Дорога мертвеца. Руками гнева
Часть 11 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Калеб задержался. Подойдя к Мэтту, он бросил ключ к его ногам.
— Парень, ты все правильно сделал.
Сказав так, он потрусил за остальными.
Видение той ночи растаяло, и Мэтт шагнул на тротуар, приступая к ночному обходу.
(7)
Из всей службы ночные обходы оставались у Мэтта излюбленным занятием. Здесь он чувствовал себя повелителем городка. Он кивал встречным, хотя их попадалось мало — к этому времени все расползались по домам, либо к Молли, либо в салун «Мертвая собака».
Он подошел к салуну и заглянул через крутящиеся двери. Народу было немного. На вид все уставшие и на взводе. Бармен Зак выглядел скучающим и рассерженным одновременно. В дальнем углу какой-то пьяница валялся под столом, а единственная прислуга салуна склонилась над другим выпивохой, заснувшим у стойки. По виду заспанной девушки можно было безошибочно судить, как ей все осточертело в этой помойке. За столом четверо посетителей уныло перекидывались в картишки.
Заметив Мэтта в дверях, Зак сложил ладони в приглашающем жесте.
Улыбнувшись, Мэтт покачал головой и отправился дальше.
Мэтт шел дальше по улице, по пути проверяя двери, желая увериться, что все заперто. Оказавшись у проулка, ведущего на задки к Молли Макгуайр, он задержался. До него долетел какой-то звук, вроде шороха со стороны мусорных баков. Не иначе, тот проклятый пес.
Мэтт выхватил револьвер. На сей раз он достанет ублюдка. Он начал осторожно красться вдоль узкого проулка. В лунном свете проступила тень. Косой силуэт крупного человека в широкополой шляпе. Отчего-то кажущийся странно знакомым.
Мэтт замер.
Он взвел курок и не сводил глаз с тени.
— Кто здесь? — позвал он. — Это шериф. Кто здесь — я спрашиваю?!
Тишина. Тень не шелохнулась.
Мэтт продвинулся на дюйм.
— Ты не забыт, — донесся голос. Или это просто шелестел ветер?!
Но ветра не было.
— Кто здесь, говорю?
В этот миг тень задрожала, распалась и слилась вновь. Но уже не в очертания крупного мужчины в широкополой шляпе. Теперь это была тень волка.
Мэтт заморгал и попятился в переулок, выставив перед собой револьвер. Тень шевельнулась, вырастая все больше.
Развернувшись, Мэтт бросился наутек. Он даже не успел завернуть к Молли Макгуайр, а понесся сломя голову вдоль улицы. И тут его как стукнуло.
Он остановился. Не оборачиваясь. Просто стоял посреди улицы. Какой голос? Это лишь ветер и его воображение. Не было там никакой мужской тени, превратившейся в волчью. Все время он видел тень пса, который уже год изводит город. У него сдали нервы. Калеб, видно, прав. Он становится неженкой.
Тотчас же за спиной послышался топот мягких лап.
Стоит обернуться, сказал он себе, — и там будет здоровый желтый пес, я вышибу ему мозги — и все кончится.
Но найти силы обернуться он не мог. От мысли о том, что там можно увидеть, брала жуть. В глубине души он знал, что ни желтого пса, ни волка там нет. Будет что-то еще.
Ускоряя шаг, он направился в сторону церкви.
Топот за спиной на мгновение стих, словно его изучали, но тут же возобновился. Кто бы ни гнался за ним, существо было крупным. Уже доносилось его дыхание.
Мэтт пустился бегом. Улица совсем опустела. Только церковь в конце, как маяк, с белым крестом высоко на крыше, бросающим черную тень на улицу.
Воздух толчками рвался из груди Мэтта. И такое же отрывистое дыхание за спиной. И чувство, что его вот-вот настигнут, прыгнут на спину, повалят, отчего он встрепенулся и помчался быстрее, пока бок не был готов разорваться. Но он бежал, чувствуя на шее горячее дыхание преследователя.
С него сорвало шляпу. Он задыхался. До церкви — рукой подать.
Дома́ по обеим сторонам улицы словно наклонились внутрь, под странными углами повиснув у него над головой. Свет померк, и все звуки исчезли, кроме его судорожных всхлипов и дыхания настигающего существа.
А потом он влетел в тень от креста — и его будто подхватил вихрь теплого ветра. Взмыв по ступеням церкви, он уткнулся в дверь и обернулся, выставив револьвер, — но никого не увидел.
Только пустая улица, посредине которой валялась его шляпа. Дома́ стояли ровно и не нависали над улицей, фонари горели ярко, как всегда. Поодаль у Молли Макгуайр бубнили голоса, и в салуне «Мертвая собака» кто-то наконец уселся за пианино.
Мэтт оперся спиной о церковную дверь и перевел дух. Понемногу его лицо обмякло, на губах заиграла улыбка. Он сполз на корточки и расхохотался. Револьвер отправился назад в кобуру.
— Ничего, — сказал он. — Ни черта нет.
В этот миг протяжный вой пронесся по улице, обратившись в раскаты хриплого и злобного хохота.
(8)
Немного погодя шериф с опаской удалился от церкви и подобрал свою шляпу. Попробовав надеть ее, он невольно вскрикнул — тулья была почти начисто отхвачена. Зажав шляпу в кулаке, он опрометью помчался в кутузку.
(9)
Мертвый игрок оказался скор на ногу, хотя Милли даже в одном башмаке старалась не отставать. Остальные тоже норовили угнаться за ним, но длинные ноги и уверенная поступь игрока не оставляли им шансов.
Он вырвался вперед, точно надеясь выиграть гонку.
Когда ночь пошла на убыль и небо стало понемногу светлеть, все, кроме игрока, замедлили шаг. Он прибавил ходу.
Повернув в лес, Милли вышла к полю, двигаясь вдоль которого заметила очертания дома. Сейчас она уже не могла узнать тот дом, где жила вместе с сестрой Буэлой, как не догадывалась и о том, что Буэла извелась в попытках узнать об ее участи. Мозг Милли съедала единственная потребность, которой она подчинялась.
Огонь в доме не горел. Вокруг было тихо. За горизонтом, как робкое светловолосое дитя, поднимало голову солнце.
Женщина в одном башмаке набрела на вход в погреб. Из дома тянуло человеческим теплом, и в ней шевельнулся голод.
Она посмотрела на небо. Светловолосая голова угадывалась все яснее, лучи, словно тонкие пряди волос, озаряли горизонт.
Отворив люк в погреб, она проковыляла по короткой лестнице вниз, не забыв захлопнуть крышку. В этих местах погребом пользовались редко. Земля была слишком влажной, так что его оставили наполняться тухлой водой.
Для Милли это значения не имело. Как и все остальное, кроме солнечных лучей и жгучего желания насытиться — поскорее.
Она медленно погружалась, пока вода не заколыхалась над ее макушкой. Напуганный водяной щитомордник быстро вильнул в сторону. Червей и грязь смыло с ее волос и тела, оставив пленкой на поверхности, пока она опускалась все ниже. ГЛУБЖЕ, ГЛУБЖЕ, ГЛУБЖЕ, пока не улеглась на дне погреба, не оставив на темной поверхности воды ни малейшей ряби.
Когда начало светать, другие тоже остановились и расползлись по обочинам, где земля была мягче. И голыми руками принялись отчаянно рыть себе укрытия.
Забравшись в вырытые ямы, они нагребали палую листву, пока не засыпали себя с головой, а затем упрятали и руки.
Но только не игрок. Он давно оставил всех позади и миновал придорожный знак с надписью: «МАДКРИК».
(10)
Перед самым восходом солнца двери конюшни распахнулись настежь, будто распростертые крылья огромной летучей мыши, и замок, крутясь, упал в пыль.
Вихрь холодного ветра влетел в конюшню, двери следом за ним захлопнулись. Замок вернулся на свое место.
Часть 2
Сбор частей
Пред песнопевцем взор склоните,
И этой грезы слыша звон,
Сомкнемся тесным хороводом,
— Парень, ты все правильно сделал.
Сказав так, он потрусил за остальными.
Видение той ночи растаяло, и Мэтт шагнул на тротуар, приступая к ночному обходу.
(7)
Из всей службы ночные обходы оставались у Мэтта излюбленным занятием. Здесь он чувствовал себя повелителем городка. Он кивал встречным, хотя их попадалось мало — к этому времени все расползались по домам, либо к Молли, либо в салун «Мертвая собака».
Он подошел к салуну и заглянул через крутящиеся двери. Народу было немного. На вид все уставшие и на взводе. Бармен Зак выглядел скучающим и рассерженным одновременно. В дальнем углу какой-то пьяница валялся под столом, а единственная прислуга салуна склонилась над другим выпивохой, заснувшим у стойки. По виду заспанной девушки можно было безошибочно судить, как ей все осточертело в этой помойке. За столом четверо посетителей уныло перекидывались в картишки.
Заметив Мэтта в дверях, Зак сложил ладони в приглашающем жесте.
Улыбнувшись, Мэтт покачал головой и отправился дальше.
Мэтт шел дальше по улице, по пути проверяя двери, желая увериться, что все заперто. Оказавшись у проулка, ведущего на задки к Молли Макгуайр, он задержался. До него долетел какой-то звук, вроде шороха со стороны мусорных баков. Не иначе, тот проклятый пес.
Мэтт выхватил револьвер. На сей раз он достанет ублюдка. Он начал осторожно красться вдоль узкого проулка. В лунном свете проступила тень. Косой силуэт крупного человека в широкополой шляпе. Отчего-то кажущийся странно знакомым.
Мэтт замер.
Он взвел курок и не сводил глаз с тени.
— Кто здесь? — позвал он. — Это шериф. Кто здесь — я спрашиваю?!
Тишина. Тень не шелохнулась.
Мэтт продвинулся на дюйм.
— Ты не забыт, — донесся голос. Или это просто шелестел ветер?!
Но ветра не было.
— Кто здесь, говорю?
В этот миг тень задрожала, распалась и слилась вновь. Но уже не в очертания крупного мужчины в широкополой шляпе. Теперь это была тень волка.
Мэтт заморгал и попятился в переулок, выставив перед собой револьвер. Тень шевельнулась, вырастая все больше.
Развернувшись, Мэтт бросился наутек. Он даже не успел завернуть к Молли Макгуайр, а понесся сломя голову вдоль улицы. И тут его как стукнуло.
Он остановился. Не оборачиваясь. Просто стоял посреди улицы. Какой голос? Это лишь ветер и его воображение. Не было там никакой мужской тени, превратившейся в волчью. Все время он видел тень пса, который уже год изводит город. У него сдали нервы. Калеб, видно, прав. Он становится неженкой.
Тотчас же за спиной послышался топот мягких лап.
Стоит обернуться, сказал он себе, — и там будет здоровый желтый пес, я вышибу ему мозги — и все кончится.
Но найти силы обернуться он не мог. От мысли о том, что там можно увидеть, брала жуть. В глубине души он знал, что ни желтого пса, ни волка там нет. Будет что-то еще.
Ускоряя шаг, он направился в сторону церкви.
Топот за спиной на мгновение стих, словно его изучали, но тут же возобновился. Кто бы ни гнался за ним, существо было крупным. Уже доносилось его дыхание.
Мэтт пустился бегом. Улица совсем опустела. Только церковь в конце, как маяк, с белым крестом высоко на крыше, бросающим черную тень на улицу.
Воздух толчками рвался из груди Мэтта. И такое же отрывистое дыхание за спиной. И чувство, что его вот-вот настигнут, прыгнут на спину, повалят, отчего он встрепенулся и помчался быстрее, пока бок не был готов разорваться. Но он бежал, чувствуя на шее горячее дыхание преследователя.
С него сорвало шляпу. Он задыхался. До церкви — рукой подать.
Дома́ по обеим сторонам улицы словно наклонились внутрь, под странными углами повиснув у него над головой. Свет померк, и все звуки исчезли, кроме его судорожных всхлипов и дыхания настигающего существа.
А потом он влетел в тень от креста — и его будто подхватил вихрь теплого ветра. Взмыв по ступеням церкви, он уткнулся в дверь и обернулся, выставив револьвер, — но никого не увидел.
Только пустая улица, посредине которой валялась его шляпа. Дома́ стояли ровно и не нависали над улицей, фонари горели ярко, как всегда. Поодаль у Молли Макгуайр бубнили голоса, и в салуне «Мертвая собака» кто-то наконец уселся за пианино.
Мэтт оперся спиной о церковную дверь и перевел дух. Понемногу его лицо обмякло, на губах заиграла улыбка. Он сполз на корточки и расхохотался. Револьвер отправился назад в кобуру.
— Ничего, — сказал он. — Ни черта нет.
В этот миг протяжный вой пронесся по улице, обратившись в раскаты хриплого и злобного хохота.
(8)
Немного погодя шериф с опаской удалился от церкви и подобрал свою шляпу. Попробовав надеть ее, он невольно вскрикнул — тулья была почти начисто отхвачена. Зажав шляпу в кулаке, он опрометью помчался в кутузку.
(9)
Мертвый игрок оказался скор на ногу, хотя Милли даже в одном башмаке старалась не отставать. Остальные тоже норовили угнаться за ним, но длинные ноги и уверенная поступь игрока не оставляли им шансов.
Он вырвался вперед, точно надеясь выиграть гонку.
Когда ночь пошла на убыль и небо стало понемногу светлеть, все, кроме игрока, замедлили шаг. Он прибавил ходу.
Повернув в лес, Милли вышла к полю, двигаясь вдоль которого заметила очертания дома. Сейчас она уже не могла узнать тот дом, где жила вместе с сестрой Буэлой, как не догадывалась и о том, что Буэла извелась в попытках узнать об ее участи. Мозг Милли съедала единственная потребность, которой она подчинялась.
Огонь в доме не горел. Вокруг было тихо. За горизонтом, как робкое светловолосое дитя, поднимало голову солнце.
Женщина в одном башмаке набрела на вход в погреб. Из дома тянуло человеческим теплом, и в ней шевельнулся голод.
Она посмотрела на небо. Светловолосая голова угадывалась все яснее, лучи, словно тонкие пряди волос, озаряли горизонт.
Отворив люк в погреб, она проковыляла по короткой лестнице вниз, не забыв захлопнуть крышку. В этих местах погребом пользовались редко. Земля была слишком влажной, так что его оставили наполняться тухлой водой.
Для Милли это значения не имело. Как и все остальное, кроме солнечных лучей и жгучего желания насытиться — поскорее.
Она медленно погружалась, пока вода не заколыхалась над ее макушкой. Напуганный водяной щитомордник быстро вильнул в сторону. Червей и грязь смыло с ее волос и тела, оставив пленкой на поверхности, пока она опускалась все ниже. ГЛУБЖЕ, ГЛУБЖЕ, ГЛУБЖЕ, пока не улеглась на дне погреба, не оставив на темной поверхности воды ни малейшей ряби.
Когда начало светать, другие тоже остановились и расползлись по обочинам, где земля была мягче. И голыми руками принялись отчаянно рыть себе укрытия.
Забравшись в вырытые ямы, они нагребали палую листву, пока не засыпали себя с головой, а затем упрятали и руки.
Но только не игрок. Он давно оставил всех позади и миновал придорожный знак с надписью: «МАДКРИК».
(10)
Перед самым восходом солнца двери конюшни распахнулись настежь, будто распростертые крылья огромной летучей мыши, и замок, крутясь, упал в пыль.
Вихрь холодного ветра влетел в конюшню, двери следом за ним захлопнулись. Замок вернулся на свое место.
Часть 2
Сбор частей
Пред песнопевцем взор склоните,
И этой грезы слыша звон,
Сомкнемся тесным хороводом,