Дорога смерти

— Кто вам такое сказал? Я полгода здесь всего. Рассказывал же вроде, нет? Меня в Домодедово из Раменского перевели. Я там семь лет отпахал. Участок наизусть знал. А тут все с нуля начинать…

— А кто может о самом Зубове рассказать?

— Да давайте к шефу зайдем, он вроде здесь был.

Руководитель участковых, хриплый пузатый майор по фамилии Богданов, вздохнул и покачал головой:

— Зубов-Зубов… Мы с ним ведь десять лет работали. Даже не верится, что столько времени… Аркадий Зубов был отличным участковым. У него был непререкаемый авторитет. Как среди коллег, так и среди жителей. Непререкаемый! — Богданов говорил, словно читал напичканный штампами и дежурными фразами циркуляр. — Зубов обладал настоящим даром. Он примирял родственников и соседей, которые годами, бывало, враждовали. Зубов был, как говорится, участковым от бога. И за годы работы к нему все чаще обращались, видя, что он из тех, кому не все равно.

— Кстати, по поводу его участка, — цинично прервал пафосную речь Бегин. — Интересует кафе «Каламбур». Вы говорите, много лет с Зубовым вместе работали. У него с этим кафе были какие-нибудь… проблемы?

— Проблемы? У Аркадия?

— Я имею в виду, проблемы в кафе. Может быть, гопники собирались, или драки. Или сигналы от населения по поводу пьяных сборищ… Что-нибудь такое.

— Что вы. Район у нас не самый спокойный, да. Есть и хулиганы, и уличная преступность. Иногда и стреляют, как без этого. Но на участке Зубова, даже если статистику посмотреть, показатели были ниже по всем статьям. Участковый от бога. От бога!

Поняв, что в опорнике не выведать ничего путного, Бегин и Рябцев отправились на место убийства участкового. Минут через 10 сюда же подъехал Стасин из убойного, которому позвонил Рябцев и, уточнив, что афишировать поездку не стоит, попросил помочь им.

— Зубова убили 15 ноября, — сказал Стасин, окидывая взглядом пустырь. — Вот здесь. Видите, куст? Вот в двух метрах от него и нашли тело майора.

Это был поросший травой, неровный, весь в ямах и бугорках, пустырь. За последние годы его превратили в стихийную свалку: там и тут валялись пустые коробки, битые бутылки, мешки и пакеты с мусором и прочий хлам. Пустырь находился в частном секторе, позади вытянутого на 50 метров строящегося здания. А за пустырем тянулись огороды частных домов, огражденные заборами. Крыши домиков, выходящие уже на параллельную улицу, были еле видны за растущими на огородах деревьями и кустарником. Рябцев остался у машины, которую остановил на углу недостроя, и закурил самокрутку, наблюдая за Бегиным и коллегой-опером.

— Следы какие-нибудь были? — спросил Бегин. — Все-таки середина ноября.

— Так снег в прошлом году когда выпал? В первых числах декабря только, — посетовал Стасин. — Грязи тут, как сейчас, не было, потому что ночью подморозило. Так что ни отпечатков ног, ни следов шин, ничего.

— А гильзы?

— Гильз не было. Что странно, да? Его изрешетили ведь. Пятнадцать пуль всадили, суки. Большинство в грудь и живот. Добивали двумя в спину, в область сердца. А гильз не нашли.

— Почему? Собрали?

— Да запросто, — пожал плечами Стасин. — Или револьвер был, или просто собрали стреляные гильзы, и только потом свалили. Времени у них ведь предостаточно было. Это вам не трасса, где в любую секунду может машина со свидетелями нарисоваться. Тут по ночам глухомань. Народ из частных домов если и услышит стрельбу, то только проверит, закрыта ли дверь, и затихарится, чтобы не дай бог на проблемы не нарваться.

— А они слышали?

— Ровно в час тридцать ночи. Череда громких хлопков. Решили, что фейерверк где-то, — Стасин хмуро ухмыльнулся. — Фейерверк в это дыре, ага. В честь чего, блин? От радости, что до сих пор живы?

— Вы тогда всех опросили?

— Само собой. Весь квартал. И тех, кто через дорогу живет, тоже, — Стасин кивнул назад, на кривую тихую улочку за недостроенным магазином. — Вдруг кто-нибудь мимо проходил или проезжал, или в окно выглядывал… Мы тогда всеми способами свидетелей искали. Месяц, наверное, угрохали на опросы. Стучались в каждый дом во всем районе. Через газеты и по ящику информацию пускали, искали свидетелей. Даже вознаграждение обещали. Все-таки мента убили, своего. А это сами знаете, дело чести.

— Бесполезно?

— Ни одного свидетеля. Надеялись на чудо — чуда не произошло.

Бегин прохаживался по пустырю. Неровная поросшая травой земля была усыпана мусором. Взгляд Бегина упал на несколько пивных бутылок.

— Тут гопники что ли собираются иногда?

— Опросили всех, — понимая, к чему клонит Бегин, отозвался Стасин. — Всю местную шпану. По нулям. Говорю же, мы землю рыли.

— А что сам думаешь? Что тут произошло?

Стасин вздохнул.

— Некоторые из наших считали, что Зубов здесь просто напоролся на каких-то упырей-отморозков. Может, увидел что-то не то, поговорить с ними попытался…

— Как напоролся? Был второй час ночи. Он ведь не дежурил в тот день, 15-го?

— Не дежурил, но в опорнике сидел допоздна. С женой созванивался около полуночи где-то. Сказал, что работает пока. У нас тогда проверка очередная готовилась, так что тут тоже ничего подозрительного.

— Эта улица, он по ней ходил?

— Зубов жил в служебной квартире на Текстильщиков. Только не рядом с опорником, а вниз по улице, ближе к Заречной. Чтоб сюда добраться, нужно было совсем в другую сторону идти. Или по Советской и потом сюда, в частный сектор, сворачивать, или через лесопосадку.

— То есть, он вряд ли просто так мимо шел?

— Вряд ли, — признал Стасин.

— Тогда что он здесь делал?


— Найдите ответ, если можете. Кто знает, может, с помощью этого и раскроем мокруху?

В следственном отделе СУ СК по Домодедово расследованием убийства Зубова занимался старший следователь Щипачев. Он, пыхтя и тяжело вздыхая, показывая всем видом, что ему не нравится, когда посторонние — пусть даже и из главного следственного управления — лезут в его дела, достал из сейфа папки с уголовным делом.

— Версий мы множество отработали. Все, что могли. В первую очередь профессиональная деятельность, само собой.

— Само собой, — согласился Бегин. — И что?

— Подняли всех, кто у него на учете был. Один псих ему угрожал каждый раз, когда Зубов на вызов от соседей приходил. Мы уже обрадовались, честно говоря, но у психа алиби оказалось. Проверяли также всех рецидивистов и ранее судимых на его участке. Дела, по которым он работал… Кстати, за год до смерти Зубов раскрыл одну мокруху… Там сурово все было, жестко, с расчленением. Я сам, кстати, дело вел. О том убийстве даже в Москве газеты писали. Мы в этом направлении начали работать. И ничего.

— А версию заказухи?

— Естественно, отрабатывали. Но в связи с работой участкового ничего не удалось найти подозрительного, как я уже сказал. А в личной жизни у него тоже все тихо было. Жена, отец старый и больной, сын — пацану 12 лет. Ни наследства, ни разборок с родственниками… Ну и плюс, при заказухе вряд ли в него две обоймы всаживали бы, правильно?

— Скорее всего, — отозвался Бегин. — Обычно две-три пули на поражение и контрольный в затылок.

— Вот-вот.

— Опера говорят, что Зубов вряд ли случайно в том месте оказался в такое время.

Следователь кивнул и прищурился.

— И я так считаю. Моя версия — у него там была встреча. Или его выманили на пустырь под каким-то предлогом. — Щипачев покряхтел. — Мы ведь провели ряд экспертиз, очень серьезно тогда к делу подошли. Сами понимаете, убийство полицейского. Так вот, мы установили, что тело не трогали. Труп Зубова лежал в десяти метрах от угла здания, на спине, ногами к улице. Он вышел на пустырь, сделал несколько шагов — и по нему сразу открыли огонь. Возможно, Зубов был знаком с убийцами. Потому что не было ни драки, ни попытки убежать, ничего. Они просто открыли огонь на поражение. Возможно, из двух или даже трех стволов.

— Возможно? Вы не знаете точно?

— Пули, к сожалению, идентифицировать не удалось.





Глава 12




— Я помню, когда это случилось, — сказал Рябцев. — Когда убили Зубова. Сейчас не 90-е, город у нас относительно спокойный… Был, до банды ДТА. Так что убийство мента было конкретным ЧП.

Машина скользила по почти пустынным темным улицам города. Часы на панели приборов в машине Рябцева показывали половину 11 часов вечера. Поездки по Домодедово и разговоры со всеми, кто работал по делу Зубова и мог пролить свет на то, на какой стадии находилось дело сойчас, заняли большую часть дня. Под конец Бегин обзавелся копией части документов из уголовного дела, которые следователь Щипачев согласился ему предоставить — но лишь после звонка начальнику отдела по особо важным делам Кашину в Москву, чтобы тот подтвердил полномочия Бегина. После чего предстоял разговор с самим Кашиным, у которого, в отличие от полицейских из Домодедово, особого режима несения службы не было, поэтому от рабочих звонков в субботний вечер в восторге не был.

— Меня ночью вызвали, — хмыкнул Рябцев. — Ну, знаешь, наша система оповещения, когда тебе робот-автомат звонит и приказывает явиться?

— Да у нас такая же, — откликнулся Бегин.

— Да? Надо же. Так вот, сплю я, и тут телефон звонит. И этот железный человек, значит, говорит, куда явиться, код называет, все дела. Я в непонятках. Два с половиной года в подвале проторчал, а тут ночью вызов в управление. Думаю: война что ли, блин, началась? Приезжаю, а тут все на ушах. Зубова убили.

— А тебя зачем вызвали?

— А ни за чем. Телефон из базы забыли убрать. Ментура же, епте, порядка нет. — Рябцев покачал головой. — У нас все в шоке были. Зубов, говорят, нормальный мужик был. Не из тех уродов, что в ментуру идут, чтоб бизнес строить. Ну, ты понял, о чем я. И не то чтобы идейный, но работал на совесть, как надо. Ни одного плохого слова о нем ни разу не слышал. А тут такое… Работаешь не спецназовцем, даже не опером, а простым участковым на окраине города. Работа-участок-дом-работа. Жил себе. Ел, спал, сына растил. А потом свернул не туда… и 15 выстрелов. У него ведь даже не взяли ничего. Тупо расстреляли и все. Тебе Стасин сказал, каким его нашли?

— Мертвым.

— Мда… Убойщики наши говорили потом, что от него места живого не оставили. Ну сам понимаешь, две обоймы почти в упор, с нескольких метров. Кусок мяса в лохмотьях, которые еще недавно были формой, — Рябцев мрачно поежился. — Какими животными надо быть, чтоб сделать такое?

— А каким животным нужно быть, чтобы расчленить труп? Люди животные и всегда им были, Володя. Просто делают вид, что не помнят об этом. Игра в цивилизацию.

Рябцев покосился на Бегина.

— Типа Дарвин, человек произошел от обезьяны и все такое?

— Дело не в том, от кого произошел человек. Дело в том, что все мы так и остались теми самыми дикими верещащими приматами, которые живут только инстинктами. Голод. Спаривание. Своя территория. Свои — безопасность, чужие — зло.

— Ну не знаю, — возразил Рябцев. — Оглянись вокруг. Обезьяны живут на деревьях. У нас так-то двадцать первый век на дворе. Так что тут ты загнул.

— Двадцать первый век, — с улыбкой повторил Бегин. — Сначала люди придумали время, а потом стали тыкать в эти часы, будто это аргумент. Мы думаем, что мы сильно изменились со времен, когда в голод было не грех и сородича разорвать и сожрать, лишь бы не сдохнуть самому. Все купили машины, засунули смартфоны с интернетом и выходом в социальные сети в карман и сказали: «Да, теперь мы крутые и сильно отличаемся от обезьян». Повторяли эту хрень, пока не поверили. А потом случится что-то, и вся эта цивилизация и продвинутость летит к чертям собачьим.

Приоткрыв окно, он закурил. Мимо, громко гогоча и матерясь, прошла стайка подростков. Бегин бросил на них хмурый взгляд и хмыкнул.

— Вспомнил историю, читал недавно в интернете. Какая-то очередная наивная любительница кошечек и песиков нарядила свою собачку в платье, назвала ее Пусей и давай очеловечивать. И так поверила в это… А потом Пуся по какой-то одной, только богу известной причине вдруг в приступе животной ярости вгрызлась своей хозяйке в глотку… Слышал про такие истории? А ведь все просто. Это была не твоя ручная Пуся, тупая ты дура. Это дикое животное.

— Ты о чем вообще сейчас? — оторопел Рябцев. — Какая Пуся?

— Все мы — такая же Пуся, которую нарядили в одежды и решили, что это новая ступень эволюции. Новой ступени нет. Посмотри на паникующую толпу. Мозги отключаются. Где он, этот драный венец творения? А нет его больше. Есть стадо. Или посмотри на банду малолеток, которые вдруг с дикой жестокостью разрывают на части случайного прохожего, который просто не так на них посмотрел. И разбудил тем самым память о том, кто они на самом деле, что им очень и очень не понравилось… Знать, кто ты, всегда стыдно. От этого надо убежать и спрятаться. Правда в том, что люди такие же гремучие и темные, какими были изначально. Первобытное всегда рядом и готово проснуться по щелчку пальцев. Мы меняемся внешне — меняем шкуры на доспехи, кафтаны на джинсы — но это все мишура. Гуманность, развитие, культура — это тонкая кожура между тем, что мы хотим видеть, и тем раскаленным животным хаосом, которым являемся мы на самом деле. Семь миллиардов людей? Не смеши меня. Семь миллиардов Зверей. Бомб замедленного действия. Готовых в момент опасности сбросить с себя всю эту хваленую человечность и убивать, убивать, убивать… Грызть друг другу глотки до самого конца. До последнего своего вдоха.