Дочь торговца шелком

Она старалась не отводить взгляда, но глаза защипало, и Николь часто заморгала.

– У тебя что-то с глазами. – Чан прищурился.

Она услышала шуршание колес за дверьми магазина и визг тормозов. Открылась дверца и снова захлопнулась. Инстинкты подсказывали Николь, что нужно бежать.

– Ну так что?

Чан все так же пристально смотрел на нее. Когда он сильнее надавил ей на плечи, Николь показалось, что он читает ее мысли. Ее мозг заработал еще быстрее.

– Просто я тебя давно не видела. Кто-то из соседей сказал, что ты вернулся в деревню.

– Это правда?

У Николь вспотели ладони. Она кивнула, понимая, насколько неубедительна ее отговорка.

– Кто же из соседей? – Чан саркастично улыбнулся ей.

– Не помню. Может, даже твоя кузина У Лан.

Парень схватил Николь за левую руку и заломил ее девушке за спину. Потом слишком тесно прижался к ней, дрожа от напряжения и злости. От него пахло перченым луком и уксусом.

Николь стиснула зубы, стараясь не расплакаться.

– Прошу, не делай мне больно. Я ничего не знаю.

– И все же ты слишком потрясена тем, что увидела меня.

Чан отпустил ее. Николь прокашлялась, не в силах расслабиться. Она пыталась прочесть что-то по его глазам, тщательно подбирая слова. Неверная фраза могла дорого ей обойтись.

– Почему ты здесь? – наконец спросила Николь.

Он на секунду опустил голову, потом вновь посмотрел на нее пламенным взглядом и хлопнул левой ладонью по столу.

– Мы подумали, что мой брат вернулся в шелковую деревню, где мы с ним родились, но его там никто не видел. Его мотоцикл все еще стоит здесь с полным бензобаком. Он держал его в сарае за магазином У Лан, но мы не понимали, почему он оставил его.

– У тебя есть брат?

– Его тело нашли в реке. Я должен был рассказать У Лан. Животные растерзали его труп, но очевидно, что он умер от выстрела в грудь. Внешне мы с ним очень похожи. Нас называли близнецами, хоть он и выше ростом. Говоришь, что ничего об этом не знаешь?

Николь уставилась в пол, потом снова посмотрела на Чана:

– Я…

– Французы его застрелили.

– Я сочувствую твоей утрате, но с чего ты решил, что это французы?

– А кто же? – Чан нахмурился. – Мой брат стоял на учете в полиции из-за националистской агитации, с чего бы стрелять в него?

– Значит, он совершил преступление? Он был в Мезон Сентраль?

– В смысле в Хоа Ло? – Чан наморщил лоб.

– Так вы называете тюрьму?

– Адская Дыра, – кивнул он.

– Я знаю, как это переводится.

– Насколько нам известно, брат там не был.

Николь сделала глубокий вдох и увидела за яростной маской Чана страдание.

– Мне правда очень жаль, но не понимаю, почему ты решил, будто я что-то знаю.

– Все из-за твоей реакции при виде меня.

– Я же объяснила. Просто сильно удивилась. – Николь замолчала. – И что ты будешь теперь делать?

– Найду тех, кто его убил.

– Конечно. – Николь опустила взгляд на прилавок.


Чан покачал головой:

– Он был хорошим парнем. Мы считаем, что так могли отомстить за убийство французского чиновника, хотя он к этому и непричастен.

Николь хотелось сменить тему разговора.

– Почему Вьетминь снова бросает нам вызов? Я думала, что борьба уже закончилась.

– Это война. Ничего не закончится, пока мы не одержим победу. Вся ваша экономика держится на экспорте нашего сырья, нашего!

– Но что насчет mission civilisatrice?[10] Французы хотят лишь улучшить благосостояние страны.

Парень сплюнул на пол.

– Во славу Франции!

Николь знала, что его слова несправедливы. Французы старались дать людям образование, укрепить и другие сферы жизни страны.

– Знаешь, что было, когда пришли японцы? – спросил Чан.

– Немного.

– Они мирились с вами, французами, пока мы голодали.

Последние слова Чан чуть ли не прошипел, и Николь вновь занервничала. Она покачала головой, подумывая отступить к двери. Ходили истории о том, что японцы забрали запасы риса и начался ужасный голод. По слухам, на улицах Ханоя лежали горы трупов, оставленных гнить, но Николь не знала, правда ли это.

Девушка закусила губу.

– Ты называешь меня француженкой. Но я наполовину вьетнамка. В любом случае, когда войну проиграли, японцы расстреляли французов.

Она глянула в сторону двери. Чан скрутил сигаретку и достал спичечный коробок. Надо просто заболтать его, решила Николь.

– Мы вернули себе страну, но тут вы, французы, опять явились со своими союзниками. Старый квартал претерпел ужасные разрушения, как и район Сите Университе.

Чан замолчал и уставился в пол. Среди воцарившейся тишины Николь придумывала план действий. Без сомнений, парень верил во все, что говорил, но ее отец не застрелил бы брата Чана без причины.

– Скажи, – прикурив, спросил парень, – что твоя семья делает сейчас в Ханое?

Николь пожала плечами и принялась сматывать шелк, оставшийся на прилавке.

– У твоего отца важный пост. – Чан сделал глубокую затяжку. – Думаю, ты мне поможешь.

Николь насторожилась, не зная, к чему он клонит.

– Вскоре город будет в осаде. И ты могла бы посодействовать.

– Зачем мне это?

– Ведь ты сама сказала. Ты наполовину вьетнамка, разве не так?

Николь посмотрела Чану в глаза, столь же черные, как и у нее самой.

– Хочешь узнать больше? Я могу тебе многое показать. Завтра, после закрытия магазина, идем со мной. Буду ждать тебя на углу.

Николь неторопливо кивнула, делая вид, что размышляет.

– Откуда ты знаешь, что я не расскажу все отцу?

Чан прищурился и улыбнулся:

– Что-то подсказывает мне, что не расскажешь, маленькая метиска.





* * *


Тем вечером Николь поздно ушла из магазина, надеясь избежать встречи с соседкой. Чан жив, но убит его брат. Конечно, он тоже приходился кузеном У Лан.

Вернувшись домой, Николь надеялась незаметно проскользнуть в спальню, чтобы побыть наедине с собой, но в холле ее встретил отец.

– Ах вот и ты, chérie, – сказал он коротко, но дружелюбно и протянул руку.