Дом глав родов Дюны

— Я в последнее время так часто застаю тебя там, — сказала она, словно отвечая на его невысказанный вопрос. — Что ты ищешь, Дункан?

Не говоря ни слова, он потряс головой. Почему я вдруг почувствовал, что попал в беду?

В обществе Одрейд такое случалось редко. Хотя впрочем он мог припомнить подробные ситуации. Однажды она с подозрением уставилась на его руки на поле консоли. Страх, связанный с моей консолью. Меня выдал информационный голод Ментата? Она гадает, не спрятал ли я там свое тайное я?

— Мне никогда не дадут побыть в одиночестве? — гнев и контр-нападение.

Она медленно из стороны в сторону качнула головой, как бы говоря: «Мог бы придумать что-нибудь получше».

— Это уже второй ваш визит сегодня, — обвинил он.

— Должна сказать, ты неплохо выглядишь, Дункан, — снова уклоняется от прямого ответа.

— Это говорят ваши надзиратели?

— Не будь мелочным. Я пришла поболтать с Мурбеллой. Она сказала, что ты здесь внизу.

— Я думаю, вы знаете, что Мурбелла снова беременна.

Не попытаться ли умиротворить ее?

— За что мы благодарны. Я пришла сказать, что Шиана вновь хочет тебя посетить.

К чему Одрейд объявлять об этом?

Ее заставили вспомнить эльфа с Дюны, который превратился в Преподобную Мать (как они говорят, самую молодую за всю историю). Шиана, его доверенная собеседница, где-то там в пустыне, наблюдает за последним великим песчаным червем. Он наконец возрожден навсегда? С чего Одрейд интересоваться визитом Шианы?

— Шиана хочет поговорить с тобой о Тиране.

Одрейд ясно было видно, насколько эти слова удивили Айдахо.

— Что я могу добавить к тому, что Шиана уже знает о Лито II? — потребовал он ответа. — Она — Преподобная Мать.

— Ты коротко знал Атридесов.

Ага, она снова охотится за Ментатом.

— Но вы говорили, она хочет обсудить Лито, небезопасно думать о нем как об Атридесе.

— Но он же был им, растворившийся в нечто более изначальное, чем кто-либо до него, но тем не менее он был одним из нас.

Одним из нас. Так она напоминает, что и она тоже из Дома Атридес. Обращается к его нескончаемому долгу этой семье!

— Так вы говорите.

— Не прекратить ли нам играть в эти глупые игры?

Привычная осторожность сжала его, как железный кулак. Он знал, ей это заметно. Преподобные Матери чертовски чувствительны. Айдахо смотрел ей в лицо, не осмеливаясь говорить, но зная, что даже такое молчание говорит слишком о многом.

— Мы полагаем, что ты помнишь больше, чем выпадает на долю простому голе за его одну жизнь, — начала Одрейд и, когда Дункан ничего не ответил, продолжила: — Признайся, Дункан! Ты Ментат?

По тому, как были сказаны эти слова, в которых было столько же вопроса, сколько и обвинения, он понял, его маскировке пришел конец. Мысль эта принесла почти облегчение.

— Что если так?

— Выращивая тебя, Тлейлаксу смешали клетки больше чем одной голы Айдахо.

Гола Айдахо. Он отказывался думать о себе настолько абстрактно.

— Почему Лего стал внезапно для вас так важен? — такая реакция неизбежно воспримется как признание.

— Наш червь превратился в песчаную форель.

— Они растут и размножаются?

— Судя по всему, да.

— Если вы не заключите их в контейнеры или не уничтожите их. Дом Ордена вскоре превратится во вторую Дюну.

— Ты вычислил это, не правда ли?

— Лито и я, вместе.


— Так ты помнишь много жизней. Увлекательно. В чем-то это делает тебя похожим на нас.

Какая непоколебимость в ее взгляде!

— Думаю, совершенно другим. Во что бы то ни стало нужно сбить ее со следа!

— К тебе вернулись воспоминания во время первой встречи с Мурбеллой?

Кто додумался до этого? Луцилла? Она была там, могла догадаться, а потом поделиться своими подозрениями с Сестрами. Нет выхода, ему придется поднять смертельно страшный вопрос:

— Я — не второй Квизац Хадерах!

— Нет?

Рассматривает его как объект, причем позволяя этому отразиться на ее лице. Жестокость, подумалось Айдахо.

— Вы же знаете, что это не так! — он боролся за жизнь и знал это. Сражался не столько с Одрейд, сколько с теми, кто следит, а потом пересматривает отчеты ком-камер.

— Расскажи мне о твоих воспоминаниях.

Никуда не денешься — это уже приказ Великой Матери.

— Я знаю… те жизни. Это, как одна непрерывная жизнь.

— Накопленной тобой могло бы быть очень ценным для нас, Дункан. Ты помнишь и акслотль-автоклавы?

Ее вопрос превратил его разум в подобие зонда, заставил появиться странные образы Тлейлаксу — гигантские курганы человеческой плоти расплываются перед еще несфокусированными глазами новорожденного, расплывчатые изображения, полувоспоминания о том, как его вытолкнуло из каналов рождения. Как это соотносится с автоклавами?

— Скитейл предоставил нам информацию, с помощью которой мы создали собственную акслотль-систему, — сказала Одрейд.

Систему? Интересное слово.

— Это означает, что вы также можете дублировать их производство спайса?

— Скитейл хочет выторговать большее, нежели мы собираемся дать. Но раньше или позже придет время и спайса.

Вслушиваясь в то, как твердо прозвучал ответ, Одрейд задумалась, не уловил ли Айдахо ее неуверенности. У нас может не остаться для этого времени.

— В трудное вы попали положение, с Сестрами, которых отправляете в Рассеивание, — бросил он, давая ей почувствовать, что значит иметь дело с Ментатом. — Для их снаряжения вы истощаете свои запасы спайса, а они не бесконечны.

— У них с собой наши знания об акслотле и песчаная форель.

Возможность возникновения бесчисленных Дюн в бесконечной Вселенной шокировала.

— Они решат проблему запасов меланжа путем автоклавов или червя или обоих разом, — ответила Одрейд. Это она могла говорить совершенно искренне. Уверенность эта происходила из статистических ожиданий. Какая-нибудь из этих Рассеянных групп Преподобных Матерей этого добьется.

— Автоклавы, — откликнулся Айдахо. — У меня бывают странные… сны, — он едва не сказал мысли.

— Как тебе и положено, — кратко она рассказала ему, как в работу акслотль-системы подключается женская плоть.

— И для изготовления спайса тоже?

— Думаем, да.

— Отвратительно!

— Как это по-детски, — насмешливо бросила Одрейд.

В такие минуты она была ему крайне неприятна. Однажды он упрекнул ее в том, как Преподобные Матери устраняются от «общего потока человеческих эмоций», и в ответ получил ту же самую фразу.

По-детски!

— От чего, вероятно, нет лекарства, — откликнулся он. — Постыдный недостаток моего характера.

— Так ты собираешься спорить со мной о морали?

В этом ответе, как ему показалось, прозвучал гнев.

— Не собираюсь спорить даже об этике. Мы живем по разным правилам.

— Правила зачастую используют как предлог, чтобы игнорировать сочувствие.

— Так я слышу слабое эхо совести в Преподобной Матери?

— Прискорбно. Мои Сестры приговорили бы меня к изгнанию, узнай они, что мной руководит совесть.