Дочь торговца шелком

– Как давно ты здесь?

– С прошлой ночи.

Она отпила воды.

– У Лан сказала тебе, что я пришла?

– Не хотела сперва.

Похоже, ее болезнь смутила Чана – он то и дело поправлял шарф и по большей части молчал. На секунду его взгляд коснулся лица Николь, но потом он отвернулся. Чан так и не решился прямо посмотреть на нее.

Николь допила воду.

– Где У Лан?

– Стоит за прилавком. Она попросила присмотреть за тобой.

– Значит, теперь ты мой ангел-хранитель?

– У меня осталась твоя вещь.

Он порылся в небольшой сумке и достал старинный кошель.

– Ах… – с улыбкой вздохнула она. – Ты нашел его в палатке!

– Спас его. – Чан улыбнулся. – Так что, похоже, я и впрямь твой ангел-хранитель.

– Спасибо, – сказала Николь, но не рискнула посмотреть, лежит ли по-прежнему внутри снимок Марка.

Чан впервые за все это время внимательно посмотрел на нее. Она увидела, что его взгляд изменился, возможно, даже смягчился.

– Я рискнул всем, чтобы помочь тебе с побегом.

– И я тебе благодарна.

Он покачал головой:

– Ты не понимаешь. В партии больше не жалуют métisse.

Николь заметила, что он постоянно ерзает на месте и прокашливается. Она надеялась, что скоро вернется У Лан.

– При новой власти я занимаю хороший пост, – наконец сказал Чан. – Ты не похожа на француженку. Когда ты поправишься, мы сможем пожениться.

Николь ахнула и с тревогой посмотрела на него. Она совсем такого не ожидала.

– Ты же сказал, что métisse среди вас не место.

Ее воспоминания об их прежней связи давно поблекли. Свет покинул глаза Чана, а в сердце будто иссякла всякая страсть. Перед ней стоял мужчина, чей революционный запал потух. Может, он стал тем, кем и был на самом деле: не мечтателем, а практичным человеком, который, как и многие другие, просто был слишком молод, чтобы разбираться в жизни.

– Ты ничего не знаешь, – сказала она. – У меня есть ребенок.

Чан свел брови вместе и сделал шаг назад.

– Моя сестра забрала ее.

– Так все же ты французская шлюха! – фыркнул он, и его взгляд наполнился отвращением.

Николь хотела ему все объяснить, но он не обратил внимания на протянутую к нему руку.

– Чан, прости, – покачала головой девушка, – но ты обязан меня отпустить.

– Я ничем не обязан. – Чан был расстроен и даже не пытался это скрыть. – Думаю, мне стоит сообщить властям, что ты здесь.

– Вьетминь пока не встал во главе страны. Насколько я знаю, власть еще у французов.

– Они висят на волоске. У тебя есть время передумать.

Его лицо смягчилось, на нем промелькнула тень прошлого – всего на секунду она увидела прежнего Чана.

– Мы могли бы счастливо жить в комнате над магазином, – сказал он.

Николь покачала головой:


– Ты меня не слушал. Я родила дочь. У меня нет желания становиться послушной вьетнамской женой.

Чан подошел к окну и открыл ставни. С улицы донесся ужасный грохот, а с ним яростные голоса. Этот шум ворвался в комнату, оглушив Николь. Она потерла глаза, потом прикрыла их от солнца.

– Будет лучше, если ты отдашь мне магазин шелка, – сказал Чан.

Он обернулся и сурово посмотрел на нее.

– Какой толк от магазина шелка, если режим все отберет, – ответила Николь. – Но я оставлю ключи и документы на собственность, когда буду уезжать.

– Надеюсь, ты никуда не уедешь, – улыбнулся он. – Это ненадолго. Все вернется на круги своя. Раньше я не был собственником. Мы будем вместе вести дела в магазине. Когда придет время. Вот увидишь.

Боясь выдать свои чувства, Николь пыталась успокоиться, но тело отяжелело, а сердце забилось чаще. Не нужно создавать напряженную атмосферу, не стоит соглашаться или возражать в открытую. Как бы она ни хотела, но не могла просто захлопнуть дверь у него перед носом.

– Ты в порядке? – спросил Чан.

Николь кивнула.

– Как ты сможешь держать магазин на плаву?

– Я не буду это делать. По крайней мере, не сразу. Власти отправят всех работать в полях или на больших муниципальных фабриках. Частной торговли не будет.

– Дай мне подумать, – сказала Николь.

Она откинулась на подушки и прикрыла глаза. Не было смысла спорить с ним. Николь надеялась, что У Лан знала, как отвлечь кузена, чтобы дать ей уйти.

Николь скорее почувствовала, чем увидела, что он опустился на колени возле ее кровати.

– Я вернулся за тобой.

У нее снова закружилась голова.

– Все это было так давно.

– Я сказал тебе, что вернусь.

– Ты сошел с ума. Все это не по-настоящему. Но я обещала подумать, а теперь хочу спать.

Раздавленная горем, она отвернулась к стене. Чан бесшумно вышел из комнаты.





Глава 40




Николь проснулась от громкого стука. Ей снова снилось, как она тонет в реке Хюэ, и, очнувшись, она судорожно глотнула ртом воздух. На этот раз это был не сон: кто-то крепко сжал ее. В панике Николь померещилось, что огромная птица расправила крылья и хлещет ее по груди. Николь сперва не смела взглянуть на обидчика, но вот наконец открыла глаза и с облегчением вздохнула, увидев знакомое лицо У Лан. За окнами стемнело, и ее подругу окружал ореол света от небольшой лампы в углу. У Лан поднесла палец к губам, глядя на нее широко распахнутыми глазами. Когда Николь кивнула, та отпустила ее.

– Ты ворочалась во сне, – прошептала У Лан. – Не хотела, чтобы ты вскрикнула.

– Что происходит?

– Тебе нужно уходить.

– Агенты Вьетминя? – Николь подняла голову.

– Нет. – У Лан скорчила гримасу. – Ханой разваливается на части. Сюда идут дезертиры вьетнамской армии. Те, кто был с французами, воюют с Вьетминем.

Раздался сильный шум и гам, будто люди стучали в кастрюли и сковородки.

– Что это? – Николь приподнялась.

– Жители домов стараются призвать на помощь полицию. Но это не сработает.

От громкого хруста они подскочили и вцепились друг в друга.

– Вандалы! – Взгляд У Лан был испепеляющим. – Если тебя найдут, ты никогда отсюда не выберешься. Они злятся на французов за то, что проиграли в войне. А теперь им угрожает Вьетминь.

Николь в ужасе посмотрела на подругу.

– Сейчас они в магазине. На улице они пытались застрелить двух человек.