Дочь моей жены
Часть 16 из 24 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Вика, твою мать! — отчетливо раздавалась ругань Веры. — Ответь! Сейчас же!
— Подожди, — ласково произнес Костя, опустившись передо мной, он поднял телефон и вложил его мне в руку. — Поговори с ней, я буду на кухне. — Меня жутко пугает его тихая реакция, и как многое он успел услышать. Дубровский так нежно погладил меня по лицу, что мне хотелось разрыдаться, потому как я дико соскучилась по его ласкам в постели.
— Я на связи, — проговорила Вере, едва проследив за тем, как за Костей закрылась дверь.
— Ты издеваешься надо мной?! — свирепо проорала подруга, продолжая материться. Впервые столько бранных слов летело в мой адрес от девушки. — Только не говори, что твой Дубровский оказался в комнате, пока ты мне тут изливала свои признания, — как бы между прочим, заметила она, но, когда я промолчала, Вера снова ругнулась. — Так, девочка моя, сначала сделай тест, хорошо?
— Естественно, — наконец, ко мне вернулся дар речи.
— Хорошо, — одобрительно шикнула Вера. — Это не обязательно беременность, Вик. Мог и стресс сыграть с тобой в злую шутку, ведь в последнее время столько всего произошло.
— Согласна, — вновь киваю головой, словно болванчик. Я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что могу носить малыша под сердцем. И его отец — Костя.
— Я вышлю тебе контакты хорошего акушера-гинеколога. Прям сегодня съезди к нему. Я сама наблюдаюсь у него, и доверяю. Кстати, разве прежде ты не сидела на таблетках?
— Нет. Уже больше полугода точно. Не было необходимости, — добавляю. — Как только прекратились встречи с Вячеславом, я сразу перестала пить пилюли.
— Понятно. Ладно, Вик, сначала убедись, а потом перезвони мне, хорошо? И раньше времени не паникуй только, — хохотнула подруга, больше переживая, чем я сама.
Закончив разговор с Верой, я быстро переоделась в деловой костюм. Непослушный замочек на юбке-карандаше никак не поддавался мне, не желая сходиться на талии. Я отказывалась верить, что изменения уже могли начаться, ведь визуально осмотрев себя в отражении зеркала в рост, не заметила ничего. Кое-как совладав с непослушной молнией, я закончила макияж, затем вышла из комнаты, чувствуя внутреннюю тревожность. Дубровский в это время разговаривал по телефону, сидя за барной стойкой. Жестом пригласил присесть, указывая на тарелку с приготовленным мюсли. Рот сам собой наполнился слюной, оттого что я действительно ощутила голод.
— Эдуард, будь на связи. Мы с Вознесенской приедем, — Костя опустил взгляд на свои позолоченные дизайнерские часы, — через двадцать минут, если не будет пробок. — Замолчал, слушая своего друга. — Нет, но скажу по дороге, — бросает свой черный таинственный взгляд на меня, и я опускаю голову, делая вид, что поглощаю порцию приготовленной им каши. — Спасибо, что приготовил контракт. Это неожиданно с твоей стороны. Подписание проведем сегодня. — Костя напрягся, выдавая свою нервозность. — Да, безусловно.
Отключив телефон, Дубровский уставился на меня. Лицо абсолютно безэмоционально, никакой реакции. И я не решаюсь начать, словно струсила. Да. Я струсила.
— Ничего не хочешь мне сказать? — устрашающе придвинулся он, положив обе руки на стол. Ухмылка касается только уголков губ, но не глаз. Я выпрямилась, и покачала отрицательно головой. До тех пор, пока я сама не буду уверена в своей предполагаемой беременности, то и говорить нам точно не о чем. Костя нахмурился, но не стал вдаваться в подробности, о чем я разговаривала с Верой. — Ладно, — хлопнул он по столу, и от неожиданности я подпрыгнула, а потом рассмеялась, пряча за ладонью рот. — Прости, — тут же извинился он, и встал.
— Костя, — нерешительно начала я, вставая следом за ним, и мужчина с интересом посмотрел на меня. Я отчетливо слышала его частое дыхание, ощущала каждой клеточкой исходящее от него напряжение и ожидание. И знала — мы оба на интуитивном уровне чувствуем друг друга. — Ты все слышал, да? — пусть я задаю ему вопрос, но почему-то уверенна, что он тут вовсе не нужен. По одному только взгляду Кости, мне ясно, как в самый светлый день — он все слышал. Дубровский кивнул. — И? — я обошла барную стойку, и встала перед ним, приподнимая голову, чтобы видеть его глаза. Он стоял неподвижно.
— Что ты сейчас хочешь услышать от меня? — оглушает вопросом, и я часто заморгала, опуская глаза. Но Дубровский подхватил мое лицо за подбородок, приподнимая. — Посмотри на меня, — приказывает, дыша совсем близко у моей щеки. Опаляет жарким воздухом губы, которые я облизнула, увлажняя. Костя прикасается к моей щеке своим носом, затем другой рукой обвивает талию и притягивает к себе, показывая свое возбуждение, что теперь упирается мне в низ живота.
— Не знаю, — одними губами шепчу, но Костя все слышит.
— Сделай тест, Вик, — пристально вглядывается в мои глаза, — я буду ждать его результат, — серьезно проговорил, оставляя на губах короткий поцелуй. Но я не уступаю ему, сама обхватываю рукой за шею и впиваюсь в его сладкие губы. Все мое тело горит огнем, который вот-вот превратит всю меня в пепел. Мой любимый отвечает мне, ничем не уступая. Но как только его руки дотрагиваются до моего живота — он замирает, едва переводя свое дыхание. Уперевшись лбами друг в друга, затаили дыхания. А мое сердце, так вовсе принялось мчать галопом, и, опустив голову, не могла отвести своего взгляда от руки Кости, которой он накрыл мой живот. Что с ним сейчас происходит? Что он чувствует? Я хотела выбить все из него, до каждой последней капли мысли. Но, и так же понимала, что сама стою перед неизвестностью. Много всего свалилось на нас в последнее время. И, если все-таки я беременна, меня волнует сам факт, как Костя примет эту новость. — Нам пора, — объявляет он, оторвавшись от мгновения, что скрепило нас больше, чем даже крышесностный секс.
— Да, — согласно кивнула, отпрянув от него и отступив на шаг назад. Теперь мы должны на время забыть о произошедшем, и погрузиться в работу. Сегодня компания Дубровского официально прекращает ему принадлежать, о чем моя мать узнает с минуты на минуту. Об остальном Костя решил не посвящать меня, полагаясь на личное между ним, моей матерью и Эдуардом…
Глава 35
Подъехав к огромному девяносто шестиэтажному зданию, наш водитель остановился у самого входа. Всю дорогу оба промолчали, так и не проронив ни слова. Каждый в своих мыслях, далеко за пределами реальности. Искоса поглядывала в сторону Кости, отмечая, что мужчина сейчас крайне взволнован. Скулы на щеках напряжены, словно жилки превратились в струны. Резкие движения, и взгляд, устремленный только в окно машины — задумчивый. Словно Костя знал, если посмотрит на меня — я пойму, смогу прочитать по черным, глубинным глазам. Я видела, как в нем шла борьба, только чего, или кого она касалась — Костя не спешил делиться. Украдкой взяла его руку в свою, переплетая пальцы, и на это движение Дубровский мило улыбнулся, отвечая взаимностью. Целует тыльную сторону моей ладони, смягчая свое поведение, проведя полными губами по коже. Я ощущаю их мягкость, ради которой могла бы прямо сейчас утонуть в нем самом. Стоило ему прикоснуться к кисти, ток мигом пронзил каждую клеточку, зарождая во мне потребность в мужчине, сидящем в пару сантиметрах от меня. Я теряла голову рядом с Костей, становилась слабой. Но мне дико нравилось это состояние. Вера возможно права, когда пыталась объяснить притяжение между парой, что это подобно удару молнии прямо в сердце. Оно останавливается на миг — на секунду, которая стоит жизни человеку, а потом разряд перезапускает своим током его и душа, зная, что мир теперь не станет прежним без адреналина, которым наградили лишь раз, будет тянуться вновь к неизведанному. Так и с Костей — он моя молния, пронзившая сердце насквозь.
— Всё будет хорошо, — тихо обронил, но казалось, он скорее успокаивал себя, чем меня. За полчаса езды, Дубровский не задавал мне вопросов, что касались предполагаемой беременности, и, если быть откровенной, я боялась. Я ужасно трусила, что нас ждало дальше. Это неведение убивало, но, с другой стороны, я прятала свою улыбку, от которой наверняка светилась всем своим нутром. Малыш… частичка нас двоих.
— Да, — согласно кивнула, и Костя первым вышел из машины, отдавая следом приказ Геннадию. Я заметила, что за нами ехали еще три черных джипа, явно телохранители. Так неужели опасность гораздо сильнее, чем мне кажется, черт возьми? Зачем Косте усиливать охрану вдруг, когда как раньше вовсе обходился без нее. Выдохнув, поправляю свою блузку, затем не дождавшись его, выхожу. Прохладный утренний воздух ударяет в лицо, охлаждая мою кожу целиком. И мне становится немного легче. Затем мое внимание привлекает еще несколько машин, среди которых я узнаю автомобили не только своей матери, но и Вячеслава. Он-то тут что забыл? Боже, столько вопросов, что даже голова кругом пошла.
— Геннадий, сценарий остается прежним, — продолжает говорить Костя, и начальник охраны внимательно слушает указания своего босса. Стоит тучный, хмурый, но явно все отслеживает. Каждое его движение и действие отточены до идеального безобразия. Позади нас выстроились еще несколько ребят-громил. Вот только зачем столько. Конечно, от Дубровского не скрылось мое удивление, и он поспешил ввести меня в курс дела: — Вика, — зовет меня, и я, улыбаясь, поворачиваю голову к нему, щурясь от яркого солнечного света.
— А?
— Прошу не обращай внимания на ребят, это лишь мера предосторожности. Я тебе говорил, что многое поставлено на кон. Кто знает, что может случиться, — голос напряжен, как и резкость его движений.
— Костя, что происходит? — настороженно поинтересовалась, приближаясь к нему. Я обошла машину и встала рядом, беря его под локоть. Он с нежностью поцеловал меня в щеку, смягчая свое безмолвие, потом прошептал у уха, чтобы слышала только я.
— Я расскажу позже, давай зайдем в здание, — кивает на вход, указывая мне направление. — Геннадий, работай. Пусть ребята будут на чеку, — пожимает руку своему охраннику, и тот учтиво разворачивается на пятках, отдавая приказы ребятам. Те, словно муравьи, разбежались по своим местам. А мы тем временем направились ко входу.
В холле нас встретила толпа журналистов, наверняка специально приглашенных сюда моей матерью. Без концерта — никогда. Тков ее девиз по жизни. И один из них, нагло двинулся навстречу к нам, хотя Костя выставил руку перед собой, качая отрицательно головой.
— Константин Захарович, ну пара вопросов, просим вас, — настаивал далеко немолодой мужчина, с посидевшими волосами на висках. Костя на миг остановился, удерживая меня крепче за талию. Другие участники окружили нас, щелкая камерами, ослепляя вспышкой. Мужчина же быстро достал свой блокнот и ручку, надевая следом очки. Боже, он копошился, словно у нас не было ничего важнее, кроме как стоять и удовлетворять их любопытство.
— Ну, попробуйте, Савелий Петрович, — снисходительно кивнул Дубровский, видимо зная этого человека, сжимая губы в тонкую полоску, резко добавляет: — если начнете нести бред, — предупреждает того, и журналист, понимающе, кивает. Все кругом затаили дыхания, и даже прекратили фотографировать нас.
— Господин Дубровский, как вы прокомментируете новость о перепродаже вашей империи некому Эдуарду Вольному? — несколько пар глаз устремились с любопытством на Костю, в том числе была и я. Нет, конечно, он меня предупредил о передачи полномочий, но никак не о продаже шла речь, черт возьми. Естественно, папарацци заметили мою реакцию, и тогда Костя мигом развернулся, уводя меня от заинтересовавшихся взглядов.
— Ты потеряешь компанию, — едва шепчу, когда мы влетаем в лифт. Но один слишком умный журналист, успевает сунуть руку, и створки дверей лифта вновь разъезжаются. И как хорошо, что к нам уже мчал Геннадий с двумя полицейскими, попутно разгоняя толпу. Я уверенна — это проделки моей мамы. Значит, кто-то мог передать ей о планах Дубровского. Или решила нагнести обстановску.
— Константин Захарович, — не унимается наглец, достав диктофон для записи, тычет вещь нам в лица, будто это приемлемое поведение. От возмущения хочется наброситься на придурка, да выцарапать глаза, но я так крепко схватила руку Кости, ощущая всем телом небольшую дрожь, которая не была не замечена моим мужчиной. — Как вы прокомментируете свое прибытие в свою же компанию с Викторией, дочерью вашей жены, вдовы умершего компаньона, — кивает на меня, а я будто к земле прирастаю. Застыла, потерявшись в своих колких ответах, что готовила для напористого журналиста. Достаточно того, что было за эти две недели промывания косточек и мне, и Косте в целом. Спасибо Вячеславу, знатно постарался, что теперь в каждой газетке пестрим на первых страницах.
— Виктория — наследница империи Игоря Вознесенского, так же, как и его вторая дочь Мирослава, — прозвучали слова Дубровского, как гром среди ясного неба. Гул и крики мигом стихли, и все уставились на нас. Даже Геннадий, и тот ошеломленно посмотрел в нашу сторону, но потом принялся выталкивать надоедливых папарацци.
— Еще вопрос! Еще вопрос! — раздались хором голоса желтой прессы, но на подмогу прибыли сотрудники пропускной системы, помогая личной охране Дубровского выталкивать на улицу незваных гостей.
— Вы любовники? Как вам удалось охмурить обеих женщин своего компаньона, господин Дубровский? — наглый журналист вырывался из крепких рук охранника, но не забывал выполнять свою работу. Его едкие вопросы, как яд просачивались в вены, причиняя боль. Я почувствовала себя униженной, словно на меня повесили клеймо, от которого теперь избавиться будет трудно. Костя нажал кнопку, и двери тут же, оповестив сигналом, начали закрываться. Мы игнорировали толпу, орущую всякие вопросы, которые доходили до безумства и неприличия. Словно вновь ушат с водой вылили на голову, и мне стало трудно дышать в замкнутом пространстве, пока мы поднимались на последний этаж. Разнервничавшись, прильнула лбом к крепкому плечу Дубровского, и мой мужчина обеспокоено повернулся, беря меня в крепкие объятия. Хмурится, рассматривая меня с ног до головы.
— Ты бледная, как поганка, — пытается шутить, но улыбка не касается глаз. — Как только разрешим сегодняшний вопрос, сразу едем в больницу.
Я удивилась, не соображая для чего мне еще больница, а потом ахнула.
— Костя, — выдохнула, накрывая его грудь своей щекой. Я слышала учащенное сердцебиение, которое должно было меня успокоить, но почему-то именно сейчас это не работало. — Ты должен был рассказать мне на какие жертвы идешь ради сохранения моего наследства. Черт! — выругалась я, отстраняясь. Дубровский настороженно уставился на меня. — Да к черту, это наследство! Пусть подавится, — развыступалась, махая руками. — Я не хочу, чтобы ты терял то, ради чего пожертвовал многим.
— Вика, — умиротворенно произносит мое имя, прикасаясь ладонями к моему лицу. Захватывает в чашу, поглаживая щеки большими пальцами. Пристально гипнотизирует взглядом, от которого внутри меня все плавится, а замкнутое пространство вовсе усиливает силу электрических искр, что витают в воздухе между нами. Я ощущаю его любовь к себе, чувствую тепло, что согревает мои вены. И мне хочется кричать, только чтобы Дубровский передумал отдавать компанию, чтобы сохранить мою. Мужчина ласково целует в губы, но не углубляет поцелуй, словно дарит глоток кислорода. Закрыв глаза, я отвечаю ему, захватив в кольцо крепкую талию. Низом живота ощущаю возбужденный член, но мужчина умело держит себя в руках. Дыхания сливаются воедино, как и души, что теперь не смогут друг без друга. Я не смогу без Кости… просто задохнусь, если наши пути вдруг разойдутся. У матери свои планы и своя месть за право владением империей, выстроенной отцом. Дубровский втягивает шумно воздух у моего лица, чувствуя аромат духов — его любимых, ванильных, как тогда в нашу первую встречу. Словно все повторяется, но теперь иначе. Абсолютно иначе. — Что бы ты не услышала сейчас — прошу, не верь ей, — пронзительно смотрит в мои глаза, внушая. — Ты дорога мне, и не потому, что за плечами миллионы, Вик. У меня их предостаточно, просто знай об этом. Мне нужна только ты, — вкрадчиво добавляет, продолжая цепляться за нить нашего притяжения.
— А как же твоя компания? — хмурюсь, накрывая его ладони, от напряжения на которых проступили вены. Я не могу представить Дубровского без его же империи. — Это ведь твоя жизнь… — говорю шепотом, хотя в лифте мы одни.
— Моя жизнь — это ты, и возможно, наш малыш, — сокрушает одним единственным откровенным признанием, от которого у меня подкашиваются ноги, но в крепких руках Кости я остаюсь стоять прямо. Он осторожно, с нежностью, обвивает одной рукой мою талию, прижимая к себе.
— Дубровский, это же пока неизвестно, — прячу глаза, боясь посмотреть на него, но мужчина не дает мне такой возможности. — Мне страшно, что будет дальше. Как мы выкрутимся из всех проблем, что свалились на головы. Из-за моей семьи, теперь страдаешь ты. Я не хотела всего того, что сейчас происходит, правда, — едва дышу, но говорю обо всех своих страхах.
— Посмотри на меня, — приказывает, в голосе проскальзывают ноты Дома. Затем сам направляет мое внимание на себя, удерживая указательным пальцем за подбородок. — Вика, я готов стать отцом. Готов взять всю ответственность за тебя, за нашего малыша. Никто не посмеет отнять то, что принадлежит мне, — отрывистым голосом проговаривает каждое слово, вселяя в него свою силу. И кажется, это касалось не только меня и ребенка, но и его компании. — Я знал твоего отца, когда стал с ним сотрудничать. Я влюбился в тебя в тот самый день, когда ты переступила порог моего кабинета и села рядом. Черт возьми, я готов был сорваться прямо на переговорах, но также не имел права делать подобного. Ты въелась мне под кожу, и мне до безумия хотелось выкрасть тебя, сделать своей. Только моей, — подчеркивает, вспоминая, что видел в клубе с другим. — Но не мог, Вик. И жалею. Очень. Сейчас же, я благодарен всем богам, если они есть, за право быть с тобой, даже если придется заплатить немаленькую цену. Евгения — коварная женщина, но не дальновидная. Разве что, может только сильно укусить. Наш развод станет быстрым, потому что он уже состоялся.
— Когда? Когда ты успел? — с удивлением посмотрела на улыбающегося Костю.
— На той неделе. Без участия твоей матери, Вик. Все было очень просто. Но…
— Всегда есть но, — закончила за него, поникнув.
— Есть, — согласно кивает, но чересчур спокойно и загадочно. — Просто будь рядом со мной. Не поддавайся на провокации своей матери. Сегодня мы все многое узнаем, что происходит на самом деле.
— Я хочу этого больше всего, — открыто признаюсь, в подтверждение кивнув головой.
— Значит так оно и будет, — сказал, как отрезал. И снова между нами повисла тяжелая пауза тишины. — Мы справимся, — сжимает руку, переплетая пальцы в замок. Дверцы лифта раскрываются, оповещая нас таким же скрипучим писком, как прежде….
Глава 36
Мама не обошлась без своей делегации, которую приперла с собой. И теперь пять пар глаз уставились на нас с Дубровским, стоило переступить порог его кабинета. Вокруг круглого стола уже заняли места, и во главе моя мать, восседавшая на месте Кости. Она ухмыльнулась, окинув нас обоих своим циничным, критическим взглядом. Напряжение витало в воздухе, как и то, что все молчали, боясь нарушить тишину. Дубровский не растерялся, он фыркнул и отодвинул стул для меня, помогая присесть, а сам занял противоположное место прямо напротив матери. Заметив среди толпы опущенную голову Мирославы, почувствовала, что девушка здесь не спроста, и наверняка Костя тоже это уже понял. Вячеслав же был рядом с моей матерью, и по странному взглянул на меня, заметно подмигивая.
— Привет, красавица, — коварно искосил губы в ухмылку. Я просто проигнорировала его, продолжая сверлить сторону Мирославы. Она словно почувствовала на себе мой взгляд, и неуверенно подняла голову. В глазах боль, смешанная с отчаянием, будто бы ее посадили на сотни иголок и теперь испытывают на предел терпения. Мама тем временем демонстративно одернула Миру, что-то прошептав девушке на ухо, и та снова поникла.
Я не выдержала, соскочив с места, даже Костя не ожидал от меня такой реакции на происходящее, но мой мужчина доверял мне, и не стал вмешиваться.
— Мирослава, — окликнула сестру, в моем голосе невысказанная просьба ответить мне взаимностью, и девушка все-таки кивнула, дав знак, что слушает меня. — Ты — моя сестра по отцу, и я хочу, чтобы ты знала это.
— Я давно об этом знаю, — едва шепчет, поднимая взгляд полных слез. Подбородок задрожал, а смех мамы резонировал с тишиной кабинета. Шокированная, я уставилась на нее, а потом на Миру, и снова на мать. Когда она успела ей все рассказать, черт возьми? Но моя сестра, глубоко вдохнув, продолжила: — И я знаю, что компания нашего отца поделена между мной и тобой. — Пошатнувшись, я ухватилась за спинку стула, крепко сжимая ту, и от силы нажатия на руке проступили костяшки. Теперь пришла очередь Дубровского, и посмотрев на своего мужчину, ждала, чем он огорошит меня вдобавок. Костя встал, и снова помог мне усесться, и конечно, мама поспешила съехидничать.
— Ну, и какого, Дубровский, трахать мою дочь? — как только с ее губ сорвался вопрос, каждый присутствующих резко вздохнул, не ожидав такого поворота событий. — Ты — мой муж, черт возьми, Константин Захарович. И я имею полное право прямо здесь и сейчас, при свидетелях, — тактично указывает на двух мужчин-адвокатов, среди которых выступал Владленов. Теперь мне ясно на чьей он стороне.
— Евгения Сергеевна, — безэмоционально отвечает Костя, подчеркивая ее возраст, словно бьет по больному, — я не уверен, что у вас верная информация по поводу нашего с вами брака. — Посылает ей победную ухмылку, но глаза на чеку, и, кажется, Костя все держит под контролем. Несомненно, его уверенность подкупает каждого из нас, даже меня. Мама дернула головой, резко взглянув на меня, сощурилась.
— Молодец, Вика, — вдруг начала хвалить, постукивая по столу длинными наманикюренными, красными ногтями. Меня дико раздражало все, и от скрежещущего звука сводило зубы. Но я пристально смотрела на нее, выдерживая ненавистный мне взгляд родного человека. Мы сидели так, что будто прошлое и будущее вдруг столкнулось лбами в одном мире, и теперь борются за право продолжить свое существование. — Как быстро ты охомутала моего мужа. Не кажется ли тебе, что ты перегибаешь палку? — косит голову на бок, рассматривает меня и намеренно провоцирует.
— Может, это ты объяснишь, с какой стати вдруг решила отобрать у нас все всё, что тебе лично не принадлежит? — копирую ее позу, и это добивает Евгению, она зарычала, вскочив. Указывает на меня своим трясущимся указательным пальцем, подбирает слова, которыми можно ударить больнее всего.
— Как ты смеешь со мной разговаривать в таком тоне, сучка?! — возмутилась она. Стоит и дрожит от злости. Владленов со своим помощником казалось вросли в стулья, даже головы прижали к плечам, когда услышали бранный голос моей матери. Они боялись ее, и не потому, что она могла лишить их работы, здесь было что-то другое. Окинув взглядом каждого, только Вячеслав выглядел более спокойным, а Дубровский вовсе прятал улыбку, прикрывая свои полные губы указательным и средним пальцем, сложив руки у себя на груди. В этот момент не хватало лишь одного — друга Кости, Эдуарда. Ведь он точка в этой истории, которая лишит маму всего, о чем она мечтала. Посетившая мысль сыграла со мной в роковую шутку, и расправив плечи, я снова встала.
— Мама, — уверенно и с напором обратилась к женщине, на лице которой вспыхнуло удивление. Она мигнула, а затем посмотрела на Дубровского, и снова на меня, тоже догадываясь, что мы не с пустыми руками. — Компания — моя, — оглушаю ее новостью, — и начиная с этой минуты, я беру право правления на себя, — громко и четко заявляю, покосившись на Владленова.
— Не спеши, — Костя подошел ко мне, и поцеловал в щеку. Конечно, Вячеслав скорчил гримасу, гневно глядя в нашу сторону. Не нравятся мне его странные взгляды, которыми он награждает меня, заметно облизываясь при всех. Дубровский тоже не спускает с того своего внимания, хмурится, затем встает так, что я защищена его крепкой спиной от другого мужчины. Чувствую себя действительно за каменной стеной. И от ощущения защищенности, любви к себе, моя любовь к Косте растет с каждой секундой в двукратном размере. Я взглянула на всю ситуацию другими глазами, словно дух на мгновение покинул тело, и мне довелось разглядеть каждого, кто был в кабинете.
— Подожди, — ласково произнес Костя, опустившись передо мной, он поднял телефон и вложил его мне в руку. — Поговори с ней, я буду на кухне. — Меня жутко пугает его тихая реакция, и как многое он успел услышать. Дубровский так нежно погладил меня по лицу, что мне хотелось разрыдаться, потому как я дико соскучилась по его ласкам в постели.
— Я на связи, — проговорила Вере, едва проследив за тем, как за Костей закрылась дверь.
— Ты издеваешься надо мной?! — свирепо проорала подруга, продолжая материться. Впервые столько бранных слов летело в мой адрес от девушки. — Только не говори, что твой Дубровский оказался в комнате, пока ты мне тут изливала свои признания, — как бы между прочим, заметила она, но, когда я промолчала, Вера снова ругнулась. — Так, девочка моя, сначала сделай тест, хорошо?
— Естественно, — наконец, ко мне вернулся дар речи.
— Хорошо, — одобрительно шикнула Вера. — Это не обязательно беременность, Вик. Мог и стресс сыграть с тобой в злую шутку, ведь в последнее время столько всего произошло.
— Согласна, — вновь киваю головой, словно болванчик. Я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что могу носить малыша под сердцем. И его отец — Костя.
— Я вышлю тебе контакты хорошего акушера-гинеколога. Прям сегодня съезди к нему. Я сама наблюдаюсь у него, и доверяю. Кстати, разве прежде ты не сидела на таблетках?
— Нет. Уже больше полугода точно. Не было необходимости, — добавляю. — Как только прекратились встречи с Вячеславом, я сразу перестала пить пилюли.
— Понятно. Ладно, Вик, сначала убедись, а потом перезвони мне, хорошо? И раньше времени не паникуй только, — хохотнула подруга, больше переживая, чем я сама.
Закончив разговор с Верой, я быстро переоделась в деловой костюм. Непослушный замочек на юбке-карандаше никак не поддавался мне, не желая сходиться на талии. Я отказывалась верить, что изменения уже могли начаться, ведь визуально осмотрев себя в отражении зеркала в рост, не заметила ничего. Кое-как совладав с непослушной молнией, я закончила макияж, затем вышла из комнаты, чувствуя внутреннюю тревожность. Дубровский в это время разговаривал по телефону, сидя за барной стойкой. Жестом пригласил присесть, указывая на тарелку с приготовленным мюсли. Рот сам собой наполнился слюной, оттого что я действительно ощутила голод.
— Эдуард, будь на связи. Мы с Вознесенской приедем, — Костя опустил взгляд на свои позолоченные дизайнерские часы, — через двадцать минут, если не будет пробок. — Замолчал, слушая своего друга. — Нет, но скажу по дороге, — бросает свой черный таинственный взгляд на меня, и я опускаю голову, делая вид, что поглощаю порцию приготовленной им каши. — Спасибо, что приготовил контракт. Это неожиданно с твоей стороны. Подписание проведем сегодня. — Костя напрягся, выдавая свою нервозность. — Да, безусловно.
Отключив телефон, Дубровский уставился на меня. Лицо абсолютно безэмоционально, никакой реакции. И я не решаюсь начать, словно струсила. Да. Я струсила.
— Ничего не хочешь мне сказать? — устрашающе придвинулся он, положив обе руки на стол. Ухмылка касается только уголков губ, но не глаз. Я выпрямилась, и покачала отрицательно головой. До тех пор, пока я сама не буду уверена в своей предполагаемой беременности, то и говорить нам точно не о чем. Костя нахмурился, но не стал вдаваться в подробности, о чем я разговаривала с Верой. — Ладно, — хлопнул он по столу, и от неожиданности я подпрыгнула, а потом рассмеялась, пряча за ладонью рот. — Прости, — тут же извинился он, и встал.
— Костя, — нерешительно начала я, вставая следом за ним, и мужчина с интересом посмотрел на меня. Я отчетливо слышала его частое дыхание, ощущала каждой клеточкой исходящее от него напряжение и ожидание. И знала — мы оба на интуитивном уровне чувствуем друг друга. — Ты все слышал, да? — пусть я задаю ему вопрос, но почему-то уверенна, что он тут вовсе не нужен. По одному только взгляду Кости, мне ясно, как в самый светлый день — он все слышал. Дубровский кивнул. — И? — я обошла барную стойку, и встала перед ним, приподнимая голову, чтобы видеть его глаза. Он стоял неподвижно.
— Что ты сейчас хочешь услышать от меня? — оглушает вопросом, и я часто заморгала, опуская глаза. Но Дубровский подхватил мое лицо за подбородок, приподнимая. — Посмотри на меня, — приказывает, дыша совсем близко у моей щеки. Опаляет жарким воздухом губы, которые я облизнула, увлажняя. Костя прикасается к моей щеке своим носом, затем другой рукой обвивает талию и притягивает к себе, показывая свое возбуждение, что теперь упирается мне в низ живота.
— Не знаю, — одними губами шепчу, но Костя все слышит.
— Сделай тест, Вик, — пристально вглядывается в мои глаза, — я буду ждать его результат, — серьезно проговорил, оставляя на губах короткий поцелуй. Но я не уступаю ему, сама обхватываю рукой за шею и впиваюсь в его сладкие губы. Все мое тело горит огнем, который вот-вот превратит всю меня в пепел. Мой любимый отвечает мне, ничем не уступая. Но как только его руки дотрагиваются до моего живота — он замирает, едва переводя свое дыхание. Уперевшись лбами друг в друга, затаили дыхания. А мое сердце, так вовсе принялось мчать галопом, и, опустив голову, не могла отвести своего взгляда от руки Кости, которой он накрыл мой живот. Что с ним сейчас происходит? Что он чувствует? Я хотела выбить все из него, до каждой последней капли мысли. Но, и так же понимала, что сама стою перед неизвестностью. Много всего свалилось на нас в последнее время. И, если все-таки я беременна, меня волнует сам факт, как Костя примет эту новость. — Нам пора, — объявляет он, оторвавшись от мгновения, что скрепило нас больше, чем даже крышесностный секс.
— Да, — согласно кивнула, отпрянув от него и отступив на шаг назад. Теперь мы должны на время забыть о произошедшем, и погрузиться в работу. Сегодня компания Дубровского официально прекращает ему принадлежать, о чем моя мать узнает с минуты на минуту. Об остальном Костя решил не посвящать меня, полагаясь на личное между ним, моей матерью и Эдуардом…
Глава 35
Подъехав к огромному девяносто шестиэтажному зданию, наш водитель остановился у самого входа. Всю дорогу оба промолчали, так и не проронив ни слова. Каждый в своих мыслях, далеко за пределами реальности. Искоса поглядывала в сторону Кости, отмечая, что мужчина сейчас крайне взволнован. Скулы на щеках напряжены, словно жилки превратились в струны. Резкие движения, и взгляд, устремленный только в окно машины — задумчивый. Словно Костя знал, если посмотрит на меня — я пойму, смогу прочитать по черным, глубинным глазам. Я видела, как в нем шла борьба, только чего, или кого она касалась — Костя не спешил делиться. Украдкой взяла его руку в свою, переплетая пальцы, и на это движение Дубровский мило улыбнулся, отвечая взаимностью. Целует тыльную сторону моей ладони, смягчая свое поведение, проведя полными губами по коже. Я ощущаю их мягкость, ради которой могла бы прямо сейчас утонуть в нем самом. Стоило ему прикоснуться к кисти, ток мигом пронзил каждую клеточку, зарождая во мне потребность в мужчине, сидящем в пару сантиметрах от меня. Я теряла голову рядом с Костей, становилась слабой. Но мне дико нравилось это состояние. Вера возможно права, когда пыталась объяснить притяжение между парой, что это подобно удару молнии прямо в сердце. Оно останавливается на миг — на секунду, которая стоит жизни человеку, а потом разряд перезапускает своим током его и душа, зная, что мир теперь не станет прежним без адреналина, которым наградили лишь раз, будет тянуться вновь к неизведанному. Так и с Костей — он моя молния, пронзившая сердце насквозь.
— Всё будет хорошо, — тихо обронил, но казалось, он скорее успокаивал себя, чем меня. За полчаса езды, Дубровский не задавал мне вопросов, что касались предполагаемой беременности, и, если быть откровенной, я боялась. Я ужасно трусила, что нас ждало дальше. Это неведение убивало, но, с другой стороны, я прятала свою улыбку, от которой наверняка светилась всем своим нутром. Малыш… частичка нас двоих.
— Да, — согласно кивнула, и Костя первым вышел из машины, отдавая следом приказ Геннадию. Я заметила, что за нами ехали еще три черных джипа, явно телохранители. Так неужели опасность гораздо сильнее, чем мне кажется, черт возьми? Зачем Косте усиливать охрану вдруг, когда как раньше вовсе обходился без нее. Выдохнув, поправляю свою блузку, затем не дождавшись его, выхожу. Прохладный утренний воздух ударяет в лицо, охлаждая мою кожу целиком. И мне становится немного легче. Затем мое внимание привлекает еще несколько машин, среди которых я узнаю автомобили не только своей матери, но и Вячеслава. Он-то тут что забыл? Боже, столько вопросов, что даже голова кругом пошла.
— Геннадий, сценарий остается прежним, — продолжает говорить Костя, и начальник охраны внимательно слушает указания своего босса. Стоит тучный, хмурый, но явно все отслеживает. Каждое его движение и действие отточены до идеального безобразия. Позади нас выстроились еще несколько ребят-громил. Вот только зачем столько. Конечно, от Дубровского не скрылось мое удивление, и он поспешил ввести меня в курс дела: — Вика, — зовет меня, и я, улыбаясь, поворачиваю голову к нему, щурясь от яркого солнечного света.
— А?
— Прошу не обращай внимания на ребят, это лишь мера предосторожности. Я тебе говорил, что многое поставлено на кон. Кто знает, что может случиться, — голос напряжен, как и резкость его движений.
— Костя, что происходит? — настороженно поинтересовалась, приближаясь к нему. Я обошла машину и встала рядом, беря его под локоть. Он с нежностью поцеловал меня в щеку, смягчая свое безмолвие, потом прошептал у уха, чтобы слышала только я.
— Я расскажу позже, давай зайдем в здание, — кивает на вход, указывая мне направление. — Геннадий, работай. Пусть ребята будут на чеку, — пожимает руку своему охраннику, и тот учтиво разворачивается на пятках, отдавая приказы ребятам. Те, словно муравьи, разбежались по своим местам. А мы тем временем направились ко входу.
В холле нас встретила толпа журналистов, наверняка специально приглашенных сюда моей матерью. Без концерта — никогда. Тков ее девиз по жизни. И один из них, нагло двинулся навстречу к нам, хотя Костя выставил руку перед собой, качая отрицательно головой.
— Константин Захарович, ну пара вопросов, просим вас, — настаивал далеко немолодой мужчина, с посидевшими волосами на висках. Костя на миг остановился, удерживая меня крепче за талию. Другие участники окружили нас, щелкая камерами, ослепляя вспышкой. Мужчина же быстро достал свой блокнот и ручку, надевая следом очки. Боже, он копошился, словно у нас не было ничего важнее, кроме как стоять и удовлетворять их любопытство.
— Ну, попробуйте, Савелий Петрович, — снисходительно кивнул Дубровский, видимо зная этого человека, сжимая губы в тонкую полоску, резко добавляет: — если начнете нести бред, — предупреждает того, и журналист, понимающе, кивает. Все кругом затаили дыхания, и даже прекратили фотографировать нас.
— Господин Дубровский, как вы прокомментируете новость о перепродаже вашей империи некому Эдуарду Вольному? — несколько пар глаз устремились с любопытством на Костю, в том числе была и я. Нет, конечно, он меня предупредил о передачи полномочий, но никак не о продаже шла речь, черт возьми. Естественно, папарацци заметили мою реакцию, и тогда Костя мигом развернулся, уводя меня от заинтересовавшихся взглядов.
— Ты потеряешь компанию, — едва шепчу, когда мы влетаем в лифт. Но один слишком умный журналист, успевает сунуть руку, и створки дверей лифта вновь разъезжаются. И как хорошо, что к нам уже мчал Геннадий с двумя полицейскими, попутно разгоняя толпу. Я уверенна — это проделки моей мамы. Значит, кто-то мог передать ей о планах Дубровского. Или решила нагнести обстановску.
— Константин Захарович, — не унимается наглец, достав диктофон для записи, тычет вещь нам в лица, будто это приемлемое поведение. От возмущения хочется наброситься на придурка, да выцарапать глаза, но я так крепко схватила руку Кости, ощущая всем телом небольшую дрожь, которая не была не замечена моим мужчиной. — Как вы прокомментируете свое прибытие в свою же компанию с Викторией, дочерью вашей жены, вдовы умершего компаньона, — кивает на меня, а я будто к земле прирастаю. Застыла, потерявшись в своих колких ответах, что готовила для напористого журналиста. Достаточно того, что было за эти две недели промывания косточек и мне, и Косте в целом. Спасибо Вячеславу, знатно постарался, что теперь в каждой газетке пестрим на первых страницах.
— Виктория — наследница империи Игоря Вознесенского, так же, как и его вторая дочь Мирослава, — прозвучали слова Дубровского, как гром среди ясного неба. Гул и крики мигом стихли, и все уставились на нас. Даже Геннадий, и тот ошеломленно посмотрел в нашу сторону, но потом принялся выталкивать надоедливых папарацци.
— Еще вопрос! Еще вопрос! — раздались хором голоса желтой прессы, но на подмогу прибыли сотрудники пропускной системы, помогая личной охране Дубровского выталкивать на улицу незваных гостей.
— Вы любовники? Как вам удалось охмурить обеих женщин своего компаньона, господин Дубровский? — наглый журналист вырывался из крепких рук охранника, но не забывал выполнять свою работу. Его едкие вопросы, как яд просачивались в вены, причиняя боль. Я почувствовала себя униженной, словно на меня повесили клеймо, от которого теперь избавиться будет трудно. Костя нажал кнопку, и двери тут же, оповестив сигналом, начали закрываться. Мы игнорировали толпу, орущую всякие вопросы, которые доходили до безумства и неприличия. Словно вновь ушат с водой вылили на голову, и мне стало трудно дышать в замкнутом пространстве, пока мы поднимались на последний этаж. Разнервничавшись, прильнула лбом к крепкому плечу Дубровского, и мой мужчина обеспокоено повернулся, беря меня в крепкие объятия. Хмурится, рассматривая меня с ног до головы.
— Ты бледная, как поганка, — пытается шутить, но улыбка не касается глаз. — Как только разрешим сегодняшний вопрос, сразу едем в больницу.
Я удивилась, не соображая для чего мне еще больница, а потом ахнула.
— Костя, — выдохнула, накрывая его грудь своей щекой. Я слышала учащенное сердцебиение, которое должно было меня успокоить, но почему-то именно сейчас это не работало. — Ты должен был рассказать мне на какие жертвы идешь ради сохранения моего наследства. Черт! — выругалась я, отстраняясь. Дубровский настороженно уставился на меня. — Да к черту, это наследство! Пусть подавится, — развыступалась, махая руками. — Я не хочу, чтобы ты терял то, ради чего пожертвовал многим.
— Вика, — умиротворенно произносит мое имя, прикасаясь ладонями к моему лицу. Захватывает в чашу, поглаживая щеки большими пальцами. Пристально гипнотизирует взглядом, от которого внутри меня все плавится, а замкнутое пространство вовсе усиливает силу электрических искр, что витают в воздухе между нами. Я ощущаю его любовь к себе, чувствую тепло, что согревает мои вены. И мне хочется кричать, только чтобы Дубровский передумал отдавать компанию, чтобы сохранить мою. Мужчина ласково целует в губы, но не углубляет поцелуй, словно дарит глоток кислорода. Закрыв глаза, я отвечаю ему, захватив в кольцо крепкую талию. Низом живота ощущаю возбужденный член, но мужчина умело держит себя в руках. Дыхания сливаются воедино, как и души, что теперь не смогут друг без друга. Я не смогу без Кости… просто задохнусь, если наши пути вдруг разойдутся. У матери свои планы и своя месть за право владением империей, выстроенной отцом. Дубровский втягивает шумно воздух у моего лица, чувствуя аромат духов — его любимых, ванильных, как тогда в нашу первую встречу. Словно все повторяется, но теперь иначе. Абсолютно иначе. — Что бы ты не услышала сейчас — прошу, не верь ей, — пронзительно смотрит в мои глаза, внушая. — Ты дорога мне, и не потому, что за плечами миллионы, Вик. У меня их предостаточно, просто знай об этом. Мне нужна только ты, — вкрадчиво добавляет, продолжая цепляться за нить нашего притяжения.
— А как же твоя компания? — хмурюсь, накрывая его ладони, от напряжения на которых проступили вены. Я не могу представить Дубровского без его же империи. — Это ведь твоя жизнь… — говорю шепотом, хотя в лифте мы одни.
— Моя жизнь — это ты, и возможно, наш малыш, — сокрушает одним единственным откровенным признанием, от которого у меня подкашиваются ноги, но в крепких руках Кости я остаюсь стоять прямо. Он осторожно, с нежностью, обвивает одной рукой мою талию, прижимая к себе.
— Дубровский, это же пока неизвестно, — прячу глаза, боясь посмотреть на него, но мужчина не дает мне такой возможности. — Мне страшно, что будет дальше. Как мы выкрутимся из всех проблем, что свалились на головы. Из-за моей семьи, теперь страдаешь ты. Я не хотела всего того, что сейчас происходит, правда, — едва дышу, но говорю обо всех своих страхах.
— Посмотри на меня, — приказывает, в голосе проскальзывают ноты Дома. Затем сам направляет мое внимание на себя, удерживая указательным пальцем за подбородок. — Вика, я готов стать отцом. Готов взять всю ответственность за тебя, за нашего малыша. Никто не посмеет отнять то, что принадлежит мне, — отрывистым голосом проговаривает каждое слово, вселяя в него свою силу. И кажется, это касалось не только меня и ребенка, но и его компании. — Я знал твоего отца, когда стал с ним сотрудничать. Я влюбился в тебя в тот самый день, когда ты переступила порог моего кабинета и села рядом. Черт возьми, я готов был сорваться прямо на переговорах, но также не имел права делать подобного. Ты въелась мне под кожу, и мне до безумия хотелось выкрасть тебя, сделать своей. Только моей, — подчеркивает, вспоминая, что видел в клубе с другим. — Но не мог, Вик. И жалею. Очень. Сейчас же, я благодарен всем богам, если они есть, за право быть с тобой, даже если придется заплатить немаленькую цену. Евгения — коварная женщина, но не дальновидная. Разве что, может только сильно укусить. Наш развод станет быстрым, потому что он уже состоялся.
— Когда? Когда ты успел? — с удивлением посмотрела на улыбающегося Костю.
— На той неделе. Без участия твоей матери, Вик. Все было очень просто. Но…
— Всегда есть но, — закончила за него, поникнув.
— Есть, — согласно кивает, но чересчур спокойно и загадочно. — Просто будь рядом со мной. Не поддавайся на провокации своей матери. Сегодня мы все многое узнаем, что происходит на самом деле.
— Я хочу этого больше всего, — открыто признаюсь, в подтверждение кивнув головой.
— Значит так оно и будет, — сказал, как отрезал. И снова между нами повисла тяжелая пауза тишины. — Мы справимся, — сжимает руку, переплетая пальцы в замок. Дверцы лифта раскрываются, оповещая нас таким же скрипучим писком, как прежде….
Глава 36
Мама не обошлась без своей делегации, которую приперла с собой. И теперь пять пар глаз уставились на нас с Дубровским, стоило переступить порог его кабинета. Вокруг круглого стола уже заняли места, и во главе моя мать, восседавшая на месте Кости. Она ухмыльнулась, окинув нас обоих своим циничным, критическим взглядом. Напряжение витало в воздухе, как и то, что все молчали, боясь нарушить тишину. Дубровский не растерялся, он фыркнул и отодвинул стул для меня, помогая присесть, а сам занял противоположное место прямо напротив матери. Заметив среди толпы опущенную голову Мирославы, почувствовала, что девушка здесь не спроста, и наверняка Костя тоже это уже понял. Вячеслав же был рядом с моей матерью, и по странному взглянул на меня, заметно подмигивая.
— Привет, красавица, — коварно искосил губы в ухмылку. Я просто проигнорировала его, продолжая сверлить сторону Мирославы. Она словно почувствовала на себе мой взгляд, и неуверенно подняла голову. В глазах боль, смешанная с отчаянием, будто бы ее посадили на сотни иголок и теперь испытывают на предел терпения. Мама тем временем демонстративно одернула Миру, что-то прошептав девушке на ухо, и та снова поникла.
Я не выдержала, соскочив с места, даже Костя не ожидал от меня такой реакции на происходящее, но мой мужчина доверял мне, и не стал вмешиваться.
— Мирослава, — окликнула сестру, в моем голосе невысказанная просьба ответить мне взаимностью, и девушка все-таки кивнула, дав знак, что слушает меня. — Ты — моя сестра по отцу, и я хочу, чтобы ты знала это.
— Я давно об этом знаю, — едва шепчет, поднимая взгляд полных слез. Подбородок задрожал, а смех мамы резонировал с тишиной кабинета. Шокированная, я уставилась на нее, а потом на Миру, и снова на мать. Когда она успела ей все рассказать, черт возьми? Но моя сестра, глубоко вдохнув, продолжила: — И я знаю, что компания нашего отца поделена между мной и тобой. — Пошатнувшись, я ухватилась за спинку стула, крепко сжимая ту, и от силы нажатия на руке проступили костяшки. Теперь пришла очередь Дубровского, и посмотрев на своего мужчину, ждала, чем он огорошит меня вдобавок. Костя встал, и снова помог мне усесться, и конечно, мама поспешила съехидничать.
— Ну, и какого, Дубровский, трахать мою дочь? — как только с ее губ сорвался вопрос, каждый присутствующих резко вздохнул, не ожидав такого поворота событий. — Ты — мой муж, черт возьми, Константин Захарович. И я имею полное право прямо здесь и сейчас, при свидетелях, — тактично указывает на двух мужчин-адвокатов, среди которых выступал Владленов. Теперь мне ясно на чьей он стороне.
— Евгения Сергеевна, — безэмоционально отвечает Костя, подчеркивая ее возраст, словно бьет по больному, — я не уверен, что у вас верная информация по поводу нашего с вами брака. — Посылает ей победную ухмылку, но глаза на чеку, и, кажется, Костя все держит под контролем. Несомненно, его уверенность подкупает каждого из нас, даже меня. Мама дернула головой, резко взглянув на меня, сощурилась.
— Молодец, Вика, — вдруг начала хвалить, постукивая по столу длинными наманикюренными, красными ногтями. Меня дико раздражало все, и от скрежещущего звука сводило зубы. Но я пристально смотрела на нее, выдерживая ненавистный мне взгляд родного человека. Мы сидели так, что будто прошлое и будущее вдруг столкнулось лбами в одном мире, и теперь борются за право продолжить свое существование. — Как быстро ты охомутала моего мужа. Не кажется ли тебе, что ты перегибаешь палку? — косит голову на бок, рассматривает меня и намеренно провоцирует.
— Может, это ты объяснишь, с какой стати вдруг решила отобрать у нас все всё, что тебе лично не принадлежит? — копирую ее позу, и это добивает Евгению, она зарычала, вскочив. Указывает на меня своим трясущимся указательным пальцем, подбирает слова, которыми можно ударить больнее всего.
— Как ты смеешь со мной разговаривать в таком тоне, сучка?! — возмутилась она. Стоит и дрожит от злости. Владленов со своим помощником казалось вросли в стулья, даже головы прижали к плечам, когда услышали бранный голос моей матери. Они боялись ее, и не потому, что она могла лишить их работы, здесь было что-то другое. Окинув взглядом каждого, только Вячеслав выглядел более спокойным, а Дубровский вовсе прятал улыбку, прикрывая свои полные губы указательным и средним пальцем, сложив руки у себя на груди. В этот момент не хватало лишь одного — друга Кости, Эдуарда. Ведь он точка в этой истории, которая лишит маму всего, о чем она мечтала. Посетившая мысль сыграла со мной в роковую шутку, и расправив плечи, я снова встала.
— Мама, — уверенно и с напором обратилась к женщине, на лице которой вспыхнуло удивление. Она мигнула, а затем посмотрела на Дубровского, и снова на меня, тоже догадываясь, что мы не с пустыми руками. — Компания — моя, — оглушаю ее новостью, — и начиная с этой минуты, я беру право правления на себя, — громко и четко заявляю, покосившись на Владленова.
— Не спеши, — Костя подошел ко мне, и поцеловал в щеку. Конечно, Вячеслав скорчил гримасу, гневно глядя в нашу сторону. Не нравятся мне его странные взгляды, которыми он награждает меня, заметно облизываясь при всех. Дубровский тоже не спускает с того своего внимания, хмурится, затем встает так, что я защищена его крепкой спиной от другого мужчины. Чувствую себя действительно за каменной стеной. И от ощущения защищенности, любви к себе, моя любовь к Косте растет с каждой секундой в двукратном размере. Я взглянула на всю ситуацию другими глазами, словно дух на мгновение покинул тело, и мне довелось разглядеть каждого, кто был в кабинете.