой. Старалась быть как можно ближе, ведь верно говорят: врага надо знать в лицо.
Но если первого своего врага – Нину Сергеевну – Лина любила, то Стеллу ненавидела люто, до дрожи. Да, Митя – из нечасто встречающейся категории постоянных мужчин, но Стелла слишком хороша, чтобы он мог долго этого не замечать. Если Стелла захочет, устоять ему будет трудно, почти невозможно. Поэтому нужно действовать, пока не стало слишком поздно.
Устранить соперницу физически (Лина избегала слова «убить») она не могла: как, не вызывая подозрений, справиться с молодой, сильной женщиной? Вдруг ее заподозрят, поймают, посадят в тюрьму? Там она не смогла бы выжить – ведь ей пришлось бы остаться без Мити.
Все повторялось: Лина металась по квартире, перестала спать, била себя по щекам, рисовала в спрятанном от мужа блокноте…
Ей казалось, она скоро умрет или сойдет с ума, но судьба опять над ней сжалилась и проявила благосклонность. Выход и на этот раз нашелся. И опять все оказалось куда проще, чем Ангелина могла надеяться. Опасность миновала. Так она считала долгое время. И только сейчас усомнилась: а миновала ли?..
Что, если все было не так, как она думала? С чего она взяла, что все устроилось? Ведь она всю жизнь была слишком глупа, чтобы добиваться того, что ей требовалось. Так почему решила, что сумеет удержать Митю и уберечь свой брак от Стеллы?
От этих мыслей – невыносимых, мучительных, запоздалых – ее бросило в жар. Лина протянула руку, взяла со столика графин, хотела налить воды. Горло словно было выстлано колючками, очень хотелось пить. Но воды в графине не оказалось, Лина в сердцах швырнула его через всю комнату. Графин разбился с громким печальным звоном, и звук этот полоснул по нервам, но вместе с тем привел ее в чувство.