Дочь торговца шелком
Часть 23 из 67 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– О платье.
– А…
– И о Марке тоже. Я даже представить себе не могла, что ты надеялась на что-то большее, чем дружба.
– Не было ничего, кроме дружбы. – Николь покачала головой.
Она лукавила, но не хотела показывать Сильвии, как ей больно.
– Теперь я понимаю, что ты надеялась на другое. Жаль, что я не могу подобрать правильные слова и все уладить.
Николь посмотрела сестре в глаза. В свете фонаря, висевшего над головой, они казались влажными и искренними. Николь не стала задавать вопросы, все больше и больше расстраиваясь.
Глава 17
Вскоре после фестиваля выдался еще один замечательный день, поднявший Николь настроение. Легкий ветерок скрашивал жару, влажность стояла умеренная. Как и многие жители Ханоя, Николь обожала сентябрь. Дни все еще были солнечными и сухими, несмотря на прохладу, в аллеях алым и желтым пламенели деревья. Синева небес наполнилась глубиной, сверкали зеленые озера. Под ногами стелился ковер белых маргариток, среди которых желтели подсолнухи, но больше всего Николь любила аромат молочных цветов[11] среди вечерней прохлады. В их саду тоже на деревьях распускались крошечные белые цветки, как и на улицах города. Ходили слухи, что после окончания войны с Вьетминем посадят еще больше этих растений. Их цветение наполнило воздух горьковато-сладким дурманом, а когда дул ветер, их нежные белые лепестки напоминали падающий снег.
С радостью на душе Николь направилась в магазин, вспоминая жизнь в Хюэ и тот день, когда отец взял ее в дальнюю деревушку, где отливали бронзу. Он искал подарок на день рождения Сильвии. Николь попыталась вспомнить, что же он купил. А на следующий день они наведались в деревню шелка, чтобы посмотреть, как делают шелк.
Там Николь впервые увидела три стадии производства шелка и сразу влюбилась в это дело. Сперва выращивают тутовые деревья. Дальше разводят личинки шелкопрядов и добывают из коконов нити. Насекомые поедают листья тутового дерева, а когда личинки превращаются в куколок, их опускают в кипящую воду, пока не успел появиться взрослый мотылек. Николь было жаль бедных маленьких куколок, которых разводили для добычи шелка. Кокон разматывали в одну непрерывную нить. После этого насекомых готовили и ели. На третьей, самой интересной, стадии нити превращаются в ткань.
Николь проходила мимо прилавков, разглядывая товар. В этот рыночный день все бродили по городу, делая покупки и сплетничая. Николь пребывала в прекрасном расположении духа. Кругом торговались, смеялись, спорили. День становился жарче, и она решила купить крепкого чая у мальчика с крошечными чашечками, которые свисали с бамбукового шеста. Николь обдумывала свои планы на день. Подняла голову и увидела Иветту, стоявшую между двух машин. Может, снова пригласить девочку в магазин? Иветта помахала рукой, и Николь тоже подняла руку в приветствии.
И в этот миг раздался оглушительный взрыв. Обломки взлетели на двадцать метров и осыпались на улицу. Вместо того чтобы помахать Иветте, Николь зажала руками уши. Ее отбросило в переулок. По улице пронеслась волна ужаса: плакали дети, искавшие матерей; все кричали и визжали; мужчины звали кого-то по именам, а женщины стояли как вкопанные, не веря в происходящее. Николь едва видела случившееся, скорее слышала, но как только воздух наполнился дымом, стало ясно, что машины все еще горят. Ей с трудом удалось выбраться из переулка. По улице прокатился еще один взрыв. В воздух выстрелил огромный огненный шар, затем последовал рев. От ослепительно-белого света Николь зажмурилась.
Она судорожно вдохнула и закашлялась от пепла, но вспомнила про Иветту. Превозмогая жжение в глазах, Николь разлепила веки и уставилась на горящие машины – точно на этом месте она видела девочку. Отчаянно желая добраться до Иветты, Николь побежала по осколкам стекла и искореженному металлу. Завыли собаки. Среди толчеи и паники она едва заметила какого-то человека, лежавшего на земле. Он протянул руку, прося о помощи. Николь миновала раненых, но, увидев маленькую девочку, остановилась. Дым чуть рассеялся, открывая страшную картину, а воздух был невыносимо горячим и едким. Все тело пронзило ужасом, и Николь сдавленно всхлипнула. «Прошу, нет, только не Иветта. Не ребенок, который никого и никогда не обидел».
По улице ручьем текла вода, собираясь в лужицу там, где дорога провалилась. Возле этой ямы лежала маленькая девочка, левая нога была завалена кирпичом и осыпавшейся известью, а рядом скулил щенок, Трофей. Николь огляделась по сторонам в поисках помощи. Обезумев от ужаса, она принялась откапывать ногу Иветты, ломая ногти, царапая руки. Когда Николь удалось высвободить ногу девочки, по асфальту растеклась кровь, сверкая на зеркальной поверхности воды.
Среди всеобщего шума Николь расслышала французскую мелодию, которая долетала из пекарни. Девушка рухнула на тротуар и положила голову Иветты себе на колени, не в силах посмотреть в темные глаза. Так Николь сидела и гладила лицо девочки, бормоча ее имя и раскачивая безвольное тельце на руках. Слезы застыли внутри, не желая выплескиваться наружу. Николь вытерла со щек ребенка грязь и теплую кровь, пытаясь вспомнить мотив ее любимой песни, которую они всегда пели по воскресеньям на кухне. Должно быть, Иветта погибла сразу же. У Николь перехватило горло, она подняла голову и увидела идущего к ней Ива. Лицо его вытянулось, скулы заострились. Он сейчас и сам выглядел как мертвец.
Николь посмотрела на платье, пропитавшееся кровью, и заметила осколок стекла в ладони. Между пальцев струилась ее собственная кровь. Ив подошел и поднял Иветту на руки. Все стихло. Он не проронил ни слова, как и Николь. Она всхлипнула и, стиснув зубы, вытащила стекло из ладони, потом оторвала лоскут от юбки, чтобы перевязать руку. Подняла щенка и поплелась следом за Ивом в пекарню.
Он сел за стол, все еще держа дочь на руках, и заплакал.
Николь опустилась напротив в состоянии молчаливого потрясения.
Она вспомнила черно-белые фотографии в газетах, в основном о победах французов за далекими холмами и долинами в северной части страны. Здесь все было иначе. Николь увидела кровь, столь алую, какую и представить себе не могла, повсюду кровь… Изувеченная плоть – и смерть, такая реальная. Время словно остановилось, заперев Николь в мире, где жизнь ребенка могли отобрать за считаные секунды. В душе девушки расползался холод. Постепенно возвращались звуки улицы, она услышала гневные голоса и поняла, что ее вселенная навсегда перевернулась. Завыли сирены полицейских машин. Вот что запомнит Николь: вой сирен, плач, тошнотворный запах крови и жженого сахара.
* * *
Полицейские допросили ее на месте взрыва, задав несколько простых вопросов. Что она видела? Предвещало ли что-то трагедию? Все в таком роде. К удивлению Николь, рано утром отец вызвал ее к себе в кабинет, сказав, что полиция вновь хочет поговорить с ней. Она побрела за ним, одетая лишь в шелковое домашнее платье, а на душе скребли кошки. Всю ночь Николь в объятиях Лизы оплакивала Иветту и искренне скорбела, ведь она любила девочку как сестру.
Когда отец закрыл дверь, Николь попыталась стереть из головы страшные картины, но могла думать лишь о том, что нет оправданий убийству детей. В следующее мгновение она разглядела, кто ждал ее в задымленном кабинете: комиссар Поль Жиро словно занял собой всю комнату. Он стоял спиной к стене, расставив широко ноги и сцепив руки в замок. У Николь все внутри сжалось. Жиро устремил на нее водянистые глаза, а она перевела удивленный взгляд на отца.
– У месье Жиро к тебе несколько вопросов, Николь, – дружелюбно произнес отец. – Вот и все.
От горя и усталости она стала уязвимой. Николь шагнула вперед и стиснула спинку стула.
– Папа, я совсем не спала, – дрожащим голосом проговорила она. – Разве это не может подождать?
Когда Жиро подошел к ней, отец опустил голову. Комиссар пригладил волосы, готовый вот-вот наброситься на нее. Николь видела черные волоски, торчащие из его носа, ощущала запах табака. Она задрожала от отвращения, вспомнив, где недавно застала его.
– Всего минуту, – сказал Жиро, по-прежнему приглаживая волосы. – Дружеская беседа, не более. Мы заметили, что вы проводите время в компании одного молодого вьетнамца.
Он говорил тихим голосом, не громче шепота. Николь это раздражало. Приходилось прислушиваться, что давало Жиро власть над ней. Она гневно посмотрела на него и вдруг поняла, что он видел ее в борделе. Живот свело еще сильнее.
– Законом это не запрещено?
– Николь! – одернул ее отец.
– Знайте, что можете мне довериться, – проговорил Жиро, протягивая руку. – Вы доверяете мне, а я вам. Надеюсь, вы понимаете?
Николь покачала головой:
– Я не проводила времени в его компании, как вы выразились.
Он театрально вздохнул, показывая, насколько он терпелив, потом снова заговорил:
– Вас видели, когда вы ели мороженое на ступеньках вашего магазина.
– Это преступление?
– Я не для того воспитывал тебя, чтобы ты вела себя как простая девчонка, – сказал отец, однако без злости.
– Он студент, – проговорила Николь. – Я его почти не знаю.
– Как его зовут? – спросил Жиро. – Точнее, как он вам представился?
– Не знаю.
– Прекрати, Николь, – сказал отец. – Мы пытаемся вычислить убийц Иветты. Я знаю, что тебе не все равно.
– Конечно!
Она до боли стиснула зубы, но на самом деле ей хотелось сесть и завыть. Николь закрыла глаза. Жаль, она не могла заставить Жиро исчезнуть, тогда бы этот допрос закончился…
– Итак. Есть ли у него имя?
Николь замешкалась. Она знала, что выбора нет. Девушка открыла глаза.
– Он назвался Чаном.
– Их всех зовут Чан или Нгуен. Это все, что ты знаешь? Подумай, Николь, нужна любая зацепка. Что угодно.
Повисла тишина.
– Месье Жиро не винит тебя, Николь, – улыбнулся отец. – Мы знаем, что ты к этому непричастна.
Николь больше не могла сдерживать слез. Они полились по щекам, и Николь поспешила смахнуть их, злясь на себя за то, что плачет перед этим ужасным человеком.
Он выдвинул для нее стул и улыбнулся:
– Почему бы вам не присесть, дорогуша? Вам станет лучше.
Ей не хотелось сидеть, но она сделала так, как ей велели. Комиссар повернулся к ее отцу:
– Эдуард, не мог бы ты принести стакан воды или, может, лимонада?
Достаточно было позвонить в колокольчик, и им все принесли бы, но отец молча вышел. Как только он удалился, улыбка Жиро померкла и он, пригладив рукой брови, заговорил громче:
– Мы следили за юнцом Чаном.
– Вы явились сюда, чтобы допрашивать меня насчет Чана?
Жиро покачал головой:
– Иветта – наше общее горе. Но ваш парнишка и его сообщники – главные подозреваемые. Как-то вечером вас видели вместе. Думаю, мы оба знаем, каким именно. Как вы можете это объяснить?
– Что? Какое это имеет значение? Он не мой парень, он просто сту…
– Время рассказать всю правду, – прервал ее Жиро. – Мы можем оказать друг другу услугу.
Повисла тишина.
– Итак? Расскажите мне о вас.
– Нет никаких нас.
– Что вы делали в его компании? Может, вы считаете, что я не на вашей стороне. Но мы хотим одного и того же, верно?
Николь нервно сглотнула. Чан вряд ли имел отношение к такой жестокости. Он был очень добр с Иветтой. Но в то же время он обмолвился, что скоро город будет осажден. Было ли это предупреждением? Не зная, как быть, Николь вспомнила его слова – он хотел, чтобы она взглянула на мир шире.
– Он сказал мне, что его брата застрелили французы.
– Ага, это уже что-то.
– А…
– И о Марке тоже. Я даже представить себе не могла, что ты надеялась на что-то большее, чем дружба.
– Не было ничего, кроме дружбы. – Николь покачала головой.
Она лукавила, но не хотела показывать Сильвии, как ей больно.
– Теперь я понимаю, что ты надеялась на другое. Жаль, что я не могу подобрать правильные слова и все уладить.
Николь посмотрела сестре в глаза. В свете фонаря, висевшего над головой, они казались влажными и искренними. Николь не стала задавать вопросы, все больше и больше расстраиваясь.
Глава 17
Вскоре после фестиваля выдался еще один замечательный день, поднявший Николь настроение. Легкий ветерок скрашивал жару, влажность стояла умеренная. Как и многие жители Ханоя, Николь обожала сентябрь. Дни все еще были солнечными и сухими, несмотря на прохладу, в аллеях алым и желтым пламенели деревья. Синева небес наполнилась глубиной, сверкали зеленые озера. Под ногами стелился ковер белых маргариток, среди которых желтели подсолнухи, но больше всего Николь любила аромат молочных цветов[11] среди вечерней прохлады. В их саду тоже на деревьях распускались крошечные белые цветки, как и на улицах города. Ходили слухи, что после окончания войны с Вьетминем посадят еще больше этих растений. Их цветение наполнило воздух горьковато-сладким дурманом, а когда дул ветер, их нежные белые лепестки напоминали падающий снег.
С радостью на душе Николь направилась в магазин, вспоминая жизнь в Хюэ и тот день, когда отец взял ее в дальнюю деревушку, где отливали бронзу. Он искал подарок на день рождения Сильвии. Николь попыталась вспомнить, что же он купил. А на следующий день они наведались в деревню шелка, чтобы посмотреть, как делают шелк.
Там Николь впервые увидела три стадии производства шелка и сразу влюбилась в это дело. Сперва выращивают тутовые деревья. Дальше разводят личинки шелкопрядов и добывают из коконов нити. Насекомые поедают листья тутового дерева, а когда личинки превращаются в куколок, их опускают в кипящую воду, пока не успел появиться взрослый мотылек. Николь было жаль бедных маленьких куколок, которых разводили для добычи шелка. Кокон разматывали в одну непрерывную нить. После этого насекомых готовили и ели. На третьей, самой интересной, стадии нити превращаются в ткань.
Николь проходила мимо прилавков, разглядывая товар. В этот рыночный день все бродили по городу, делая покупки и сплетничая. Николь пребывала в прекрасном расположении духа. Кругом торговались, смеялись, спорили. День становился жарче, и она решила купить крепкого чая у мальчика с крошечными чашечками, которые свисали с бамбукового шеста. Николь обдумывала свои планы на день. Подняла голову и увидела Иветту, стоявшую между двух машин. Может, снова пригласить девочку в магазин? Иветта помахала рукой, и Николь тоже подняла руку в приветствии.
И в этот миг раздался оглушительный взрыв. Обломки взлетели на двадцать метров и осыпались на улицу. Вместо того чтобы помахать Иветте, Николь зажала руками уши. Ее отбросило в переулок. По улице пронеслась волна ужаса: плакали дети, искавшие матерей; все кричали и визжали; мужчины звали кого-то по именам, а женщины стояли как вкопанные, не веря в происходящее. Николь едва видела случившееся, скорее слышала, но как только воздух наполнился дымом, стало ясно, что машины все еще горят. Ей с трудом удалось выбраться из переулка. По улице прокатился еще один взрыв. В воздух выстрелил огромный огненный шар, затем последовал рев. От ослепительно-белого света Николь зажмурилась.
Она судорожно вдохнула и закашлялась от пепла, но вспомнила про Иветту. Превозмогая жжение в глазах, Николь разлепила веки и уставилась на горящие машины – точно на этом месте она видела девочку. Отчаянно желая добраться до Иветты, Николь побежала по осколкам стекла и искореженному металлу. Завыли собаки. Среди толчеи и паники она едва заметила какого-то человека, лежавшего на земле. Он протянул руку, прося о помощи. Николь миновала раненых, но, увидев маленькую девочку, остановилась. Дым чуть рассеялся, открывая страшную картину, а воздух был невыносимо горячим и едким. Все тело пронзило ужасом, и Николь сдавленно всхлипнула. «Прошу, нет, только не Иветта. Не ребенок, который никого и никогда не обидел».
По улице ручьем текла вода, собираясь в лужицу там, где дорога провалилась. Возле этой ямы лежала маленькая девочка, левая нога была завалена кирпичом и осыпавшейся известью, а рядом скулил щенок, Трофей. Николь огляделась по сторонам в поисках помощи. Обезумев от ужаса, она принялась откапывать ногу Иветты, ломая ногти, царапая руки. Когда Николь удалось высвободить ногу девочки, по асфальту растеклась кровь, сверкая на зеркальной поверхности воды.
Среди всеобщего шума Николь расслышала французскую мелодию, которая долетала из пекарни. Девушка рухнула на тротуар и положила голову Иветты себе на колени, не в силах посмотреть в темные глаза. Так Николь сидела и гладила лицо девочки, бормоча ее имя и раскачивая безвольное тельце на руках. Слезы застыли внутри, не желая выплескиваться наружу. Николь вытерла со щек ребенка грязь и теплую кровь, пытаясь вспомнить мотив ее любимой песни, которую они всегда пели по воскресеньям на кухне. Должно быть, Иветта погибла сразу же. У Николь перехватило горло, она подняла голову и увидела идущего к ней Ива. Лицо его вытянулось, скулы заострились. Он сейчас и сам выглядел как мертвец.
Николь посмотрела на платье, пропитавшееся кровью, и заметила осколок стекла в ладони. Между пальцев струилась ее собственная кровь. Ив подошел и поднял Иветту на руки. Все стихло. Он не проронил ни слова, как и Николь. Она всхлипнула и, стиснув зубы, вытащила стекло из ладони, потом оторвала лоскут от юбки, чтобы перевязать руку. Подняла щенка и поплелась следом за Ивом в пекарню.
Он сел за стол, все еще держа дочь на руках, и заплакал.
Николь опустилась напротив в состоянии молчаливого потрясения.
Она вспомнила черно-белые фотографии в газетах, в основном о победах французов за далекими холмами и долинами в северной части страны. Здесь все было иначе. Николь увидела кровь, столь алую, какую и представить себе не могла, повсюду кровь… Изувеченная плоть – и смерть, такая реальная. Время словно остановилось, заперев Николь в мире, где жизнь ребенка могли отобрать за считаные секунды. В душе девушки расползался холод. Постепенно возвращались звуки улицы, она услышала гневные голоса и поняла, что ее вселенная навсегда перевернулась. Завыли сирены полицейских машин. Вот что запомнит Николь: вой сирен, плач, тошнотворный запах крови и жженого сахара.
* * *
Полицейские допросили ее на месте взрыва, задав несколько простых вопросов. Что она видела? Предвещало ли что-то трагедию? Все в таком роде. К удивлению Николь, рано утром отец вызвал ее к себе в кабинет, сказав, что полиция вновь хочет поговорить с ней. Она побрела за ним, одетая лишь в шелковое домашнее платье, а на душе скребли кошки. Всю ночь Николь в объятиях Лизы оплакивала Иветту и искренне скорбела, ведь она любила девочку как сестру.
Когда отец закрыл дверь, Николь попыталась стереть из головы страшные картины, но могла думать лишь о том, что нет оправданий убийству детей. В следующее мгновение она разглядела, кто ждал ее в задымленном кабинете: комиссар Поль Жиро словно занял собой всю комнату. Он стоял спиной к стене, расставив широко ноги и сцепив руки в замок. У Николь все внутри сжалось. Жиро устремил на нее водянистые глаза, а она перевела удивленный взгляд на отца.
– У месье Жиро к тебе несколько вопросов, Николь, – дружелюбно произнес отец. – Вот и все.
От горя и усталости она стала уязвимой. Николь шагнула вперед и стиснула спинку стула.
– Папа, я совсем не спала, – дрожащим голосом проговорила она. – Разве это не может подождать?
Когда Жиро подошел к ней, отец опустил голову. Комиссар пригладил волосы, готовый вот-вот наброситься на нее. Николь видела черные волоски, торчащие из его носа, ощущала запах табака. Она задрожала от отвращения, вспомнив, где недавно застала его.
– Всего минуту, – сказал Жиро, по-прежнему приглаживая волосы. – Дружеская беседа, не более. Мы заметили, что вы проводите время в компании одного молодого вьетнамца.
Он говорил тихим голосом, не громче шепота. Николь это раздражало. Приходилось прислушиваться, что давало Жиро власть над ней. Она гневно посмотрела на него и вдруг поняла, что он видел ее в борделе. Живот свело еще сильнее.
– Законом это не запрещено?
– Николь! – одернул ее отец.
– Знайте, что можете мне довериться, – проговорил Жиро, протягивая руку. – Вы доверяете мне, а я вам. Надеюсь, вы понимаете?
Николь покачала головой:
– Я не проводила времени в его компании, как вы выразились.
Он театрально вздохнул, показывая, насколько он терпелив, потом снова заговорил:
– Вас видели, когда вы ели мороженое на ступеньках вашего магазина.
– Это преступление?
– Я не для того воспитывал тебя, чтобы ты вела себя как простая девчонка, – сказал отец, однако без злости.
– Он студент, – проговорила Николь. – Я его почти не знаю.
– Как его зовут? – спросил Жиро. – Точнее, как он вам представился?
– Не знаю.
– Прекрати, Николь, – сказал отец. – Мы пытаемся вычислить убийц Иветты. Я знаю, что тебе не все равно.
– Конечно!
Она до боли стиснула зубы, но на самом деле ей хотелось сесть и завыть. Николь закрыла глаза. Жаль, она не могла заставить Жиро исчезнуть, тогда бы этот допрос закончился…
– Итак. Есть ли у него имя?
Николь замешкалась. Она знала, что выбора нет. Девушка открыла глаза.
– Он назвался Чаном.
– Их всех зовут Чан или Нгуен. Это все, что ты знаешь? Подумай, Николь, нужна любая зацепка. Что угодно.
Повисла тишина.
– Месье Жиро не винит тебя, Николь, – улыбнулся отец. – Мы знаем, что ты к этому непричастна.
Николь больше не могла сдерживать слез. Они полились по щекам, и Николь поспешила смахнуть их, злясь на себя за то, что плачет перед этим ужасным человеком.
Он выдвинул для нее стул и улыбнулся:
– Почему бы вам не присесть, дорогуша? Вам станет лучше.
Ей не хотелось сидеть, но она сделала так, как ей велели. Комиссар повернулся к ее отцу:
– Эдуард, не мог бы ты принести стакан воды или, может, лимонада?
Достаточно было позвонить в колокольчик, и им все принесли бы, но отец молча вышел. Как только он удалился, улыбка Жиро померкла и он, пригладив рукой брови, заговорил громче:
– Мы следили за юнцом Чаном.
– Вы явились сюда, чтобы допрашивать меня насчет Чана?
Жиро покачал головой:
– Иветта – наше общее горе. Но ваш парнишка и его сообщники – главные подозреваемые. Как-то вечером вас видели вместе. Думаю, мы оба знаем, каким именно. Как вы можете это объяснить?
– Что? Какое это имеет значение? Он не мой парень, он просто сту…
– Время рассказать всю правду, – прервал ее Жиро. – Мы можем оказать друг другу услугу.
Повисла тишина.
– Итак? Расскажите мне о вас.
– Нет никаких нас.
– Что вы делали в его компании? Может, вы считаете, что я не на вашей стороне. Но мы хотим одного и того же, верно?
Николь нервно сглотнула. Чан вряд ли имел отношение к такой жестокости. Он был очень добр с Иветтой. Но в то же время он обмолвился, что скоро город будет осажден. Было ли это предупреждением? Не зная, как быть, Николь вспомнила его слова – он хотел, чтобы она взглянула на мир шире.
– Он сказал мне, что его брата застрелили французы.
– Ага, это уже что-то.