Дом в лазурном море
Часть 2 из 79 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да-да! – поспешно вставила директриса. – Я и не предполагала…
– Рад, что вы понимаете. Департамент, конечно, тоже благодарен вам за понимание. – Линус занялся портфелем, перекладывая содержимое, пока не удовлетворился наведенным порядком. Потом закрыл портфель и защелкнул замки. – Если у вас нет вопросов, я прощаюсь и предлагаю…
– Дети вас любят.
– Я их тоже люблю, – кивнул он. – Я не стал бы работать с ними, если бы не любил.
– Они не общаются с другими… – Она кашлянула. – С другими инспекторами.
Линус тоскливо покосился на дверь. Теперь так просто не уйдешь. Сжимая перед собой портфель, словно щит, он развернулся обратно.
Директриса встала со своего кресла и обошла стол. Он отступил на шаг, в основном по привычке. Она не стала подходить ближе, просто присела на край своего стола.
– К нам приезжали… другие… – сказала она.
– Правда? Это, конечно, неудивительно, однако…
– Они не понимают детей. Не видят их такими, какие они есть, видят только то, на что они способны.
– Детям нужно понимание. Какие у них шансы попасть в приемные семьи, если все будут вести себя с ними подозрительно и боязливо?
Директриса фыркнула:
– В приемные семьи!
– Я что-то не так сказал?
Она покачала головой:
– Нет, простите. Вы оригинальны. Ваш оптимизм заразителен.
– Да, я солнечный лучик, – мрачно произнес Линус. – Ну, если ничем больше не могу…
– Как вам удается? – спросила она. И побелела, как будто испугалась собственных слов.
– Что вы имеете в виду?
– Работать на Департамент.
Капля пота скользнула по его шее до ворота рубашки. В кабинете было жарковато. Впервые за очень долгое время перспектива выйти на улицу под дождь показалась привлекательной.
– А что не так с Департаментом?
Директриса колебалась.
– Я не хочу вас обидеть…
– Надеюсь, что нет.
– Просто… – Она отступила от стола, держа руки скрещенными. – Вы не задавались вопросами?
– Никогда, – быстро сказал Линус. – Какими?
– Что произойдет с таким местом, как наше, после того, как вы подадите отчет? Что будет с детьми?
– Надеюсь, что дети продолжат жить счастливой детской жизнью, пока не станут счастливыми взрослыми.
– Которых государство продолжает контролировать из-за того, кто они есть.
Линус почувствовал себя загнанным в угол. Он не был подготовлен к таким разговорам.
– Я не работаю в Департаменте по делам магических взрослых. Если у вас есть какие-либо опасения по поводу судьбы взрослых, я предлагаю вам обсудить этот вопрос с ними. А меня волнует только благополучие детей, и ничего больше.
Директриса грустно улыбнулась:
– Они не остаются детьми навсегда, мистер Бейкер. Рано или поздно они взрослеют.
– И взрослеют они с помощью воспитателей вроде вас, если, конечно, их не усыновят и не заберут из приюта. – Линус сделал шажок к двери. – Теперь, если вы меня извините, я хотел бы успеть на автобус. Спасибо за гостеприимство. Как только отчет будет подан, вам вышлют копию. Дайте нам знать, если возникнут вопросы.
– Вообще-то у меня уже есть вопрос…
– Отправьте его нам в письменной форме, – предложил Линус с порога. – Будем рады ответить.
Он закрыл дверь и с облегчением выдохнул, услышав, как щелкнул замок.
– Ну вот, старина, – вслух сказал он себе, – теперь она пришлет тебе сотню вопросов.
– Я вас слышу, – сказала директриса через дверь.
Линус отпрянул и быстро зашагал по коридору.
Он подходил к парадной двери, когда из кухни донесся заливистый хохот. И хотя это было против правил, Линус на цыпочках направился на звук. Стены коридора украшали такие же плакаты, какие висели во всех санкционированных Департаментом приютах: улыбающиеся дети под призывами вроде: «Мы счастливы, когда слушаемся воспитателей», «Тихий ребенок – здоровый ребенок» или «Кому нужна магия, если есть воображение?».
Он приоткрыл дверь и заглянул в кухню.
За большим деревянным столом сидели дети.
Мальчик, руки которого поросли голубыми перьями.
Девочка, которая хохотала, как ведьма, – впрочем, именно такое определение ей и было дано в досье.
Девочка постарше, которая умела петь так соблазнительно, что корабли мчались к берегу и разбивались о скалы. Линус испугался, прочитав об этом в ее папке.
Шелки[1], мальчик с меховой шкуркой, покрывающей плечи.
И конечно, Дейзи и Маркус. Дейзи, набив рот печеньем, что-то говорила, указывая на хвост товарища. Маркус, рыжий и веснушчатый, весело ей улыбнулся и спросил, не нарисует ли она что-нибудь на его гипсе своими цветными карандашами. Дейзи с готовностью согласилась.
– Цветок, – предложила она. – Или жука с острыми зубами и жалом.
– О! – выдохнул Маркус. – Жука! Давай жука!
Линус, довольный увиденным, прикрыл дверь. И вздохнул: опять забыл зонтик!
– Надо же, именно сегодня…
Он вышел под дождь, чтобы начать долгий путь домой.
2
– Мистер Бейкер!
Линус мысленно простонал. А день так славно начинался!
Ну, почти.
Оранжевый соус из салата, купленного в магазине, капнул на белую рубашку, и пятно только размазалось, когда он попробовал его оттереть. По крыше опять барабанил дождь, и было непохоже, что вскоре закончится. А он опять забыл дома зонтик.
Не считая этого, день складывался неплохо.
В основном.
К столу Линуса направилась мисс Дженкинс, и щелканье компьютерных клавиатур вокруг сразу стихло. Эта сурового вида женщина волосы зачесывала назад так туго, что они поднимали сросшиеся брови чуть ли не до середины лба. Линус иногда задавался вопросом: улыбалась ли она хоть раз в своей жизни. Вряд ли. Мрачная, со злобным нравом, она была его боссом, и Линус Бейкер не смел ей перечить.
Мисс Дженкинс шла между столами, мерно стуча каблуками по холодному цементному полу. Ее помощник, мерзкий тип по имени Гантер, следовал за ней, держа наготове блокнот и неприлично длинный карандаш, которым он записывал имена тех, кто плохо справлялся с работой. За малейший промах давали штрафные баллы, которые суммировались в конце недели. Если работник за неделю набирал пять или более штрафных баллов, этот факт заносился в его личное дело.
И все этого боялись.
Сотрудники, мимо которых проходили мисс Дженкинс и Гантер, опускали головы, делая вид, что усердно работают. На самом деле они напрягали слух, чтобы узнать, в чем провинился Линус и каким будет его наказание. Понизят зарплату? Заставят работать сверхурочно? В худшем случае его уволят, и больше ему никуда не устроиться.
Линус лихорадочно пытался сообразить, что он сделал не так. Может, опоздал на минуту, возвращаясь с обеденного перерыва? Или последний отчет не удовлетворил руководство? Или слишком долго пробыл в туалете, пытаясь оттереть пятно? Или в отчете нашлась опечатка? Конечно, нет. Отчет был безукоризненным… в отличие от рубашки.
Гримаса мисс Дженкинс не сулила ничего хорошего. В офисе, который он всегда считал слишком холодным, стало вдруг душно. Хотя гуляли сквозняки – в плохую погоду сильнее обычного, – ветерок не мешал поту стекать по шее. Зеленое свечение экрана компьютера вдруг показалось слишком ярким. Линус изо всех сил старался дышать ровно и медленно. Во время последнего медосмотра врач сказал, что при его слишком высоком давлении следует избегать стрессов.
Источником стрессов была мисс Дженкинс.
Небольшой стол Линуса – ряд «Л», седьмой по счету – стоял почти в центре помещения, где было двадцать шесть рядов по четырнадцать столов в каждом. Проходы между ними узкие. Худой человек проходил без проблем, но как быть человеку с несколькими лишними килограммами вокруг талии? Если бы инспекторам разрешалось держать на столах личные безделушки, для Линуса это рано или поздно кончилось бы катастрофой. Но поскольку личные вещи были против правил, он лишь натыкался на столы своими широкими бедрами и поспешно приносил извинения, ловя сердитые взгляды. Вот почему Линус обычно ждал, пока комната опустеет, прежде чем уйти домой. И еще потому, что ему недавно исполнилось сорок, а все, что у него было, – это крошечный домик, старая кошка, которая, наверное, всех переживет, и растущая вширь талия, в которую доктор тыкал пальцем, разглагольствуя о чудесах диеты.
Отсюда и магазинный салат.
Высоко над ними висели плакаты веселой раскраски, призывающие: «Усердно трудись каждую минуту дня, потому что упущенная минута – потерянная минута».
– Рад, что вы понимаете. Департамент, конечно, тоже благодарен вам за понимание. – Линус занялся портфелем, перекладывая содержимое, пока не удовлетворился наведенным порядком. Потом закрыл портфель и защелкнул замки. – Если у вас нет вопросов, я прощаюсь и предлагаю…
– Дети вас любят.
– Я их тоже люблю, – кивнул он. – Я не стал бы работать с ними, если бы не любил.
– Они не общаются с другими… – Она кашлянула. – С другими инспекторами.
Линус тоскливо покосился на дверь. Теперь так просто не уйдешь. Сжимая перед собой портфель, словно щит, он развернулся обратно.
Директриса встала со своего кресла и обошла стол. Он отступил на шаг, в основном по привычке. Она не стала подходить ближе, просто присела на край своего стола.
– К нам приезжали… другие… – сказала она.
– Правда? Это, конечно, неудивительно, однако…
– Они не понимают детей. Не видят их такими, какие они есть, видят только то, на что они способны.
– Детям нужно понимание. Какие у них шансы попасть в приемные семьи, если все будут вести себя с ними подозрительно и боязливо?
Директриса фыркнула:
– В приемные семьи!
– Я что-то не так сказал?
Она покачала головой:
– Нет, простите. Вы оригинальны. Ваш оптимизм заразителен.
– Да, я солнечный лучик, – мрачно произнес Линус. – Ну, если ничем больше не могу…
– Как вам удается? – спросила она. И побелела, как будто испугалась собственных слов.
– Что вы имеете в виду?
– Работать на Департамент.
Капля пота скользнула по его шее до ворота рубашки. В кабинете было жарковато. Впервые за очень долгое время перспектива выйти на улицу под дождь показалась привлекательной.
– А что не так с Департаментом?
Директриса колебалась.
– Я не хочу вас обидеть…
– Надеюсь, что нет.
– Просто… – Она отступила от стола, держа руки скрещенными. – Вы не задавались вопросами?
– Никогда, – быстро сказал Линус. – Какими?
– Что произойдет с таким местом, как наше, после того, как вы подадите отчет? Что будет с детьми?
– Надеюсь, что дети продолжат жить счастливой детской жизнью, пока не станут счастливыми взрослыми.
– Которых государство продолжает контролировать из-за того, кто они есть.
Линус почувствовал себя загнанным в угол. Он не был подготовлен к таким разговорам.
– Я не работаю в Департаменте по делам магических взрослых. Если у вас есть какие-либо опасения по поводу судьбы взрослых, я предлагаю вам обсудить этот вопрос с ними. А меня волнует только благополучие детей, и ничего больше.
Директриса грустно улыбнулась:
– Они не остаются детьми навсегда, мистер Бейкер. Рано или поздно они взрослеют.
– И взрослеют они с помощью воспитателей вроде вас, если, конечно, их не усыновят и не заберут из приюта. – Линус сделал шажок к двери. – Теперь, если вы меня извините, я хотел бы успеть на автобус. Спасибо за гостеприимство. Как только отчет будет подан, вам вышлют копию. Дайте нам знать, если возникнут вопросы.
– Вообще-то у меня уже есть вопрос…
– Отправьте его нам в письменной форме, – предложил Линус с порога. – Будем рады ответить.
Он закрыл дверь и с облегчением выдохнул, услышав, как щелкнул замок.
– Ну вот, старина, – вслух сказал он себе, – теперь она пришлет тебе сотню вопросов.
– Я вас слышу, – сказала директриса через дверь.
Линус отпрянул и быстро зашагал по коридору.
Он подходил к парадной двери, когда из кухни донесся заливистый хохот. И хотя это было против правил, Линус на цыпочках направился на звук. Стены коридора украшали такие же плакаты, какие висели во всех санкционированных Департаментом приютах: улыбающиеся дети под призывами вроде: «Мы счастливы, когда слушаемся воспитателей», «Тихий ребенок – здоровый ребенок» или «Кому нужна магия, если есть воображение?».
Он приоткрыл дверь и заглянул в кухню.
За большим деревянным столом сидели дети.
Мальчик, руки которого поросли голубыми перьями.
Девочка, которая хохотала, как ведьма, – впрочем, именно такое определение ей и было дано в досье.
Девочка постарше, которая умела петь так соблазнительно, что корабли мчались к берегу и разбивались о скалы. Линус испугался, прочитав об этом в ее папке.
Шелки[1], мальчик с меховой шкуркой, покрывающей плечи.
И конечно, Дейзи и Маркус. Дейзи, набив рот печеньем, что-то говорила, указывая на хвост товарища. Маркус, рыжий и веснушчатый, весело ей улыбнулся и спросил, не нарисует ли она что-нибудь на его гипсе своими цветными карандашами. Дейзи с готовностью согласилась.
– Цветок, – предложила она. – Или жука с острыми зубами и жалом.
– О! – выдохнул Маркус. – Жука! Давай жука!
Линус, довольный увиденным, прикрыл дверь. И вздохнул: опять забыл зонтик!
– Надо же, именно сегодня…
Он вышел под дождь, чтобы начать долгий путь домой.
2
– Мистер Бейкер!
Линус мысленно простонал. А день так славно начинался!
Ну, почти.
Оранжевый соус из салата, купленного в магазине, капнул на белую рубашку, и пятно только размазалось, когда он попробовал его оттереть. По крыше опять барабанил дождь, и было непохоже, что вскоре закончится. А он опять забыл дома зонтик.
Не считая этого, день складывался неплохо.
В основном.
К столу Линуса направилась мисс Дженкинс, и щелканье компьютерных клавиатур вокруг сразу стихло. Эта сурового вида женщина волосы зачесывала назад так туго, что они поднимали сросшиеся брови чуть ли не до середины лба. Линус иногда задавался вопросом: улыбалась ли она хоть раз в своей жизни. Вряд ли. Мрачная, со злобным нравом, она была его боссом, и Линус Бейкер не смел ей перечить.
Мисс Дженкинс шла между столами, мерно стуча каблуками по холодному цементному полу. Ее помощник, мерзкий тип по имени Гантер, следовал за ней, держа наготове блокнот и неприлично длинный карандаш, которым он записывал имена тех, кто плохо справлялся с работой. За малейший промах давали штрафные баллы, которые суммировались в конце недели. Если работник за неделю набирал пять или более штрафных баллов, этот факт заносился в его личное дело.
И все этого боялись.
Сотрудники, мимо которых проходили мисс Дженкинс и Гантер, опускали головы, делая вид, что усердно работают. На самом деле они напрягали слух, чтобы узнать, в чем провинился Линус и каким будет его наказание. Понизят зарплату? Заставят работать сверхурочно? В худшем случае его уволят, и больше ему никуда не устроиться.
Линус лихорадочно пытался сообразить, что он сделал не так. Может, опоздал на минуту, возвращаясь с обеденного перерыва? Или последний отчет не удовлетворил руководство? Или слишком долго пробыл в туалете, пытаясь оттереть пятно? Или в отчете нашлась опечатка? Конечно, нет. Отчет был безукоризненным… в отличие от рубашки.
Гримаса мисс Дженкинс не сулила ничего хорошего. В офисе, который он всегда считал слишком холодным, стало вдруг душно. Хотя гуляли сквозняки – в плохую погоду сильнее обычного, – ветерок не мешал поту стекать по шее. Зеленое свечение экрана компьютера вдруг показалось слишком ярким. Линус изо всех сил старался дышать ровно и медленно. Во время последнего медосмотра врач сказал, что при его слишком высоком давлении следует избегать стрессов.
Источником стрессов была мисс Дженкинс.
Небольшой стол Линуса – ряд «Л», седьмой по счету – стоял почти в центре помещения, где было двадцать шесть рядов по четырнадцать столов в каждом. Проходы между ними узкие. Худой человек проходил без проблем, но как быть человеку с несколькими лишними килограммами вокруг талии? Если бы инспекторам разрешалось держать на столах личные безделушки, для Линуса это рано или поздно кончилось бы катастрофой. Но поскольку личные вещи были против правил, он лишь натыкался на столы своими широкими бедрами и поспешно приносил извинения, ловя сердитые взгляды. Вот почему Линус обычно ждал, пока комната опустеет, прежде чем уйти домой. И еще потому, что ему недавно исполнилось сорок, а все, что у него было, – это крошечный домик, старая кошка, которая, наверное, всех переживет, и растущая вширь талия, в которую доктор тыкал пальцем, разглагольствуя о чудесах диеты.
Отсюда и магазинный салат.
Высоко над ними висели плакаты веселой раскраски, призывающие: «Усердно трудись каждую минуту дня, потому что упущенная минута – потерянная минута».