Дом сестер

— Воды, — пробормотал он по-немецки.

— Что он сказал? — спросила Фрэнсис.

— Он хочет воды, — ответила Виктория.

Она с готовностью взяла чашку, стоявшую возле кровати, немного приподняла голову мужчины и осторожно влила ему в рот немного воды. Тот пил жадно, но с трудом. Потом откинулся на подушку и сразу опять провалился в беспокойный сон. Он что-то бормотал, но никто не мог ничего разобрать. В любом случае это были не английские слова.

— И ты действительно уверена, что он немец? — спросила Фрэнсис, которой были вполне понятны последствия этого происшествия.

— Я уверена, что он говорит по-немецки, — ответила Виктория. — А в бреду человек всегда говорит на своем родном языке.

— У него были с собой какие-нибудь документы?

— Нет. Только это. — Аделина достала из кармана своего фартука пистолет и протянула Фрэнсис. — Он держал его за его ремнем.

— Когда ты его нашла, Лора?

— Сегодня утром. Я была… Мне было немного не по себе… из-за Марджори и… Я хотела побыть одна и пошла прогуляться. Я не собиралась идти в какое-то определенное место; но неожиданно заметила, что оказалась недалеко от Болтон-Касл. Я пошла через овечьи пастбища… и вдруг услышала, что из одной небольшой овчарни раздается стон. Я сначала подумала, что это какое-нибудь раненое животное, и вошла, чтобы посмотреть. А там в углу, на соломенных тюках, лежал он. Он выглядел ужасно, и, кажется, у него были страшные боли. Я… — Лора запнулась, — я испугалась и в первый момент хотела убежать, но он крикнул, чтобы я осталась. Ему нужна помощь.

— И он говорил по-английски?

— Да. Но он говорил более внятно, чем сейчас. У него уже тогда была лихорадка, но он не находился в спутанном сознании. «Я тяжело ранен, — сказал он, — вы можете мне помочь?» Я сказала ему, что он должен лежать и что я позову врача, но он умолял, чтобы я этого не делала. Постоянно кричал: «Не надо врача, не надо врача!» Я сказала, что не знаю, что я могу еще сделать, и тогда он спросил, не могу ли я взять его с собой домой на один день. Ему нужна только постель на одну ночь, сказал он, и что-нибудь поесть и попить, а утром он уйдет.

— Ну, в этом он, наверное, сильно ошибался, — сухо заметила Аделина.

— Это было ужасно — тащить его сюда, — сказала Лора.

Фрэнсис бросилось в глаза, какой изможденной выглядела девочка. И это неудивительно! Лора чуть не надорвалась, пока тащила этого высокого, крепкого мужчину из Болтон-Касл сюда.

— Он висел на моем плече и с каждым шагом казался все тяжелее и тяжелее. Ему становилось все хуже. Температура поднималась, и он начал говорить на иностранном языке. Иногда падал. Я не знала, как снова поставить его на ноги. — При рассказе о том, сколько усилий она затратила, глаза девочки то и дело наполнялись слезами. — Он был невероятно тяжелый! И потом, я еще постоянно думала о том, что он может умереть где-нибудь посреди пастбища, и я тогда буду в этом виновата, потому что так и не позвала врача. Но у меня сложилось впечатление, что он сразу запаниковал, как только я заговорила о враче, и… — Она беспомощно подняла руки и вновь опустила их.

— Ты все сделала правильно, Лора, — сказала Фрэнсис, — и я должна сказать, что горжусь тобой. Притащить тяжелораненого мужчину из Болтон-Касл в усадьбу… вряд ли нашелся бы кто-то, кто смог бы это выдержать!

Лора покраснела от счастья. Ее пальцы смущенно теребили подол платья.

— У него, очевидно, были все основания, чтобы прятаться, — пробормотала Фрэнсис.

Виктория посмотрела на нее.

— Только потому, что он немец? Он ведь может быть и беженцем…

Фрэнсис покачала головой:

— Здесь кроется нечто большее. Тот, кто с таким серьезным ранением забирается в овчарню, вместо того чтобы искать помощь, наверняка чего-то опасается. К тому же у него был заряженный пистолет. Это не безобидный беженец.

— Ты думаешь, он… он нацист? — спросила Виктория, широко раскрыв глаза.

Фрэнсис пожала плечами:

— Мы спросим его, когда с ним можно будет говорить. А до этих пор исполним его желание и никому ничего об этом не скажем.

— А если он всех нас ночью убьет? — Виктория наверняка уже видела себя в луже крови.

— Что за глупости! — раздраженно сказала Аделина. — Он сейчас и мухи не сможет убить. Я обработаю ему рану и сделаю чай, который собьет температуру. — И она деловой походкой поспешила из комнаты.

— Прежде всего мы опять откроем входную дверь, — сказала Фрэнсис, — иначе каждый заметит, что у нас что-то не так. Я сейчас спрячу его оружие в своей комнате, а потом переоденусь. Поездка была действительно напряженной.

Она хотела выйти из комнаты, но Лора робко схватила ее за рукав.

— Как там всё прошло, в Лондоне? — спросила она. — Как… как Марджори?

— О, я думаю, у нее всё в порядке. Ваш отец был очень рад видеть ее. Он… — Фрэнсис запнулась. Впрочем, когда-нибудь Лора все равно узнает, что Хью опять женился; почему бы и не сейчас… — Он опять женился, представь себе!

Лора остановилась с открытым ртом.

— Что?

— Да, мы тоже были очень удивлены. Но, в принципе, это не так уж плохо. Марджори сейчас в таком возрасте, когда ей нужен кто-то женского пола, с кем она могла бы общаться.

— И какая она?

— Кто?

— Папина… новая жена.


Фрэнсис решилась на милосердную ложь.

— Симпатичная. Простая милая женщина.

Лора пристально посмотрела на нее и выбежала из комнаты. Было слышно, как хлопнула дверь.

— Тебе не кажется, что можно было бы сообщить ей это более деликатно? — спросила Виктория.

— Я должна была сейчас солгать ей, чтобы потом выдать правду? Я уже достаточно солгала. Жена Хью Селли — асоциальная шалава. Она была в ужасе от приезда Марджори. Я почти уверена, что они будут жить как кошка с собакой, но Марджори хотела этого.

— И ты тоже.

— Совершенно верно, — ответила Фрэнсис холодно, — и я тоже. То, что мы с Марджори не любили друг друга, не было тайной.

Она вышла из комнаты, прежде чем Виктория успела что-то возразить. Пистолет в ее руке был холодным и тяжелым. Она спрятала его в комоде, положив в самый низ, под белье. И после этого почувствовала себя спокойнее.



Поздним вечером температура у незнакомца поднялась еще выше, несмотря на загадочный чай, которым напоила его Аделина. Он говорил путано и неразборчиво; даже Виктория не могла из этого ничего больше перевести. Она все время сидела возле него и промокала ему лоб холодной водой. Аделина вымыла мужчину, обработала рану и перевязала. Затем причесала его волосы и надела на него пижаму Чарльза. Он не выглядел больше таким запущенным, но ему было явно плохо.

— Если до утра температура не снизится, мы вызовем врача, — сказала Фрэнсис. — Не важно, что будет потом.

— А что может быть? — спросила Виктория.

— Я не знаю. Поскольку он так испугался, возможно, он шпион. Я понятия не имею, что делают с такими.

— Их вешают, — сказала Аделина, которая как раз вошла в комнату со свежей водой.

— Тогда не будем вызывать врача! — воскликнула Виктория. — Мы ведь не можем допустить, чтобы его повесили!

— Откуда сразу столько сострадания? До этого ты предполагала, что он нацист и ночью перебьет всех нас прямо в постелях.

— Но, может быть, не нацист…

— Он немец, — сказала Фрэнсис, — и, вероятно, выполняет задание своего командования. Он служит Гитлеру. Мы не должны испытывать к нему излишнее сострадание.

— Может быть, он кто-то вроде этого… как его имя? Рудольфа Гесса, — напомнила Виктория. — Может быть, он приземлился где-то здесь и хочет установить контакт с нашим правительством. Рудольф Гесс тоже не был повешен. Его просто арестовали[10].

— Так или иначе, под моими руками он не умрет, это точно, — сказала Аделина решительно и подошла к постели. — А сейчас отойдите в сторону! Я хочу еще раз осмотреть его ногу.

Рана под повязкой выглядела ужасно и гноилась еще больше, чем днем.

— Подозреваю, пулевое ранение, — предположила Аделина, — и если так, то пуля застряла в ноге. Ее нужно вытащить, иначе…

Она не закончила фразу, но обеим было ясно, что для незнакомца все закончится плохо, если пуля останется в ноге.

Фрэнсис решительно встала.

— Поеду в Айсгарт и привезу врача. Мы должны…

— Нет! — сказала Виктория.

— Не торопитесь! — одновременно поддержала ее Аделина.

— Мы должны дать ему возможность все нам рассказать, — добавила Виктория.

Фрэнсис указала на стонущего мужчину.

— Я не жду ничего хорошего. Вероятно, он умрет уже сегодня ночью.

— Нам надо удалить пулю, — повторила Аделина. Она и Виктория посмотрели на Фрэнсис.

— О нет! — Та протестующе подняла руки. — Я не смогу. Я никогда этого не делала.

— Ты ведь работала в лазарете во Франции, — вспомнила Виктория. — И наверняка видела десятки таких операций.

— Да, видела. Но сама никогда не делала.

— Там их проводили в самых примитивных условиях, — сказала Аделина. — Во всяком случае, вы всегда это рассказывали. Их инструменты были не лучше, чем те, которые есть у нас. И гигиенические условия определенно были хуже.

— Но это были врачи! Они, по крайней мере, знали, что нужно делать. А я вообще не имею об этом ни малейшего понятия! — Она посмотрела на горящее лицо мужчины. — Я могу его убить.

— Мне кажется, — сказала Аделина, — ему нечего терять.