Дочь торговца шелком
Часть 8 из 67 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Кофе? – предложил он, ведя Николь за со-бой.
Солнце серебрило тротуары. Николь вслушивалась в ритм шагов Марка, стараясь не отставать. Они шли так близко друг к другу, что она буквально ощущала идущую от Марка энергию.
– Теперь я возглавляю наш старый семейный магазинчик шелка. Сегодня мой первый рабочий день, – сказала Николь и, смутившись, добавила: – Надеюсь, у меня все получится.
Марк остановился и широко улыбнулся ей, затем приобнял, словно подбадривая:
– Ты ведь хочешь объездить весь мир, да?
Она кивнула.
– Николь, ты сама выбираешь свой путь. По крайней мере отчасти.
Пристальный взгляд Марка взволновал ее. Как устоять перед мужчиной со столь глубокими синими глазами и неотразимой улыбкой? Тело Николь само откликалось на его энергию. Николь вдруг занервничала, задумавшись, а какой он видит ее – невысокую, с большими темными глазами.
Марк положил руку ей на плечи:
– Идем.
Пока он делал заказ, Николь ждала его в очереди у кафе. Заведение казалось даже более жизнерадостным и красивым, чем обычно, хотя рядом с Марком все становилось чудесным. Они устроились за столиком у окна, и Николь мысленно посмеялась над своей мечтательностью. Заметив, что Марк изучает ее лицо, она отвернулась.
– Скажи мне, когда замолчать, но мне кажется, тебя что-то волнует.
– Не думала, что это так заметно, – вздохнула Николь.
– И что это?
Она замешкалась и мельком взглянула на Марка, но тут ее чувства хлынули наружу.
– Ничего особенного. Просто размышляю над тем, что мне достался старый магазин шелка, а к Сильвии перешел весь бизнес.
Николь замолчала, прислушиваясь к звону кофейных чашек и отголоскам чужих разговоров, затем посмотрела на улицу. Ей нравился Марк, но насколько можно довериться почти незнакомому человеку?
– Значит, не быть мне торговцем шелком, – после небольшой паузы сказала она.
– Не торопись, – улыбнулся Марк. – А где находится этот магазин?
– В старом квартале. Я сделаю все, что в моих силах. У меня вьетнамская внешность. Я люблю шелк. Как он пахнет. Какой он на ощупь. С ним я умею обходиться. – Она улыбнулась. – Или же он со мной?
– Значит, у тебя целый план насчет этого магазина?
Николь рассмеялась:
– Для начала я собираюсь наведаться туда с дезинфицирующим средством и шваброй. Магазин нуждается в генеральной уборке. Я наведу там такую красоту, что клиенты не устоят. Они будут приходить и покупать шелк.
– А хотела бы ты заняться чем-то еще? – Марк коснулся ее руки.
– Раньше я любила петь и участвовала в школьных постановках, – улыбнулась Николь.
– Сейчас я о другом. Как насчет того, чтобы поплавать? Или покататься по озеру?
– Я не слишком дружу с лодками. – Николь поморщилась.
– Грести буду я. Тебе просто нужно расслабиться и оставаться красивой.
– Непростая задачка, – засмеялась Николь.
– Неужели ты не понимаешь?
– Чего именно?
Марк подался вперед и коснулся ее щеки:
– Ты даже сама не знаешь, насколько ты красивая.
По шее Николь пробежала горячая волна, и девушка стыдливо опустила глаза. Смеялся ли Марк над ней? Не хотелось думать, что она для него не более чем способ отвлечься. Игрушка, с которой можно пошутить, не принимая всерьез.
Вновь пошел дождик, хотя сквозь ветви деревьев все еще пробивались солнечные лучи. В такие дни тьма и свет словно вступали в борьбу.
– Как думаешь, у меня что-нибудь выйдет с магазином? Я совершала всякие глупые поступки. Ставила отца в неловкое положение. Он считает, что мне нельзя доверять. Сильвия не устраивала пожаров, не сбегала без предупреждения на автобусе в Сайгон. В школе меня то и дело оставляли после уроков, потому что я много болтала и вечно проливала чернила.
– В молодости мы все совершаем глупости.
– Ты говоришь как древний старик. Сколько тебе лет?
– Тридцать два.
Прогремел гром, и Николь подняла голову.
– Поверь мне, – сказал Марк. – Все получится. Просто докажи отцу, что ты можешь сделать магазин успешным.
Он закурил «Честерфилд», и они еще немного поболтали. Вскоре Марк отодвинул стул.
Николь забеспокоилась, что их встреча вот-вот закончится.
– А какие у вас дела с папой? – выпалила она. – Не похоже на обычную торговлю шелком. Ты работаешь на французов?
Лицо Марка не изменилось, но небольшая пауза в его ответе встревожила Николь.
– К чему об этом говорить?
– Теперь бизнесом руководит Сильвия, значит ты должен работать с ней, а не с отцом.
– Так и будет, с поддержкой твоего отца. Хотя никто из нас не хотел бы распространения коммунизма в Юго-Восточной Азии, правда?
Марк протянул ей руку, но Николь слегка отпрянула. Пристальный взгляд этого человека оживлял все ее чувства, и даже собственный голос казался чужим.
– Я заеду за тобой завтра в шесть. Полюбуемся, как садится над озером солнце. Будет здорово.
Николь хотелось задать Марку миллион вопросов, но он встал и широким шагом вышел из кафе. Она поспешила за ним, однако он вдруг остановился на крыльце. Когда Николь нечаянно врезалась в него, Марк запечатлел на ее губах легчайший поцелуй, отчего по всему ее телу пробежала дрожь. Николь откинула с лица волосы. Голова шла кругом, и хотелось куда большего. Должно быть, Марк это понял, однако отстранился.
* * *
Покончив с покупками, Николь вышла на улицу и вобрала в легкие воздух, в котором смешалось зловоние сточных канав, перебиваемое более сильным запахом – свежей выпечки. В этом месте хорошее и плохое сливались воедино. К счастью, небо прояснилось, дети побежали по поручениям матерей, некоторые играли в канавах, хотя один бог ведал, что они могли подцепить в болотистой коричневатой воде или среди облака москитов.
С ключом в руке Николь стояла у входа в магазин. На тротуаре сидел калека, протягивая картонную коробку от жареных овощей и бобов в имбирном соусе. Повернувшись, она дала ему несколько монет и перебросилась парой фраз.
По радио играла вьетнамская музыка. Подняв голову, Николь посмотрела на верхний этаж магазинчика шелка напротив, не столь просторный, как у них. Там продавали дешевую ткань для штор. Вдова прежнего управляющего магазином шелка Дюваль хмуро глянула на нее из-за шторы, и Николь мельком увидела ее зубы. Женщина все еще наносила на них черную эмаль, как делали приверженцы старых обычаев. Они считали, что белые зубы годятся лишь для собак. Николь приветственно махнула рукой, но занавеска задернулась, скрыв женщину из виду.
Позади раздался голос; Николь круто развернулась, но это был лишь продавец жареных овощных рулетиков. В воздухе повис запах угля от жаровни. Глянув на противоположную сторону улицы, Николь увидела молодого человека, который неотрывно следил за ней. У него было характерное для вьетнамцев широкое лицо, густые брови и темные глаза с узким разрезом. Она кивнула ему и вставила ключ в замочную скважину, но не успела Николь зайти внутрь, как парень подошел ближе.
– Теперь ты тут за главную? – спросил он, демонстрируя щербинку в передних зубах.
– Я.
Его черные волосы топорщились во все стороны. Он стоял босиком, одетый в темный аобаба, традиционный мешковатый костюм сельских тружеников.
– Тебе так больше идет. – Он прикоснулся к рукаву Николь.
Она фыркнула и глянула на свою одежду.
– Ты следил за мной?
Парень склонил голову набок и скрутил сигарку.
– Возможно.
Николь отвернулась и почувствовала, что он отошел. Парень держался надменно, и ей вдруг в голову пришла мысль, что, возможно, к его появлению причастна Сильвия, говорившая о безопасности. Николь обернулась, но он уже скрылся в толчее уличных торговцев, которые предлагали сладкие рисовые пудинги.
Оказавшись внутри магазина, Николь окинула взглядом запылившиеся нижние комнаты, подмечая покрытые пятнами бревна, старинные резные узоры и полы с темным кафелем. Большинство комнат, разделенных декоративными деревянными решетками, не создавали уединенности. Николь еще не обсуждала этого с семьей, но она хотела не только управлять магазином, но и жить здесь. Она беспокоилась, что ее отъезд потрясет родных, но наконец она получит долгожданную свободу. Здесь она станет самой собой, Сильвия не будет дышать ей в спину, а отец говорить, что делать и как думать.
Наверху неприятно пахло плесенью, но, осмотрев шелк, хранившийся в оцинкованных деревянных сундуках, Николь с облегчением обнаружила, что ткань не пострадала. Сундуки были заперты, и только у нее имелись ключи.
Николь открыла ящик старого комода. Предыдущие жильцы оставили здесь всякий хлам, и она сгребла его в мешок. В нижнем ящике обнаружился старый кошель, покрытый пылью. Николь хотела его выбросить, но решила сначала встряхнуть. Во все стороны полетела пыль, Николь закашлялась, но тут заметила, что это была шелковая вещица ручной работы с вышивкой. Вьетнамский антиквариат, потускневший от времени и слегка потрепанный, но изысканно украшенный изображением мифического существа. Николь провела по кошелю пальцами, зная, что на ее ладони лежит прошлое. Она перевернула вещь, чуть ли не слыша голос его владельца. Прижала к груди, ощущая себя частью чего-то особенного. Целой истории шелка и истории вьетнамского народа – как и ее собственной, вплетенной в этот маленький кошель.
Ее отец был французом, кухарка – француженкой, сестра пусть и смешанных кровей, но обладала французской наружностью. Николь понимала, как мало внимания уделяет вьетнамской стороне своей жизни. Родители ее матери отказались от дочери, когда та вышла замуж за француза. Николь никогда с ними не виделась и даже понятия не имела, где они живут. Французы так долго господствовали во Вьетнаме, что Николь всегда стеснялась своей внешности, считая, что подвела семью. Она в совершенстве владела вьетнамским и сожалела лишь, что не может пообщаться с матерью. Что до общества, членов семьи Дюваль считали бы исключительно французами, если бы не внешность Николь.
Она вычистила верхний ящик, завернула кошель в шелковый лоскут и аккуратно вернула вещицу на место. Несколько часов кряду Николь подметала, протирала пыль и мыла полы. Наконец она отряхнулась от грязи. Ей удалось избавить помещение от запаха котов, но не от едкой растительной гнили. Николь пообещала себе принести в следующий раз листья ши, которые устранили бы в магазине неприятный запах. Пот лился с нее ручьем, но результат стоил усилий. Переходя из комнаты в комнату, Николь убирала чехлы с мебели темного дерева с перламутровой инкрустацией, потом сняла покрывало с бархатной кушетки.
В прохладной темной комнатке в глубине дома, с окнами во внутренний двор, Николь обнаружила алтарь с благовониями и гнилыми зелеными плодами манго. Девушка навела порядок и там. Открыла окно, позволяя воздуху циркулировать, потом на несколько мгновений замерла. Хотя Николь не верила в Бога, но в этом месте ощутила умиротворенность, словно пришедшую от многих поколений.
День клонился к вечеру. Стоило жаре достичь пика, и ты уже мечтал о прохладе сумерек. Николь предавалась фантазиям о ванне с пеной, желая смыть с себя запах котов, когда вдруг завопил петух. Николь вскинула голову и увидела парня, которого встретила ранее, – теперь он пялился на нее из окна. Он ослабил шарф на шее, обнажая краешек фиолетового пятна, похожего на родимое.
– Почему ты здесь? – возмутилась Николь, выйдя во двор.
Солнце серебрило тротуары. Николь вслушивалась в ритм шагов Марка, стараясь не отставать. Они шли так близко друг к другу, что она буквально ощущала идущую от Марка энергию.
– Теперь я возглавляю наш старый семейный магазинчик шелка. Сегодня мой первый рабочий день, – сказала Николь и, смутившись, добавила: – Надеюсь, у меня все получится.
Марк остановился и широко улыбнулся ей, затем приобнял, словно подбадривая:
– Ты ведь хочешь объездить весь мир, да?
Она кивнула.
– Николь, ты сама выбираешь свой путь. По крайней мере отчасти.
Пристальный взгляд Марка взволновал ее. Как устоять перед мужчиной со столь глубокими синими глазами и неотразимой улыбкой? Тело Николь само откликалось на его энергию. Николь вдруг занервничала, задумавшись, а какой он видит ее – невысокую, с большими темными глазами.
Марк положил руку ей на плечи:
– Идем.
Пока он делал заказ, Николь ждала его в очереди у кафе. Заведение казалось даже более жизнерадостным и красивым, чем обычно, хотя рядом с Марком все становилось чудесным. Они устроились за столиком у окна, и Николь мысленно посмеялась над своей мечтательностью. Заметив, что Марк изучает ее лицо, она отвернулась.
– Скажи мне, когда замолчать, но мне кажется, тебя что-то волнует.
– Не думала, что это так заметно, – вздохнула Николь.
– И что это?
Она замешкалась и мельком взглянула на Марка, но тут ее чувства хлынули наружу.
– Ничего особенного. Просто размышляю над тем, что мне достался старый магазин шелка, а к Сильвии перешел весь бизнес.
Николь замолчала, прислушиваясь к звону кофейных чашек и отголоскам чужих разговоров, затем посмотрела на улицу. Ей нравился Марк, но насколько можно довериться почти незнакомому человеку?
– Значит, не быть мне торговцем шелком, – после небольшой паузы сказала она.
– Не торопись, – улыбнулся Марк. – А где находится этот магазин?
– В старом квартале. Я сделаю все, что в моих силах. У меня вьетнамская внешность. Я люблю шелк. Как он пахнет. Какой он на ощупь. С ним я умею обходиться. – Она улыбнулась. – Или же он со мной?
– Значит, у тебя целый план насчет этого магазина?
Николь рассмеялась:
– Для начала я собираюсь наведаться туда с дезинфицирующим средством и шваброй. Магазин нуждается в генеральной уборке. Я наведу там такую красоту, что клиенты не устоят. Они будут приходить и покупать шелк.
– А хотела бы ты заняться чем-то еще? – Марк коснулся ее руки.
– Раньше я любила петь и участвовала в школьных постановках, – улыбнулась Николь.
– Сейчас я о другом. Как насчет того, чтобы поплавать? Или покататься по озеру?
– Я не слишком дружу с лодками. – Николь поморщилась.
– Грести буду я. Тебе просто нужно расслабиться и оставаться красивой.
– Непростая задачка, – засмеялась Николь.
– Неужели ты не понимаешь?
– Чего именно?
Марк подался вперед и коснулся ее щеки:
– Ты даже сама не знаешь, насколько ты красивая.
По шее Николь пробежала горячая волна, и девушка стыдливо опустила глаза. Смеялся ли Марк над ней? Не хотелось думать, что она для него не более чем способ отвлечься. Игрушка, с которой можно пошутить, не принимая всерьез.
Вновь пошел дождик, хотя сквозь ветви деревьев все еще пробивались солнечные лучи. В такие дни тьма и свет словно вступали в борьбу.
– Как думаешь, у меня что-нибудь выйдет с магазином? Я совершала всякие глупые поступки. Ставила отца в неловкое положение. Он считает, что мне нельзя доверять. Сильвия не устраивала пожаров, не сбегала без предупреждения на автобусе в Сайгон. В школе меня то и дело оставляли после уроков, потому что я много болтала и вечно проливала чернила.
– В молодости мы все совершаем глупости.
– Ты говоришь как древний старик. Сколько тебе лет?
– Тридцать два.
Прогремел гром, и Николь подняла голову.
– Поверь мне, – сказал Марк. – Все получится. Просто докажи отцу, что ты можешь сделать магазин успешным.
Он закурил «Честерфилд», и они еще немного поболтали. Вскоре Марк отодвинул стул.
Николь забеспокоилась, что их встреча вот-вот закончится.
– А какие у вас дела с папой? – выпалила она. – Не похоже на обычную торговлю шелком. Ты работаешь на французов?
Лицо Марка не изменилось, но небольшая пауза в его ответе встревожила Николь.
– К чему об этом говорить?
– Теперь бизнесом руководит Сильвия, значит ты должен работать с ней, а не с отцом.
– Так и будет, с поддержкой твоего отца. Хотя никто из нас не хотел бы распространения коммунизма в Юго-Восточной Азии, правда?
Марк протянул ей руку, но Николь слегка отпрянула. Пристальный взгляд этого человека оживлял все ее чувства, и даже собственный голос казался чужим.
– Я заеду за тобой завтра в шесть. Полюбуемся, как садится над озером солнце. Будет здорово.
Николь хотелось задать Марку миллион вопросов, но он встал и широким шагом вышел из кафе. Она поспешила за ним, однако он вдруг остановился на крыльце. Когда Николь нечаянно врезалась в него, Марк запечатлел на ее губах легчайший поцелуй, отчего по всему ее телу пробежала дрожь. Николь откинула с лица волосы. Голова шла кругом, и хотелось куда большего. Должно быть, Марк это понял, однако отстранился.
* * *
Покончив с покупками, Николь вышла на улицу и вобрала в легкие воздух, в котором смешалось зловоние сточных канав, перебиваемое более сильным запахом – свежей выпечки. В этом месте хорошее и плохое сливались воедино. К счастью, небо прояснилось, дети побежали по поручениям матерей, некоторые играли в канавах, хотя один бог ведал, что они могли подцепить в болотистой коричневатой воде или среди облака москитов.
С ключом в руке Николь стояла у входа в магазин. На тротуаре сидел калека, протягивая картонную коробку от жареных овощей и бобов в имбирном соусе. Повернувшись, она дала ему несколько монет и перебросилась парой фраз.
По радио играла вьетнамская музыка. Подняв голову, Николь посмотрела на верхний этаж магазинчика шелка напротив, не столь просторный, как у них. Там продавали дешевую ткань для штор. Вдова прежнего управляющего магазином шелка Дюваль хмуро глянула на нее из-за шторы, и Николь мельком увидела ее зубы. Женщина все еще наносила на них черную эмаль, как делали приверженцы старых обычаев. Они считали, что белые зубы годятся лишь для собак. Николь приветственно махнула рукой, но занавеска задернулась, скрыв женщину из виду.
Позади раздался голос; Николь круто развернулась, но это был лишь продавец жареных овощных рулетиков. В воздухе повис запах угля от жаровни. Глянув на противоположную сторону улицы, Николь увидела молодого человека, который неотрывно следил за ней. У него было характерное для вьетнамцев широкое лицо, густые брови и темные глаза с узким разрезом. Она кивнула ему и вставила ключ в замочную скважину, но не успела Николь зайти внутрь, как парень подошел ближе.
– Теперь ты тут за главную? – спросил он, демонстрируя щербинку в передних зубах.
– Я.
Его черные волосы топорщились во все стороны. Он стоял босиком, одетый в темный аобаба, традиционный мешковатый костюм сельских тружеников.
– Тебе так больше идет. – Он прикоснулся к рукаву Николь.
Она фыркнула и глянула на свою одежду.
– Ты следил за мной?
Парень склонил голову набок и скрутил сигарку.
– Возможно.
Николь отвернулась и почувствовала, что он отошел. Парень держался надменно, и ей вдруг в голову пришла мысль, что, возможно, к его появлению причастна Сильвия, говорившая о безопасности. Николь обернулась, но он уже скрылся в толчее уличных торговцев, которые предлагали сладкие рисовые пудинги.
Оказавшись внутри магазина, Николь окинула взглядом запылившиеся нижние комнаты, подмечая покрытые пятнами бревна, старинные резные узоры и полы с темным кафелем. Большинство комнат, разделенных декоративными деревянными решетками, не создавали уединенности. Николь еще не обсуждала этого с семьей, но она хотела не только управлять магазином, но и жить здесь. Она беспокоилась, что ее отъезд потрясет родных, но наконец она получит долгожданную свободу. Здесь она станет самой собой, Сильвия не будет дышать ей в спину, а отец говорить, что делать и как думать.
Наверху неприятно пахло плесенью, но, осмотрев шелк, хранившийся в оцинкованных деревянных сундуках, Николь с облегчением обнаружила, что ткань не пострадала. Сундуки были заперты, и только у нее имелись ключи.
Николь открыла ящик старого комода. Предыдущие жильцы оставили здесь всякий хлам, и она сгребла его в мешок. В нижнем ящике обнаружился старый кошель, покрытый пылью. Николь хотела его выбросить, но решила сначала встряхнуть. Во все стороны полетела пыль, Николь закашлялась, но тут заметила, что это была шелковая вещица ручной работы с вышивкой. Вьетнамский антиквариат, потускневший от времени и слегка потрепанный, но изысканно украшенный изображением мифического существа. Николь провела по кошелю пальцами, зная, что на ее ладони лежит прошлое. Она перевернула вещь, чуть ли не слыша голос его владельца. Прижала к груди, ощущая себя частью чего-то особенного. Целой истории шелка и истории вьетнамского народа – как и ее собственной, вплетенной в этот маленький кошель.
Ее отец был французом, кухарка – француженкой, сестра пусть и смешанных кровей, но обладала французской наружностью. Николь понимала, как мало внимания уделяет вьетнамской стороне своей жизни. Родители ее матери отказались от дочери, когда та вышла замуж за француза. Николь никогда с ними не виделась и даже понятия не имела, где они живут. Французы так долго господствовали во Вьетнаме, что Николь всегда стеснялась своей внешности, считая, что подвела семью. Она в совершенстве владела вьетнамским и сожалела лишь, что не может пообщаться с матерью. Что до общества, членов семьи Дюваль считали бы исключительно французами, если бы не внешность Николь.
Она вычистила верхний ящик, завернула кошель в шелковый лоскут и аккуратно вернула вещицу на место. Несколько часов кряду Николь подметала, протирала пыль и мыла полы. Наконец она отряхнулась от грязи. Ей удалось избавить помещение от запаха котов, но не от едкой растительной гнили. Николь пообещала себе принести в следующий раз листья ши, которые устранили бы в магазине неприятный запах. Пот лился с нее ручьем, но результат стоил усилий. Переходя из комнаты в комнату, Николь убирала чехлы с мебели темного дерева с перламутровой инкрустацией, потом сняла покрывало с бархатной кушетки.
В прохладной темной комнатке в глубине дома, с окнами во внутренний двор, Николь обнаружила алтарь с благовониями и гнилыми зелеными плодами манго. Девушка навела порядок и там. Открыла окно, позволяя воздуху циркулировать, потом на несколько мгновений замерла. Хотя Николь не верила в Бога, но в этом месте ощутила умиротворенность, словно пришедшую от многих поколений.
День клонился к вечеру. Стоило жаре достичь пика, и ты уже мечтал о прохладе сумерек. Николь предавалась фантазиям о ванне с пеной, желая смыть с себя запах котов, когда вдруг завопил петух. Николь вскинула голову и увидела парня, которого встретила ранее, – теперь он пялился на нее из окна. Он ослабил шарф на шее, обнажая краешек фиолетового пятна, похожего на родимое.
– Почему ты здесь? – возмутилась Николь, выйдя во двор.