Дом сестер
Часть 64 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Конечно, ты останешься здесь, — сразу подтвердил Хью.
— Это подстава! — закричала Гвен.
Фрэнсис взяла девочку за руку.
— Марджори, мы идем наверх.
После затхлого подвального воздуха даже давящая жара на улице показалась Фрэнсис сущим благом. Она облегченно вздохнула, когда солнечные лучи начали греть ее кожу.
— Марджори, послушай, — сказала она настойчиво, — возможно, мы обе немного погорячились. То, что случилось позавчера вечером… короче говоря, я не должна была давать тебе пощечину. Но и ты не должна была…
Фрэнсис заметила, как в ней снова закипает ярость. Зачем она это сказала? Она ведь совсем так не думала. Фрэнсис ничуть не сожалела о том, что дала Марджори пощечину; наоборот, очень жалела, что не сделала этого раньше. Ей не в чем было себя упрекнуть: она действительно хотела освободиться от девчонки. И втайне проклинала непутевого Хью Селли за то, что тот не был в состоянии найти приличное жилье, что женился на этой жуткой особе, которой невозможно было доверить подростка… Злилась на то, что разрывалась между желанием освободиться от Марджори и угрызениями совести, испытываемыми по отношению к погибшей Элис.
— Сейчас, Марджори, — да и в дальнейшем тоже, — ты не сможешь там жить. Ты видела эту подвальную дыру? Ты можешь себе представить, как будешь там существовать? Без дневного света, в этом затхлом воздухе… А Гвен станет тебе врагом. Она не собирается делить твоего отца с тобой. Она осложнит тебе жизнь, насколько это только будет возможно.
— Я не вернусь в Йоркшир, — невозмутимо сказала Марджори.
— Тогда я отвезу тебя к миссис Паркер. Любой детский дом лучше, чем это жилье!
— Вы можете отвезти меня к миссис Паркер. Но против воли моего отца она не сможет поместить меня в детский дом. А мой отец любит меня. Завтра я все равно сюда вернусь.
— Только вот зачем? — с горечью спросила Фрэнсис. — Зачем?
— Он — мой отец.
— Но он не может о тебе заботиться. Ты только посмотри на него!
— Он стар и беден. Разочарован в жизни. Но он мой отец! — резко сказала Марджори.
Они пристально посмотрели друг на друга, обе рассерженные, обе обиженные, хотя сами не знали точно, из-за чего. Наконец Фрэнсис поизнесла:
— Да. Я понимаю.
Она заметила, что все еще держит в руках сумку с вещами Марджори, которую сначала отнесла вниз, а потом опять вытащила наверх. Поставила ее на землю.
— Ну хорошо, тогда я должна найти гостиницу, — сказала она, наконец смирившись. — Завтра сообщу тебе адрес. Я останусь там на три дня, до первого сентября. Потом поеду домой. Если передумаешь, ты сможешь поехать со мной. И если в дальнейшем у тебя возникнут проблемы… Уэстхилл всегда открыт для тебя.
— Как великодушно! — язвительно ответила Марджори. — Но ведь вам совсем не до меня. Вы сыты мною по горло и были бы счастливы никогда больше меня не видеть. Но вы любили мою мать, поэтому у вас сейчас возникло странное чувство… В общем, не беспокойтесь. Я справлюсь!
Она взяла свою сумку и, не удостоив Фрэнсис даже взглядом, опять отправилась в дом. Фрэнсис представила себе, как девочка, во мраке подвала, станет добиваться у Гвен разрешения остаться…
«Мне надо было схватить ее и забрать с собой, — подумала Фрэнсис. — Мне надо было тащить ее за волосы. Мне надо было…»
Размышляя об этом, она медленно удалялась от дома. Затем пошла все быстрее и быстрее, почти побежала — и остановилась, со сбившимся дыханием, лишь на автобусной остановке.
Суббота, 28 декабря 1996 года
Барбара читала и читала, пытаясь таким способом избавиться от страха. Но в последние полчаса у нее ничего не получалось. Подавить страх больше не удавалось. Барбара отправилась наверх; сердцебиение у нее было учащенное, ладони повлажнели. С какого-то момента Барбара больше не могла сконцентрироваться. Она в который раз подняла глаза — и почувствовала тошноту, увидев за окном снежные хлопья. Шел снег, и довольно сильный, почти такой же, как на Рождество.
Барбара отложила оставшиеся страницы в сторону. До сегодняшнего вечера она закончит чтение. Была уже половина четвертого; смеркалось. Еще полчаса, и придется включить свет.
Она подошла к телефону и набрала номер Синтии, хотя знала, что та не сможет сообщить ничего нового, иначе позвонила бы сама. Но Барбаре требовались утешение и человеческий голос.
Прошло некоторое время, прежде чем Синтия ответила.
— О, Барбара, это вы? — сказала она. — Извините, что заставила вас ждать. Я была в подвале.
— Ничего страшного. Синтия, извините, что надоедаю вам, но я очень беспокоюсь за своего мужа. Он уже давно должен был бы куда-то приехать.
Голос Синтии звучал оптимистично. «Или она старается придать ему оптимизм?» — недоверчиво спрашивала себя Барбара.
— Он наверняка остановился в какой-нибудь деревне. И, возможно, не везде еще восстановлена телефонная связь. Такое может быть.
— Да, но… я не считаю это достаточно вероятным.
— Вы сейчас все равно ничего не можете сделать. Не заводите себя, этим не поможешь. Ничего с вашим мужем не случится.
— Но снег идет все сильнее!
— Он взрослый мужчина. Я видела его только мельком, но мне показалось, что он высокий и сильный. Он знает, как себе помочь.
— Да, вероятно…
Барбара сама заметила, насколько жалобно звучал ее голос. Синтия не знала Ральфа, она не могла по-настоящему понять ее проблему. Эта женщина выросла среди фермеров, жила в этом суровом краю, в котором люди с детства учились противостоять природе и сопротивляться снежным бурям. В мире Синтии вряд ли существовало представление о высоком, здоровом мужчине, который не смог бы справиться со снегом и холодом, с темнотой и труднопроходимой местностью. Что знала она о людях, которые практически всю свою жизнь провели за письменным столом, которые не имели представления о том, как колоть дрова или ориентироваться в темноте при сильном снегопаде?
— Вам надо отвлечься, Барбара, — веско сказала Синтия. — Может быть, посмотреть что-то интересное по телевизору… Или найдите увлекательную книгу.
Увлекательную книгу… Она вспомнила об оставленной в столовой рукописи. Отвлечься…
— Вы ведь знали Лору и Марджори Селли еще детьми? — спросила она.
— Лору и Марджори? Конечно. Я была еще довольно маленькой, когда они сюда приехали. Во время войны их эвакуировали из Лондона.
— Но Марджори оставалась здесь недолго…
— Вы наверняка говорили по телефону с Лорой? — удивленно спросила Синтия. — Это она вам рассказала?
— Да, мы с ней долго разговаривали…
— Никто не жалел о том, что она уехала. Они нечасто играли с нами, с детьми из деревни, но если такое и случалось, то с Марджори всегда возникали ссоры. Она была настоящей бестией. Просто ни с кем не могла ужиться. Мне кажется, даже с самой собой. Лора была совсем другой. Она всегда боялась кого-то задеть, потому что это могло бы привести к тому, что ее выгонят. Она была тогда невероятно толстой, вы себе не представляете. Худышка Лора!.. Тогда в ней было определенно килограмм под сто.
— Марджори так и не вернулась назад?
— О нет! И впоследствии тоже. Она уехала в Лондон к отцу. Мать за это время погибла, а отец женился во второй раз. Лора как-то намекнула, что Марджори эту вторую жену в конце концов вышвырнула. Меня это ничуть не удивляет. Потом Марджори постоянно жила у своего отца и ухаживала за ним до самой его смерти. Сейчас живет одна где-то на юге…
— А Лора обосновалась здесь, — задумчиво сказала Барбара.
— Обосновалась — это мягко сказано. Она обожает Уэстхилл. Это еще тогда было заметно. Казалось, что она цепляется за ферму, как утопающий за соломинку. Ведь она тоже была бедняга, это надо признать… Пережила настоящий шок во время бомбардировок Лондона, потом смерть матери… Лора как-то сказала, что воспринимает Уэстхилл как единственное надежное место во враждебном мире. Она ужасно боязливый человек. Постоянно предчувствует какое-то несчастье. Неудивительно, что она цепляется за то, что ей близко…
— Она постоянно звонит нам — видимо, боится, что может случиться какая-нибудь катастрофа. Мы ее уже много раз заверяли, что с домом всё в порядке, но она, похоже, с трудом в это верит.
— Говорят, что у нее серьезные финансовые проблемы, — сообщила Синтия с наслаждением человека, для которого сплетни — настоящий жизненный эликсир. — Никто ничего не знает наверняка, но… ремонт этой старой коробки наверняка потребует немалых вложений, потом еще надо заплатить налоги… А она получает лишь минимальную пенсию. Кем она была? Компаньонкой Фрэнсис Грей. Какие уж там богатства…
— Но ведь она больше не владеет всей землей, которой владела раньше?
Синтия рассмеялась.
— Разумеется, нет. Бо́льшую часть своей земли она продала Фернану Ли. Для него это, конечно, большая удача. Ведь ферма Уэстхилл расколола угодья Дейлвью. Сейчас они вновь воссоединились.
Барбара вспомнила о договорах купли-продажи, которые нашла в секретере в гостиной. Она не хотела признаваться Синтии, что рылась в бумагах; иначе та обязательно спросила бы ее, чем объясняются смехотворно маленькие суммы, которые Лора получила за свою землю. Барбара не очень разбиралась в ценах на землю, тем более в Англии; но ей было ясно, что Фернан Ли заплатил Лоре чисто символическую сумму, только чтобы продажа могла официально состояться. Почему? Может быть, Лора находилась в бедственном положении и была согласна на любые условия? Возможно, было трудно найти покупателя. Не исключено, что единственным заинтересованным лицом был Фернан Ли, и, соответственно, он и диктовал цену, беззастенчиво и бессовестно пользовуясь бедственным положением старой женщины. А может быть, производились какие-нибудь налоговые махинации или были задействованы «черные» деньги, и простодушная и боязливая Лора на самом деле не была такой уж боязливой и простодушной…
Но, скорее всего, в отношении этих двоих вырисовывалась следующая картина: Лора была от рождения жертвой, а Фернан — хищником. Барбара вспомнила о его запуганной жене с голубыми глазами.
Впервые она осознала, что Фернан Ли был сыном Маргариты, французской эмигрантки. И впервые за эти дни вспомнила свой сон в первую ночь в Уэстхилле. Она и Фернан… Барбара почувствовала, как загорелось ее лицо.
Ну да, подумала она, стараясь освободиться от неприятных мыслей, если в жизни Лоры все так сложно, тогда можно понять, почему она беспокоится о доме.
— Она просто чудачка и старая дева, — сказала Синтия прямо, и это были точно те же слова, которые она употребила, описывая Лору при их первой встрече, когда Ральф и Барбара приехали в Дейл-Ли.
Барбара задумалась, почему люди часто используют слова «старая дева» с таким пренебрежением, с таким презрением. Начиная с определенного возраста невинность у женщины считается серьезным недостатком и используется как объяснение любых странностей в ее поведении. Едва ли кто-то пытался объяснить ошибки и капризы, свойственные каждому человеку, чем-то иным, кроме девственности, которая у женщин расценивалась как болезнь.
— Неужели в ее жизни никогда не было ни одного мужчины? — спросила Барбара, напрягшись.
— Если вы спросите меня — нет. Ходили, правда, слухи, что, когда она была молодой девушкой… маячил какой-то мужчина. Но было ли у нее с ним что-нибудь?.. Как раз в это время Лора начала голодать и сильно похудела. Я была тогда, по большому счету, ребенком, но помню, как моя мать говорила: «Спорю, что Лора Селли влюблена. По девушке это всегда видно. Она перестала беспрерывно есть, красиво причесывается, у нее светятся глаза». Это сказала моя мать. Было ли в этом что-то — кто знает…
— А когда это произошло?
— Должно быть, еще во время войны. В сорок втором или в сорок третьем году. Тогда люди утверждали, что в Уэстхилле появился какой-то мужчина. Впрочем, все тогда перестали называть поместье Уэстхиллом, а говорили просто «Дом сестер». Но Лора и старая горничная там тоже жили. В любом случае, в доме обитали только женщины. И вдруг кто-то сказал, что в «Доме сестер» время от времени появляется какой-то мужчина. Да… можете себе представить, как быстро разносятся слухи!
— Может быть, это вернулся брат Фрэнсис, Джордж? — неосторожно предположила Барбара.
— Однако же, Лора много что вам рассказала! — сразу удивленно отреагировала Синтия. — Вы даже знаете о бедном Джордже? Вы с ней, наверное, часами говорили по телефону…
Барбара прикусила язык. Надо быть осторожнее, иначе Синтия поймет, что у нее есть тайный источник информации…
— Нет, нет, это точно не был бедняга Джордж, — ответила Синтия, которая, как заметила Барбара, с удовольствием присваивала определение «бедняга» другим людям — наверное, чтобы поднять свой престиж. — Его больше так никто и не видел. Фрэнсис очень переживала. Если кто-то упоминал его имя, у нее всегда глаза наполнялись печалью, даже когда она была уже старой женщиной.
— Может быть, история с этим незнакомцем — тоже всего лишь слухи? — предположила Барбара.
Она с удовольствием бы поговорила еще — хотя бы потому, что это отвлекало ее от проблем, — но ей вдруг пришло в голову, что она должна срочно освободить аппарат. Возможно, Ральф уже давно пытался ей дозвониться. Она скосила глаза на окно. Снег шел не переставая.
— Может быть, — задумчиво согласилась Синтия и больше для самой себя добавила: — Во всяком случае, это было буквально перед тем, как исчезла Виктория Ли.
— Это подстава! — закричала Гвен.
Фрэнсис взяла девочку за руку.
— Марджори, мы идем наверх.
После затхлого подвального воздуха даже давящая жара на улице показалась Фрэнсис сущим благом. Она облегченно вздохнула, когда солнечные лучи начали греть ее кожу.
— Марджори, послушай, — сказала она настойчиво, — возможно, мы обе немного погорячились. То, что случилось позавчера вечером… короче говоря, я не должна была давать тебе пощечину. Но и ты не должна была…
Фрэнсис заметила, как в ней снова закипает ярость. Зачем она это сказала? Она ведь совсем так не думала. Фрэнсис ничуть не сожалела о том, что дала Марджори пощечину; наоборот, очень жалела, что не сделала этого раньше. Ей не в чем было себя упрекнуть: она действительно хотела освободиться от девчонки. И втайне проклинала непутевого Хью Селли за то, что тот не был в состоянии найти приличное жилье, что женился на этой жуткой особе, которой невозможно было доверить подростка… Злилась на то, что разрывалась между желанием освободиться от Марджори и угрызениями совести, испытываемыми по отношению к погибшей Элис.
— Сейчас, Марджори, — да и в дальнейшем тоже, — ты не сможешь там жить. Ты видела эту подвальную дыру? Ты можешь себе представить, как будешь там существовать? Без дневного света, в этом затхлом воздухе… А Гвен станет тебе врагом. Она не собирается делить твоего отца с тобой. Она осложнит тебе жизнь, насколько это только будет возможно.
— Я не вернусь в Йоркшир, — невозмутимо сказала Марджори.
— Тогда я отвезу тебя к миссис Паркер. Любой детский дом лучше, чем это жилье!
— Вы можете отвезти меня к миссис Паркер. Но против воли моего отца она не сможет поместить меня в детский дом. А мой отец любит меня. Завтра я все равно сюда вернусь.
— Только вот зачем? — с горечью спросила Фрэнсис. — Зачем?
— Он — мой отец.
— Но он не может о тебе заботиться. Ты только посмотри на него!
— Он стар и беден. Разочарован в жизни. Но он мой отец! — резко сказала Марджори.
Они пристально посмотрели друг на друга, обе рассерженные, обе обиженные, хотя сами не знали точно, из-за чего. Наконец Фрэнсис поизнесла:
— Да. Я понимаю.
Она заметила, что все еще держит в руках сумку с вещами Марджори, которую сначала отнесла вниз, а потом опять вытащила наверх. Поставила ее на землю.
— Ну хорошо, тогда я должна найти гостиницу, — сказала она, наконец смирившись. — Завтра сообщу тебе адрес. Я останусь там на три дня, до первого сентября. Потом поеду домой. Если передумаешь, ты сможешь поехать со мной. И если в дальнейшем у тебя возникнут проблемы… Уэстхилл всегда открыт для тебя.
— Как великодушно! — язвительно ответила Марджори. — Но ведь вам совсем не до меня. Вы сыты мною по горло и были бы счастливы никогда больше меня не видеть. Но вы любили мою мать, поэтому у вас сейчас возникло странное чувство… В общем, не беспокойтесь. Я справлюсь!
Она взяла свою сумку и, не удостоив Фрэнсис даже взглядом, опять отправилась в дом. Фрэнсис представила себе, как девочка, во мраке подвала, станет добиваться у Гвен разрешения остаться…
«Мне надо было схватить ее и забрать с собой, — подумала Фрэнсис. — Мне надо было тащить ее за волосы. Мне надо было…»
Размышляя об этом, она медленно удалялась от дома. Затем пошла все быстрее и быстрее, почти побежала — и остановилась, со сбившимся дыханием, лишь на автобусной остановке.
Суббота, 28 декабря 1996 года
Барбара читала и читала, пытаясь таким способом избавиться от страха. Но в последние полчаса у нее ничего не получалось. Подавить страх больше не удавалось. Барбара отправилась наверх; сердцебиение у нее было учащенное, ладони повлажнели. С какого-то момента Барбара больше не могла сконцентрироваться. Она в который раз подняла глаза — и почувствовала тошноту, увидев за окном снежные хлопья. Шел снег, и довольно сильный, почти такой же, как на Рождество.
Барбара отложила оставшиеся страницы в сторону. До сегодняшнего вечера она закончит чтение. Была уже половина четвертого; смеркалось. Еще полчаса, и придется включить свет.
Она подошла к телефону и набрала номер Синтии, хотя знала, что та не сможет сообщить ничего нового, иначе позвонила бы сама. Но Барбаре требовались утешение и человеческий голос.
Прошло некоторое время, прежде чем Синтия ответила.
— О, Барбара, это вы? — сказала она. — Извините, что заставила вас ждать. Я была в подвале.
— Ничего страшного. Синтия, извините, что надоедаю вам, но я очень беспокоюсь за своего мужа. Он уже давно должен был бы куда-то приехать.
Голос Синтии звучал оптимистично. «Или она старается придать ему оптимизм?» — недоверчиво спрашивала себя Барбара.
— Он наверняка остановился в какой-нибудь деревне. И, возможно, не везде еще восстановлена телефонная связь. Такое может быть.
— Да, но… я не считаю это достаточно вероятным.
— Вы сейчас все равно ничего не можете сделать. Не заводите себя, этим не поможешь. Ничего с вашим мужем не случится.
— Но снег идет все сильнее!
— Он взрослый мужчина. Я видела его только мельком, но мне показалось, что он высокий и сильный. Он знает, как себе помочь.
— Да, вероятно…
Барбара сама заметила, насколько жалобно звучал ее голос. Синтия не знала Ральфа, она не могла по-настоящему понять ее проблему. Эта женщина выросла среди фермеров, жила в этом суровом краю, в котором люди с детства учились противостоять природе и сопротивляться снежным бурям. В мире Синтии вряд ли существовало представление о высоком, здоровом мужчине, который не смог бы справиться со снегом и холодом, с темнотой и труднопроходимой местностью. Что знала она о людях, которые практически всю свою жизнь провели за письменным столом, которые не имели представления о том, как колоть дрова или ориентироваться в темноте при сильном снегопаде?
— Вам надо отвлечься, Барбара, — веско сказала Синтия. — Может быть, посмотреть что-то интересное по телевизору… Или найдите увлекательную книгу.
Увлекательную книгу… Она вспомнила об оставленной в столовой рукописи. Отвлечься…
— Вы ведь знали Лору и Марджори Селли еще детьми? — спросила она.
— Лору и Марджори? Конечно. Я была еще довольно маленькой, когда они сюда приехали. Во время войны их эвакуировали из Лондона.
— Но Марджори оставалась здесь недолго…
— Вы наверняка говорили по телефону с Лорой? — удивленно спросила Синтия. — Это она вам рассказала?
— Да, мы с ней долго разговаривали…
— Никто не жалел о том, что она уехала. Они нечасто играли с нами, с детьми из деревни, но если такое и случалось, то с Марджори всегда возникали ссоры. Она была настоящей бестией. Просто ни с кем не могла ужиться. Мне кажется, даже с самой собой. Лора была совсем другой. Она всегда боялась кого-то задеть, потому что это могло бы привести к тому, что ее выгонят. Она была тогда невероятно толстой, вы себе не представляете. Худышка Лора!.. Тогда в ней было определенно килограмм под сто.
— Марджори так и не вернулась назад?
— О нет! И впоследствии тоже. Она уехала в Лондон к отцу. Мать за это время погибла, а отец женился во второй раз. Лора как-то намекнула, что Марджори эту вторую жену в конце концов вышвырнула. Меня это ничуть не удивляет. Потом Марджори постоянно жила у своего отца и ухаживала за ним до самой его смерти. Сейчас живет одна где-то на юге…
— А Лора обосновалась здесь, — задумчиво сказала Барбара.
— Обосновалась — это мягко сказано. Она обожает Уэстхилл. Это еще тогда было заметно. Казалось, что она цепляется за ферму, как утопающий за соломинку. Ведь она тоже была бедняга, это надо признать… Пережила настоящий шок во время бомбардировок Лондона, потом смерть матери… Лора как-то сказала, что воспринимает Уэстхилл как единственное надежное место во враждебном мире. Она ужасно боязливый человек. Постоянно предчувствует какое-то несчастье. Неудивительно, что она цепляется за то, что ей близко…
— Она постоянно звонит нам — видимо, боится, что может случиться какая-нибудь катастрофа. Мы ее уже много раз заверяли, что с домом всё в порядке, но она, похоже, с трудом в это верит.
— Говорят, что у нее серьезные финансовые проблемы, — сообщила Синтия с наслаждением человека, для которого сплетни — настоящий жизненный эликсир. — Никто ничего не знает наверняка, но… ремонт этой старой коробки наверняка потребует немалых вложений, потом еще надо заплатить налоги… А она получает лишь минимальную пенсию. Кем она была? Компаньонкой Фрэнсис Грей. Какие уж там богатства…
— Но ведь она больше не владеет всей землей, которой владела раньше?
Синтия рассмеялась.
— Разумеется, нет. Бо́льшую часть своей земли она продала Фернану Ли. Для него это, конечно, большая удача. Ведь ферма Уэстхилл расколола угодья Дейлвью. Сейчас они вновь воссоединились.
Барбара вспомнила о договорах купли-продажи, которые нашла в секретере в гостиной. Она не хотела признаваться Синтии, что рылась в бумагах; иначе та обязательно спросила бы ее, чем объясняются смехотворно маленькие суммы, которые Лора получила за свою землю. Барбара не очень разбиралась в ценах на землю, тем более в Англии; но ей было ясно, что Фернан Ли заплатил Лоре чисто символическую сумму, только чтобы продажа могла официально состояться. Почему? Может быть, Лора находилась в бедственном положении и была согласна на любые условия? Возможно, было трудно найти покупателя. Не исключено, что единственным заинтересованным лицом был Фернан Ли, и, соответственно, он и диктовал цену, беззастенчиво и бессовестно пользовуясь бедственным положением старой женщины. А может быть, производились какие-нибудь налоговые махинации или были задействованы «черные» деньги, и простодушная и боязливая Лора на самом деле не была такой уж боязливой и простодушной…
Но, скорее всего, в отношении этих двоих вырисовывалась следующая картина: Лора была от рождения жертвой, а Фернан — хищником. Барбара вспомнила о его запуганной жене с голубыми глазами.
Впервые она осознала, что Фернан Ли был сыном Маргариты, французской эмигрантки. И впервые за эти дни вспомнила свой сон в первую ночь в Уэстхилле. Она и Фернан… Барбара почувствовала, как загорелось ее лицо.
Ну да, подумала она, стараясь освободиться от неприятных мыслей, если в жизни Лоры все так сложно, тогда можно понять, почему она беспокоится о доме.
— Она просто чудачка и старая дева, — сказала Синтия прямо, и это были точно те же слова, которые она употребила, описывая Лору при их первой встрече, когда Ральф и Барбара приехали в Дейл-Ли.
Барбара задумалась, почему люди часто используют слова «старая дева» с таким пренебрежением, с таким презрением. Начиная с определенного возраста невинность у женщины считается серьезным недостатком и используется как объяснение любых странностей в ее поведении. Едва ли кто-то пытался объяснить ошибки и капризы, свойственные каждому человеку, чем-то иным, кроме девственности, которая у женщин расценивалась как болезнь.
— Неужели в ее жизни никогда не было ни одного мужчины? — спросила Барбара, напрягшись.
— Если вы спросите меня — нет. Ходили, правда, слухи, что, когда она была молодой девушкой… маячил какой-то мужчина. Но было ли у нее с ним что-нибудь?.. Как раз в это время Лора начала голодать и сильно похудела. Я была тогда, по большому счету, ребенком, но помню, как моя мать говорила: «Спорю, что Лора Селли влюблена. По девушке это всегда видно. Она перестала беспрерывно есть, красиво причесывается, у нее светятся глаза». Это сказала моя мать. Было ли в этом что-то — кто знает…
— А когда это произошло?
— Должно быть, еще во время войны. В сорок втором или в сорок третьем году. Тогда люди утверждали, что в Уэстхилле появился какой-то мужчина. Впрочем, все тогда перестали называть поместье Уэстхиллом, а говорили просто «Дом сестер». Но Лора и старая горничная там тоже жили. В любом случае, в доме обитали только женщины. И вдруг кто-то сказал, что в «Доме сестер» время от времени появляется какой-то мужчина. Да… можете себе представить, как быстро разносятся слухи!
— Может быть, это вернулся брат Фрэнсис, Джордж? — неосторожно предположила Барбара.
— Однако же, Лора много что вам рассказала! — сразу удивленно отреагировала Синтия. — Вы даже знаете о бедном Джордже? Вы с ней, наверное, часами говорили по телефону…
Барбара прикусила язык. Надо быть осторожнее, иначе Синтия поймет, что у нее есть тайный источник информации…
— Нет, нет, это точно не был бедняга Джордж, — ответила Синтия, которая, как заметила Барбара, с удовольствием присваивала определение «бедняга» другим людям — наверное, чтобы поднять свой престиж. — Его больше так никто и не видел. Фрэнсис очень переживала. Если кто-то упоминал его имя, у нее всегда глаза наполнялись печалью, даже когда она была уже старой женщиной.
— Может быть, история с этим незнакомцем — тоже всего лишь слухи? — предположила Барбара.
Она с удовольствием бы поговорила еще — хотя бы потому, что это отвлекало ее от проблем, — но ей вдруг пришло в голову, что она должна срочно освободить аппарат. Возможно, Ральф уже давно пытался ей дозвониться. Она скосила глаза на окно. Снег шел не переставая.
— Может быть, — задумчиво согласилась Синтия и больше для самой себя добавила: — Во всяком случае, это было буквально перед тем, как исчезла Виктория Ли.