Доблесть воина
Часть 12 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А ведь не побегут они к рощице, – вдруг сказал Владимир, ни к кому вроде не обращаясь, но Илья услышал и шагнул ближе. – В городок они побегут, под стены.
– А если их отвлечь? – предложил Илья.
Окажись здесь воеводы, он бы помалкивал, но ни воевод, ни даже сотников головных сейчас рядом не было. Равно как и воев из старшей гриди. Все делом занимались. Кроме Ильи, у которого своей сотни не имелось.
Равно как и его людям не было места в общем строю княжьей дружины.
Владимир подумал над предложением… И кивнул.
– Госта! – окликнул он командира своей охранной полусотни. – Выдели два десятка подразнить хорватов.
– Я поведу! – немедленно влез Габдулла Безотчий, личный холоп Владимира, взятый в плен после победы в поединке под стенами Булгара и с тех пор неизменный верный телохранитель великого князя.
Владимир глянул на него через плечо, и Габдулла притих.
– Серегеич. Ты предложил, тебе и делать.
Маттах радостно взвизгнул, Илья же постарался принять поручение с достоинством, но все же не выдержал, заулыбался.
Госта тем временем подозвал двоих десятников, показал на Илью: с ним пойдете.
Два десятка отборной княжьей гриди выдвинулись вперед, встали на заросшем редким лесом склоне стремя в стремя.
Госта и Илья обменялись понимающими взглядами. Командиру полусотни неохота было отдавать своих людей под чужое начало, но его место при Владимире, а Илье он доверял, как и всему его роду.
Госта не был варягом. Его отец, Лунд, был свеем и давним другом Владимира еще со времен новгородского княжения. Потом Владимир отдал Лунду в наместничество Полоцк, который после изгнания из Киева Рогнеды свей передал воеводе Устаху. И теперь жил в Киеве, на Горе. Илья с батей бывал у него в гостях.
Илья подумал было послать за своими, Малигой, Рулавом… Но решил, что некогда. Хорватская колонна двигалась быстро.
В виду головных хорватского войска они появились, обогнув холм. И сразу на рысях двинулись к городку.
Проскакали саженей сто и остановились. Будто только что увидели воев головного отряда. Потоптались немного, как и было задумано, а потом рванули галопом к тракту… И снова остановились. Уже в виду всего войска. Остановились, сбились в кучу, словно бы совещаясь: как дальше?
План Ильи был таков: сначала изобразить удивление, а потом – напасть, закидать стрелами, а когда погонятся, не слишком быстро, будто кони устали, уходить в сторону от городка. Не слишком быстро, чтобы у противника появилась надежда, что смогут догнать.
Так и сделали. Потоптались – и галопом к головному отряду.
Эх, весело! Любил Илья такую скачку: во весь опор, прильнув к гриве. А особенно любил тот миг, когда выходишь на прицельный выстрел, придержав жеребца, встаешь в полный рост и начинаешь метать стрелу за стрелой. Мощно растягиваешь лук, провожая мыслью уходящие в смертоносный полет стрелы, видишь, как спустя несколько ударов сердца крохотный, как муха на столе, доселе полагавший себя в безопасности ворог валится из седла, пораженный невидимой смертью, будто перуновой молнией.
Но на сей раз вышло совсем не как задумывалось.
Илья летел, припав к шее Голубя, который и без понуканий мчал вихрем, не желая уступить Маттахову легконогому жеребцу, небольшому размером, но стремительному, как падающий на жертву сокол.
Хузарин, точно так же припавший к гриве, визжал от восторга, косился на княжича, надеясь обогнать, но коня тоже не подгонял – тот и без того гнал во всю силу… Быстрее, быстрее, быстрее…
Илья умом понимал, что неправильно отрываться от остальной гриди. Но уступить Маттаху просто не мог… Однако потихоньку уступал. Может, Голубь и сильнее, и быстрее, да только ноша у него куда тяжелее. Хузарин понемногу вырывался вперед. На полкорпуса, на корпус… За скачкой Илья даже забыл о противнике. Глянул лишь, когда Маттах бросил вожжи на полном скаку и, красуясь, не придержав коня, взялся за лук…
Тут только Илья посмотрел вперед, на хорватов…
И закричал во всю мочь:
– Нет, Маттах! Не стреляй! Нельзя!
Княжичу наконец-то удалось разглядеть знамена противника…
И он узнал белого орла, расправившего крылья на знамени краковского князя Болеслава Храброго.
– Маттах, стой! – И, поравнявшись с хузарином, осаживая коня, прокричал: – Это не хорваты! Это лехиты Болеслава!
– И что с того? – недовольно проговорил Маттах, еще не оставивший надежду подраться. – Что те враги, что эти. Ты ж дрался с лехитами седмицу назад.
– То другие лехиты, – попытался объяснить Илья. – Эти как раз враги тех.
– Ну, тебе видней. – Хузарин вложил лук в налуч, погладил жеребца, успокаивая.
Княжич поднял руку с открытой ладонью: все ко мне.
Подскакали гридни Владимира. Они тоже ничего не понимали.
– Эй, Серегеич, ты чего, испугался? – с вызовом бросил кто-то.
– Когда я испугаюсь, ты уже три раза портки поменяешь, – не глянув на болтуна, обронил Илья. – Это не хорваты, это князь Болеслав. Они нам союзники, а не враги.
– А если союзники, тогда что они тут… – начал другой дружинник, но его перебил Маттах:
– Похоже, они без нас обошлись!
На вершину холма выезжала Владимирова гридь, еще не знавшая, что внизу их ждет не сборная рать Собеслава, а прошедшая через множество сражений, отменно вооруженная и обученная дружина прославленного князя, несмотря на молодость, уже успевшего завоевать прозвище Храброго. Такой точно не побежит от равного по силе противника.
И не побежал. Лехитская колонна на удивление споро выстраивалась в боевой порядок.
В другое время Илья восхитился бы их выучкой, но сейчас это означало одно: когда разогнавшиеся русы слетят с холма, их встретит не смешавшаяся в панике походная колонна, а организованная атака лехитской бронной конницы.
Илья понял это – и тотчас бросил коня в галоп, моля Бога, чтобы успеть оказаться между двух дружин.
Еле-еле успел. Вынесся на скошенное поле, когда между противниками оставалось не более четырех сотен шагов, замахал руками, закричал во всю мочь:
– Владимир!!! Болеслав!!! Нет!!! Мир!!!
Это был опасный миг. Если его не поймут – смерть. От стрел русов или от копий лехитов – всё равно…
– Нет!!! Мир!!!
Как выяснилось позже, его не услышал, но узнал сам Владимир. И, поверив, засвистел пронзительно, останавливая дружину.
А вот Болеслав Илью не узнал, но, увидав, как русы, оскальзываясь на склоне, осаживают коней, тоже поднял копье вверх, придерживая своих.
Он ничем не рисковал. В любой момент лехиты могли снова начать разбег. При любой угрозе со стороны противника. Достаточно одной стрелы, брошенной нетерпеливым отроком…
Слава Богу, обошлось.
Дружины остановились шагах в ста друг от друга. И сразу, не сговариваясь, вперед выехали по два всадника: князья и знаменосцы. Сошлись как раз около Ильи.
– Ты испортил нам потеху, рыцарь! – весело крикнул ему Болеслав.
– Прошу прощения, князь! – не скрывая радости, отозвался Илья. – Может, в другой раз. Позволь представить тебе великого князя Владимира, сына Святослава! Мой господин! Пред тобой князь Краковский Болеслав, сын Мешко, прозванный Храбрым!
– Уже нет! – возразил Болеслав. – Не только Краковский, но и всей Польши, Великой и Малой!
На Илью он при этом не глядел – только на Владимира.
И тот тоже не сводил глаз с несостоявшегося противника.
Они были похожи, князья. Болеслав помоложе и повыше ростом. Владимир постарше и, пожалуй, пошире в плечах. Оба – в отменной броне. Оба – прирожденные воины и полководцы. Оба – победители. И потому сейчас и тот и другой были немного огорчены тем, что не удалось показать, кто лучший. Но оба были еще и политиками. То есть чувства у обоих шли позади разума. Причем Болеслав точно знал, что схватка с Владимиром для него – плохая идея. А вот Владимир пришел к такому выводу не сразу. Возможно, даже пожалел, что упустил случайную возможность убрать с игровой доски столь сильную фигуру.
Но что сделано, то сделано. Между ними договор о невмешательстве, и Бог тому свидетель.
Но всё же…
– Великий князь всей Польши, – четко произнес Владимир. – Приветствую тебя на своей земле!
Болеслав ответил не сразу. До сего времени эта земля считалась хорватской. Сразу вот так взять и признать ее за русами?
Но и Владимир слов на ветер не бросал. Болеслав дал ясно понять, что князь Мешко[2] мертв. Но вот успел ли Болеслав утвердиться на месте отца? Что-то не похоже, раз он сейчас здесь и явно спешит в Гнезно, где, можно не сомневаться, уже вовсю пытается перехватить княжий стол его мачеха. И даже если допустить, что Болеслав действительно ухитрился вокняжиться на деле, а не на словах, то сейчас и выяснится, насколько он заинтересован в мире с русами. Покажет себя недругом – самое время от него избавиться. Силы русов и лехитов почти равны. Если не считать засевших в роще нурманов Сигурда. А не считать их – большая ошибка…
Болеслав не знал о нурманах, но у него сейчас были дела поважнее, чем пререкания из-за спорных земель.
– И я приветствую тебя, великий князь Киевский Владимир, кесарь ромейский по праву брака и повелитель этих земель по праву меча! И приглашаю тебя в гости, в столицу мою, Гнезно, когда ты и я завершим срочные дела!
– Принимаю, – с достоинством кивнул Владимир.
Болеслав помедлил немного, потом глянул на Илью и предложил, чуть усмехнувшись:
– Я бы хотел вознаградить славного рыцаря, который так вовремя и так удачно нас представил.
Владимир тоже поглядел на Илью и тоже усмехнулся:
– Воин получит свою награду. Когда мы вернемся в Киев.
«А ведь он не рад, что всё окончилось миром, – мелькнуло в голове княжича. – Оценил Болеслава и сейчас жалеет, что упустил возможность пустить Болеславу кровь».
– Господь неспроста привел нас сюда, – очень серьезно произнес Болеслав и перекрестился. – И неспроста сей рыцарь оказался между нами. Уважь мою просьбу, великий князь: уступи мне его на время. Хочу, чтобы он сопроводил меня в Гнезно.
– Разве у тебя недостаточно воинов? – нахмурился Владимир. – Зачем тебе мой гридень?
– Бывает, и один воин может принести победу, – сказал Болеслав. – Если он отмечен Господом нашим. А Илия, несомненно, отмечен. Без него наши клинки уже обагрила бы кровь. Дай мне его в знак того, что мы союзники, до той поры, пока ты не приедешь в Гнезно и мы не скрепим нашу дружбу как подобает.
– А если их отвлечь? – предложил Илья.
Окажись здесь воеводы, он бы помалкивал, но ни воевод, ни даже сотников головных сейчас рядом не было. Равно как и воев из старшей гриди. Все делом занимались. Кроме Ильи, у которого своей сотни не имелось.
Равно как и его людям не было места в общем строю княжьей дружины.
Владимир подумал над предложением… И кивнул.
– Госта! – окликнул он командира своей охранной полусотни. – Выдели два десятка подразнить хорватов.
– Я поведу! – немедленно влез Габдулла Безотчий, личный холоп Владимира, взятый в плен после победы в поединке под стенами Булгара и с тех пор неизменный верный телохранитель великого князя.
Владимир глянул на него через плечо, и Габдулла притих.
– Серегеич. Ты предложил, тебе и делать.
Маттах радостно взвизгнул, Илья же постарался принять поручение с достоинством, но все же не выдержал, заулыбался.
Госта тем временем подозвал двоих десятников, показал на Илью: с ним пойдете.
Два десятка отборной княжьей гриди выдвинулись вперед, встали на заросшем редким лесом склоне стремя в стремя.
Госта и Илья обменялись понимающими взглядами. Командиру полусотни неохота было отдавать своих людей под чужое начало, но его место при Владимире, а Илье он доверял, как и всему его роду.
Госта не был варягом. Его отец, Лунд, был свеем и давним другом Владимира еще со времен новгородского княжения. Потом Владимир отдал Лунду в наместничество Полоцк, который после изгнания из Киева Рогнеды свей передал воеводе Устаху. И теперь жил в Киеве, на Горе. Илья с батей бывал у него в гостях.
Илья подумал было послать за своими, Малигой, Рулавом… Но решил, что некогда. Хорватская колонна двигалась быстро.
В виду головных хорватского войска они появились, обогнув холм. И сразу на рысях двинулись к городку.
Проскакали саженей сто и остановились. Будто только что увидели воев головного отряда. Потоптались немного, как и было задумано, а потом рванули галопом к тракту… И снова остановились. Уже в виду всего войска. Остановились, сбились в кучу, словно бы совещаясь: как дальше?
План Ильи был таков: сначала изобразить удивление, а потом – напасть, закидать стрелами, а когда погонятся, не слишком быстро, будто кони устали, уходить в сторону от городка. Не слишком быстро, чтобы у противника появилась надежда, что смогут догнать.
Так и сделали. Потоптались – и галопом к головному отряду.
Эх, весело! Любил Илья такую скачку: во весь опор, прильнув к гриве. А особенно любил тот миг, когда выходишь на прицельный выстрел, придержав жеребца, встаешь в полный рост и начинаешь метать стрелу за стрелой. Мощно растягиваешь лук, провожая мыслью уходящие в смертоносный полет стрелы, видишь, как спустя несколько ударов сердца крохотный, как муха на столе, доселе полагавший себя в безопасности ворог валится из седла, пораженный невидимой смертью, будто перуновой молнией.
Но на сей раз вышло совсем не как задумывалось.
Илья летел, припав к шее Голубя, который и без понуканий мчал вихрем, не желая уступить Маттахову легконогому жеребцу, небольшому размером, но стремительному, как падающий на жертву сокол.
Хузарин, точно так же припавший к гриве, визжал от восторга, косился на княжича, надеясь обогнать, но коня тоже не подгонял – тот и без того гнал во всю силу… Быстрее, быстрее, быстрее…
Илья умом понимал, что неправильно отрываться от остальной гриди. Но уступить Маттаху просто не мог… Однако потихоньку уступал. Может, Голубь и сильнее, и быстрее, да только ноша у него куда тяжелее. Хузарин понемногу вырывался вперед. На полкорпуса, на корпус… За скачкой Илья даже забыл о противнике. Глянул лишь, когда Маттах бросил вожжи на полном скаку и, красуясь, не придержав коня, взялся за лук…
Тут только Илья посмотрел вперед, на хорватов…
И закричал во всю мочь:
– Нет, Маттах! Не стреляй! Нельзя!
Княжичу наконец-то удалось разглядеть знамена противника…
И он узнал белого орла, расправившего крылья на знамени краковского князя Болеслава Храброго.
– Маттах, стой! – И, поравнявшись с хузарином, осаживая коня, прокричал: – Это не хорваты! Это лехиты Болеслава!
– И что с того? – недовольно проговорил Маттах, еще не оставивший надежду подраться. – Что те враги, что эти. Ты ж дрался с лехитами седмицу назад.
– То другие лехиты, – попытался объяснить Илья. – Эти как раз враги тех.
– Ну, тебе видней. – Хузарин вложил лук в налуч, погладил жеребца, успокаивая.
Княжич поднял руку с открытой ладонью: все ко мне.
Подскакали гридни Владимира. Они тоже ничего не понимали.
– Эй, Серегеич, ты чего, испугался? – с вызовом бросил кто-то.
– Когда я испугаюсь, ты уже три раза портки поменяешь, – не глянув на болтуна, обронил Илья. – Это не хорваты, это князь Болеслав. Они нам союзники, а не враги.
– А если союзники, тогда что они тут… – начал другой дружинник, но его перебил Маттах:
– Похоже, они без нас обошлись!
На вершину холма выезжала Владимирова гридь, еще не знавшая, что внизу их ждет не сборная рать Собеслава, а прошедшая через множество сражений, отменно вооруженная и обученная дружина прославленного князя, несмотря на молодость, уже успевшего завоевать прозвище Храброго. Такой точно не побежит от равного по силе противника.
И не побежал. Лехитская колонна на удивление споро выстраивалась в боевой порядок.
В другое время Илья восхитился бы их выучкой, но сейчас это означало одно: когда разогнавшиеся русы слетят с холма, их встретит не смешавшаяся в панике походная колонна, а организованная атака лехитской бронной конницы.
Илья понял это – и тотчас бросил коня в галоп, моля Бога, чтобы успеть оказаться между двух дружин.
Еле-еле успел. Вынесся на скошенное поле, когда между противниками оставалось не более четырех сотен шагов, замахал руками, закричал во всю мочь:
– Владимир!!! Болеслав!!! Нет!!! Мир!!!
Это был опасный миг. Если его не поймут – смерть. От стрел русов или от копий лехитов – всё равно…
– Нет!!! Мир!!!
Как выяснилось позже, его не услышал, но узнал сам Владимир. И, поверив, засвистел пронзительно, останавливая дружину.
А вот Болеслав Илью не узнал, но, увидав, как русы, оскальзываясь на склоне, осаживают коней, тоже поднял копье вверх, придерживая своих.
Он ничем не рисковал. В любой момент лехиты могли снова начать разбег. При любой угрозе со стороны противника. Достаточно одной стрелы, брошенной нетерпеливым отроком…
Слава Богу, обошлось.
Дружины остановились шагах в ста друг от друга. И сразу, не сговариваясь, вперед выехали по два всадника: князья и знаменосцы. Сошлись как раз около Ильи.
– Ты испортил нам потеху, рыцарь! – весело крикнул ему Болеслав.
– Прошу прощения, князь! – не скрывая радости, отозвался Илья. – Может, в другой раз. Позволь представить тебе великого князя Владимира, сына Святослава! Мой господин! Пред тобой князь Краковский Болеслав, сын Мешко, прозванный Храбрым!
– Уже нет! – возразил Болеслав. – Не только Краковский, но и всей Польши, Великой и Малой!
На Илью он при этом не глядел – только на Владимира.
И тот тоже не сводил глаз с несостоявшегося противника.
Они были похожи, князья. Болеслав помоложе и повыше ростом. Владимир постарше и, пожалуй, пошире в плечах. Оба – в отменной броне. Оба – прирожденные воины и полководцы. Оба – победители. И потому сейчас и тот и другой были немного огорчены тем, что не удалось показать, кто лучший. Но оба были еще и политиками. То есть чувства у обоих шли позади разума. Причем Болеслав точно знал, что схватка с Владимиром для него – плохая идея. А вот Владимир пришел к такому выводу не сразу. Возможно, даже пожалел, что упустил случайную возможность убрать с игровой доски столь сильную фигуру.
Но что сделано, то сделано. Между ними договор о невмешательстве, и Бог тому свидетель.
Но всё же…
– Великий князь всей Польши, – четко произнес Владимир. – Приветствую тебя на своей земле!
Болеслав ответил не сразу. До сего времени эта земля считалась хорватской. Сразу вот так взять и признать ее за русами?
Но и Владимир слов на ветер не бросал. Болеслав дал ясно понять, что князь Мешко[2] мертв. Но вот успел ли Болеслав утвердиться на месте отца? Что-то не похоже, раз он сейчас здесь и явно спешит в Гнезно, где, можно не сомневаться, уже вовсю пытается перехватить княжий стол его мачеха. И даже если допустить, что Болеслав действительно ухитрился вокняжиться на деле, а не на словах, то сейчас и выяснится, насколько он заинтересован в мире с русами. Покажет себя недругом – самое время от него избавиться. Силы русов и лехитов почти равны. Если не считать засевших в роще нурманов Сигурда. А не считать их – большая ошибка…
Болеслав не знал о нурманах, но у него сейчас были дела поважнее, чем пререкания из-за спорных земель.
– И я приветствую тебя, великий князь Киевский Владимир, кесарь ромейский по праву брака и повелитель этих земель по праву меча! И приглашаю тебя в гости, в столицу мою, Гнезно, когда ты и я завершим срочные дела!
– Принимаю, – с достоинством кивнул Владимир.
Болеслав помедлил немного, потом глянул на Илью и предложил, чуть усмехнувшись:
– Я бы хотел вознаградить славного рыцаря, который так вовремя и так удачно нас представил.
Владимир тоже поглядел на Илью и тоже усмехнулся:
– Воин получит свою награду. Когда мы вернемся в Киев.
«А ведь он не рад, что всё окончилось миром, – мелькнуло в голове княжича. – Оценил Болеслава и сейчас жалеет, что упустил возможность пустить Болеславу кровь».
– Господь неспроста привел нас сюда, – очень серьезно произнес Болеслав и перекрестился. – И неспроста сей рыцарь оказался между нами. Уважь мою просьбу, великий князь: уступи мне его на время. Хочу, чтобы он сопроводил меня в Гнезно.
– Разве у тебя недостаточно воинов? – нахмурился Владимир. – Зачем тебе мой гридень?
– Бывает, и один воин может принести победу, – сказал Болеслав. – Если он отмечен Господом нашим. А Илия, несомненно, отмечен. Без него наши клинки уже обагрила бы кровь. Дай мне его в знак того, что мы союзники, до той поры, пока ты не приедешь в Гнезно и мы не скрепим нашу дружбу как подобает.