Дом потерянных душ

– Перевели сегодня в палату, – отозвался Дмитрий. – Надеемся, что на днях отпустят домой. Потому что делать человеку в праздники там не понятно. Одни дежурные врачи. Если будет плохо, привезем.

– Да что ей будет плохо! Не будет же она там вместо котлет таблетки глотать! – прошипела Генкина супруга и осеклась под взглядом Светланы. Уткнулась в тарелку.

Геннадий среагировал не столько на слова супруги, сколько на зажегшееся над столом напряжение, вскинул голову, виновато пожал плечами.

– Ну что ты такое говоришь, – дежурно отозвался и, не посмотрев на жену, снова принялся за рагу, наложил себе салат и придвинул ближе тарелку.

Александра искоса наблюдала за ним: плотно сомкнутые губы, нижняя челюсть чуть выдвинута вперед, взгляд сухой и колкий.

«Поссорились?» – предположила Аделия, но тут же обратила внимание на то, как старательно супружеская пара избегала соприкоснуться локтями за столом. «Нет, тут все сложнее», – догадалась, с вопросом взглянула на Макса. Тот поймал ее взгляд, криво усмехнулся.

– Я завтра к Каринке поеду.

Светлана отрыла рот, чтобы что-то возразить, но Макс опередил ее:

– Сам поеду, без провожатых… Заодно в МВД загляну, Громова навещу…

– Пашу? Он еще служит?

– А куда он денется.

Аделия почувствовала, как изменился голос Макса, напряглись плечи под тонкой футболкой. Обратила внимание, как взгляд уперся в собственную тарелку и потух. Его место там, чем бы он сейчас не занимался и на сколько бы ни был успешен.

Работа, которую он потерял – его слабое, больное место. Вида не подает, но рана все еще сочится.

Светлана положила ладонь на его плечо, слабо сжала:

– Постарайся встретиться со следователем, я телефончик дам. Может, что-то прояснится. Вы все-таки по-свойски можете пообщаться.

Макс неопределенно кивнул, посмотрел на Аделию:

– Пойдем, я тебе окрестности покажу, пока не стемнело…

Мать всплеснула руками:

– Что значит «не стемнело»? Ночь на дворе!

Макс отмахнулся:

– Да мы рядом.

И потянул Аделию из-за стола.

Таким он ей нравился больше – без нагловатой ухмылки и двусмысленных намеков. Собранный, холодный, внимательный, сильный. За таким можно следовать и прятаться, как за пресловутой каменной стеной. На такого хотелось опереться. На короткое мгновение – пока он тянул ее из-за стола, вел за руку к двери и снимал куртку с вешалки – Аделия представила, что они в самом деле пара. Что там, за столом, – не случайные люди, а семья, с которой придется жить долго. А семью не выбирают.

Сунув ноги в сапоги и набросив на плечи куртки, Макс и Аделия выскользнули на крыльцо, сбежали по лестнице. Макс шел по едва протоптанной между сугробами тропинке впереди, сутулился и прикрывал от ветра зажженную на ходу сигарету. Добрел до открытой беседки, нахлобучил капюшон.

Аделия ждала, что он заговорил, ведь вытащил же зачем-то на мороз. Но Макс молчал. Его хмурое лицо с вертикальной морщинкой на лбу едва освещалось тусклыми отблесками из окон и красноватым огоньком на конце сигареты. Девушка ждала, пока не поняла, что она стала просто поводом, чтобы выйти из-за семейного стола.

– У вас не очень дружная семья, верно? – спросила прямо.

– А у кого она дружная?.. Если встречаешься раз в год, и то под бдительным контролем, – молодой человек говорил отрывисто.

Отвернулся.

Аделия подняла выше воротник, приготовилась к долгому разговору. Прислонилась бедром к обледенелому бревну и сунула руки в карманы.

– Геннадий и Александра. Они в ссоре? – спросила то, что вертелось на языке больше другого. Не потому, что было интересно, а потому, что не любила тягостное молчание, а разговор на отвлеченную тему должен был развеять мрачные мысли Макса. И подстегнуть его полицейские повадки.

Но мужчина не повелся на предложение, пожал плечами:

– А кто их разберет? Погадай на кофейной гуще, может, узнаешь, – усмехнулся.

Аделия фыркнула:

– Тут гадать не стоит – избегают смотреть друг другу в глаза, нарочито вежливы и предупредительны при детях, но даже локтями за столом не соприкасаются. Им плевать друг на друга, терпят общество родственников и мучаются похлеще тебя.

Макс сделал последнюю затяжку, отбросил сигарету в сугроб:

– Зачем тебе это? – Спросил зло.

Аделия видела, как обострились его скулы, взгляд прожигал также как прожигала незатушенная сигарета рыхлый снег в сугробе. Девушка молчала, читала его лицо. Ждала, пока его агрессия и злоба не расцветут в полную силу.


– Что случилось? – Именно сейчас она ждала честности и желания выговориться.

– Ты о чем?

– О причине, почему ты ушел из органов. Ведь ты же мент до мозга костей.

Макс распрямился.

– Не твое дело, – отрезал и направился к дому.

– На взятке погорел?

О, Аделия очень хорошо понимала, на какой тонкий лед ступила. Но не зря же она сюда приехала: разобраться в подброшенной семейной загадке и личной драме клиента – это ведь ее работа. Макс резко развернулся и бросился к ней, схватил за плечи и встряхнул. На губах жестокой улыбкой играла невысказанная брань, глаза горели, а лицо исказилось от тоски.

– Ты…

Аделия смотрела с вызовом, ждала, что будет дальше. Она уже прикинула, что его отец и мать приехали сюда сами, значит, тоже на машине. Она прямо сейчас вернется в дом и попросит Ивана Федоровича отвезти ее домой. И закончится этот фарс, эта фальшь, которой она, казалось, уже пропиталась насквозь. Осталось только заставить Макса дать повод.

– Ну же, скажи, что вертится на языке, – прошептала.

Но Макс успел взять себя в руки, расслабился – отпустил ее и даже снял с плеча невидимую пылинку. Улыбнулся хоть и с усилием, но все-таки. Отошел в сторону, потоптался на ступеньках беседки, попрыгал, будто согреваясь, и тут же глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Аделия легко сосчитала: 7 секунд на вдох, 11 – на выдох. Поняла с разочарованием – снимает напряжение. Зажимы. Хороший прием, действенный. Позволяет быстро снять стресс, не теряя тонуса.

Мужчина сгреб с парапета снег, скатал плотный снежок и с силой забросил его через забор, на дорогу.

– Признан негодным к службе. Вот и выперли, – проговорил наконец.

Аделия опешила:

– То есть как негодный? – Она подбирала слова, чтобы не получилось слишком бестактно. Не смогла, поэтому сказала, как есть: – Ты что, болен?

– Здоров я. Как слон. И я добьюсь восстановления, – сбежал со ступенек, прислонился спиной к заснеженному бортику.

Девушка дотронулась до его плеча, развернула к себе:

– Что случилось? Твоя мать сказала во время сеанса, что было ранение…

Макс отвернулся, посмотрел на дом:

– Нда… Ранение… – помолчал. – На самом деле – производственная травма…

– То есть как?

Макс сердито дышал, смотрел себе под ноги.

– Во время допроса подследственная схватила со стола принтер и швырнула мне в голову, был задет лицевой нерв, травма сетчатки. Контузия.

Аделия замерла. Чувство, что слух на этот раз ее подводит, усилилось.

– Что? – губы расплылись в недоверчивой в улыбке.

Макс посмотрел с вызовом. Заметил улыбку девушки, фыркнул и тоже хохотнул:

– Да дура, блин. Ее взяли за растрату. По госпрограмме должна была перевести на оплату стройматериалов, а она зарплаты выдала работникам… Там статья битая-перебитая, но формально мы должны и дело возбудить и проверку провести. Ну и до суда довести, прости господи. Ну, блин, штрафом бы отделалась, а она психанула со страху… Вызвал ее на допрос… А она…

– Принтер? Вот эту бандуру килограмм на пять? В голову?

Макс фыркнул, презрительно скривился:

– У меня хорошая аппаратура была. Canon. И принтер, и сканер в одном…

– Как она его подняла вообще?!

– Да фиг ее знает… Но башку мне проломила… И еще так неудачно, глаз повредила, – Макс покосился на смеющуюся девушку, тихо засмеялся. А потом сложился пополам и захохотал в голос. По лицу стекали слезы, ворот куртки распахнулся, оголив шею, капюшон слетел с головы. – А врач на комиссии, сволочь, такая, уперся – не годен. Я его и так уговаривал, и этак… А он… уперся… Принципиальный попался, гад.

Он шумно выдохнул и прислонился к стойке беседки, посмотрел на Аделию – та все еще улыбалась. Пояснил уже спокойно:

– Я обжалую решение. Даже единовременное пособие не трачу, чтобы вернуть, когда вернусь на службу.

– Так чем ты сейчас занимаешься? В том смысле – где работаешь?

– Тренер в детской спортивной школе, самбо у пацанов-подростков веду. Консультирую по экономическим спорам, где уголовка светит.

– В адвокатском бюро?

Макс поморщился: