Дочь моей жены

Места себе не находила, а предстоящая свадьба мамы и Дубровского нервировала до предела возможного. Листая глянцевые журналы в свадебном бутике, я ждала, когда моя мать выйдет из примерочной в белом, роскошном платье, которое мне пришлось заказывать для нее неделей ранее. Буквально вырвала из рук молодой девушки, ведь именно его захотела Евгения Сергеевна. Всячески пыталась понять маму, зачем ей понадобился весь этот маскарад, тем более что сам Константин не в восторге от предстоящего празднества. Внутреннее сопротивление не давало покоя, ведь его я не видела с тех пор и не отвечала на входящие звонки от незнакомых номеров, хотя думала, вдруг это он — волнуется обо мне. Даже мимолетное столкновение в компании отца для нас обоих пролетело так, будто ничего между нами не было. Держали дистанцию, не смотря друг другу в глаза. Я желала его черной икры взгляда, ькоторым Костя обжигал в "Готике", как будто стала зависимой от него — и он мой наркотик. Чёрт возьми, может мне всё это приснилось? Даже фыркнула вслух, всё еще помня его ласки и касания к моему телу. Я чувствовала, что Дубровский испытывал ко мне не просто желание трахнуть, напротив, в его взгляде была темная искра настоящего Дома, ищущего себе послушную сабмиссив. Я задавалась вопросом, почему за столько лет у мужчины не было серьезных отношений, и, кажется, за последние два года, даже единичные вылазки в свет с девицами стали слишком редкими.

— Ну что ты такая кислая, Вика, — фыркнула мама, облаченная во всё белое. На душе кошки своими острыми когтями скребут, а перед глазами мгновенно появляется образ мужчины, рядом стоящий с матерью. И не просто в одежде, а во всех красках, которые я успела на воображать за эти две недели. Чувствую, что щеки румянцем покрылись, а женщина интерпретировала эту реакцию, будто я обрадовалась ее новому облику. Твою мать. Отвернулась, сдерживая рвотный позыв. У мамы шикарная фигура. Многочисленные пластические операции, тренировки и изнуряющие диеты — сделали свое дело, и платье по истине на ней висит, словно на модели с подиума. Но лицо, а особенно глаза… как бы она не пыталась убежать от своего возраста, он все равно не отступит от неё. И мама просто не хочет с этим фактом смириться. Я отложила в сторону журнал, замечая, что рядом с ней стоит миловидная девушка-консультант. Бережно поправляет каждую складочку на талии матери, а та вместо благодарностей, прогоняет беднягу.

— Уйди! — приказывает мама, оборачиваясь к девушке лицом. Поведение хуже, чем у мегеры, как и взгляд, которым она только что испугала консультанта. Но той не привыкать к подобным выкидонам новоявленных невест, снисходительно улыбнулась, затем оставила нас наедине. Мать фыркает, потом пытается закинуть фату назад, но с трудом борется с той, пока окончательно не распсиховалась. Я же даже не шелохнулась с места. Скрестив ноги и руки, сидела в непринужденной позе, хотя внутри клокотала от злости буквально каждая клеточка моего тела. Я была зла на маму, хотела врезать Дубровскому за предательство, хотя мужчина абсолютно свободный человек, но всё-таки я ревновала его к матери, как и к любой другой, стоило увидеть Костю с кем-то. Евгения Сергеевна старалась игнорировать мое недовольство, и у нее выходило на отлично. Как будто, так и надо. Подумаешь, мужа недавно похоронила, а теперь выходит замуж за его же компаньона. Но, я лишь одного не могу понять, как Дубровский на это согласился, или… Отметаю мысль, хотя была бы не удивлена, если и он побывал в койке моей матери. Все ее любовники добивались хороших мест в компании отца, главное, чтобы маме было хорошо с ним, пока мужчина не надоест ей, а она свое слово замолвит искусным путем. У нее будто радар срабатывал на новенького, и она легко переключалась на другого. А в качестве благодарности оставляла мужчинам хорошую должность.

— Зачем так нервничать? Как будто первый раз замуж выходишь, — буркнула себе под нос, и мама замерла на месте, словно приросла к полу. Уставилась на меня, сжав губы в тонкую ярко красную полоску. Глаза горят практически синим пламенем, и эти искры настолько осязаемы, что ощущаешь их кожей. Встав с низкого кресла, я оценивающе пробежалась взглядом по наряду — оно было безупречным, но я до чёртиков не желала, чтобы мать выходила в этом платье замуж за Дубровского.

— Что скажешь? — ехидно растягивает улыбку, уперев руки в бока, а голову вздернула, показывая, кто тут главный виновник торжества. Я остановилась прямо напротив нее, и мне было наплевать, что пришлось задрать голову, чтобы взглянуть в ее глаза и честно высказать свое недовольство.

— Оно безупречно, — выдавливаю из себя, и мама принимает комплимент, но слишком рано, а я продолжаю, тем самым осадив ее, — но, только на ком-либо другом платье смотрелось бы более выгоднее, мама, — коварно ухмыляюсь, иронично посматривая на неё. Она хмыкнула, поправляя на талии смятый кусок фаты. А потом хотела возразить мне, краснея от назревающей истерии. Как нарочно, или знаки судьбы, что она на моей стороне, у мамы цепляется кольцо за тонкую ткань и, дернув рукой, раздался характерный звук рвущейся ткани.

— Блядь! — заревела мама, пытаясь минимизировать последствия, но без толку, мало того, что фата пошла по шву, так и дорогущий бисер, которым была украшена верхняя часть платья, разлетелся в разные стороны. Я покачала головой, сдерживая усмешку, грозящейся перейти в хохот. — Что ты стоишь? — с ошалевшими глазами она уставилась на меня, вопрошая.

— А что делать — плакать? Навзрыд, или реветь, как раненый зверь? — даже бровью не повела, говоря ей в лицо. Мама, конечно, пришла в ярость.

— Чего ты добиваешься, Виктория? — ах, вот теперь я Виктория, а значит, начнется целая лекция у всех на виду, какая она примерная мать, и воспитала такую нахалку дочку.



— Ничего, — обрываю ее, как только женщина раскрыла было рот. Давится воздухом, делая слишком глубокие вдохи. Я закатила глаза от ее актерского таланта импровизировать на любую ситуацию, только чтобы остаться чистенькой.

— Тогда к чему такой маскарад, а? Лучше порадуйся за мать, я ведь для тебя стараюсь, — выпаливает она, приводя меня в замешательство. Но это состояние длилось ровно секунду, сменяясь на изумление от ее комедии.

— Маскарад, как раз вы с Дубровским устроили, и ладно — ты, но он… — уже от отчаяния взмахнула руками, выражая непонимание их побудительных действий. Мама с прищуром уставилась на меня, как будто могла просканировать мои мысли и сделать вывод. Но, она ведь слишком хорошо знает мужчин, а значит, возможно, и с легкостью могла догадаться обо мне.

— Я не виновата, что твой отец оставил такое завещание, — вдруг выдаёт еще одну порцию новостей. Замерев от неожиданности, я покачала головой, но мама так мило ухмыльнулась, как будто получила конфетку за очередную горстку лжи.

— О, боже, — я шлепаю себе по лбу, затем разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, хватаю сумочку и удаляюсь прочь от этой стервы, которая так беспощадно крутит жизнью, не только своей, но умудряется испортить мою.

— Вика! — зовет она, угрожающим тоном голоса, а мне все равно. Я перекинула ремешок через плечо и выскочила за дверь на прохладный, слегка знойный ветерок. В Москве начинает холодать, а потому скоро каждый накинет на себя еще один слой одежки. И хотя днем погода все еще радует своим теплом, а вот вечерами приближающаяся осень напоминает о себе. Передрогнув от резкой смены температур, обнимаю себя и направляюсь, куда ведут ноги. Стало тоскливо на душе. Я скучала по клубу, по его атмосфере. Но не могла перебороть себя, и просто взять — появиться там. И плевать, надела бы свои лосины кожаные и топ. Стала бы выделяться из толпы, но главное, смогла бы почувствовать себя будто в своей тарелке. Где никто не осудит, не станет вешать ярлыков, ведь сейчас в реальности, все считают, что я избалованная дочка Вознесенского. Журналистам наплевать, что у меня есть работа, что я занимаюсь благотворительностью. Им все равно, что за моими плечами нет ни одного правонарушения, потому что я редко выходила в свет, особенно на такие "сомнительные" мероприятия. А, став взрослой женщиной, мне просто было некогда посещать все маскарады, с успехом которые успевала посещать моя мать. Это она блистала на модных глянцевых журналах. Это о ней всегда ходили слухи. И, наверное, мама считала, будто я ее тень, которой не суждено стать телесным созданием. Вот поэтому я согласилась попробовать познать «тему», научиться контролировать свои эмоции, в конце концов, познать свое тело, а с ним придет и познание самой себя. А еще, меня безумно тянуло к мужчине, который теперь будет под запретом, ведь он станет мужем моей матери. Сильный порыв воздуха развивал мои волосы в разные стороны, и как бы я их не убирала или скручивала в хвостик, они все равно выбивались и лезли в глаза. Ветер не щадил мое лицо, и замерзнув до нитки, я остановилась, чтобы оглядеться по сторонам в поисках ближайшей кафешки. Затем услышала резкий визг тормозов машины, замерла, испугавшись до чертиков. Свист настолько показался громким, что даже несколько пешеходов прокричали от неожиданности. Я повернулась полубоком, чтобы посмотреть на идиота, который совсем с головой не дружит, да еще и тормозит прямо посреди дороги, где ездят помимо него и другие машины. И как ожидалось, позади едущие него машины тоже резко затормозили, и стали нервно и непрерывно сигналить.

Сначала я не узнала водителя, но как только черный лексус припарковался к обочине, давая другим дорогу, не могла поверить своим глазам, что вижу перед собой Дубровского. Мужчина нахмурился, когда вылез из своего авто, сильно хлопая дверцей. Не в настроении? С чего вдруг? Увидел меня и вспомнил, как оставил одну, справляться с болью, нет-нет — наказанием. Высокомерно приподняв свою голову, я смотрела в его черные глаза, хотя где-то глубоко в душе была безумно рада, что судьба снова сводит нас друг с другом.

— Почему одна? — вместо приветствия прорычал Костя, осматривая меня всю с ног до головы. Я же продолжаю молчать. Дух противоречия, и сделать с ним ничего не могу. Я пробегают взглядом по его внешности, отмечая, что со встречи в компании, у Кости появилась легкая щетина. Буквально возжелала ощутить ее мягкую колкость в ладонях. Но должна держать себя в руках.

— Какая тебе разница, — отвечаю, пожимая плечами. Но взгляд не отвожу, хотя две недели проигрывала разные сценарии в голове, если вдруг встречусь с ним лицом к лицу. Как стану дубасить его за такое несправедливое наказание, довел до точки, а потом так нагло оставил. Просто ушел, не сказав мне ни слова. Была злой, и обида охватывала частенько. А сейчас, все мои проигранные действия вдруг стали банальными для истерички, их применяла мама, но не я. Дубровский бровью не повел, приближаясь ко мне еще на несколько шагов ближе. В нос ударяет аромат его духов и его самого. Шумно сглатываю, хотя внешний шум заглушает любое мое действие. Между нами считанные сантиметры, и кажется, вот-вот моя грудь коснется его груди, и Костя почувствует, как мои соски напряглись от нахлынувшего вожделения. Он выше меня, и сегодня я не на своих шпильках, чтобы соответствовать той, которой я становлюсь в клубе «Готика». Костя смотрит на меня, и хочется, чтобы хоть немного его взгляд смягчился, но ни одной эмоции, будто передо мной живой киборг — Дом, знающий, в какой момент показать свою власть надо мной. Затаив дыхание, ждала, только чего… сама не знала. А ветер усиливался, ударяя еще больнее по израненным щекам, которые стали гореть огнем. Дубровский так незаметно прикасается тыльной стороной ладони к моему лицу, напоминая ласки в тот вечер, и я закрываю глаза, а затем ощущаю на своих губах его собственные. Неожиданно, но так желанно. Хочу его обнять, чтобы притянуть как можно ближе и погрузиться в бездну, у которой нет дна, но есть стены. И все же я держу себя в руках, пусть и отдаюсь во власть его темных чар. Струны моей души настроены только для него, а он — умелый исполнитель, раз так быстро подобрал мотив. Отстраняется, наблюдая, как я облизнула свои губы, собирая с них все еще оставшийся вкус его самого. Ухмыляется, забавляясь моей проделкой.



— Почему не отвечаешь на мои звонки, Вика? — нарушает это необычное мгновение, задавая сокрушительный вопрос. Да. Я игнорировала Дубровского, не желая слышать его глубокий тембр, потому что просто… испугалась.

— Не хотела, — отвечаю честно, раскрыв глаза, которые отчего то покрылись пеленой. Костя не отпускает меня, теперь плавно опуская руку к шее, снова, словно мы в той комнате проигрываем сцену повторно. Он наслаждается пульсацией сонной артерии, и я вижу, как темнеет его взгляд, показывая желание владеть мною. Дубровский один раз кивнул, затем убрал руку, и я вздрогнула, будто от меня отодрали частичку себя самой. От него не скрылось ни одно мое движение, и мужчина лишь коварно приподнял уголки своих губ, зазывая для очередного поцелуя. Главное, держать дистанцию, Виктория. Повторяю себе напоминание, которое постепенно теряет силу.

— Поехали со мной, нам нужно поговорить, — безапелляционно заявляет, хватая меня под локоть. — Я все равно ехал за тобой, — оглушает новостью, которая сбивает меня с толку.





Глава 15




— Постой! — вдруг закричала, и получилось слишком громко. Дубровский остановился, но руку свою не убрал. Он продолжал держать меня под локоть, и, кажется, еще сильнее вдавил свои пальцы в мою плоть. Я нахмурилась, посмотрев вниз, и Костя проследил за моим взглядом.

— Вика, ты просто должна довериться мне, — глубоким тоном завораживает, приманивает, словно я мышь, и теперь угодила в ловушку в надежде съесть несчастный кусок сыра, который стоил моей жизни. Подняв голову, дернулась, все-таки вырывая из крепкой хватки свою руку, Дубровский прорычал, но не показал своего недовольства. Сунул руки в карманы, затем стал осматриваться по сторонам, будто ему есть дело до случайных прохожих.

— Объясни здесь, прямо сейчас, — потребовала, скрестив руки на груди. Я вся промерзла, до каждой клеточки. Неподалеку располагалась забегаловка, манящая своим теплом и горячим кофе. Взглянув через плечо мужчины, я попыталась оценить расстояние, и как мне быстро оказаться там. Дубровский замечал любое мое движение, и, конечно, он догадался, что я задумала от него сбежать, лишь бы найти повод. Ухмыльнулся, но его лицо тут же покрылись маской — суровой, лишенной всякой человеческой эмоции.

— Я не хочу говорить об этом здесь, — грубо отвечает, нарушая городскую суету и свист ветра. Как пощечина, которой он отрезвляет мои расплавившиеся мозги. С непониманием взглянула на Дубровского, отмечая, что мужчина уставший, и у него залегли тени под глазами. Ветер усиливался, или мне просто показалось, потому как хотела быстрее свалить с открытого пространства и спрятаться от черных глаз мужчины напротив.

— Константин, — шумно сглатываю, хотя на миг мне было так легко произнести его имя, будто между нами нет никаких условных преград, но я быстро спустилась с небес на землю, потому что раздался телефонный звонок. В сумочке завибрировал мой мобильный, а музыка подсказала, что опять до меня домогается мать. Приставучая. — Прошу прощения, — неловкая пауза, и мужчина кивнул, указывая на мою сумку, скорее ответить звонящему. — Это мама, — как только с губ слетели два слова, я прокляла себя и даже цыкнула вслух, украдкой бросила взгляд на Костю, наблюдая, как лицо Дубровского становилось темнее тучи, а глаза начали метать молнии. Он разгневанный, но старается спрятать свой порыв, потому и кажется настолько непробиваемым. Я отошла на приличное расстояние, заметив, что он облокотился о капот своего лексуса, и теперь всматривается куда-то вдаль, будто мыслями витает не здесь, но все же ждет меня. Боже мой, во что я влипла. Подумав про себя, принимаю вызов, пряча довольную ухмылку, что Дубровскому я не безразлична.

— Да, — резко и грубо.

— Вика, как ты посмела оставить меня здесь одну! — возмущается Евгения Сергеевна, отравляя мою жизнь лишь одним своим присутствием. Черт возьми, я так устала от нее — слишком навязчивая, и я часто сравниваю свою собственную мать с медленнодействующим ядом. Проникает под кожу, постепенно отравляя организм изнутри.

— Ты что, не в состоянии оплатить свое гребанное платье сама?! — не выдержав ее возмущения и обвинения, закричала. — Научить? Или ты настолько привыкла, что за тебя все кругом делают, а ты просто этим пользуешься?

— Прекрати, дрянь, — рычит мама, и я тут же отключаюсь, отрывая ее на полуслове. Мне тяжело понять, почему она ко мне так относится. Словно я ее конкурентка, и тут же побегу отбивать ухажеров. Ясно одно — мама уже не пользуется той знаменитой популярностью светской дамы, а будучи замужем, естественно привилегии крайне сокращались, отбивая потенциальных любовников. Уставившись в телефон, меня начало лихорадить, и теперь дрожь была не от того, что я замерзла, а от желания достать пистолет и выстрелить в небо, чтобы хоть как-то спустить пар. Вобрав в легкие кислорода и закрыв глаза, я выдыхаю. А затем на мои плечи ложатся две теплых ладони и сжимают, безмолвно подбадривая и поддерживая. Я делаю шаг назад, прислоняясь своей спиной к груди Дубровскому. Константин опаляет мою шею своим жарким дыханием, и прямо сейчас я захотела продолжить нашу встречу с наказанием в той комнате. Даже мысленно перенеслась в тот вечер, но шум машин и голосов людей, проходящих мимо нас, не давали полного погружения в воспоминание, нарушая мою собственную потребность быть нужной хотя бы так.

— Успокойся, — слышу его томный голос возле уха, и он целует меня в шею, где пульсирует сонная артерия, напоминая, что я все еще живу и чувствую. — Поехали ко мне, Вика. Обсудим кое-какие вопросы. — Дубровский настаивает на своем, а у меня в душе творится черте что. С одной стороны я хочу уехать с ним, и возможно оказаться в его плену, а с другой… стоит вспомнить, что вот-вот, и он жених моей матери, будто ком в горле застревает.


— Не знаю, — с хрипотцой отвечаю, оборачиваясь. Дубровский обнимает меня, и я льну к нему, прислоняясь лицом к груди, сама захватываю в кольцо рук. Стук его сердца успокаивающе действует на мои взбудораженные мысли. Сколько простояли в таком положении — трудно сказать, потому что этот момент станет самым любимым в моей жизни.

— Ты не должна реагировать на нее таким образом, — проговаривает, а я ощущаю вибрацию его тела своей щекой. Нахмурилась, хотя прекрасно знаю, что он не видит меня, но скорее всего почувствовал, как я дрогнула. Я живу с матерью только потому, что не хочу покидать дом, и дело даже не в деньгах или прислуге, которая у нас работает. Нет. Кабинет папы. Каждый раз, когда мне становится грустно или мать доведет очередным выкидоном — я ухожу туда, запираясь под замок. Пусть дальше распускает свои красноречивые тирады, что действуют только на мужчин, у которых единственная цель — пробиться выше. А находясь в четырех стенах среди многочисленных книг по бизнес-ведению, я представляю, что папа до сих пор сидит в своем кресле, будто на троне, и задумчиво размышляет, как дальше проложить путь к новой ступени.



— А каким? — чуть отстраняюсь и спрашиваю, будто Костя может дать ответ. Но он лишь молчит.

— Поехали ко мне, Вик, — снова просит, и уже крепко сжимает руки на предплечьях. Он впервые улыбнулся, совсем немного, но уголки губ чуть приподнялись, как и у глаз, в которых была видна зарождающаяся искра желания. Он гладил большими пальцами мои руки, пусть преградой служила ткань, но я почувствовала каждый электрический импульс, которым он делился со мной. Затем Дубровский льнет ко мне, и снова захватывает губы в поцелуе, оставляя на них обещание… быть с ним в полной безопасности. Только, кто меня защитит от него самого.

— Хорошо, — первой прерываю чувственное мгновение, чтобы не сойти с ума от нарастающего желания наброситься на него прямо здесь. Без прелюдий, без игр и прочего… только он и я, и наши слившиеся тела. От мысли стало слишком жарко, и к лицу мгновенно прилила кровь, сигнализируя всем, что девушка перевозбуждена и на пределе. А после двух недельного отсутствия в «теме», где я могла спустить свой пар, нервные клетки уже лопались в буквальном смысле. Тяжелое дыхание Дубровского только все усугубляло, потому как я почувствовала его упирающийся возбужденный пах у моего низа живота.

— Просто доверься мне, хорошо? — получается рвано и шепотом, а я только сумела кивнуть, не в силах сказать хотя бы слова. Пусть ведет, потому что мне наплевать на отношения, которые у него выстроились с моей матерью. Я давно о нем мечтала, но не могла позволить приблизиться. А теперь ничто и никто меня не остановит, даже если он станет мужем моей матери.







Глава 16




Сидя в своем кабинете, никак не ожидал получить звонок от Евгении. Эта ведьма в буквальном смысле издевалась надо мной, показывая бесчисленное количество свадебных нарядов. И, если первые пару звонков я проигнорировать не смог, то последующие приводили в бешенство. Мой юридический отдел до сих пор не мог найти лазейку в договоре, который придется подписать обеим сторонам, но я чувствую, что подвох всё же есть. Евгения не глупая женщина, раз решила манипулировать мной и моим состоянием. А с учетом того, что она обманывает свою дочь, и разрушает ее жизнь подобными винтами, не удивительно, ведь так она получает свое желаемое — владение всей компанией Игоря. Осталось только узнать, Виктория в курсе событий, или она, как мать — играет со мной, затуманив мозги своей красотой и мягкостью тела. В очередной выпад от Евгении, я уже принял входящий. Эта ведьма находилась в примерочной, надев на себя безупречное белое платье, которое ей совершенно не шло, но я сделал вид, что ничего не заметил.

— Вы с Викторией сегодня добьёте меня, — возмутилась она, выдохнув на имени дочери. Мое сердце мигом в пляс пошло. С нашей последней встречи прошло две недели, не считая столкновения в компании, когда Вика была безупречна в своем сером облегающем костюме — настоящая бизнесвумен, и с такой будут желать многие сотрудничать не только в деловом смысле. Как только я подумал о других мужиках, которые могут присутствовать в жизни девушки, скулы заиграли, и я разозлился до чертиков. Нет. Я не могу позволить приблизиться уродам, ведь они с легкостью станут манипулировать молодым очарованием, получая взамен не только её тело, но деньги. И не потому, что считаю Вику глупой, напротив, девушка своими мозгами сразит кого угодно, только вот акулы в бизнесе знают куда больше лазеек, чем неопытная Вознесенская.

— Что не так? — задаю вопрос, искоса посматривая на экран мобильника. Никогда не любил видеосвязь, но Евгения слишком настойчива, а чтобы не спугнуть ее, я должен проявлять долю подчинения. Скрепя зубами улыбнулся, не показывая этой суке, как я, твою мать, не доволен раскладом. Планировалась тихая расписка в загсе, а в итоге ей взбрендило в голову целое торжество.

— Тебе не нравится? — она намеренно вытягивает губки в утиной форме, от которых дурно становится. Я выключаю видео передачу, оставив только голосовое.

— Мне абсолютно все равно, Евгения Сергеевна. Кажется, вы немного забываетесь, что это всего лишь формальность отношений. Но никак не союз. Я хочу получить свои акции в законные владения. Вы же этому препятствуете. Мы прекрасно с Вами понимаем, что Игорь незаконно оформил на них своё право. А если вы этого не знаете, то имейте в виду, я ведь могу обраться в адвокатский отдел вашей фирмы. По официальному запросу, — говорю грубо, но мой тон слишком деловой, будто я провожу очередное собрание с советом директоров. — И кто знает, что именно я могу получить, и тем более узнать.

— А-ха-ха, — засмеялась в голос женщина, явно знающая, что мой шантаж имеет место быть, только вряд ли сработает. Евгения вбила в голову, что ни один юрист в компании Игоря не посмеет пойти против ее воли. — Напрасно, — вдруг выпаливает, остановившись, а в тоне чувствуется озлобленность, — не играйте со мной, Константин. Или вы думаете, что я не знаю, как вы смотрите на мою дочь?

Замерев, я будто лишился воздуха, но хорошо, что эта сука не видела моего выражения лица. Неужели эта дрянь ведет слежку за мной. Или… твою мать, Евгения не спускает глаз со своей дочери, боясь, что той могут доложить о состоянии завещания, которым манипулирует мать. С яростью долбанул поверху стола кулаком, выпуская таким образом свое напряжение. Хотел бы я преподать урок гадюке, постепенно лишая ее кислорода, передавливая гортань до хруста хряща.

— Играете здесь только вы, — отчеканил, переводя дыхание. Я проигнорировал последнее предложение женщины, намеренно не стал акцентировать на нем внимания. Если она пытается ухватиться за возможность управлять еще и мной, то вряд ли у нее что-либо получится.

— Все может быть, — игриво вторит, напевая под нос какую-то мелодию. А потом я распознаю ноты свадебного марша. Идиотка. — Вика сейчас со мной, и я продолжаю примерять наряды. Вот именно это платье заказала она, Константин. У моей дочери идеальный вкус, вам так не кажется.

— Если бы оно было на ней, быть может, наряд сидел более выгоднее на молодом теле, чем на вас, Евгения Сергеевна, — проговорил вскользь, намеренно причиняя боль женщине, чей возраст виден всем окружающим. И как бы она не старалась его скрыть, прибегая к различным методикам омоложения — всё бесполезно, против природы не попрешь. Евгения зарычала, затем нажала кнопку отбой, а я лишь рассмеялся. Наконец, она теперь отстанет от меня со своими показами, которые в любом случае ни к чему не приведут. Пусть тонну шмотья перемерит, один черт, останется старой кошелкой, желающей заполучить львиную долю наследства.

— Роман, — нажимаю на кнопку в стационарном телефоне, зовя своего помощника.

— Да, Константин Захарович, — тут же отвечает, прочистив горло.

— Зайди ко мне, есть кое-какие дела, хочу ввести тебя в их курс.

Как только я разобрался с Романом, оставив на него несколько важных звонков. Сорвался с места, чтобы забрать Вику. Она не должна участвовать в этом шоу, которое устраивает мать. К тому же, я должен понять, не заодно ли она с Евгенией. Если нет, то я просто обязан защитить девушку от змеи, желающей отобрать завещанное по закону дочери Игоря. Он был мне не только компаньоном, но и другом. До тех пор, пока не оставил с носом, оформив на себя часть моих акций, пренебрегая правилам с юридической стороны. По дороге к свадебному бутику, (я знал, что именно его выберет Вознесенская-старшая), не мог успокоить свои бушевавшие эмоции и чувства. После того, как я оставил девчонку одну, так и не завершив наказание, я больше не появлялся в клубе, даже игнорировал звонки Эдуарда. Но этот чёрт всё-таки заявился ко мне домой двумя днями ранее. Разговор выдался крайне неприятным, на повышенном тоне, но тем не менее друг искренне поддержал мой способ показать Вике, что в «теме» так себя не ведут. Если девушка жаждет познать новое для себя наслаждение, глубинные желания, то она обязана подчиниться своему Дому, и им не обязательно мог оказаться я. Хотя… опять-таки, я ревностно отнесся к тому, что другой мужик мог прикоснуться к ее телу так, как это сделал я. До сих пор ощущаю членом влажную плоть Виктории, жаждущую скорее завладеть мною, и я хотел. Хотел войти в нее, чтобы оставить свой след, после которого девушка не могла бы быть чей-то. Цыкнув вслух, я набирал скорость на трассе. Уже темнело на улице, и солнце давно зашло за горизонт, оставляя после себя проблески красных волн, те постепенно темнели, зазывая ночь на город.



— Было глупо, Костя. Очень безрассудно, — не унимался Эдуард, выпивая вторую по счету стопку водки. Мужчина любил пригубить спиртного, а не найдя в моем баре ничего кроме градусной и виски, которые он на дух не переносил, предпочел первое. Щурясь, запрокидывает, проглатывая горячительную жидкость. Рычит, закусывая лимоном, обмоченный в красный перец. Я стоял возле стола, облокотившись о край со скрещенными руками, наблюдал за другом. Мне было не по себе уже некоторое время, а тут он со своими нравоучениями. Одна головная боль в виде акций компаний, добавилась еще одной — Викой, от которой я сходил с ума, при мысли, что мог оттрахать ее прямо там, пренебрегая защитой.

— Знаю, — коротко отвечаю, проведя ладонью по подбородку. Мой друг искоса посматривает на меня, думая о чем-то, что может уже заведомо не понравиться мне. — Говори, зачем приперся ко мне, — с ухмылкой произношу, присоединяясь за стол к нему, сев напротив. Эдуард щелкнул языком, а в глазах появился хитрожопый блеск, суливший мне уже большие неприятности, и, кажется, я начал догадываться, зачем он ко мне заявился. — Если вопрос касается девчонки, можешь вставать и проваливать. — Грубо ответил ему, опережая его.

— Зря, — как-то таинственно проговаривает, прекрасно зная, что подобный тон всегда настораживает.

— Что случилось? — с подозрением уставился на него. А тот нарочно тянет время, слизывая с дольки лимона кислоту и красный перец. Эта смесь здорово обжигает слизистую гортани, но прожжённый Эдуард уже не чувствует абсолютно ничего, напротив, остался недовольным, что не смог получить удовольствия.

— Неужто стало любопытно, Дубровский? — прищурив свои глаза, он обратился ко мне, а потом облокотился о спинку стула и стал посвистывать, специально выводя меня из себя.

— Если это о Вознесенской, то — да, — со всей суровостью и серьезностью отвечаю, напарываясь на заинтересованный взгляд друга. В его блеске слишком много любопытства, причём не скрываемого. Как будто он раскрыл ящик Пандоры, и теперь перед ним видна вся суть наших жизней. Он рассмеялся, намеренно дразня меня своим знанием того, чего не знал я сам.

— Ну, — тянет, почесывая свою заросшую бороду, — Вячеслав тут заявил, что Вика была его сабмиссив в другом клубе.

— И что? — я фыркнул, ведь на девушке не было никаких опознавательных знаков, что она уже кем-то занята. Да и в анкете об этом не было ни слова. На такие вещи я всегда обращаю внимание.

— А то, что он намерен продолжить их отношения у меня в «Готике». — Сказал, как отрезал.

— Этому не бывать, — снова отчеканил, стукнув по столу. Этот идиот видел нас тогда в клубе, а стало быть, взыграло у него чувство собственничества, тем более что однажды мы уже делили одну женщину на двоих. Твою мать. В нервном жесте, я зачесал шевелюра назад, и скрепил в замок на затылке руки. Закрыв глаза, стал лихорадочно соображать, что мне теперь делать, потому как Виктория не просто девушка, от которой у меня сносит башню, но она та самая, ради которой я пренебрегал другими отношениями. Она мой грех — мой запретный, неприкосновенный плод, потому что обещал её отцу, и это прежде всего мой принцип ведения бизнеса — никаких интриг с женщинами партнеров. Эдуард только посмеялся, качая головой. И я его понимаю, он воспрепятствовать не сможет, если только я не объявлю в его клубе, что эта женщина принадлежит мне, но, чёрт возьми, как я могу об этом сказать, если Вика ни за что не согласится на подобную авантюру. Твою мать!