Дом на краю темноты

Я пересекаю комнату и заглядываю ему через плечо. На полу шкафа стоят два квадратных ящика. Мы вытаскиваем их из шкафа и открываем. У Дэйна проигрыватель. А у меня коллекция альбомов. У пластинки сверху знакомое название: «Звуки музыки».

От их вида у меня возникает беспокойство, как и вчера вечером, когда я поняла, что папа не врал насчет того, что оставил тут все свои вещи. Я непроизвольно вздрагиваю, пытаясь стряхнуть его. То, что они существуют, еще не значит, что мой отец написал правду. Мне нужно это запомнить. Бейнберри Холл наверняка заполнен вещами, которые упоминались в Книге.

Пиши о том, что ты знаешь. Любимый совет папы.

— Это мусор, — говорю я, пока иду к своему шкафу. — Надо это выкинуть.

Дэйн делает наоборот и ставит проигрыватель на стол. За ним идет и чемодан с пластинками.

— Надо попробовать его включить, — говорит он и перебирает альбомы. — Мне поставить мюзикл или… мюзикл?

— Я предпочитаю тишину, — говорю я немного резко.

Дэйн понимает намек и отходит от стола, присоединившись ко мне у второго шкафа, когда я открыла дверцу.

Внутри плюшевый мишка.

Он сидит на полу, прислонившись спиной к стене, как заложник, его некогда коричневый мех стал пепельным от многолетней пыли. Один из его черных глаз-пуговиц отвалился, а из меха торчит извилистая ниточка, как будто зрительный нерв. На шее у медведя завязан красный галстук-бабочка, концы которого сплющены, будто его обнимали слишком долго.

— Он был ваш? — спрашивает Дэйн. Он сжимает мишку, отчего с его плеч поднимается волна пыли.

— Нет, — отвечаю я. — По крайней мере мне так кажется. Я его не помню.

Мне приходит в голову мысль. Печальная. Вполне возможно, что этот мишка когда-то принадлежал Кэти Карвер, и его оставили здесь, как и многие другие семейные вещи. А мой папа, не зная, что с ним делать, засунул игрушку в шкаф и забыл о ней.

Я забираю у Дэйна медвежонка, ставлю его на стол рядом с проигрывателем и возвращаюсь к шкафу. Внутри, на верхней полке, лежит что-то еще.

Синяя коробка из-под обуви.

Прямо как та, о какой папа писал в Книге. Где он нашел странные фотографии папы Кэти.

Беспокойство возвращается. Теперь оно сильнее, вероломнее. Дрожащими руками я беру коробку, отношу ее к столу и открываю, уже зная, что найду внутри: полароид и стопку фотографий.

Я не ошиблась.

Камера лежит с одной стороны коробки, странная и тяжелая. Фотографии — всего их пять — кое-как валяются рядом. Но вместо пустого взгляда Кертиса Карвера на первой фотографии, к моему удивлению, я. Как и та, что в гостиной, эта девочка очень отдаленно похожа на меня.

Снимок сделан перед Бейнберри Холл, который маячит на заднем плане, словно подслушивает нас, а на переднем плане я в джинсах и футболке с Бэтменом. Это означает, что мне здесь пять. Поскольку на моей щеке нет шрама, я также предполагаю, что он был сделан в первые три дня нашего пребывания. Даже повязки нет.

На следующей фотографии ничего этого тоже нет, там я стою с двумя другими девушками, одна примерно моего возраста, а другая намного старше. Мы в моей спальне, выстроились перед шкафом, наши глаза пылают красным из-за вспышки, поэтому мы похожи на детей-демонов.

Младшую девочку я узнаю. Я видела те же черты на лице женщины, которую встретила вчера вечером. Единственное различие — сейчас у нее есть твердость, не проявляющаяся в этой более молодой версии себя.

Ханна Дитмер.

А это значит, что девочка постарше — Петра.

Она такая красивая, что у меня захватывает дух. Длинные ноги, кремовая кожа, светлые волосы, собранные в пучок на макушке. В отличие от нас с Ханной, которые застыли, уперев руки в бока, Петра принимает игривую позу. Рука на бедре. Одна нога согнулась назад. Босые ноги, ногти на ногах выкрашены в красный цвет.

Мы в ночной одежде — Ханна и я в пижамах, а Петра в большой белой футболке и спортивных шортах. Еще на ней ожерелье — крошечный крестик на тонкой золотой цепочке.

Я помню этот вечер. Или, по крайней мере, его версию, описанную в Книге. Ночевка прошла просто ужасно. Это была одна из первых вещей, которой я была одержима в девять лет — то, что я абсолютно ничего не помню об этой кошмарной ночи. Я ночами не спала, боясь, что все прочитанное — правда. Потому что это действительно было страшно. Что-то вроде кошмара в фильме ужасов, который никто не хотел бы испытать. Но я вот испытала и не могла ничего из этого вспомнить, что означало, что со мной что-то не так.

После нескольких бессонных ночей, во время которых я смотрела в потолок в обеих моих спальнях в разных домах моих родителей, я начала понимать, что причина, по которой я не могу вспомнить события в книге, заключалась в том, что их никогда и не было.

Я предполагала, что это относится и к ночевке.

Но, судя по этому снимку, я ошибалась. В какой-то из двадцати дней, проведенных в Бейнберри Холл, Ханна и Петра ночевали здесь.

По крайней мере частично.

Петра есть и на следующей фотографии, там она стоит на кухне с моей мамой. Они обе непреднамеренно синхронно смотрят на гигантскую дыру в потолке. Обе в профиль, с запрокинутыми головами и обнаженными шеями, они вполне могли бы тут сойти за мать и дочь. От этого я задумалась, видела ли моя мама эту фотографию, и если да, то каково это — видеть себя с похожей молодой девушкой. «Девчачьей» девушкой. Такой дочери у нее никогда не будет.

На фотографии есть еще два человека, маячащих на заднем плане. Чуть ближе — пожилой мужчина во фланелевой рубашке и джинсах поднимается по лестнице. За ним стоит кто-то помоложе, едва различимый. Все, что я могу разглядеть — это полумесяц лица, согнутый локоть, половина черной футболки и кусочек джинсовой ткани.

Уолт Хиббетс и мой папа. Через два дня после инцидента на кухне.

Как и ночевка, это одна из самых известных сцен в Книге. И, если верить этой фотографии, тоже опирается на правду.

Я держу обе фотографии рядом, изучая их, мой желудок медленно наполняется тошнотворным чувством, которое началось в тот момент, когда я нашла коробку из-под обуви. Это чувство тоски, которое приходит с плохими новостями, разбитыми надеждами и внезапным разбитым сердцем.

Это чувство осознания, что то, что ты считал ложью, может оказаться правдой.


Часть меня знает, что это совершенно нелепо. Книга — вымысел, несмотря на то что на ее обложке, прямо под названием, написаны слова «Настоящая история». Мама так сказала. И все же тихий голосок в моей голове шепчет, что, может быть, я ошибаюсь. Это тот же самый голос, который прошлой ночью, прямо перед тем, как мне показалась Эльза Дитмер, предположил, что человек в Комнате Индиго — это мистер Тень.

Я слышу его сейчас, он шипит мне в ухо.

Ты знаешь, что это правда. Ты всегда знала.

Что меня так напрягает, так это то, что я узнаю этот настойчивый шепот.

Это мой папа. Звучит так же, как и перед смертью.

Я слышу его снова, когда выуживаю из коробки две последние фотографии. Первый — это снимок папы, делающего типичное селфи. Вытянутая рука. Подбородок опущен. Кусок голой стены на заднем плане за его левым плечом. Он смотрит прямо в камеру, отчего мне кажется, будто он смотрит куда-то за ее пределы, в будущее, его глаза смотрят на меня сквозь расстояние в двадцать пять лет.

«Никогда не возвращайся туда», — говорит мне его голос. — «Там небезопасно. Особенно для тебя».

Надеясь, что папин шепот исчезнет, если я больше не буду смотреть на его лицо, я переключаюсь на последнюю фотографию. Снимок был сделан под головокружительным углом из одного из окон, выходящих на задний двор. На земле стоят два человека на краю леса.

Один из них — моя мама.

Второй — пятилетняя я.

Это именно то фото, которое папа описывал в Книге. Которое он сделал, когда нашел полароид. Мой взгляд скользит к левому краю рамки против моей воли, и я одновременно знаю и боюсь того, что там увижу.

И действительно, за край рамы цепляется темная фигура, прячущаяся среди деревьев.

Это мог быть ствол дерева, затемненный тенью.

А еще это мог быть человек.

Я не могу точно сказать, потому что качество изображения очень плохое. Оно зернистое и немного на расфокусе, из-за чего все слегка размытое. Несмотря на это, темная фигура имеет отчетливый человеческий облик.

Но самое ужасное в этой фигуре то, что она стоит почти на том же самом месте, что и человек, которого я видела прошлой ночью. Это может быть совпадением. Но бурлящее беспокойство в моем животе говорит, что это не так.

Снова раздается воображаемый шепот моего отца.

Это мистер Тень. Ты знаешь, что это он.

Но мистер Тень ненастоящий. Как и вся Книга ненастоящая.

Я продолжаю смотреть на фотографию, думая о том, что произошло через несколько мгновений после того, как она была сделана. Моя рука летит к щеке, кончики пальцев касаются гладкой кожи под глазом. Я понимаю, что этот шрам — очередное доказательство того, что Книга, пусть и фантастическая, содержит в себе крупицы правды.

Я бросаю фотографии на стол, и они рассыпаются по его поверхности. Сверху оказывается селфи моего папы, его глаза смотрят прямо в мои, как будто он уже знает, что я собираюсь сделать дальше.

Выйти из кабинета, оставить тут Дэйна.

Пойти на улицу, мимо пикапа, обходя все оборудование на лужайке, и направиться к задней части двора.

Мимо внешней стены, увитой плющом, поднимающимся до самого окна второго этажа.

Протолкнуться в окутанный тенью лес, тем самым частично воссоздавая фотографию отца, и помчаться вниз по склону холма, пробираясь сквозь сорняки, проходя мимо ярко-красных зарослей, спотыкаясь о корни деревьев.

Наконец, я останавливаюсь у группы мраморных блоков, торчащих из земли, как гнилые зубы.

Кладбище.

Очередная вещь, о которой папа не врал.

За мной Дэйн кричит мое имя. Он тоже теперь в лесу, пытается меня догнать. Он застывает, когда видит надгробие.

— Ого, — говорит он.

— Вот и я так подумала.

Я сажусь на корточки у ближайшего камня, отряхиваю грязь и вижу имя, высеченное в мраморе.

И потом я начинаю смеяться.

Поверить не могу, что думала — даже на мгновение — что Книга была правдой. Это показывает, каким хорошим лжецом был папа и как сильно я недооценила его талант. Ну конечно же, он наполнил «Дом ужасов» реальными событиями и местами. Если на твоей территории и правда есть кладбище, то вполне естественно о нем упомянуть. Когда добавляешь много фактов в вымысел, сплетая их вместе, как змеиное гнездо, некоторые люди точно этому поверят. Политики постоянно так делают.

И на секунду я тоже поверила. Тяжело не верить, когда находишь так много вещей, упомянутых в Книге. Проигрыватель. Фотографию со мной и с мамой. Ночевку, потолок на кухне и кладбище. Из-за всего этого я поверила, что в Книге все правда.

Но теперь я смотрю на имя на надгробии и понимаю, что всегда была права: Книга — полная чушь.

ПИРАТ

Он был хорошим псом