Дочь палача

Следующий камень величиной с кулак угодил в правое ухо. Марта осела на скамью. В отчаянии она еще пыталась стереть знак, но руки перестали ее слушаться. Она теряла сознание и погружалась во тьму.

Настоящая ведьма… Нужно сообщить Куизлю…

Церковный колокол пробил полночь, когда Марта, истекая кровью, упала на пол камеры. Она уже не слышала, как Ригг вопил и звал стражу.



Над крышами Шонгау разносился звон церковного колокола. Пробило полночь. Сквозь туман к кладбищу Святого Себастьяна крались две закутанные в плащи фигуры. Куизль подкупил одинокого караульного у Речных ворот бутылкой настойки. Старому часовому Алоизу не было никакой разницы, что понадобилось палачу и юному лекарю на улице в такое время. А ночи в апреле еще холодны, и глоток-другой пошел бы только на пользу. Потому он махнул им и осторожно запер за ними створки. Потом приложился к бутылке, и по животу сразу же растеклось приятное тепло.

В городе палач и лекарь пошли по узкому и безлюдному Куриному переулку. В это время никому из горожан не разрешалось находиться на улице. Вероятность встретить сейчас одного из двух ночных часовых была ничтожной, но все же они избегали приближаться к рыночной площади или широкой Монетной улице, по которой днем и вечером ходило большинство жителей.

Они спрятали фонари под плащами, чтобы никто не заметил подозрительного света, и теперь их окружала непроницаемая тьма. Несколько раз Симон спотыкался о сточный желоб или неубранную кучу мусора. При этом он умудрялся не падать и ругался вполголоса. Когда юноша снова наступил в содержимое чьего-то ночного горшка и готов был разразиться потоком ругани, палач развернулся к нему и крепко ухватил за плечо.

— Господи, тихо! Или хочешь, чтобы вся округа прознала, что мы тут трупы откапываем?

Симон подавил свой гнев и поплелся дальше сквозь темноту. В Париже, как он слышал, улицы освещались фонарями. Весь город ночью превращался в сплошное море света. Лекарь вздохнул: пройдет еще немало лет, прежде чем по Шонгау можно будет ходить после наступления темноты и не бояться при этом наступить на кучу помета или налететь на стену дома. Приглушенно ругаясь, он заковылял дальше.

Ни он, ни палач не заметили, что в некотором отдалении за ними следовала еще одна тень. Она пряталась за углами домов, жалась в нишах и продолжала красться, только когда палач с лекарем двигались дальше.

Наконец Симон увидел впереди мерцающий свет. В окне церкви Святого Себастьяна мерцала свеча, которая до сих пор не погасла. Света хватало как раз, чтобы сориентироваться. Возле церкви находились тяжелые решетчатые ворота, ведущие на кладбище. Куизль надавил на ручку и выругался. Пономарь знал свои обязанности. Ворота были заперты.

— Придется перелезать, — прошептал Якоб.

Он перебросил короткую лопатку, которую нес под плащом, через ограду. Потом забрался на стену высотой в человеческий рост и спрыгнул с другой стороны. Симон услышал тихий шлепок. Он глубоко вдохнул и стал втаскивать свое тощее тело на стену. Дорого́й кафтан истерся о камни. Наконец Симон уселся наверху и оглядел оттуда кладбище.

У некоторых могил зажиточных горожан тускло догорали свечи, но в целом виднелись лишь смутные очертания крестов и могильных холмов. В дальнем углу, примыкая к городской стене, стояла маленькая костница.

В это мгновение в одном из домов Куриного переулка зажегся свет. Со скрипом отворились ставни. Симон сорвался со стены и с приглушенным воплем рухнул на свежую могилу. Потом осторожно посмотрел наверх. В освещенном оконном проеме появилась служанка и выплеснула ночной горшок. Похоже, она его не заметила. Вскоре окно снова закрылось. Симон стряхнул с кафтана влажную землю. Хоть приземлился мягко, и то слава богу.

Тень, следовавшая за ними, прижалась к арке ворот и наблюдала за двоими на кладбище.

Кладбище при церкви Святого Себастьяна было устроено не так давно. Чума и война привели к тому, что на старом кладбище у городской церкви перестало хватать места. Всюду разрослись колючие кустарники, сквозь них грязная тропинка вела к захоронениям. Отдельную могилу с украшенной надгробной плитой могли себе позволить только богатые. Места их последнего упокоения находились прямо возле стены; все остальное пространство кладбища занимали бесформенные кучи земли, из которых торчали кресты. На большинстве крестов написано было сразу множество имен. Дешевле обходилось занимать под землей поменьше места и делить его с другими.

Холм справа, рядом с костницей, выглядел совсем свежим. Там вчера утром, после двухдневного прощания, похоронили Петера Гриммера и Антона Кратца. Церемонию не стали затягивать — никто не хотел, чтобы в городе росло беспокойство. Латинская молитва священника в узком семейном кругу, немного ладана, слова утешения — и родственников отправили обратно по домам. Как Петера, так и Антона погребли в общей могиле. На отдельный участок ни у той, ни у другой семьи денег не было.

Куизль уже шагал вперед. С лопаткой в руке он встал перед крестом и задумчиво смотрел на имена убитых.

— Скоро здесь появится имя Йоханнеса. И Софии, и Клары, если мы не поторопимся.

Он поднял лопату и воткнул глубоко в землю. Симон перекрестился и боязливо оглядел темные дома Куриного переулка.

— А это точно необходимо? — прошептал он. — Все-таки осквернение могилы… Если нас застукают, придется вам самого себя пытать и отправлять на костер!

— Хватит болтать, лучше помоги.

Куизль указал в сторону костницы, которую освятили всего несколько недель назад. У двери ее была прислонена лопата. Качая головой, Симон взял ее, встал рядом с палачом и тоже принялся рыть землю. Для уверенности он снова перекрестился. Юноша не отличался набожностью, но если бы Бог и наказывал кого-нибудь ударом молнии, то откапывающий трупы детей вполне заслуживал такой кары.

— Много копать не придется, — прошептал Куизль. — Могила почти что полная.

Отрыв яму около метра, они и в самом деле добрались до слоя белой извести. Под ним их взору предстал небольшой гроб и рядом — таких же размеров сверток.

— Так я и думал, — палач коснулся лопатой плотного свертка. — Для маленького Антона даже гроб не удосужились купить. А деньги-то у семьи имеются… Ну да ведь сироту можно закопать, как дохлого теленка!

Покачав головой, он вытащил сверток и гроб на площадку рядом с ямой. Детский гроб в его ручищах выглядел так, словно это был небольшой ящик для инструментов.

— Вот! — палач протянул Симону кусок ткани. — Обвяжись, от них уже вонять начало.

Симон намотал тряпку на лицо и взглянул, как палач взялся за молоток и стамеску. Гвозди поддались один за другим, и через некоторое время крышка отошла в сторону.

Симон тем временем вытащил нож и разрезал льняной мешок вдоль. Тут же поднялся сладковатый запах, от которого к горлу подступила рвота. За свою жизнь лекарь видел и нюхал немало трупов, но эти двое были мертвы уже больше трех дней. Вонь, несмотря на обмотанную тряпку, оказалась такой непереносимой, что Симон невольно отвернулся, сорвал с лица повязку, и его вывернуло. Он с трудом отдышался и вытер рот, а повернувшись обратно, увидел, что палач усмехнулся в его сторону:

— Так я и думал.

— Что? — прохрипел Симон. Он взглянул на мертвых детей, которые уже покрылись черными пятнами. По лицу маленького Петера ползла мокрица.

Палач был доволен. Он вынул свою трубку и поджег ее от фонаря. Несколько раз глубоко затянувшись, указал на пальцы мертвых. Так как Симон до сих пор не реагировал, палач ковырнул ножом под ногтем Антона и сунул лекарю под нос. Тот не разглядел сразу, и только когда поднес фонарь к ножу, увидел на его кончике красноватую грязь. Лекарь вопросительно взглянул на палача.

— И?..

Куизль поднес нож так близко, что Симон испугался и отпрянул.

— Ну, не видишь, дурья твоя башка? — прошипел Куизль. — Земля красная! Такая же, как у Петера и Йоханнеса. Незадолго перед смертью все трое рылись в красной земле! А какая земля у нас красная? Ну, какая?


Симон сглотнул, прежде чем смог заговорить.

— Глина… глина красная, — прошептал он.

— А где у нас есть столько глины, чтобы в ней можно было копаться?

На Симона снизошло озарение. Словно связались воедино разорванные нити.

— Карьер у кирпичной фабрики, за Кожевенной улицей! Где всю нашу черепицу делают! Значит… значит, там, видимо, их укрытие?

Куизль выпустил табачный дым Симону в лицо, так что тот закашлялся. Но дым, по крайней мере, перебил вонь трупов.

— Молодец, врач, — сказал палач и хлопнул кашлявшего Симона по плечу. — Сейчас мы отправимся прямиком туда и навестим наших деток.

Он спешно засыпал могилу землей, потом спрятал лопату и фонарь и двинулся к ограде кладбища. Едва он собрался втащить свое грузное тело на камни, как наверху возникла чья-то фигура и показала ему язык.

— Ха, пойманы за осквернением трупов! Да ты и сам на смерть похож, только чуть потолще…

— Магдалена, чтоб тебя, я…

Куизль потянулся к ноге дочери, чтобы стащить ее вниз, но та быстро отпрянула и принялась расхаживать по стене. При этом она насмешливо оглядывала обоих расхитителей могил.

— Так я и знала, что вы отправитесь на кладбище. Меня не проведешь! Ну что, отец? Грязь под ногтями мальчиков такая же, как у Йоханнеса?

Палач свирепо глянул на Симона.

— Ты ей что-то…

Лекарь примирительно поднял руки.

— Ничего такого! Рассказал только про Йоханнеса… и что вы тщательно осматривали его ногти.

— Дурак! Ничего нельзя бабам рассказывать, тем более моей дочери! Она всегда обо всем догадается.

Куизль еще раз попытался схватить Магдалену за ногу, но девушка снова отступила на несколько шагов в сторону церкви и осталась на стене. Палач поспешил за ней.

— А ну живо слезай! Хочешь всю округу перебудить, чтобы они дьявола наконец нашли? — прошептал он осипшим голосом.

Магдалена взглянула сверху на своего отца и ухмыльнулась:

— Спущусь, только когда ты мне скажешь, что сейчас обнаружил. Отец, я ведь не дурочка, ты знаешь. Я могу помочь.

— Сначала спустись, — проворчал палач.

— Обещаешь?

— Да, черт побери.

— И клянешься пресвятой Девой Марией?

— Да хоть всеми святыми и всей нечистью!

Магдалена легко соскочила со стены и приземлилась прямо перед Симоном. Куизль угрожающе замахнулся, но потом со вздохом опустил руку.

— И еще кое-что, — прошептала Магдалена. — В следующий раз, когда окажетесь перед запертыми воротами, просто оглядитесь немного. Иногда можно обнаружить что-нибудь полезное, — она подняла в руке большой блестящий ключ.

— Откуда он у тебя? — спросил Симон.

— Из ниши у ворот. Мама тоже всегда прячет ключи от дома в стене.

Она ловко вставила ключ в замок, повернула, и дверца со скрипом отворилась. Палач молча протиснулся мимо дочери и поспешно двинулся в сторону Речных ворот.

— Теперь поторапливайтесь! — прошипел он. — Времени в обрез.

Симон невольно ухмыльнулся, взял Магдалену за руку и поспешил следом.



София задержала дыхание, когда возле укрытия снова послышались шаги. До нее донеслись голоса. Клара все еще спокойно спала. Днем ее еще мучила ужасная лихорадка, но теперь дыхание становилось ровнее, и она, похоже, поправлялась. София завидовала сну Клары. Сама она уже четвертую ночь почти не смыкала глаз. Уснуть мешал страх, что их обнаружат. И теперь вот снова наверху слышались шаги и голоса. Мужчины рыскали по округе; судя по всему, они тоже что-то искали. Но люди были не те, что приходили в прошлый раз.

— Без толку все, Брауншвайгер! Мы тут до скончания века будем копаться, участок слишком большой.

— Заткнись и продолжай искать. Где-то здесь спрятана целая куча золота, и я не дам ей даром пропасть.

Голоса и теперь звучали прямо над ними. София оторопела. Она узнала один из них. Страх расползался от живота и к горлу. Она с трудом подавила крик.