Дорога мертвеца. Руками гнева
Часть 63 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Аминь.
Джо Боб Бриггс[4]. Присяга зрителей автокинотеатров
Возможно, автокинотеатры и родились в Нью-Джерси, но у них хватило мозгов перебраться жить в Техас. В 1950-е — 60-е годы они вырастали тут, как грибы, благодаря похотливости подростков и заманчивым для семей легендарным «доллар за ночь» или «два доллара за автомобиль».
И даже сейчас — хотя некоторые говорят, что в самых населенных краях лучшие времена для автокинотеатров прошли, вы можете приехать в любую ночь на неделе — особенно в субботнюю или ночь скидок — и увидеть зрелище, рядом с которым происходящее на экране иногда становится скучным.
Увидеть установленные на багажниках пикапов или рядом с динамиками садовые стулья, сидящих в них ковбоев и ковбойш с пивными банками в руках, шипящие грили вокруг, ароматное мясо и клубы дыма, который медленно тает в ясном техасском небе.
Временами там оказывается народ с магнитофонами, которые продолжают завывать, даже когда на трехэтажном экране мерцает фильм, а соседи сквозь «Буги змеи из штанов» группы «ZZ Top» изо всех сил пытаются расслышать диалог из потрескивающих динамиков. Там, на одеялах, расстеленных между двумя колонками, забавляются любовники, и до того горячо и страстно, что им сто́ит брать плату за представление. В машинах экшена тоже полно. По пути к торговой палатке наметанный глаз может заметить белые половинки лун ничем не стесненных задниц, поднимающиеся и опускающиеся в ровном, покачивающемся ритме, который едва сдерживают хорошо смазанные амортизаторы и четырехслойные шины.
То, что вы наблюдаете, — чокнутая субкультура в действии. Одна из тех, которая на самом деле способна оседлать новую волну.
Или, говоря иначе: автокинотеатры — это безумие, но они определенно забавны.
Им уже более пятидесяти лет: 6 июня 1933 года их создал в Кэмдене, штат Нью-Джерси, настоящий провидец — Ричард Милтон Холлингсхед.
Кэмден, как вы, возможно, знаете, стал последним пристанищем Уолта Уитмена. И если учесть, что тут умер такой влиятельный американский поэт, вполне уместно, что здесь же родилось настолько поэтичное и всеамериканское явление, как автокинотеатры. Или, как называл их мой отец, «уличное кино».
Когда-то в Соединенных Штатах их было более четырех тысяч, теперь — около трех тысяч и, по мнению некоторых экспертов, становится все меньше. Однако в Техасе наблюдается возрождение и новый интерес к старым местечкам для занятия любовью. Тут они стали почти такими же неприкосновенными, как броненосцы[5].
В одном только штате Одинокой звезды работает двести девять кинотеатров под открытым небом, и во многих из них одновременно показывают разные фильмы на нескольких экранах. Не так давно Гордон МакЛендон, «король автокинотеатров», соорудил в Хьюстоне заведение «I-45», способное вместить до трех тысяч машин. В сущности, оно претендует на звание самого большого автокинотеатра в мире.
Почему же автокинотеатры процветают в Техасе, если в других местах их все меньше? На то есть причины.
(1) Климат. Вообще говоря, погода в Техасе круглый год довольно комфортная. (2) Автомобильная культура. Техас — чемпион среди штатов по зарегистрированным автомобилям, и у техасцев пунктик по поводу своих машин. Те заменили лошадей не только как средство передвижения, но и как источник мифов. Если в древности техасец был наполовину человеком, наполовину конем, то современный техасец — наполовину человек, наполовину автомобиль. Попытайтесь насильно разлучить техасца с его тачкой и, скорее всего, закончите тем, что будете целовать решетку радиатора на скорости шестьдесят пять миль в час. (3) Джо Боб Бриггс.
Ладно, заводите музыкальное сопровождение. Негромко, будьте добры. Вполголоса запоем «Глаза Техаса». И все истинные техасцы, пожалуйста, снимите шляпы, пока мы будем говорить о Джо Бобе Бриггсе — святом покровителе техасских водителей. О том, кто ездит позади динамиков. Обозревателе «Даллас Таймс Геральд». На самом деле колонка «Джо Боб едет в кино» — самая популярная в газете. Так и должно быть, поскольку Джо Боб — вероятно, это псевдоним кинокритика «Геральда» Джона Блума — херню не несет и не парится из-за «жестких» обзоров. Он просто свой парень, и, черт возьми, у него есть стиль.
Вот, например, часть обзора «Зловещих мертвецов»: «Пятеро подростков становятся ветчиной-в-избушке после того, как, отправившись в лес, они начинают превращаться в кровожадных зомби. Возникает куча нравственных вопросов, вроде „Что ты станешь делать, если твоя девушка превратила тебя в зомби? Разорвешь ее в клочки или внимания не обратишь?“ Одну девушку изнасиловали у леса. Не в лесу. У леса. Единственный способ убить зомби — полная расчлененка. Вот что могло бы сделать „Пилу“ подходящей для канала „Дисней“».
В одиночку, с этой безумной колонкой, рассказывающей не только о фильмах, но и о хороших и плохих временах самого Джо Боба, он придал автокинотеатрам новый ореол загадочности. Или, если быть точным, сделал так, чтобы те, кто не бывает в подобных местах, знали о них, и напомнил остальным, насколько забавным может оказаться просмотр кино на улице.
Популярность Джо Боба даже породила ежегодный кинофестиваль под открытым небом — слегка кощунственно проведенный в этом году в помещении, — который в прошлом посещали такие гости, как Роджер Корман[6], король фильмов категории В, а в этом году — «Большой Стив», известный некоторым как Стивен Кинг (если вы, кинозрители, не знаете этого имени, то он — писатель). «Большой Стив» был удостоен высокой чести открыть церемонию 1984 года «Присягой» Джо Боба и прибыл в футболке с надписью «ДЖО БОБ БРИГГС — МОЙ БЛИЗКИЙ ДРУГ».
Еще фестиваль мог щегольнуть ралли тюнингованных тачек, плавающей свинкой Ральфом (ужасно, что я пропустил выступление этого парня), звездами «Техасской резни бензопилой», «Мисс тюнингованное тело» 1983 года, негласными «тюнингованными телами» и Джо Бобом собственной персоной. И последнее, но, конечно, не менее важное — кроме этого шикарного собрания состоялись еще мировые премьеры фильмов «Кровососы из открытого космоса» и «Охота будущего».
О чем еще можно просить Джо Боба?
Убирайте музыку. Наденьте шляпы.
Автокинотеатры, в которых я рос, назывались по-разному: «Апачи», «Две сосны», «Ривер-роуд». Это лишь несколько примеров. И хотя внешне они слегка отличались, по сути это были огромные участки земли с колонками — многие из которых лишились динамиков по вине рассеянных посетителей, цеплявших их боковыми зеркалами, и вандалов, — торговым киоском, экраном высотой по меньшей мере в три этажа (а иногда и в шесть), качелями и каруселями для детей, и все было обнесено уродливым шестифутовым мерцающим в лунном свете жестяным забором.
Во всех торговых киосках еда была одинаково плохая. Хот-доги, которые на вкус напоминали покрытые жидкой горчицей резиновые шланги; попкорн, не отличимый от картонных упаковок, в которых лежал; напитки, состоявшие в основном из воды и льда; и конфеты, до того древние, что червяки внутри них умерли то ли от старости, то ли от сахарного диабета.
И уборная всегда была одна и та же. Будто в «Апачах», «Ривер-роуде» и «Двух соснах» были искривляющие пространство устройства, активировавшиеся в тот момент, когда ты ступал за деревянную «загородку стыдливости». Внезапно, со скоростью мысли, тебя утаскивало в бетонный бункер с полом либо настолько липким, что твои ботинки к нему приклеивались, точно кошачья шерсть к меду, либо настолько мокрым, что без водных лыж не добраться ни до писсуаров, ни до кабинки. У последней никогда не было двери, а петли свисали с косяка, будто перетертые сухожилия. И в этих общественных удобствах неизменно плавали тонны окурков, фантиков, использованных презервативов.
Вместо того чтобы рисковать жизнью в таких, довольно убогих отхожих местах, я часто искушал судьбу, борясь с собственным кишечником, или мочился в стакан из-под кока-колы и выливал его в окно. Мысль о том, что пока я стою над одним из этих благоухающих писсуаров — а над ними всегда была нацарапанная карандашом мудрость: «Помни, лобковые вши отлично прыгают», — на меня перескакивает что-то уродливое, пушистое, многоногое и ненасытное, навсегда засела в моей голове. Да и покрытые инициалами и граффити сиденья унитазов — если они вообще имелись — привлекательнее не выглядели. Мне казалось, что как бы осторожно я ни пристраивался, какой-нибудь неведомый ужас из глубин канализации сумеет добраться до самой дорогой для меня части тела.
Несмотря на все эти неприятности, в субботу вечером наша компания — те из парней, кому не с кем было пойти на свидание, — отправлялась в кино, останавливаясь за четверть мили до конечного пункта, чтобы запихнуть одного из участников вечеринки в багажник. Туда всегда попадал тот, у кого не хватало денег на входной билет, кто все спускал на пиво, «Плейбой» и презервативы, которым наверняка суждено было сгнить в его бумажнике. Потом мы подъезжали к кассе, и нас тут же спрашивали: «В багажнике кто-нибудь есть?»
Видимо, наша компания вызывала подозрения, но мы никогда не признавались, что везем тело в багажнике, и по какой-то причине нас никогда не заставляли его открывать. После того как мы категорически все отрицали и заявляли, что ни о чем таком даже не думали, продавец билетов некоторое время пристальным взглядом пытался сломить нашу решимость, а затем брал у нас деньги, и мы въезжали внутрь.
Мой «Плимут-Савой» был устроен так, что человек в багажнике мог втолкнуть заднее сиденье в салон; оно складывалось, позволяя нашему расточительному и, в целом, ушлому акробату присоединиться к компании.
Этот «Савой» — что за тачка, что за машина для кино под открытым небом! Что за смертельная ловушка! Чтобы управлять им, нужна была команда из двух человек. Педаль газа всегда застревала, и когда ты со свистом мчался под красный свет, приходилось отдергивать ногу от газа, нажимать на тормоз и орать: «Педаль!» Тогда второй пилот нырял под приборную доску, хватал педаль и дергал ее вверх, едва успевая не дать нам протаранить ничего не подозревающего водителя. Однако то самое складное сиденье делало застревающую педаль незначительным изъяном, и «Савой» оставался популярным автомобилем для поездок в кино.
Автокинотеатры дали мне множество первых впечатлений. Там я впервые увидел секс, и не в смысле «на экране». В «Апаче» передний ряд располагался под некоторым уклоном, и если машина перед тобой припарковалась верно, любое движение на ее заднем сиденье было отлично видно, при условии, что ночь лунная или фильм особенно яркий.
Первый секс, в котором участвовал и я сам, тоже произошел на киносеансе под открытым небом, но тут уже личное дело. Хватит об этом.
Первая по-настоящему жестокая драка, которую я наблюдал, случилась в «Ривер-роуд». Парень в ковбойской шляпе устроил потасовку с парнем без шляпы прямо перед моим «Савоем». Понятия не имею, с чего все началось, но драка вышла отличной, ее можно было сравнить разве что с чемпионатом по рестлингу в Коттон Боул.
Как бы там ни было, парень в шляпе оказался шустрее, поскольку у него был трехфутовый кусок бруса два на четыре, а у второго типа — только пакет попкорна. Пока зомби из «Ночи живых мертвецов» бродили по экрану, «шляпа» приложил противника по голове, и звук получился такой, словно бобер шлепнул хвостом по воде. Попкорн полетел в сторону, завязалась драка.
«Шляпа» схватил «бесшляпного» за лацканы и принялся отвешивать затрещины так быстро, что не сосчитать, и хотя «бесшляпный» был проворен, как черт, отбиться ни фига не мог. Его руки хлопали по плечам и спине «шляпы», будто вареные спагетти, а сам он только сильнее распалял «шляпу», обзывая и делая грязные намеки о его генеалогическом древе и о том, чем занимались друг с другом члены его семьи при выключенном свете.
Какое-то время «шляпа» был горяч, точно главный герой самурайского фильма, но в конце концов ритм его ударов — поначалу похожий на барабанное соло Джинджера Бейкера — начал стихать, и это подсказало мне, что он устал. Будь я на месте «бесшляпного», решил бы, что настал мой выход — пора заорать разок, плюхнуться к ногам «шляпы», будто умирающая рыба, а в конце притвориться, что прямо там всплываю брюхом вверх. Но у того парня или IQ оказался, как у банки зеленых бобов, или от побоев он был настолько близок к коме, что ему не хватило мозгов заткнуться. Его речь сделалась настолько красочной, что «шляпа» обрел второе дыхание и принялся колотить его с такой частотой, что звуки ударов деревом по голове напоминали трещотку разозленной гремучей змеи.
Наконец «бесшляпный» попытался повалить «шляпу» на землю, а затем кувыркнулся через капот моей машины, бессовестно сбив с него украшение — летящего лебедя, который загорался, когда включались фары, — оторвав при этом половину ковбойской рубашки «шляпы».
Тут появился персонал кинотеатра и попытался разнять парней. Тогда-то дерьмо и попало в вентилятор. Родня и друзья драчунов внезапно подключились к делу, и по всей парковке начали летать тела. Один свихнулся, оторвал от столба динамик с проводом и пошел молотить ими всех и каждого. И был хорош. Так размахивал этим малышом, что рядом с ним Брюс Ли со своими нунчаками выглядел третьеклассником на ярмарочном представлении.
Тем временем парень в машине справа от нас, не обращая внимания на происходящее на парковке и поглощенный «Ночью живых мертвецов», а еще, вероятно, подогретый «Тандербердом»[7], заорал, поддерживая зомби: «Жрите их! Жрите!»
Драка переместилась дальше и в конце концов затихла. Примерно через полчаса я огляделся и увидел, как из-под белого «кадиллака», украшенного гирляндами щупалец, которые делали тот похожим на сороконожку, выполз «бесшляпный». Он прополз несколько ярдов на четвереньках, встал на корточки, побежал, не меняя позы, и исчез в извилистом лабиринте из автомобилей.
Люди в кинотеатрах под открытым небом такие юмористы!
А еще автокинотеатры стали источником моей самой мрачной фантазии — я воздерживаюсь называть ее кошмаром, поскольку после стольких лет она стала вполне привычной, таким жутковатым приятелем. Вот уже много лет я жду, что у этого сна появится продолжение, но он всегда заканчивается на одной и той же загадочной ноте.
Представьте себе: ясная летняя техасская ночь. Вереница машин тянется от будки кассы на въезде с шоссе, затем еще четверть мили или даже больше кружит по парковке кинотеатра. Гудят клаксоны, вопят дети, жужжат комары. Я сижу в пикапе с двумя друзьями, которых мы будем называть Дэйв и Боб. Боб за рулем. На стойке позади нас — дробовик двенадцатого калибра и бейсбольная бита, «увещеватели засранцев». К пикапу прикреплен трейлер, а там шезлонги, холодильники с газировкой и пивом, и столько вредной еды, что можно отправить гипогликемика к звездам.
Что за ночка! Кино от заката до рассвета, два доллара за тачку. И фильмы отличные, вроде «Кошмара дома на холмах», «Ночи живых мертвецов», «Дня мертвецов», «Зомби» и «Я расчленил маму».
Наконец мы дюйм за дюймом минуем кассу и мчим внутрь. Это роскошный кинотеатр под открытым небом, совсем как «I-45», достаточно большой для трех тысяч автомобилей или даже больше. Пустые бумажные стаканчики, коробки из-под попкорна, обертки от хот-догов с чили и горчицей неторопливо разлетаются по парковке, точно бумажные перекати-поле. А впереди совершенно белый на фоне черного как смоль неба — портал в другое измерение, шестиэтажный экран.
Мы устраиваемся на переднем сиденье, примерно в пятом ряду. Появляются шезлонги, холодильники и еда. Еще до того, как звучит первый щелчок, и Кэмерон Митчелл открывает зловещий ящик с инструментами, мы уже приканчиваем огромный пакет картофельных чипсов, кварту кока-колы и полмешка шоколадного печенья.
Фильм начинается, время исчезает, а мы погружаемся в убийственно пошлое очарование «Дома на холмах». Подходим к той части, где Митчелл собирается пригвоздить строительным пистолетом молодую леди, за которой подсматривал в душе, и вдруг появляется свет, настолько яркий и красный, что затмевает изображение на экране. Подняв глаза, мы видим, что к нам несется огромная алая комета. Ее столкновение с автокинотеатром неизбежно. По крайней мере так кажется. И тут комета внезапно начинает улыбаться. Просто раскалывается посередине и демонстрирует ухмыляющуюся пасть, полную острых зубов, которые не слишком отличаются от цепи бензопилы. Похоже, мы уйдем из жизни не под фанфары, а под хруст костей. Пасть делается еще шире, и комета, к нашему удивлению, взмывает вверх, волоча за собой огненный хвост, который на миг нас ослепляет.
Когда с глаз спадает багровая пелена и мы оглядываемся вокруг, все кажется таким же, как раньше. Во всяком случае поначалу. Но приглядевшись внимательнее, мы понимаем, что все по ту сторону жестяного забора — шоссе, деревья, постройки и жилые дома — исчезло. Осталась только чернота, и мы говорим здесь о ЧЕРНОТЕ настолько темной, что рядом с ней шоколадный пудинг выглядит бледным. Кинотеатр словно вырвали с корнем и чудесным образом спрятали в чистилище. Но даже если так, мы совсем не пострадали, электричество по-прежнему есть. В торговой палатке горит свет, а на экране продолжается «Кошмар дома на холмах».
И тут чувак в универсале, с толстой женой на соседнем сиденье и тремя детьми на заднем, впадает в панику, заводит машину и мчит к выходу. Свет фар не пробивает черноту, машина дюйм за дюймом просто исчезает в пустоте. Секунда, и от нее ничего не остается.
Ковбой в шляпе, утыканной зубочистками и перьями, вылезает из пикапа и тоже направляется к выезду. Он забирается на брошенную покрышку, протягивает руку и… Никогда ни в кино, ни в реальной жизни я не слышал такого вопля. Мужик шлепается на спину, его рука от кисти до локтя просто исчезает. Он катается по земле. Пока мы туда добегаем, остатки его руки растворяются, будто кости и мышцы превратились в кашу. Шляпа оседает на вязкое месиво, которое мгновение назад было головой ковбоя. Все его тело скукоживается и вытекает из одежды субстанцией, которая напоминает рвоту. Я осторожно протягиваю руку и хватаю его сапог, переворачиваю. Оттуда выливается отвратительное месиво и звонко шлепается на землю.
Мы застреваем в автокинотеатре.
Идет время, но никто не знает, сколько уже прошло. Все это напоминает романы Эдгара Райса Берроуза о мире Пеллюсидара. Без солнца и луны, по которым можно определить время, оно перестает существовать. Часы тоже не помогают. Они остановились. Мы спим, когда устаем, и едим, когда проголодаемся. А фильмы по-прежнему мерцают на экране. Никто даже не предлагает их вырубить. Свет от них и от торгового киоска — единственный, который у нас есть. Погаси его, и мы можем навсегда затеряться в темноте, под стать той, что за оградой кинотеатра.
Поначалу люди ведут себя замечательно. Ребята из торгового киоска приносят еду. Те, у кого есть продукты, делятся с другими. Все сыты.
Но со временем люди становятся менее замечательными. Торговый киоск запирают и выставляют охрану. Мы с друзьями доедаем последние зернышки попкорна и пьем ледяную жижу, оставшуюся в холодильниках. Начинает пахнуть экскрементами, поскольку туалеты перестают работать. Появляются банды и даже культы, основанные на фильмах. Есть культ зомби, приверженцы которого ковыляют и шатаются, подражая «мертвецам» на экране. А когда возникает острая проблема с едой, переходят к человеческим жертвоприношениям и каннибализму. Боб достает дробовик. Я беру бейсбольную биту. Дэйв вытаскивает из бардачка охотничий нож.
Изнасилования и убийства повсюду, и ты ничего не можешь с этим поделать, даже если очень хочешь. Ты должен защищать собственный клочок земли, собственный автомобиль, собственную вселенную. Но против воли нам приходится играть роль спасителей, когда на наш пикап налетает молодая девушка. Она пытается спастись от матери, отца и старшего брата. Боб рывком затаскивает ее в салон и с помощью дробовика заставляет остальных членов семейства, которые исповедуют культ зомби и бегут так, будто их мучает рахит, держаться на расстоянии. Те начинают объяснять, что будет справедливо, если она, как младшая в семье, отдаст себя на съедение. По моей спине пробегает холодок. Не столько потому, что это жуткое предложение, сколько потому, что я тоже голоден, и на секунду их слова кажутся мне разумными.
Голод проглатывает здравый смысл, и отец семейства бросается вперед. Дробовик на плече Боба дергается, и мужик падает с дырой в башке, как и положено при убийстве зомби. Мать бросается на меня, царапается и кусается. Я взмахиваю битой, и она падает, дергается у моих ног, точно курица с оторванной головой.
Меня бьет дрожь, я держу биту перед собой. Та покрыта кровью и фрагментами мозга. Я наваливаюсь на наш грузовичок, меня тошнит. На экране зомби пожирают тела людей из взорванного пикапа.
«Хозяевам поля» приходится несладко. Время ползет незаметно. Мы слабеем. Нет еды. Нет воды. Наши взгляды слишком надолго задерживаются на гниющих трупах возле пикапа. Ловим девушку за поеданием останков, но ничего не делаем. Почему-то ее поступок не кажется таким уж плохим. На самом деле выглядит даже заманчиво. На земле, прямо у машины, готовая к употреблению еда.
Когда мы уже собираемся присоединиться к девушке, в небе снова появляется красное сияние. Возвращается комета, пикирует вниз, и опять столкновение кажется неизбежным. Комета улыбается полной острых зубов пастью и взмывает, ударив ослепительно ярким хвостом. К нам возвращается зрение, а вместе с ним — дневной свет и мир за пределами кинотеатра.
Восстанавливается некоторая нормальность. Проверяются двигатели. Аккумуляторы, оказывается, не пострадали от долгого ожидания. Автомобили заводятся и начинают гуськом двигаться к выезду, будто ничего не случилось.
Шоссе, на которое мы выезжаем, — то же самое, только желтая разметка выцвела, а бетон местами просел. Но все остальное изменилось. По обеим сторонам автострады — бескрайние дикие джунгли. Напоминает «Затерянный мир».
Мы едем — примерно пятыми в веренице машин — и замечаем, что впереди справа что-то движется. Из зарослей на шоссе выходит громадная фигура. Это тираннозавр рекс, покрытый похожими на летучих мышей паразитами, чьи крылья медленно раскрываются и складываются, точно у довольных бабочек, потягивающих из цветка нектар.
Динозавр ничего не делает. Лишь мельком глядит на вереницу наших металлических букашек, а после пересекает автостраду и снова исчезает в джунглях.
Караван трогается в путь. Мы едем дальше в доисторический мир, разрезанный шоссе из наших воспоминаний.
Я еду на переднем сиденье с дробовиком и поглядываю в боковое зеркало. Вижу в нем отражение экрана, и хотя последний фильм еще должен идти, не могу различить никаких движений. Экран кажется лишь огромным куском тоста.
И постепенно удаляется.
Такой вот сон. Даже сейчас, когда я отправляюсь в автокинотеатр, будь то потрепанный «Лесоруб» с дешевым жестяным экраном или какой-то еще, я ловлю себя на том, что время от времени поглядываю в ночное небо, на секунду испугавшись, что из глубин космоса появится огромная красная комета, улыбнется мне полным заостренных зубов ртом и хлестнет пылающим хвостом.
У моря, где камень огромный лежал
Посвящается Джону Маклэю
Джо Боб Бриггс[4]. Присяга зрителей автокинотеатров
Возможно, автокинотеатры и родились в Нью-Джерси, но у них хватило мозгов перебраться жить в Техас. В 1950-е — 60-е годы они вырастали тут, как грибы, благодаря похотливости подростков и заманчивым для семей легендарным «доллар за ночь» или «два доллара за автомобиль».
И даже сейчас — хотя некоторые говорят, что в самых населенных краях лучшие времена для автокинотеатров прошли, вы можете приехать в любую ночь на неделе — особенно в субботнюю или ночь скидок — и увидеть зрелище, рядом с которым происходящее на экране иногда становится скучным.
Увидеть установленные на багажниках пикапов или рядом с динамиками садовые стулья, сидящих в них ковбоев и ковбойш с пивными банками в руках, шипящие грили вокруг, ароматное мясо и клубы дыма, который медленно тает в ясном техасском небе.
Временами там оказывается народ с магнитофонами, которые продолжают завывать, даже когда на трехэтажном экране мерцает фильм, а соседи сквозь «Буги змеи из штанов» группы «ZZ Top» изо всех сил пытаются расслышать диалог из потрескивающих динамиков. Там, на одеялах, расстеленных между двумя колонками, забавляются любовники, и до того горячо и страстно, что им сто́ит брать плату за представление. В машинах экшена тоже полно. По пути к торговой палатке наметанный глаз может заметить белые половинки лун ничем не стесненных задниц, поднимающиеся и опускающиеся в ровном, покачивающемся ритме, который едва сдерживают хорошо смазанные амортизаторы и четырехслойные шины.
То, что вы наблюдаете, — чокнутая субкультура в действии. Одна из тех, которая на самом деле способна оседлать новую волну.
Или, говоря иначе: автокинотеатры — это безумие, но они определенно забавны.
Им уже более пятидесяти лет: 6 июня 1933 года их создал в Кэмдене, штат Нью-Джерси, настоящий провидец — Ричард Милтон Холлингсхед.
Кэмден, как вы, возможно, знаете, стал последним пристанищем Уолта Уитмена. И если учесть, что тут умер такой влиятельный американский поэт, вполне уместно, что здесь же родилось настолько поэтичное и всеамериканское явление, как автокинотеатры. Или, как называл их мой отец, «уличное кино».
Когда-то в Соединенных Штатах их было более четырех тысяч, теперь — около трех тысяч и, по мнению некоторых экспертов, становится все меньше. Однако в Техасе наблюдается возрождение и новый интерес к старым местечкам для занятия любовью. Тут они стали почти такими же неприкосновенными, как броненосцы[5].
В одном только штате Одинокой звезды работает двести девять кинотеатров под открытым небом, и во многих из них одновременно показывают разные фильмы на нескольких экранах. Не так давно Гордон МакЛендон, «король автокинотеатров», соорудил в Хьюстоне заведение «I-45», способное вместить до трех тысяч машин. В сущности, оно претендует на звание самого большого автокинотеатра в мире.
Почему же автокинотеатры процветают в Техасе, если в других местах их все меньше? На то есть причины.
(1) Климат. Вообще говоря, погода в Техасе круглый год довольно комфортная. (2) Автомобильная культура. Техас — чемпион среди штатов по зарегистрированным автомобилям, и у техасцев пунктик по поводу своих машин. Те заменили лошадей не только как средство передвижения, но и как источник мифов. Если в древности техасец был наполовину человеком, наполовину конем, то современный техасец — наполовину человек, наполовину автомобиль. Попытайтесь насильно разлучить техасца с его тачкой и, скорее всего, закончите тем, что будете целовать решетку радиатора на скорости шестьдесят пять миль в час. (3) Джо Боб Бриггс.
Ладно, заводите музыкальное сопровождение. Негромко, будьте добры. Вполголоса запоем «Глаза Техаса». И все истинные техасцы, пожалуйста, снимите шляпы, пока мы будем говорить о Джо Бобе Бриггсе — святом покровителе техасских водителей. О том, кто ездит позади динамиков. Обозревателе «Даллас Таймс Геральд». На самом деле колонка «Джо Боб едет в кино» — самая популярная в газете. Так и должно быть, поскольку Джо Боб — вероятно, это псевдоним кинокритика «Геральда» Джона Блума — херню не несет и не парится из-за «жестких» обзоров. Он просто свой парень, и, черт возьми, у него есть стиль.
Вот, например, часть обзора «Зловещих мертвецов»: «Пятеро подростков становятся ветчиной-в-избушке после того, как, отправившись в лес, они начинают превращаться в кровожадных зомби. Возникает куча нравственных вопросов, вроде „Что ты станешь делать, если твоя девушка превратила тебя в зомби? Разорвешь ее в клочки или внимания не обратишь?“ Одну девушку изнасиловали у леса. Не в лесу. У леса. Единственный способ убить зомби — полная расчлененка. Вот что могло бы сделать „Пилу“ подходящей для канала „Дисней“».
В одиночку, с этой безумной колонкой, рассказывающей не только о фильмах, но и о хороших и плохих временах самого Джо Боба, он придал автокинотеатрам новый ореол загадочности. Или, если быть точным, сделал так, чтобы те, кто не бывает в подобных местах, знали о них, и напомнил остальным, насколько забавным может оказаться просмотр кино на улице.
Популярность Джо Боба даже породила ежегодный кинофестиваль под открытым небом — слегка кощунственно проведенный в этом году в помещении, — который в прошлом посещали такие гости, как Роджер Корман[6], король фильмов категории В, а в этом году — «Большой Стив», известный некоторым как Стивен Кинг (если вы, кинозрители, не знаете этого имени, то он — писатель). «Большой Стив» был удостоен высокой чести открыть церемонию 1984 года «Присягой» Джо Боба и прибыл в футболке с надписью «ДЖО БОБ БРИГГС — МОЙ БЛИЗКИЙ ДРУГ».
Еще фестиваль мог щегольнуть ралли тюнингованных тачек, плавающей свинкой Ральфом (ужасно, что я пропустил выступление этого парня), звездами «Техасской резни бензопилой», «Мисс тюнингованное тело» 1983 года, негласными «тюнингованными телами» и Джо Бобом собственной персоной. И последнее, но, конечно, не менее важное — кроме этого шикарного собрания состоялись еще мировые премьеры фильмов «Кровососы из открытого космоса» и «Охота будущего».
О чем еще можно просить Джо Боба?
Убирайте музыку. Наденьте шляпы.
Автокинотеатры, в которых я рос, назывались по-разному: «Апачи», «Две сосны», «Ривер-роуд». Это лишь несколько примеров. И хотя внешне они слегка отличались, по сути это были огромные участки земли с колонками — многие из которых лишились динамиков по вине рассеянных посетителей, цеплявших их боковыми зеркалами, и вандалов, — торговым киоском, экраном высотой по меньшей мере в три этажа (а иногда и в шесть), качелями и каруселями для детей, и все было обнесено уродливым шестифутовым мерцающим в лунном свете жестяным забором.
Во всех торговых киосках еда была одинаково плохая. Хот-доги, которые на вкус напоминали покрытые жидкой горчицей резиновые шланги; попкорн, не отличимый от картонных упаковок, в которых лежал; напитки, состоявшие в основном из воды и льда; и конфеты, до того древние, что червяки внутри них умерли то ли от старости, то ли от сахарного диабета.
И уборная всегда была одна и та же. Будто в «Апачах», «Ривер-роуде» и «Двух соснах» были искривляющие пространство устройства, активировавшиеся в тот момент, когда ты ступал за деревянную «загородку стыдливости». Внезапно, со скоростью мысли, тебя утаскивало в бетонный бункер с полом либо настолько липким, что твои ботинки к нему приклеивались, точно кошачья шерсть к меду, либо настолько мокрым, что без водных лыж не добраться ни до писсуаров, ни до кабинки. У последней никогда не было двери, а петли свисали с косяка, будто перетертые сухожилия. И в этих общественных удобствах неизменно плавали тонны окурков, фантиков, использованных презервативов.
Вместо того чтобы рисковать жизнью в таких, довольно убогих отхожих местах, я часто искушал судьбу, борясь с собственным кишечником, или мочился в стакан из-под кока-колы и выливал его в окно. Мысль о том, что пока я стою над одним из этих благоухающих писсуаров — а над ними всегда была нацарапанная карандашом мудрость: «Помни, лобковые вши отлично прыгают», — на меня перескакивает что-то уродливое, пушистое, многоногое и ненасытное, навсегда засела в моей голове. Да и покрытые инициалами и граффити сиденья унитазов — если они вообще имелись — привлекательнее не выглядели. Мне казалось, что как бы осторожно я ни пристраивался, какой-нибудь неведомый ужас из глубин канализации сумеет добраться до самой дорогой для меня части тела.
Несмотря на все эти неприятности, в субботу вечером наша компания — те из парней, кому не с кем было пойти на свидание, — отправлялась в кино, останавливаясь за четверть мили до конечного пункта, чтобы запихнуть одного из участников вечеринки в багажник. Туда всегда попадал тот, у кого не хватало денег на входной билет, кто все спускал на пиво, «Плейбой» и презервативы, которым наверняка суждено было сгнить в его бумажнике. Потом мы подъезжали к кассе, и нас тут же спрашивали: «В багажнике кто-нибудь есть?»
Видимо, наша компания вызывала подозрения, но мы никогда не признавались, что везем тело в багажнике, и по какой-то причине нас никогда не заставляли его открывать. После того как мы категорически все отрицали и заявляли, что ни о чем таком даже не думали, продавец билетов некоторое время пристальным взглядом пытался сломить нашу решимость, а затем брал у нас деньги, и мы въезжали внутрь.
Мой «Плимут-Савой» был устроен так, что человек в багажнике мог втолкнуть заднее сиденье в салон; оно складывалось, позволяя нашему расточительному и, в целом, ушлому акробату присоединиться к компании.
Этот «Савой» — что за тачка, что за машина для кино под открытым небом! Что за смертельная ловушка! Чтобы управлять им, нужна была команда из двух человек. Педаль газа всегда застревала, и когда ты со свистом мчался под красный свет, приходилось отдергивать ногу от газа, нажимать на тормоз и орать: «Педаль!» Тогда второй пилот нырял под приборную доску, хватал педаль и дергал ее вверх, едва успевая не дать нам протаранить ничего не подозревающего водителя. Однако то самое складное сиденье делало застревающую педаль незначительным изъяном, и «Савой» оставался популярным автомобилем для поездок в кино.
Автокинотеатры дали мне множество первых впечатлений. Там я впервые увидел секс, и не в смысле «на экране». В «Апаче» передний ряд располагался под некоторым уклоном, и если машина перед тобой припарковалась верно, любое движение на ее заднем сиденье было отлично видно, при условии, что ночь лунная или фильм особенно яркий.
Первый секс, в котором участвовал и я сам, тоже произошел на киносеансе под открытым небом, но тут уже личное дело. Хватит об этом.
Первая по-настоящему жестокая драка, которую я наблюдал, случилась в «Ривер-роуд». Парень в ковбойской шляпе устроил потасовку с парнем без шляпы прямо перед моим «Савоем». Понятия не имею, с чего все началось, но драка вышла отличной, ее можно было сравнить разве что с чемпионатом по рестлингу в Коттон Боул.
Как бы там ни было, парень в шляпе оказался шустрее, поскольку у него был трехфутовый кусок бруса два на четыре, а у второго типа — только пакет попкорна. Пока зомби из «Ночи живых мертвецов» бродили по экрану, «шляпа» приложил противника по голове, и звук получился такой, словно бобер шлепнул хвостом по воде. Попкорн полетел в сторону, завязалась драка.
«Шляпа» схватил «бесшляпного» за лацканы и принялся отвешивать затрещины так быстро, что не сосчитать, и хотя «бесшляпный» был проворен, как черт, отбиться ни фига не мог. Его руки хлопали по плечам и спине «шляпы», будто вареные спагетти, а сам он только сильнее распалял «шляпу», обзывая и делая грязные намеки о его генеалогическом древе и о том, чем занимались друг с другом члены его семьи при выключенном свете.
Какое-то время «шляпа» был горяч, точно главный герой самурайского фильма, но в конце концов ритм его ударов — поначалу похожий на барабанное соло Джинджера Бейкера — начал стихать, и это подсказало мне, что он устал. Будь я на месте «бесшляпного», решил бы, что настал мой выход — пора заорать разок, плюхнуться к ногам «шляпы», будто умирающая рыба, а в конце притвориться, что прямо там всплываю брюхом вверх. Но у того парня или IQ оказался, как у банки зеленых бобов, или от побоев он был настолько близок к коме, что ему не хватило мозгов заткнуться. Его речь сделалась настолько красочной, что «шляпа» обрел второе дыхание и принялся колотить его с такой частотой, что звуки ударов деревом по голове напоминали трещотку разозленной гремучей змеи.
Наконец «бесшляпный» попытался повалить «шляпу» на землю, а затем кувыркнулся через капот моей машины, бессовестно сбив с него украшение — летящего лебедя, который загорался, когда включались фары, — оторвав при этом половину ковбойской рубашки «шляпы».
Тут появился персонал кинотеатра и попытался разнять парней. Тогда-то дерьмо и попало в вентилятор. Родня и друзья драчунов внезапно подключились к делу, и по всей парковке начали летать тела. Один свихнулся, оторвал от столба динамик с проводом и пошел молотить ими всех и каждого. И был хорош. Так размахивал этим малышом, что рядом с ним Брюс Ли со своими нунчаками выглядел третьеклассником на ярмарочном представлении.
Тем временем парень в машине справа от нас, не обращая внимания на происходящее на парковке и поглощенный «Ночью живых мертвецов», а еще, вероятно, подогретый «Тандербердом»[7], заорал, поддерживая зомби: «Жрите их! Жрите!»
Драка переместилась дальше и в конце концов затихла. Примерно через полчаса я огляделся и увидел, как из-под белого «кадиллака», украшенного гирляндами щупалец, которые делали тот похожим на сороконожку, выполз «бесшляпный». Он прополз несколько ярдов на четвереньках, встал на корточки, побежал, не меняя позы, и исчез в извилистом лабиринте из автомобилей.
Люди в кинотеатрах под открытым небом такие юмористы!
А еще автокинотеатры стали источником моей самой мрачной фантазии — я воздерживаюсь называть ее кошмаром, поскольку после стольких лет она стала вполне привычной, таким жутковатым приятелем. Вот уже много лет я жду, что у этого сна появится продолжение, но он всегда заканчивается на одной и той же загадочной ноте.
Представьте себе: ясная летняя техасская ночь. Вереница машин тянется от будки кассы на въезде с шоссе, затем еще четверть мили или даже больше кружит по парковке кинотеатра. Гудят клаксоны, вопят дети, жужжат комары. Я сижу в пикапе с двумя друзьями, которых мы будем называть Дэйв и Боб. Боб за рулем. На стойке позади нас — дробовик двенадцатого калибра и бейсбольная бита, «увещеватели засранцев». К пикапу прикреплен трейлер, а там шезлонги, холодильники с газировкой и пивом, и столько вредной еды, что можно отправить гипогликемика к звездам.
Что за ночка! Кино от заката до рассвета, два доллара за тачку. И фильмы отличные, вроде «Кошмара дома на холмах», «Ночи живых мертвецов», «Дня мертвецов», «Зомби» и «Я расчленил маму».
Наконец мы дюйм за дюймом минуем кассу и мчим внутрь. Это роскошный кинотеатр под открытым небом, совсем как «I-45», достаточно большой для трех тысяч автомобилей или даже больше. Пустые бумажные стаканчики, коробки из-под попкорна, обертки от хот-догов с чили и горчицей неторопливо разлетаются по парковке, точно бумажные перекати-поле. А впереди совершенно белый на фоне черного как смоль неба — портал в другое измерение, шестиэтажный экран.
Мы устраиваемся на переднем сиденье, примерно в пятом ряду. Появляются шезлонги, холодильники и еда. Еще до того, как звучит первый щелчок, и Кэмерон Митчелл открывает зловещий ящик с инструментами, мы уже приканчиваем огромный пакет картофельных чипсов, кварту кока-колы и полмешка шоколадного печенья.
Фильм начинается, время исчезает, а мы погружаемся в убийственно пошлое очарование «Дома на холмах». Подходим к той части, где Митчелл собирается пригвоздить строительным пистолетом молодую леди, за которой подсматривал в душе, и вдруг появляется свет, настолько яркий и красный, что затмевает изображение на экране. Подняв глаза, мы видим, что к нам несется огромная алая комета. Ее столкновение с автокинотеатром неизбежно. По крайней мере так кажется. И тут комета внезапно начинает улыбаться. Просто раскалывается посередине и демонстрирует ухмыляющуюся пасть, полную острых зубов, которые не слишком отличаются от цепи бензопилы. Похоже, мы уйдем из жизни не под фанфары, а под хруст костей. Пасть делается еще шире, и комета, к нашему удивлению, взмывает вверх, волоча за собой огненный хвост, который на миг нас ослепляет.
Когда с глаз спадает багровая пелена и мы оглядываемся вокруг, все кажется таким же, как раньше. Во всяком случае поначалу. Но приглядевшись внимательнее, мы понимаем, что все по ту сторону жестяного забора — шоссе, деревья, постройки и жилые дома — исчезло. Осталась только чернота, и мы говорим здесь о ЧЕРНОТЕ настолько темной, что рядом с ней шоколадный пудинг выглядит бледным. Кинотеатр словно вырвали с корнем и чудесным образом спрятали в чистилище. Но даже если так, мы совсем не пострадали, электричество по-прежнему есть. В торговой палатке горит свет, а на экране продолжается «Кошмар дома на холмах».
И тут чувак в универсале, с толстой женой на соседнем сиденье и тремя детьми на заднем, впадает в панику, заводит машину и мчит к выходу. Свет фар не пробивает черноту, машина дюйм за дюймом просто исчезает в пустоте. Секунда, и от нее ничего не остается.
Ковбой в шляпе, утыканной зубочистками и перьями, вылезает из пикапа и тоже направляется к выезду. Он забирается на брошенную покрышку, протягивает руку и… Никогда ни в кино, ни в реальной жизни я не слышал такого вопля. Мужик шлепается на спину, его рука от кисти до локтя просто исчезает. Он катается по земле. Пока мы туда добегаем, остатки его руки растворяются, будто кости и мышцы превратились в кашу. Шляпа оседает на вязкое месиво, которое мгновение назад было головой ковбоя. Все его тело скукоживается и вытекает из одежды субстанцией, которая напоминает рвоту. Я осторожно протягиваю руку и хватаю его сапог, переворачиваю. Оттуда выливается отвратительное месиво и звонко шлепается на землю.
Мы застреваем в автокинотеатре.
Идет время, но никто не знает, сколько уже прошло. Все это напоминает романы Эдгара Райса Берроуза о мире Пеллюсидара. Без солнца и луны, по которым можно определить время, оно перестает существовать. Часы тоже не помогают. Они остановились. Мы спим, когда устаем, и едим, когда проголодаемся. А фильмы по-прежнему мерцают на экране. Никто даже не предлагает их вырубить. Свет от них и от торгового киоска — единственный, который у нас есть. Погаси его, и мы можем навсегда затеряться в темноте, под стать той, что за оградой кинотеатра.
Поначалу люди ведут себя замечательно. Ребята из торгового киоска приносят еду. Те, у кого есть продукты, делятся с другими. Все сыты.
Но со временем люди становятся менее замечательными. Торговый киоск запирают и выставляют охрану. Мы с друзьями доедаем последние зернышки попкорна и пьем ледяную жижу, оставшуюся в холодильниках. Начинает пахнуть экскрементами, поскольку туалеты перестают работать. Появляются банды и даже культы, основанные на фильмах. Есть культ зомби, приверженцы которого ковыляют и шатаются, подражая «мертвецам» на экране. А когда возникает острая проблема с едой, переходят к человеческим жертвоприношениям и каннибализму. Боб достает дробовик. Я беру бейсбольную биту. Дэйв вытаскивает из бардачка охотничий нож.
Изнасилования и убийства повсюду, и ты ничего не можешь с этим поделать, даже если очень хочешь. Ты должен защищать собственный клочок земли, собственный автомобиль, собственную вселенную. Но против воли нам приходится играть роль спасителей, когда на наш пикап налетает молодая девушка. Она пытается спастись от матери, отца и старшего брата. Боб рывком затаскивает ее в салон и с помощью дробовика заставляет остальных членов семейства, которые исповедуют культ зомби и бегут так, будто их мучает рахит, держаться на расстоянии. Те начинают объяснять, что будет справедливо, если она, как младшая в семье, отдаст себя на съедение. По моей спине пробегает холодок. Не столько потому, что это жуткое предложение, сколько потому, что я тоже голоден, и на секунду их слова кажутся мне разумными.
Голод проглатывает здравый смысл, и отец семейства бросается вперед. Дробовик на плече Боба дергается, и мужик падает с дырой в башке, как и положено при убийстве зомби. Мать бросается на меня, царапается и кусается. Я взмахиваю битой, и она падает, дергается у моих ног, точно курица с оторванной головой.
Меня бьет дрожь, я держу биту перед собой. Та покрыта кровью и фрагментами мозга. Я наваливаюсь на наш грузовичок, меня тошнит. На экране зомби пожирают тела людей из взорванного пикапа.
«Хозяевам поля» приходится несладко. Время ползет незаметно. Мы слабеем. Нет еды. Нет воды. Наши взгляды слишком надолго задерживаются на гниющих трупах возле пикапа. Ловим девушку за поеданием останков, но ничего не делаем. Почему-то ее поступок не кажется таким уж плохим. На самом деле выглядит даже заманчиво. На земле, прямо у машины, готовая к употреблению еда.
Когда мы уже собираемся присоединиться к девушке, в небе снова появляется красное сияние. Возвращается комета, пикирует вниз, и опять столкновение кажется неизбежным. Комета улыбается полной острых зубов пастью и взмывает, ударив ослепительно ярким хвостом. К нам возвращается зрение, а вместе с ним — дневной свет и мир за пределами кинотеатра.
Восстанавливается некоторая нормальность. Проверяются двигатели. Аккумуляторы, оказывается, не пострадали от долгого ожидания. Автомобили заводятся и начинают гуськом двигаться к выезду, будто ничего не случилось.
Шоссе, на которое мы выезжаем, — то же самое, только желтая разметка выцвела, а бетон местами просел. Но все остальное изменилось. По обеим сторонам автострады — бескрайние дикие джунгли. Напоминает «Затерянный мир».
Мы едем — примерно пятыми в веренице машин — и замечаем, что впереди справа что-то движется. Из зарослей на шоссе выходит громадная фигура. Это тираннозавр рекс, покрытый похожими на летучих мышей паразитами, чьи крылья медленно раскрываются и складываются, точно у довольных бабочек, потягивающих из цветка нектар.
Динозавр ничего не делает. Лишь мельком глядит на вереницу наших металлических букашек, а после пересекает автостраду и снова исчезает в джунглях.
Караван трогается в путь. Мы едем дальше в доисторический мир, разрезанный шоссе из наших воспоминаний.
Я еду на переднем сиденье с дробовиком и поглядываю в боковое зеркало. Вижу в нем отражение экрана, и хотя последний фильм еще должен идти, не могу различить никаких движений. Экран кажется лишь огромным куском тоста.
И постепенно удаляется.
Такой вот сон. Даже сейчас, когда я отправляюсь в автокинотеатр, будь то потрепанный «Лесоруб» с дешевым жестяным экраном или какой-то еще, я ловлю себя на том, что время от времени поглядываю в ночное небо, на секунду испугавшись, что из глубин космоса появится огромная красная комета, улыбнется мне полным заостренных зубов ртом и хлестнет пылающим хвостом.
У моря, где камень огромный лежал
Посвящается Джону Маклэю