Догнать и жениться
Часть 23 из 35 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Буров вздрогнул.
– Кстати, оговорочка тоже в тему, — весело фыркнул Марат. — Вы бы поосторожней с молодой супругой, Сергей Петрович, — задушевно попросил он. — Кроме нее никому ваша смерть не выгодна. А нам с братом особенно.
Алтаев внимательно глянул на Бурова и точно просек тот самый момент, когда до наивного совладельца «Антареса» начала доходить горькая правда.
– И что же теперь делать? — промямлил он, спохватившись. Вытер пот со лба и бросил устало: — Марат, помоги, пожалуйста!
– Ну, во— первых, нужно отправить в издательство опровержение за вашей подписью, и желательно с вашей фотографией. Нужно оповестить общественность, что Катерина Альбертовна находится в отпуске, а предыдущая статья ничего общего с действительностью не имеет. И руководство завода искренне негодует… А потом ехать к Кате и вымаливать прощения.
– Опровержение сейчас отправим, а вот насчет Катерины пока повременю. Это спугнет настоящих преступников. Нужно еще разобраться, один человек писал все гнусные статьи, или Елена написала только последнюю. Я хочу знать точно.
– Ну наконец— то здравый смысл вернулся к вам, — похвалил Марати, когда Буров с айтишником ушли, позвонил Катерине.
На удивление, она сразу взяла трубку. Говорила холодно и только по делу, а Марат сыпал шуточками, рассказывая, как отстоял ее честь.
– Спасибо, — коротко бросила она, собираясь попрощаться.
– Кать, подожди, — взмолился Алтаев. — Я соскучился по тебе, сил нет. Сдохну скоро…
– Спасибо, что вступились за меня, Марат Александрович. Встречаться нам нет необходимости. Я в любом случае больше не вернусь на завод. Всего доброго, — тихо, но настойчиво заявила Катерина.
– Катя! — заорал он, но она уже не услышала его крик, нажав на кнопку отбоя.
– Твою мать, — рыкнул Алтаев и со всей дури въехал кулаком по стене. От удара немного полегчало. Но Марат не учел лишь одного. Вместо толстой капитальной стены, покрытой штукатуркой, под его костяшками дрогнул ламинат и с хрустом сломался к гребеням собачьим.
Марат смачно и витиевато выругался, вспоминая мать и близких родственников того самого маляра, воздвигшего хлипкую конструкцию. А пока искал телефон своего мастера, наткнулся на контакт Манечки. И без всяких раздумий нажал на вызов.
Подружку брата пришлось подождать. Но Марат испытал несказанную радость и счастье, поняв, что телефон беглянки работает и номер человека с фамилией Алтаев еще не занесен в черный список.
– Что за выходки? — не здороваясь поинтересовался Марат. — Куда ты делась с подводной лодки?
– Что? — жуя переспросила Манечка.
– Ты где? — рыкнул Марат.
– Я у бабушки, — тут же хмыкнула подружка Руслана и замолчала.
Марат, ожидая традиционного продолжения фразы с нецензурной рифмой на конце, ответил не сразу.
– Говори, куда за тобой приехать, и собирайся, — велел он. — Руслану плохо без тебя.
– Нет, — пролепетала она и снова сделала паузу.
– Почему? — не понял он.
– Маратик, я в Калининграде, — сразу предупредила Манечка. — И насчет Руслана не надо мне баки заливать, ладно?
– А что такое? — насторожился Марат.
– Твой брат позвал Ксюху и еще одну девочку на междусобойчик. Поторопись, тоже можешь поучаствовать…
– Откуда инфа, Мань? — удивился Марат. — Я пару часов назад виделся с братом. Он был вне себя от горя…
– Он сильно расстроился, ты прав, — проворковала она. — Но знаешь, что его больше всего волнует? То, что я ушла сама, оставив его в дураках.
– Глупости, — недовольно пробурчал Алтаев, в глубине души признавая, что Маня права. — Чем тебе помочь, рыбонька? — поинтересовался Марат, сразу переходя к делу. — Давай денежек кину, а?
– Спасибо, конечно, — настороженно мяукнула Манька и осведомилась подозрительно: — А что это ты такой добренький?
– Мой племянник не должен расти в трудных условиях. Что— то нужно, всегда обращайся, поняла?
– Спасибо, Марат, — искренне воскликнула Маня. — Ты даже не представляешь, как ты меня выручил.
– Карточка та же?
– Да!
«А ты не представляешь, Манюня, что, благодаря твоей природной жадности, я уже завтра буду знать точное твое местоположение. Калининград, говоришь? Ну— ну!»
Глава 15
Следующим утром разразился ужасный скандал. Про «Антарес» не сообщили только в прогнозе погоды. А так все новостные порталы и газеты пестрели статьями о махинациях на заводе. Одни обвиняли Бурова и Ленку, другие — новых учредителей. Кто-то снова написал о причастности Катерины Наумовой, но как-то быстро эта версия сошла на нет. Телефон разрывался, но Катя, поставив айфон на беззвучный режим, запретила себе даже близко подходить к комоду, где в ящике жужжал от нетерпения сотовый. Вечером она вскользь глянула на список пропущенных. Насчитала штук двадцать звонков от Марата и скривилась недовольно.
— Твой поезд ушел, Алтаев, — пробурчала она себе под нос. — Поверил вранью, вот теперь сам и сиди в помойной яме.
Она решительно прошла в кабинет отца, давно перешедший по наследству матери. Провела рукой по большому папиному портрету с паспорту. Умные глаза смотрели тепло и внимательно.
— Папа, папочка, — тихонько проскулила она, всматриваясь в родное лицо. — Что мне теперь делать? — всхлипнула негромко и тут же поняла, что хоть и сейчас попала в непростую ситуацию. На собственной шкуре ощутила злобу и предательство людей, считавшихся друзьями, но даже и близко не подошла к той черте, за которой начиналась история с золотом.
— Кто украл и почему? — прошептала она, снова гладя лицо любимого человека, навсегда запечатленное на цветной портретной фотографии.
«Бедный мой папа, — печально вздохнула Катя. — Что же ты пережил с пропажей слитков? Как сумел пережить все дрязги и разборки? И как нашел в себе силы полностью выплатить Корнею ущерб! Папа, папочка», — снова всхлипнула Катя и, повинуясь внутреннему инстинкту, залезла в сейф и достала из потайного отделения маленькую коробочку. Вынула из нее брошку размером с пятак. Крупный сапфир в середине тянул карата на три, а переплетающиеся по кругу золотые ленты, сплошь усыпанные бриллиантами, добавляли праздничности и значимости. Такая вещь явно не предназначалась для тети Любы Корнеевой, что от большого ума прицепила ее на ту саму шпильку, подарившую свободу. Катя еще раз внимательно осмотрела тыльную сторону изделия. Нашла два выступающих крючка, с помощью которых и удалось жене Корнеева закрепить брошку на тонкой железке, а при случае закалывать волосы. Естественно, носить брошечку никто не собирался. Лежит себе в сейфе и пусть лежит.
«Трофей мой», — мысленно хмыкнула Катя, слегка касаясь подушечкой указательного пальца по едва видневшимся буквам. Б.О.Л.И.Н.
«Где же Михею удалось раздобыть историческую редкость?» — подумалось Кате. Она будто наяву увидела, как отец, засунув в глаз лупу, причитает над Катькиной добычей:
— Ну доча, ну даешь!
И сама Катерина, растерянная, еще не пришедшая в себя от полночного бега с препятствиями, смущенно заглядывает отцу через плечо и бормочет чуть слышно:
— Я только дома поняла, пап, что тут бриллианты и сапфир, кажется!
— Моя дочь, — гордо выпячивает грудь Альберт, а потом наматывает на тонкое шило небольшой слой ваты, смачивает ее в спирте и аккуратно чистит внутреннюю сторону брошки.
— Вот, смотрите, — улыбается он жене и дочке. — Видите буковки? Это Болин, твою мать! Катя, ну ты даешь! — веселится папа, а мама шикает на него, чтобы не смел ругаться при дамах.
Папа вскакивает из-за стола. Обнимает маму, потом чмокает в щеку саму Катерину, а уж после несется к телефону, стоявшему в коридоре, звонить Корнееву.
— Михей, — спокойно и слегка надменно говорит в трубку. — Я выплачу тебе стоимость слитков. Моей вины в их пропаже нет, но у них цена гораздо меньше, чем моя репутация. Во имя нашей прежней дружбы я прошу тебя о небольшой рассрочке.
Папа слушает внимательно, а потом неспешно соглашается.
— Да, ты прав, полгода — отличный срок. Я надеюсь, больше мою семью ни ты, ни твои люди не побеспокоят, — сдержанно замечает он, а потом терпеливо слушает собеседника и лишь под самый конец разговора мимоходом бросает:
— Какая еще брошка? Катя еле жива и безумно счастлива, что унесла ноги из твоего дома. А где она лежала, эта бижутерия? В спальне? Так поищи под кроватью, может, упала? Ладно, хорошо, — соглашается отец и вешает трубку.
— Почему ты не сказал, что эта вещь у нас? — нервно интересуется мама. — Тем более такая ценная.
— Во-первых, Михей похитил Катю. А это беспредел, Роза, — морщится отец. — И если Катерина случайно увела у него из-под носа дорогую безделушку, то Корнеев сам виноват. Не крал бы Катьку, остался бы с брошкой. Во-вторых, он понятия не имеет о ее действительной стоимости. Это историческая редкость. Изделий Болина почти не сохранилось. По крайней мере в нашей стране.
— Кто такой этот Болин? — нетерпеливо фыркает мама, уперев руки в боки. Она еще собирается спорить с отцом и настаивать вернуть обратно Михею его цацку. — Пусть Корнеев себе на задницу эту бирюльку нацепит, — шипит она.
Папа пропускает ее слова мимо ушей и с удовольствием начинает объяснять, кто такой Карл Эдуард Болин и чем он знаменит.
— Ты думаешь, Фаберже всегда при дворе состояли и лепили свои пасхальные яйца? — усмехается отец. — До них, начиная со времен то ли с Екатерины, то ли с Павла, поставщиками украшений считались Болины. Жена одного из них стала крестной матерью дочери Николая Первого. Ты представляешь, Роза, близость этой семьи ко двору? А о ценности брошечки хоть примерно догадываешься?
— Тогда тем более, — мученически вздыхает мать.
— Я сказал, Роза, — пресекает всякие разговоры папа. — Брошка остается и принадлежит только Кате. Это ее собственность, добытая в бою. Тем более что Люба — великодушная женщина — разрешила нашей дочери оставить цацку себе, как компенсацию. Она чуть последние волосья Михею не выдрала, когда узнала о похищении.
Катя тяжело вздохнула, возвращаясь в реальность. А потом решительно убрала брошку обратно в сейф. Заперла мудреный замок и снова всмотрелась в добродушное лицо отца. Высокие скулы. Выдающийся лоб и непокорные белые вихры, причесанные за минуту до прихода фотографа.
— Папа, папочка, — прошептала Катя. — Как же я люблю тебя. И что же мне делать, а?
Она будто услышала строгий, но вместе с тем любящий голос:
— Займись делом, Катюнь. Хватит валять дурака.
Катерина вернулась в более обжитую часть дома. Вышла на кухню, где мама кормила Глеба и выспрашивала новости о внуке.
— Ты бы приехала, помогла Наташке, — пробурчал брат с набитым ртом. — У мелкого то живот, то зубы. Натка ночами не спит…
— Я только днем на пару часов могу подменить, — развела руками мама. — Тут дом и Ронка. Я же все не брошу.
— Давай я у вас поселюсь, — предложила Катерина, вытаскивая из тарелки брата ломтик малосольного огурца и быстро отправляя его в рот.
Буров вздрогнул.
– Кстати, оговорочка тоже в тему, — весело фыркнул Марат. — Вы бы поосторожней с молодой супругой, Сергей Петрович, — задушевно попросил он. — Кроме нее никому ваша смерть не выгодна. А нам с братом особенно.
Алтаев внимательно глянул на Бурова и точно просек тот самый момент, когда до наивного совладельца «Антареса» начала доходить горькая правда.
– И что же теперь делать? — промямлил он, спохватившись. Вытер пот со лба и бросил устало: — Марат, помоги, пожалуйста!
– Ну, во— первых, нужно отправить в издательство опровержение за вашей подписью, и желательно с вашей фотографией. Нужно оповестить общественность, что Катерина Альбертовна находится в отпуске, а предыдущая статья ничего общего с действительностью не имеет. И руководство завода искренне негодует… А потом ехать к Кате и вымаливать прощения.
– Опровержение сейчас отправим, а вот насчет Катерины пока повременю. Это спугнет настоящих преступников. Нужно еще разобраться, один человек писал все гнусные статьи, или Елена написала только последнюю. Я хочу знать точно.
– Ну наконец— то здравый смысл вернулся к вам, — похвалил Марати, когда Буров с айтишником ушли, позвонил Катерине.
На удивление, она сразу взяла трубку. Говорила холодно и только по делу, а Марат сыпал шуточками, рассказывая, как отстоял ее честь.
– Спасибо, — коротко бросила она, собираясь попрощаться.
– Кать, подожди, — взмолился Алтаев. — Я соскучился по тебе, сил нет. Сдохну скоро…
– Спасибо, что вступились за меня, Марат Александрович. Встречаться нам нет необходимости. Я в любом случае больше не вернусь на завод. Всего доброго, — тихо, но настойчиво заявила Катерина.
– Катя! — заорал он, но она уже не услышала его крик, нажав на кнопку отбоя.
– Твою мать, — рыкнул Алтаев и со всей дури въехал кулаком по стене. От удара немного полегчало. Но Марат не учел лишь одного. Вместо толстой капитальной стены, покрытой штукатуркой, под его костяшками дрогнул ламинат и с хрустом сломался к гребеням собачьим.
Марат смачно и витиевато выругался, вспоминая мать и близких родственников того самого маляра, воздвигшего хлипкую конструкцию. А пока искал телефон своего мастера, наткнулся на контакт Манечки. И без всяких раздумий нажал на вызов.
Подружку брата пришлось подождать. Но Марат испытал несказанную радость и счастье, поняв, что телефон беглянки работает и номер человека с фамилией Алтаев еще не занесен в черный список.
– Что за выходки? — не здороваясь поинтересовался Марат. — Куда ты делась с подводной лодки?
– Что? — жуя переспросила Манечка.
– Ты где? — рыкнул Марат.
– Я у бабушки, — тут же хмыкнула подружка Руслана и замолчала.
Марат, ожидая традиционного продолжения фразы с нецензурной рифмой на конце, ответил не сразу.
– Говори, куда за тобой приехать, и собирайся, — велел он. — Руслану плохо без тебя.
– Нет, — пролепетала она и снова сделала паузу.
– Почему? — не понял он.
– Маратик, я в Калининграде, — сразу предупредила Манечка. — И насчет Руслана не надо мне баки заливать, ладно?
– А что такое? — насторожился Марат.
– Твой брат позвал Ксюху и еще одну девочку на междусобойчик. Поторопись, тоже можешь поучаствовать…
– Откуда инфа, Мань? — удивился Марат. — Я пару часов назад виделся с братом. Он был вне себя от горя…
– Он сильно расстроился, ты прав, — проворковала она. — Но знаешь, что его больше всего волнует? То, что я ушла сама, оставив его в дураках.
– Глупости, — недовольно пробурчал Алтаев, в глубине души признавая, что Маня права. — Чем тебе помочь, рыбонька? — поинтересовался Марат, сразу переходя к делу. — Давай денежек кину, а?
– Спасибо, конечно, — настороженно мяукнула Манька и осведомилась подозрительно: — А что это ты такой добренький?
– Мой племянник не должен расти в трудных условиях. Что— то нужно, всегда обращайся, поняла?
– Спасибо, Марат, — искренне воскликнула Маня. — Ты даже не представляешь, как ты меня выручил.
– Карточка та же?
– Да!
«А ты не представляешь, Манюня, что, благодаря твоей природной жадности, я уже завтра буду знать точное твое местоположение. Калининград, говоришь? Ну— ну!»
Глава 15
Следующим утром разразился ужасный скандал. Про «Антарес» не сообщили только в прогнозе погоды. А так все новостные порталы и газеты пестрели статьями о махинациях на заводе. Одни обвиняли Бурова и Ленку, другие — новых учредителей. Кто-то снова написал о причастности Катерины Наумовой, но как-то быстро эта версия сошла на нет. Телефон разрывался, но Катя, поставив айфон на беззвучный режим, запретила себе даже близко подходить к комоду, где в ящике жужжал от нетерпения сотовый. Вечером она вскользь глянула на список пропущенных. Насчитала штук двадцать звонков от Марата и скривилась недовольно.
— Твой поезд ушел, Алтаев, — пробурчала она себе под нос. — Поверил вранью, вот теперь сам и сиди в помойной яме.
Она решительно прошла в кабинет отца, давно перешедший по наследству матери. Провела рукой по большому папиному портрету с паспорту. Умные глаза смотрели тепло и внимательно.
— Папа, папочка, — тихонько проскулила она, всматриваясь в родное лицо. — Что мне теперь делать? — всхлипнула негромко и тут же поняла, что хоть и сейчас попала в непростую ситуацию. На собственной шкуре ощутила злобу и предательство людей, считавшихся друзьями, но даже и близко не подошла к той черте, за которой начиналась история с золотом.
— Кто украл и почему? — прошептала она, снова гладя лицо любимого человека, навсегда запечатленное на цветной портретной фотографии.
«Бедный мой папа, — печально вздохнула Катя. — Что же ты пережил с пропажей слитков? Как сумел пережить все дрязги и разборки? И как нашел в себе силы полностью выплатить Корнею ущерб! Папа, папочка», — снова всхлипнула Катя и, повинуясь внутреннему инстинкту, залезла в сейф и достала из потайного отделения маленькую коробочку. Вынула из нее брошку размером с пятак. Крупный сапфир в середине тянул карата на три, а переплетающиеся по кругу золотые ленты, сплошь усыпанные бриллиантами, добавляли праздничности и значимости. Такая вещь явно не предназначалась для тети Любы Корнеевой, что от большого ума прицепила ее на ту саму шпильку, подарившую свободу. Катя еще раз внимательно осмотрела тыльную сторону изделия. Нашла два выступающих крючка, с помощью которых и удалось жене Корнеева закрепить брошку на тонкой железке, а при случае закалывать волосы. Естественно, носить брошечку никто не собирался. Лежит себе в сейфе и пусть лежит.
«Трофей мой», — мысленно хмыкнула Катя, слегка касаясь подушечкой указательного пальца по едва видневшимся буквам. Б.О.Л.И.Н.
«Где же Михею удалось раздобыть историческую редкость?» — подумалось Кате. Она будто наяву увидела, как отец, засунув в глаз лупу, причитает над Катькиной добычей:
— Ну доча, ну даешь!
И сама Катерина, растерянная, еще не пришедшая в себя от полночного бега с препятствиями, смущенно заглядывает отцу через плечо и бормочет чуть слышно:
— Я только дома поняла, пап, что тут бриллианты и сапфир, кажется!
— Моя дочь, — гордо выпячивает грудь Альберт, а потом наматывает на тонкое шило небольшой слой ваты, смачивает ее в спирте и аккуратно чистит внутреннюю сторону брошки.
— Вот, смотрите, — улыбается он жене и дочке. — Видите буковки? Это Болин, твою мать! Катя, ну ты даешь! — веселится папа, а мама шикает на него, чтобы не смел ругаться при дамах.
Папа вскакивает из-за стола. Обнимает маму, потом чмокает в щеку саму Катерину, а уж после несется к телефону, стоявшему в коридоре, звонить Корнееву.
— Михей, — спокойно и слегка надменно говорит в трубку. — Я выплачу тебе стоимость слитков. Моей вины в их пропаже нет, но у них цена гораздо меньше, чем моя репутация. Во имя нашей прежней дружбы я прошу тебя о небольшой рассрочке.
Папа слушает внимательно, а потом неспешно соглашается.
— Да, ты прав, полгода — отличный срок. Я надеюсь, больше мою семью ни ты, ни твои люди не побеспокоят, — сдержанно замечает он, а потом терпеливо слушает собеседника и лишь под самый конец разговора мимоходом бросает:
— Какая еще брошка? Катя еле жива и безумно счастлива, что унесла ноги из твоего дома. А где она лежала, эта бижутерия? В спальне? Так поищи под кроватью, может, упала? Ладно, хорошо, — соглашается отец и вешает трубку.
— Почему ты не сказал, что эта вещь у нас? — нервно интересуется мама. — Тем более такая ценная.
— Во-первых, Михей похитил Катю. А это беспредел, Роза, — морщится отец. — И если Катерина случайно увела у него из-под носа дорогую безделушку, то Корнеев сам виноват. Не крал бы Катьку, остался бы с брошкой. Во-вторых, он понятия не имеет о ее действительной стоимости. Это историческая редкость. Изделий Болина почти не сохранилось. По крайней мере в нашей стране.
— Кто такой этот Болин? — нетерпеливо фыркает мама, уперев руки в боки. Она еще собирается спорить с отцом и настаивать вернуть обратно Михею его цацку. — Пусть Корнеев себе на задницу эту бирюльку нацепит, — шипит она.
Папа пропускает ее слова мимо ушей и с удовольствием начинает объяснять, кто такой Карл Эдуард Болин и чем он знаменит.
— Ты думаешь, Фаберже всегда при дворе состояли и лепили свои пасхальные яйца? — усмехается отец. — До них, начиная со времен то ли с Екатерины, то ли с Павла, поставщиками украшений считались Болины. Жена одного из них стала крестной матерью дочери Николая Первого. Ты представляешь, Роза, близость этой семьи ко двору? А о ценности брошечки хоть примерно догадываешься?
— Тогда тем более, — мученически вздыхает мать.
— Я сказал, Роза, — пресекает всякие разговоры папа. — Брошка остается и принадлежит только Кате. Это ее собственность, добытая в бою. Тем более что Люба — великодушная женщина — разрешила нашей дочери оставить цацку себе, как компенсацию. Она чуть последние волосья Михею не выдрала, когда узнала о похищении.
Катя тяжело вздохнула, возвращаясь в реальность. А потом решительно убрала брошку обратно в сейф. Заперла мудреный замок и снова всмотрелась в добродушное лицо отца. Высокие скулы. Выдающийся лоб и непокорные белые вихры, причесанные за минуту до прихода фотографа.
— Папа, папочка, — прошептала Катя. — Как же я люблю тебя. И что же мне делать, а?
Она будто услышала строгий, но вместе с тем любящий голос:
— Займись делом, Катюнь. Хватит валять дурака.
Катерина вернулась в более обжитую часть дома. Вышла на кухню, где мама кормила Глеба и выспрашивала новости о внуке.
— Ты бы приехала, помогла Наташке, — пробурчал брат с набитым ртом. — У мелкого то живот, то зубы. Натка ночами не спит…
— Я только днем на пару часов могу подменить, — развела руками мама. — Тут дом и Ронка. Я же все не брошу.
— Давай я у вас поселюсь, — предложила Катерина, вытаскивая из тарелки брата ломтик малосольного огурца и быстро отправляя его в рот.