Дорога мертвеца. Руками гнева
Часть 26 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тотчас раздался грохот, будто наступил конец света. Дверь треснула пополам, и сквозь щель вылезла верхушка громадного креста, который раньше висел на стене. Затем крест исчез из виду и вернулся с оглушительным треском. Дверь разлетелась — остался только небольшой кусок вместе с верхней петлей.
В проеме возник индеец с крестом в руках. От ладоней, сжимавших крест, вился белый дымок; дымились даже сапоги при соприкосновении со священной землей.
Но с лица индейца не сходила улыбка. На плече его, точно жуткий попугай, непрестанно чирикая, сидела маленькая девочка с куклой.
За индейцем и девочкой маячили мертвецы, облизывающие губы и нетерпеливо постанывающие. — Эти мои, — сказал индеец, и мертвецы отступили.
Индеец пристально посмотрел на Преподобного, как бы давая понять, что крест и церковь — не большая подмога.
— Привет из ада, проповедник. — С этими словами он швырнул в их сторону крест. Крест грянул об пол рядом с Преподобным, разнеся в щепки две последние ступени лестницы.
Пальнув навскидку девочке в лоб, Преподобный сбил ее с плеча индейца. Кукла закувыркалась по ступеням.
— Как благородно, — сказал индеец. — Спасти ребенка от преисподней. — И с расстановкой продолжил: — Но кто спасет тебя?
И стал медленно спускаться.
Дальнейшее происходило как в бреду, когда действуешь помимо воли.
Преподобный выстрелил индейцу в лоб. Пуля оставила отверстие, но индеец продолжал спускаться.
Взгляд выхватил паучье родимое пятно, и видение из его сна обрело реальность. В символическом смысле он будет съеден чудовищным пауком.
Преподобный не мог отвести взгляд от родимого пятна, ледяной кошмар вновь окутал его — черный перевозчик шестом толкал длинную лодку в разверстую пасть судьбы.
Тут его осенило — раз Господь явил зло образом из его сна, не открыл ли Он тем же и ахиллесову пяту зла.
Пуля пробила паукообразную отметину на груди индейца.
Но все напрасно. Индеец расхохотался.
Потом метнулся вперед с быстротой молнии. Громадная рука стиснула Преподобному горло, рывком подняла, оторвав от пола, чтобы заглянуть в глаза.
За мертвыми глазами индейца полыхали глаза демона, и Преподобному предстали отверстия от пуль в голове, остатки свинцовой картечи из дробовика Мэтта, отметина от веревки на шее и паучьего вида отродье на груди, будто выползающее из темноты.
Он задыхался. Язык вывалился изо рта. Ноги дрыгались в воздухе. Револьвер в правой руке беспомощно болтался, задевая что-то в кармане сюртука.
ПОХОДНАЯ БИБЛИЯ.
Док говорил, священные предметы вкупе с верой противостоят злу. Перехватив револьвер левой рукой, Преподобный правой выдернул из кармана Библию и ткнул ею в лицо индейца, мысленно (ибо язык и дыхание иссякли) вознося мольбы Господу.
От контакта с лицом индейца Библия вспыхнула, опалив правую глазницу и выжигая ее содержимое.
Индеец зарычал и отдернул голову, при этом Библия, пролетев по комнате, ударилась о ящик и упала обуглившейся кучкой страниц.
Из пустой глазницы индейца вился дымок, сам он странно расслабился. Улыбнувшись Преподобному, произнес:
— Маленький, маленький человек.
Его челюсти стали раскрываться шире и шире.
Все длилось мгновения, и большую часть этого времени Дэвид стоял точно скованный, но сейчас, сбросив оцепенение, с налету протаранил ноги индейца.
Небрежно, будто собачонку, которая пристроилась к ноге, индеец свободной рукой отшвырнул его, так что Дэвид кувырком отлетел к ящикам.
Тут же вскочил и вытащил из кармана перочинный нож. Раскрыв лезвие, вновь кинулся вперед и вонзил его в ногу индейца.
На сей раз индеец хватил его с такой силой, что Дэвид впечатался в ящик, медленно стекая по краю.
Сознание покидало Преподобного. Он видел, как перед ним раскрывался громадный рот и вырастали немыслимые зубы: зловонный дух смерти, поднимающийся из глотки, обволакивал его будто огромный ночной колпак.
Уже погружаясь во тьму, краем глаза он уловил слева крохотный солнечный луч, тонкий как игла — но луч света!
Едва ворочая головой, зажатой в чудовищной хватке, и скосив что было сил левый глаз, он разглядел веревку, удерживающую занавеску на окне.
Индеец был готов сомкнуть челюсти, когда левая рука Преподобного поднялась и прогремел выстрел — мимо, только зазвенело стекло, — следом второй, и пуля перебила веревку.
Тонкий клинок света ворвался и вырос, когда занавеска повисла сбоку, сделав черную комнату золотой.
Наверху лестницы зомби заверещали хором, свет окатил их не только снизу, из кладовки, но незаметно подобрался сзади. В истошной панике они заметались, ища убежища. Индейцу, чья голова склонилась для рокового укуса, свет ударил в лицо как дубиной. Он с воплем отшвырнул Преподобного, развернулся и огромными прыжками бросился вверх по лестнице. От его спины клубами валил черный дым.
— Преподобный, ты цел? — спросил Дэвид, помогая ему подняться.
— Вроде. Спасибо, что вмешался.
— Чего там. Вот это был выстрел!
— Точно, — сказал Преподобный. — Славный выстрел, а?
Он заткнул револьвер за кушак, и они медленно поднялись по ступеням.
Церковь была в огне. От солнца зомби вспыхивали, громоздясь на разбитые скамьи вдоль стен и распространяя пламя. В центральном проходе застыл индеец. Он тщетно пытался двинуться с места, его ноги плавились как восковые свечи, растекаясь в лужи вокруг сапог.
Индеец рухнул лицом вниз, раскинув руки.
Теперь церковь полыхала. Огонь взметнулся по стенам, достиг балок. Старая крыша угрожающе скрипела.
Дэвид и Преподобный бросились к выходу, перескочив через распростертое на полу тело индейца. Первым Преподобный. Дэвид вторым — и в этот миг рука индейца сграбастала его лодыжку, утянув на пол. На ходу обернувшись, Преподобный увидел: почерневшее, обугленное лицо индейца, разверстые челюсти, торчащие клыки — подобно чудовищной ящерице, индеец рванулся и вцепился Дэвиду в лицо.
Слишком поздно Преподобный прыгнул, пнув индейца в голову, которая рассыпалась, будто комок пепла, и зубы сгнившими леденцами просыпались в дымящиеся на окровавленном полу останки.
Едва собравшись с духом, Преподобный обернулся к Дэвиду, лицо которого перекосила гримаса ужаса. Он опустился рядом на колени.
— Плохо, — сказал Дэвид. — Мне конец. Убей меня.
Да, но где взять силы? Преподобному оставалось улучить момент и раскроить череп мальчика рукояткой револьвера — только рука не поднималась.
Обхватив Дэвида за пояс, он потащил его наружу, мимо пылающих скамеек и костров из останков зомби. Когда они спускались по ступеням, огонь полностью поглотил церковь, язык пламени метнулся за ними сквозь двери, норовя ужалить в спину.
Преподобный уложил Дэвида на землю возле ящика с трупом жены индейца.
— Силы уходят, — сказал Дэвид.
— Я… мне так жаль.
По щекам мальчика на ворот рубашки струилась кровь.
Еще миг — и рана задушит Дэвида, а следом он восстанет. Вернее, оживет оболочка, перед тем бывшая Дэвидом. Голод начнет терзать ее, и она будет готова грызть плоть и разносить индейскую чуму. — Во имя Господа, Преподобный — Джеб, не дай этому совершиться! — простонал Дэвид.
«Во имя Господа», — думал Преподобный, не в силах шевельнуться, точно скованный стужей. «ВО ИМЯ ГОСПОДА!» Вот уж кто поживится от этой несчастной плоти. Он обратил все, к чему я прикоснулся, в гнилье и тлен. Зло побеждено, но это горькая победа.
— Прошу, — повторил Дэвид.
— Ладно, сынок, — сказал Преподобный, заново чуя ноги. И начал осматриваться в поисках чего-нибудь тяжелого и острого, чем довершить дело.
Но не успел.
Дэвид закрыл глаза — и его дыхание прервалось.
Преподобный отступил на шаг, не спуская глаз с тела и надеясь, что с гибелью индейца зараза отступила.
Глаза Дэвида широко открылись.
Преподобный выдернул из-за кушака разряженный револьвер. Чему быть — того не миновать.
Дэвид поджал ноги, поднялся. Но солнце обрушило на него свои лучи, и он тут же стал разлагаться. Взвизгнув, вспыхнул и упал.
(2)
Останки Дэвида Преподобный похоронил возле церкви, соорудив грубый крест из почерневших досок. Закрыв крышкой ящик с телом женщины, он обложил его сухими ветками и сжег дотла, а ветер разнес оставшийся пепел. После обошел вокруг, выпустив уцелевший скот, и, раздув головни с церковного пепелища, поджег город — на тот случай, если какой-нибудь упырь прячется в тени, дожидаясь заката.
Затем, оседлав кобылу и нагрузив прихваченные из лавки припасы, он выехал из Мад-Крика. С того самого холма, откуда впервые оглядел город, он смотрел на дымящиеся развалины и вспыхивающие тут и там языки пламени и думал об Эбби, Доке и Дэвиде. И о многих жизнях, буквально развеянных в дым после одного дикого случая в темную летнюю ночь.
Подумал он и о Боге, и о неисповедимых путях Его, пытаясь найти им объяснение, но напрасно.
Наконец Преподобный развернул лошадь, пришпорил ее и пропал среди высоких восточнотехасских сосен.
(3)
В проеме возник индеец с крестом в руках. От ладоней, сжимавших крест, вился белый дымок; дымились даже сапоги при соприкосновении со священной землей.
Но с лица индейца не сходила улыбка. На плече его, точно жуткий попугай, непрестанно чирикая, сидела маленькая девочка с куклой.
За индейцем и девочкой маячили мертвецы, облизывающие губы и нетерпеливо постанывающие. — Эти мои, — сказал индеец, и мертвецы отступили.
Индеец пристально посмотрел на Преподобного, как бы давая понять, что крест и церковь — не большая подмога.
— Привет из ада, проповедник. — С этими словами он швырнул в их сторону крест. Крест грянул об пол рядом с Преподобным, разнеся в щепки две последние ступени лестницы.
Пальнув навскидку девочке в лоб, Преподобный сбил ее с плеча индейца. Кукла закувыркалась по ступеням.
— Как благородно, — сказал индеец. — Спасти ребенка от преисподней. — И с расстановкой продолжил: — Но кто спасет тебя?
И стал медленно спускаться.
Дальнейшее происходило как в бреду, когда действуешь помимо воли.
Преподобный выстрелил индейцу в лоб. Пуля оставила отверстие, но индеец продолжал спускаться.
Взгляд выхватил паучье родимое пятно, и видение из его сна обрело реальность. В символическом смысле он будет съеден чудовищным пауком.
Преподобный не мог отвести взгляд от родимого пятна, ледяной кошмар вновь окутал его — черный перевозчик шестом толкал длинную лодку в разверстую пасть судьбы.
Тут его осенило — раз Господь явил зло образом из его сна, не открыл ли Он тем же и ахиллесову пяту зла.
Пуля пробила паукообразную отметину на груди индейца.
Но все напрасно. Индеец расхохотался.
Потом метнулся вперед с быстротой молнии. Громадная рука стиснула Преподобному горло, рывком подняла, оторвав от пола, чтобы заглянуть в глаза.
За мертвыми глазами индейца полыхали глаза демона, и Преподобному предстали отверстия от пуль в голове, остатки свинцовой картечи из дробовика Мэтта, отметина от веревки на шее и паучьего вида отродье на груди, будто выползающее из темноты.
Он задыхался. Язык вывалился изо рта. Ноги дрыгались в воздухе. Револьвер в правой руке беспомощно болтался, задевая что-то в кармане сюртука.
ПОХОДНАЯ БИБЛИЯ.
Док говорил, священные предметы вкупе с верой противостоят злу. Перехватив револьвер левой рукой, Преподобный правой выдернул из кармана Библию и ткнул ею в лицо индейца, мысленно (ибо язык и дыхание иссякли) вознося мольбы Господу.
От контакта с лицом индейца Библия вспыхнула, опалив правую глазницу и выжигая ее содержимое.
Индеец зарычал и отдернул голову, при этом Библия, пролетев по комнате, ударилась о ящик и упала обуглившейся кучкой страниц.
Из пустой глазницы индейца вился дымок, сам он странно расслабился. Улыбнувшись Преподобному, произнес:
— Маленький, маленький человек.
Его челюсти стали раскрываться шире и шире.
Все длилось мгновения, и большую часть этого времени Дэвид стоял точно скованный, но сейчас, сбросив оцепенение, с налету протаранил ноги индейца.
Небрежно, будто собачонку, которая пристроилась к ноге, индеец свободной рукой отшвырнул его, так что Дэвид кувырком отлетел к ящикам.
Тут же вскочил и вытащил из кармана перочинный нож. Раскрыв лезвие, вновь кинулся вперед и вонзил его в ногу индейца.
На сей раз индеец хватил его с такой силой, что Дэвид впечатался в ящик, медленно стекая по краю.
Сознание покидало Преподобного. Он видел, как перед ним раскрывался громадный рот и вырастали немыслимые зубы: зловонный дух смерти, поднимающийся из глотки, обволакивал его будто огромный ночной колпак.
Уже погружаясь во тьму, краем глаза он уловил слева крохотный солнечный луч, тонкий как игла — но луч света!
Едва ворочая головой, зажатой в чудовищной хватке, и скосив что было сил левый глаз, он разглядел веревку, удерживающую занавеску на окне.
Индеец был готов сомкнуть челюсти, когда левая рука Преподобного поднялась и прогремел выстрел — мимо, только зазвенело стекло, — следом второй, и пуля перебила веревку.
Тонкий клинок света ворвался и вырос, когда занавеска повисла сбоку, сделав черную комнату золотой.
Наверху лестницы зомби заверещали хором, свет окатил их не только снизу, из кладовки, но незаметно подобрался сзади. В истошной панике они заметались, ища убежища. Индейцу, чья голова склонилась для рокового укуса, свет ударил в лицо как дубиной. Он с воплем отшвырнул Преподобного, развернулся и огромными прыжками бросился вверх по лестнице. От его спины клубами валил черный дым.
— Преподобный, ты цел? — спросил Дэвид, помогая ему подняться.
— Вроде. Спасибо, что вмешался.
— Чего там. Вот это был выстрел!
— Точно, — сказал Преподобный. — Славный выстрел, а?
Он заткнул револьвер за кушак, и они медленно поднялись по ступеням.
Церковь была в огне. От солнца зомби вспыхивали, громоздясь на разбитые скамьи вдоль стен и распространяя пламя. В центральном проходе застыл индеец. Он тщетно пытался двинуться с места, его ноги плавились как восковые свечи, растекаясь в лужи вокруг сапог.
Индеец рухнул лицом вниз, раскинув руки.
Теперь церковь полыхала. Огонь взметнулся по стенам, достиг балок. Старая крыша угрожающе скрипела.
Дэвид и Преподобный бросились к выходу, перескочив через распростертое на полу тело индейца. Первым Преподобный. Дэвид вторым — и в этот миг рука индейца сграбастала его лодыжку, утянув на пол. На ходу обернувшись, Преподобный увидел: почерневшее, обугленное лицо индейца, разверстые челюсти, торчащие клыки — подобно чудовищной ящерице, индеец рванулся и вцепился Дэвиду в лицо.
Слишком поздно Преподобный прыгнул, пнув индейца в голову, которая рассыпалась, будто комок пепла, и зубы сгнившими леденцами просыпались в дымящиеся на окровавленном полу останки.
Едва собравшись с духом, Преподобный обернулся к Дэвиду, лицо которого перекосила гримаса ужаса. Он опустился рядом на колени.
— Плохо, — сказал Дэвид. — Мне конец. Убей меня.
Да, но где взять силы? Преподобному оставалось улучить момент и раскроить череп мальчика рукояткой револьвера — только рука не поднималась.
Обхватив Дэвида за пояс, он потащил его наружу, мимо пылающих скамеек и костров из останков зомби. Когда они спускались по ступеням, огонь полностью поглотил церковь, язык пламени метнулся за ними сквозь двери, норовя ужалить в спину.
Преподобный уложил Дэвида на землю возле ящика с трупом жены индейца.
— Силы уходят, — сказал Дэвид.
— Я… мне так жаль.
По щекам мальчика на ворот рубашки струилась кровь.
Еще миг — и рана задушит Дэвида, а следом он восстанет. Вернее, оживет оболочка, перед тем бывшая Дэвидом. Голод начнет терзать ее, и она будет готова грызть плоть и разносить индейскую чуму. — Во имя Господа, Преподобный — Джеб, не дай этому совершиться! — простонал Дэвид.
«Во имя Господа», — думал Преподобный, не в силах шевельнуться, точно скованный стужей. «ВО ИМЯ ГОСПОДА!» Вот уж кто поживится от этой несчастной плоти. Он обратил все, к чему я прикоснулся, в гнилье и тлен. Зло побеждено, но это горькая победа.
— Прошу, — повторил Дэвид.
— Ладно, сынок, — сказал Преподобный, заново чуя ноги. И начал осматриваться в поисках чего-нибудь тяжелого и острого, чем довершить дело.
Но не успел.
Дэвид закрыл глаза — и его дыхание прервалось.
Преподобный отступил на шаг, не спуская глаз с тела и надеясь, что с гибелью индейца зараза отступила.
Глаза Дэвида широко открылись.
Преподобный выдернул из-за кушака разряженный револьвер. Чему быть — того не миновать.
Дэвид поджал ноги, поднялся. Но солнце обрушило на него свои лучи, и он тут же стал разлагаться. Взвизгнув, вспыхнул и упал.
(2)
Останки Дэвида Преподобный похоронил возле церкви, соорудив грубый крест из почерневших досок. Закрыв крышкой ящик с телом женщины, он обложил его сухими ветками и сжег дотла, а ветер разнес оставшийся пепел. После обошел вокруг, выпустив уцелевший скот, и, раздув головни с церковного пепелища, поджег город — на тот случай, если какой-нибудь упырь прячется в тени, дожидаясь заката.
Затем, оседлав кобылу и нагрузив прихваченные из лавки припасы, он выехал из Мад-Крика. С того самого холма, откуда впервые оглядел город, он смотрел на дымящиеся развалины и вспыхивающие тут и там языки пламени и думал об Эбби, Доке и Дэвиде. И о многих жизнях, буквально развеянных в дым после одного дикого случая в темную летнюю ночь.
Подумал он и о Боге, и о неисповедимых путях Его, пытаясь найти им объяснение, но напрасно.
Наконец Преподобный развернул лошадь, пришпорил ее и пропал среди высоких восточнотехасских сосен.
(3)