Дом пустых сновидений
Часть 39 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты забыл о моем путешествии на Аляску?
– Я серьезно! – громко сказал Аспен, и мне внезапно стало не по себе от его выпада. – Ты даже не ведешь себя так, будто тебе страшно!
– А что я должна делать? Мне нужно бегать по палате с криком о помощи и воплями о том, как мне страшно?!
– Черт, – с досадой выдохнул он и провел пальцами по волосам. Наклонился вперед, ткнулся локтями в колени и поднял голову. Он хмурился, глядя на меня снизу вверх, но я видела в его серых глазах тревогу. – Я боюсь, что, когда ты найдешь ответы на свои вопросы, ты просто… исчезнешь. – Он снова выпрямился. – Только это дело держит тебя на ногах. Ты увязла так сильно, что не заботишься о себе!
– Я в больнице, – сказала я, пытаясь быть бесстрастной, но голос предательски дрогнул.
– Нет, я уже не могу тебя понять. Ты должна перестать шутить и отнестись к этому серьезно.
Между нами повисло гнетущее молчание, затем мы отвели взгляды. Не знаю, чего он ждал. Может, ждал, что я извинюсь и попытаюсь переубедить его. Я просто оцепенела. Глядя в его встревоженное лицо, глядя в серые глаза, я испытывала жалость, потому что Аспен сильно ко мне привязался. А я, может, действительно не выживу. И что тогда?
Мы так и не успели помириться, потому что пришла медсестра и выгнала его. Аспен послал мне обнадеживающую улыбку и ушел. Только после этого я поняла, насколько сильно он помогал мне скрасить время. Стоило остаться одной, как стрелки на часах остановились. Минуты текли очень медленно, словно нехотя.
Аспен думает, что я не ценю свою жизнь, но это не так. Просто в моменты опасности я могу думать только о том, что должна выжить. Должна выжить, чтобы узнать правду. И в ту минуту, умирая, я злилась, что не смогла перед смертью увидеть лицо убийцы, скрытое под маской.
Аспен прав?
Я боюсь, что, когда ты найдешь ответы на свои вопросы, ты исчезнешь.
Я судорожно вздохнула, отнимая руки от лица. Со мной все хорошо. Все неправда. Я жива, потому что хочу жить.
Не без труда я взяла со столика свою записную книжку и вытащила список желаний, который был со мной с седьмого класса. Пробежалась по нему взглядом. «Сходить на концерт любимой группы», «пойти в романтический поход с Виктором из восьмого класса», и все в том же духе. Сейчас до всего этого мне нет дела. У меня нет совершенно никаких желаний, кроме цели – «найти убийцу мамы».
Аспен прав: я сильно увязла.
Я взяла листок, сложила его в несколько раз и спрятала под подушкой.
Потому что даже если я увязла в этом сейчас, это не значит, что так будет продолжаться вечно.
Весь следующий день я ждала прихода Аспена, всячески отвлекаясь на сообщения от Скалларк о предстоящей вечеринке в честь Хэллоуина. Однако Аспен так и не пришел, зато меня осчастливил своим визитом детектив Дин. Он объявил, что полицейский участок сделал запрос на помощь внештатных специалистов, и сказал, что теперь мне не о чем беспокоиться.
Чуть позже, во время обхода больницы, ко мне заглянул Крэйг. Он ни словом не обмолвился о Згардоли, и я сперва почувствовала облегчение (он не думает, что я причастна к его смерти), а затем напряглась, вспомнив глупости Скалларк о том, что я нравлюсь Крэйгу. Ну нет, он просто веселый парень. Со Скалларк он ведет себя точно так же: шутит, флиртует, притаскивает ей из дома печенье, которое готовит его бабушка.
Я тихо посмеивалась вместе с Крэйгом над его сумасшедшими приключениями, стараясь не беспокоить рану, и в то же время думала об Аспене. Он не приходил. И в пять вечера я совсем огорчилась, поняв, что не стоит его ждать. Зря я тогда так отреагировала, он просто волнуется за меня. Он же мой друг. Друзья должны так себя вести.
Ну где же он?
– Эй, соня.
Я удивленно открыла глаза, услышав рядом его голос.
Аспен сидел на табурете в кожаной куртке и черном свитере. На шее – огромный красный шарф. Лицо бледное, только нос и щеки покраснели. В темных волосах все еще таяли белоснежные колючие снежинки.
Середина октября – и пошел снег?
– Ну, как ты? Я хотел раньше выбраться с работы, но нам такую машину прикатили, что я чуть с ума не сошел. – Он поджал губы, вглядываясь в мое лицо. – Думала, я не приду, да?
Он поднялся, чтобы снять куртку и шарф, поэтому не заметил, как облегченно я вздохнула. Когда Аспен оставил свои вещи на вешалке, я уже была наготове и с трепещущим от волнения сердцем протягивала ему потрепанный тетрадный листок.
– Вот.
– Что это? – Аспен с любопытством развернул его, изучил и с усмешкой глянул на меня: – Только не говори, что у тебя есть список желаний.
– Так и есть, веду с младшей школы, – подтвердила я, забыв упомянуть, что после смерти Джорджи выкинула эту ерунду из головы.
– Так, посмотрим… – Аспен закинул ногу на ногу и несколько долгих секунд сидел в тишине, пытаясь сохранить серьезное выражение лица. В итоге он не выдержал: – Вот это да, супер! – Прочистив горло, он вслух прочел: – Желание номер тридцать семь: «поцеловать того, кто нравится». А… – его взгляд тут же потух. – Тут внизу сноска, что желание действительно до тридцати лет. Ясно. Вижу, в младшей школе ты была очень разочарована в любви.
Он вернул мне список, и я тут же положила его под подушку, что не ускользнуло от цепкого взгляда серых глаз:
– Ты все тянешь под подушку?
– Это мое безопасное место.
– Что собираешься делать с этим? Я имею в виду желания. Ты же не просто так показала мне список, верно?
– Собираюсь исполнить их, что же еще, – легкомысленно отозвалась я, укладываясь на спину. Сегодня я почти не чувствовала боли, так что, может, смогу убедить доктора Арнетта вернуть меня домой под мой собственный присмотр (и присмотр профессора Харрингтона).
– Собираешься исполнить их лишь после того, как исполнишь главное желание, – уточнил Аспен.
– Да, – не стала я увиливать. – А после этого исполню каждое из списка.
– Но только до тридцати лет, – на его губах дрогнула улыбка.
– Отстань.
Эттон-Крик заставляет меня подолгу смотреть в окно. Тяжело отвести взгляд от утесов, домиков, первого снега, укрывшего беспорядочно растущие тут и там ели. Я чувствовала с этим городом странную, пугающую связь, которую не смогла бы объяснить словами. Я ненавидела Эттон-Крик, но вместе с тем начинала оттаивать, постепенно узнавая его характер. Проникалась симпатией. Эттон-Крик был полон красот.
Не будь здесь серийного убийцы…
Мы с Дорианом вновь были в его машине и вновь молчали – обычный сценарий: он забирает меня из больницы, я молчу, он молчит, мир молчит. Сквозь запотевшее окно видно серые улицы, асфальты, припорошенные снегом, видно капли грязи, летящие из-под колес машин в разные стороны, в том числе и на пешеходов, замерших на светофоре.
Пять часов вечера, начинает смеркаться. Вокруг огни. Светятся желтым, красным, пронзительным оранжевым, проносятся мимо на огромной скорости. По улицам Старого города стремительно расползается сумрак, сжирает остатки дневного света, глотает в проулках тусклые лампочки газовых фонарей. Сулит местным жителям неприятности.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дориан, чуть приглушая музыку, которая и так едва доносилась из динамиков. – Ничего не болит? Мне с трудом удалось убедить доктора Арнетта, что дома ты в безопасности.
Дориан вел себя со мной как обычно: слишком нервничал, пытался шутить, краснел. В университете он совершенно другой – с остальными людьми. Я думаю, все дело в чувстве вины. Вина терзает его. Когда Дориан смотрит на меня, он вспоминает какой-то секрет, который знает он, но не я. Хочет во всем признаться, но не может.
– Я хорошо себя чувствую, спасибо, – искренне ответила я, мысленно добавив: «Еще один день в этой ловушке с шуршащим постельным бельем и белыми стенами – и я бы убила себя сама».
Несколько минут спустя тишина вновь показалась ему напряженной, и он попытался разбавить ее замечанием:
– Кстати, доктор Арнетт отзывался о тебе очень хорошо. Я имею в виду как об ученице, – сконфуженно добавил он, наблюдая за дорогой. Мы подъезжали к пиццерии, светодиодная вывеска которой сразу же привлекла мое внимание, и я попросила Дориана остановиться. Он жутко удивился:
– Хочешь пиццу? Я бы не советовал тебе…
– Да знаю, знаю, – перебила я. Папа прикончил бы меня за такой выпад, но Дориан только неуверенно нахмурился. – Я чуть-чуть. В больнице я подумала: если бы я ела плотнее, может быть, маньяк и не смог бы меня одолеть.
Дориан опешил от такого заявления, и я едва не рассмеялась, таким забавным было выражение его лица.
– Ну ладно, – сдался он. – А какую ты хочешь?
– С грибами. А ты? – поспешно крикнула я вслед, но Дориан уже захлопнул дверь и поспешил к пиццерии. На выходе он случайно столкнулся с какой-то неуклюжей девушкой и, хоть он и рассыпался в извинениях, она презрительно взмахнула руками и сбежала по лестнице. Мне захотелось немедленно выйти и защитить лжедядю от невоспитанной девицы.
Эттон-Крик полон зла.
Когда мы с Дорианом и пиццей вернулись домой, Ноя нигде не было, и первое, о чем я подумала: странно, что он меня не встретил; второе – подозрительно, что он меня не встретил. И третье, о чем я подумала: наверняка он заглянет чуть позже.
Мы же не виделись почти целую неделю. Я скучаю.
– Наверное, он готовит для тебя сюрприз по поводу выписки из больницы, – сказал Дориан, топая на кухню. Он сказал это таким будничным тоном, что меня передернуло. Неужели у меня действительно на лице написаны все эмоции? И с какой стати Дориан чувствует необходимость постоянно оправдывать Ноя?
Я пошла следом, поставила на плиту чайник. Дориан тем временем разрезал пиццу и положил мне на тарелку небольшой кусочек. Я посмотрела сначала на Дориана, затем на пиццу, затем снова на Дориана.
– Шутишь?
– Тебе нельзя острое.
– Это не острое, это грибы.
– Грибы с приправами, – парировал Дориан, выпрямляясь. Он посмотрел на меня строгим взглядом и совсем категорично добавил: – Нет. Либо это, либо манная каша из холодильника.
Выражение на моем лице, появившееся от перспективы есть манную кашу из холодильника (это вообще возможно?), рассмешило Дориана. Как бармен со стажем, он толкнул тарелку с моим кусочком пиццы по кухонной стойке, и я успела поймать ее до того, как та шмякнулась на пол.
Через минуту мы уже наслаждались нашим небогатым ужином, болтая о фильмах и книгах и всячески стараясь избегать тем вроде больницы, университета, Эттон-Крик, Ноя, моего дома и всего в том же духе.
– Я слышала, что сестра Аспена тебя преследует, – зачем-то сказала я. Хотя, точнее будет, не слышала, а видела собственными глазами. Дориан подавился куском пиццы и посмотрел на меня как взволнованный подросток:
– Никто никого не преследует.
– Ладно, – я повела плечом, ведь, в конце концов, меня это не касается; но Дориан воспринял мое «ладно» как вызов:
– Я говорю серьезно, Кая, мы с Альмой лишь коллеги по работе.
– Успокойся, Дориан, – кивнула я, подкрепив слова взглядом, – я тебе верю. Это не мое дело. Давай вернемся к тому, что ты рассказывал о своей любимой книге про печень.
– Я серьезно! – громко сказал Аспен, и мне внезапно стало не по себе от его выпада. – Ты даже не ведешь себя так, будто тебе страшно!
– А что я должна делать? Мне нужно бегать по палате с криком о помощи и воплями о том, как мне страшно?!
– Черт, – с досадой выдохнул он и провел пальцами по волосам. Наклонился вперед, ткнулся локтями в колени и поднял голову. Он хмурился, глядя на меня снизу вверх, но я видела в его серых глазах тревогу. – Я боюсь, что, когда ты найдешь ответы на свои вопросы, ты просто… исчезнешь. – Он снова выпрямился. – Только это дело держит тебя на ногах. Ты увязла так сильно, что не заботишься о себе!
– Я в больнице, – сказала я, пытаясь быть бесстрастной, но голос предательски дрогнул.
– Нет, я уже не могу тебя понять. Ты должна перестать шутить и отнестись к этому серьезно.
Между нами повисло гнетущее молчание, затем мы отвели взгляды. Не знаю, чего он ждал. Может, ждал, что я извинюсь и попытаюсь переубедить его. Я просто оцепенела. Глядя в его встревоженное лицо, глядя в серые глаза, я испытывала жалость, потому что Аспен сильно ко мне привязался. А я, может, действительно не выживу. И что тогда?
Мы так и не успели помириться, потому что пришла медсестра и выгнала его. Аспен послал мне обнадеживающую улыбку и ушел. Только после этого я поняла, насколько сильно он помогал мне скрасить время. Стоило остаться одной, как стрелки на часах остановились. Минуты текли очень медленно, словно нехотя.
Аспен думает, что я не ценю свою жизнь, но это не так. Просто в моменты опасности я могу думать только о том, что должна выжить. Должна выжить, чтобы узнать правду. И в ту минуту, умирая, я злилась, что не смогла перед смертью увидеть лицо убийцы, скрытое под маской.
Аспен прав?
Я боюсь, что, когда ты найдешь ответы на свои вопросы, ты исчезнешь.
Я судорожно вздохнула, отнимая руки от лица. Со мной все хорошо. Все неправда. Я жива, потому что хочу жить.
Не без труда я взяла со столика свою записную книжку и вытащила список желаний, который был со мной с седьмого класса. Пробежалась по нему взглядом. «Сходить на концерт любимой группы», «пойти в романтический поход с Виктором из восьмого класса», и все в том же духе. Сейчас до всего этого мне нет дела. У меня нет совершенно никаких желаний, кроме цели – «найти убийцу мамы».
Аспен прав: я сильно увязла.
Я взяла листок, сложила его в несколько раз и спрятала под подушкой.
Потому что даже если я увязла в этом сейчас, это не значит, что так будет продолжаться вечно.
Весь следующий день я ждала прихода Аспена, всячески отвлекаясь на сообщения от Скалларк о предстоящей вечеринке в честь Хэллоуина. Однако Аспен так и не пришел, зато меня осчастливил своим визитом детектив Дин. Он объявил, что полицейский участок сделал запрос на помощь внештатных специалистов, и сказал, что теперь мне не о чем беспокоиться.
Чуть позже, во время обхода больницы, ко мне заглянул Крэйг. Он ни словом не обмолвился о Згардоли, и я сперва почувствовала облегчение (он не думает, что я причастна к его смерти), а затем напряглась, вспомнив глупости Скалларк о том, что я нравлюсь Крэйгу. Ну нет, он просто веселый парень. Со Скалларк он ведет себя точно так же: шутит, флиртует, притаскивает ей из дома печенье, которое готовит его бабушка.
Я тихо посмеивалась вместе с Крэйгом над его сумасшедшими приключениями, стараясь не беспокоить рану, и в то же время думала об Аспене. Он не приходил. И в пять вечера я совсем огорчилась, поняв, что не стоит его ждать. Зря я тогда так отреагировала, он просто волнуется за меня. Он же мой друг. Друзья должны так себя вести.
Ну где же он?
– Эй, соня.
Я удивленно открыла глаза, услышав рядом его голос.
Аспен сидел на табурете в кожаной куртке и черном свитере. На шее – огромный красный шарф. Лицо бледное, только нос и щеки покраснели. В темных волосах все еще таяли белоснежные колючие снежинки.
Середина октября – и пошел снег?
– Ну, как ты? Я хотел раньше выбраться с работы, но нам такую машину прикатили, что я чуть с ума не сошел. – Он поджал губы, вглядываясь в мое лицо. – Думала, я не приду, да?
Он поднялся, чтобы снять куртку и шарф, поэтому не заметил, как облегченно я вздохнула. Когда Аспен оставил свои вещи на вешалке, я уже была наготове и с трепещущим от волнения сердцем протягивала ему потрепанный тетрадный листок.
– Вот.
– Что это? – Аспен с любопытством развернул его, изучил и с усмешкой глянул на меня: – Только не говори, что у тебя есть список желаний.
– Так и есть, веду с младшей школы, – подтвердила я, забыв упомянуть, что после смерти Джорджи выкинула эту ерунду из головы.
– Так, посмотрим… – Аспен закинул ногу на ногу и несколько долгих секунд сидел в тишине, пытаясь сохранить серьезное выражение лица. В итоге он не выдержал: – Вот это да, супер! – Прочистив горло, он вслух прочел: – Желание номер тридцать семь: «поцеловать того, кто нравится». А… – его взгляд тут же потух. – Тут внизу сноска, что желание действительно до тридцати лет. Ясно. Вижу, в младшей школе ты была очень разочарована в любви.
Он вернул мне список, и я тут же положила его под подушку, что не ускользнуло от цепкого взгляда серых глаз:
– Ты все тянешь под подушку?
– Это мое безопасное место.
– Что собираешься делать с этим? Я имею в виду желания. Ты же не просто так показала мне список, верно?
– Собираюсь исполнить их, что же еще, – легкомысленно отозвалась я, укладываясь на спину. Сегодня я почти не чувствовала боли, так что, может, смогу убедить доктора Арнетта вернуть меня домой под мой собственный присмотр (и присмотр профессора Харрингтона).
– Собираешься исполнить их лишь после того, как исполнишь главное желание, – уточнил Аспен.
– Да, – не стала я увиливать. – А после этого исполню каждое из списка.
– Но только до тридцати лет, – на его губах дрогнула улыбка.
– Отстань.
Эттон-Крик заставляет меня подолгу смотреть в окно. Тяжело отвести взгляд от утесов, домиков, первого снега, укрывшего беспорядочно растущие тут и там ели. Я чувствовала с этим городом странную, пугающую связь, которую не смогла бы объяснить словами. Я ненавидела Эттон-Крик, но вместе с тем начинала оттаивать, постепенно узнавая его характер. Проникалась симпатией. Эттон-Крик был полон красот.
Не будь здесь серийного убийцы…
Мы с Дорианом вновь были в его машине и вновь молчали – обычный сценарий: он забирает меня из больницы, я молчу, он молчит, мир молчит. Сквозь запотевшее окно видно серые улицы, асфальты, припорошенные снегом, видно капли грязи, летящие из-под колес машин в разные стороны, в том числе и на пешеходов, замерших на светофоре.
Пять часов вечера, начинает смеркаться. Вокруг огни. Светятся желтым, красным, пронзительным оранжевым, проносятся мимо на огромной скорости. По улицам Старого города стремительно расползается сумрак, сжирает остатки дневного света, глотает в проулках тусклые лампочки газовых фонарей. Сулит местным жителям неприятности.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дориан, чуть приглушая музыку, которая и так едва доносилась из динамиков. – Ничего не болит? Мне с трудом удалось убедить доктора Арнетта, что дома ты в безопасности.
Дориан вел себя со мной как обычно: слишком нервничал, пытался шутить, краснел. В университете он совершенно другой – с остальными людьми. Я думаю, все дело в чувстве вины. Вина терзает его. Когда Дориан смотрит на меня, он вспоминает какой-то секрет, который знает он, но не я. Хочет во всем признаться, но не может.
– Я хорошо себя чувствую, спасибо, – искренне ответила я, мысленно добавив: «Еще один день в этой ловушке с шуршащим постельным бельем и белыми стенами – и я бы убила себя сама».
Несколько минут спустя тишина вновь показалась ему напряженной, и он попытался разбавить ее замечанием:
– Кстати, доктор Арнетт отзывался о тебе очень хорошо. Я имею в виду как об ученице, – сконфуженно добавил он, наблюдая за дорогой. Мы подъезжали к пиццерии, светодиодная вывеска которой сразу же привлекла мое внимание, и я попросила Дориана остановиться. Он жутко удивился:
– Хочешь пиццу? Я бы не советовал тебе…
– Да знаю, знаю, – перебила я. Папа прикончил бы меня за такой выпад, но Дориан только неуверенно нахмурился. – Я чуть-чуть. В больнице я подумала: если бы я ела плотнее, может быть, маньяк и не смог бы меня одолеть.
Дориан опешил от такого заявления, и я едва не рассмеялась, таким забавным было выражение его лица.
– Ну ладно, – сдался он. – А какую ты хочешь?
– С грибами. А ты? – поспешно крикнула я вслед, но Дориан уже захлопнул дверь и поспешил к пиццерии. На выходе он случайно столкнулся с какой-то неуклюжей девушкой и, хоть он и рассыпался в извинениях, она презрительно взмахнула руками и сбежала по лестнице. Мне захотелось немедленно выйти и защитить лжедядю от невоспитанной девицы.
Эттон-Крик полон зла.
Когда мы с Дорианом и пиццей вернулись домой, Ноя нигде не было, и первое, о чем я подумала: странно, что он меня не встретил; второе – подозрительно, что он меня не встретил. И третье, о чем я подумала: наверняка он заглянет чуть позже.
Мы же не виделись почти целую неделю. Я скучаю.
– Наверное, он готовит для тебя сюрприз по поводу выписки из больницы, – сказал Дориан, топая на кухню. Он сказал это таким будничным тоном, что меня передернуло. Неужели у меня действительно на лице написаны все эмоции? И с какой стати Дориан чувствует необходимость постоянно оправдывать Ноя?
Я пошла следом, поставила на плиту чайник. Дориан тем временем разрезал пиццу и положил мне на тарелку небольшой кусочек. Я посмотрела сначала на Дориана, затем на пиццу, затем снова на Дориана.
– Шутишь?
– Тебе нельзя острое.
– Это не острое, это грибы.
– Грибы с приправами, – парировал Дориан, выпрямляясь. Он посмотрел на меня строгим взглядом и совсем категорично добавил: – Нет. Либо это, либо манная каша из холодильника.
Выражение на моем лице, появившееся от перспективы есть манную кашу из холодильника (это вообще возможно?), рассмешило Дориана. Как бармен со стажем, он толкнул тарелку с моим кусочком пиццы по кухонной стойке, и я успела поймать ее до того, как та шмякнулась на пол.
Через минуту мы уже наслаждались нашим небогатым ужином, болтая о фильмах и книгах и всячески стараясь избегать тем вроде больницы, университета, Эттон-Крик, Ноя, моего дома и всего в том же духе.
– Я слышала, что сестра Аспена тебя преследует, – зачем-то сказала я. Хотя, точнее будет, не слышала, а видела собственными глазами. Дориан подавился куском пиццы и посмотрел на меня как взволнованный подросток:
– Никто никого не преследует.
– Ладно, – я повела плечом, ведь, в конце концов, меня это не касается; но Дориан воспринял мое «ладно» как вызов:
– Я говорю серьезно, Кая, мы с Альмой лишь коллеги по работе.
– Успокойся, Дориан, – кивнула я, подкрепив слова взглядом, – я тебе верю. Это не мое дело. Давай вернемся к тому, что ты рассказывал о своей любимой книге про печень.