До упора

– Ты. Голая. Мокрая. Мыльная… это все, что нужно.

Она закатывает глаза и выдавливает в руку больше геля.

– Дай я. – Ни за что не упущу возможности облапать ее всю.

Она поворачивается ко мне спиной, и я втираю пену в ее натруженные мышцы, не торопясь массируя каждую.

– Ах, – она тут же вздыхает от удовольствия. – Как хорошо.

В горле у меня пересыхает. Тело невероятно напрягается. Везде.

Я медленно целую ее в затылок, пока мои руки скользят вперед, обхватывая ее круглые груди и массируя их. Она откидывается на меня, мои ладони скользят вниз по ее животу и между ног. Когда она выгибается, раздвигая ноги, я пробегаю кончиками пальцем по мягкой сердцевине.

Издавая стоны от каждого моего прикосновения, она тянется, зарываясь пальцами в волосы у меня на затылке.

– Оуэн.

Мое имя на ее устах растапливает последний кусочек моего сердца. Мне нравится, что я – тот, кто делает это с ней, тот, кто ублажает ее и заботится о ней.

Я медленно погружаю палец в ее шелковистое тепло, и Бекка дрожит.

– О… Оуэн, – повторяет она, издавая еще один стон.

Не требуется много времени, чтобы она кончила, задрожав в моих руках и выкрикнув мое имя. И затем она поворачивается ко мне, губы находят мои, ладонь обхватывает всю мою длину. Я судорожно выдыхаю, когда она начинает водить рукой вверх и вниз. Это так, мать его, приятно.

– Спальня, – выдыхаю я. Не то чтобы я не хотел взять ее здесь, конечно, хотел бы, но здесь поблизости нет презервативов… Так что постель выигрывает по определению.

Она закрывает воду, а я беру два полотенца, набрасывая одно ей на плечи, а затем завязываю второе узлом на талии. К тому моменту, как мы добираемся до постели, которая расположена всего в нескольких футах от ванной, мы все еще влажные. Падаем на постель, бросая полотенца на пол.

Когда мы лежим рядом, наши руки и ноги сплетены, а сердца переполнены, и почему-то в голове у меня всплывает воспоминание.

Несколько лет назад на каникулах мы с мамой ходили в церковь, и кое-что из того, что сказал пастор в своей проповеди, не выходило у меня из головы. Он сказал, что секс похож на стикер. Чем чаще вы приклеиваете его, тем хуже он держится. И если вы заполняете свою жизнь случайным сексом, то потом вам будет трудно завести прочные отношения лишь с одним человеком, потому что вы привыкли совсем к другому.

В то время это показалось мне чепухой, но думаю, эта мысль не просто так застряла у меня в голове. И в глубине души я знаю, что в его словах есть доля правды.

До Бекки я так отупел от секса. Так пресытился им, что он уже не казался чем-то важным или особенным. Теперь я понимаю, что нет ничего случайного или необычного в том, что мы – вместе. То, как она полностью доверяет мне, глядя на меня своими большими, живыми глазами. То, как она свободно отдается мне, даже несмотря на то, что ей страшно. Эти простые моменты с ней значат для меня больше, чем все случайные связи в мире.

В этот момент я понимаю, что целиком и полностью без ума от этой девушки.

– Хочу тебя, – говорит она, тяжело дыша мне в шею, пока ее рука сжата вокруг меня, поглаживая.

Я тянусь к тумбочке за презервативом, но Бекка останавливает меня, опустив руку на плечо.

– Нам он нужен? – она мягко смотрит на меня.

– Я… – На секунду я теряю дар речи. Она позволит взять ее так? – Не знаю. Я чист, но как насчет…

Она качает головой.

– Я на таблетках.

Весь воздух покидает мои легкие, когда ее губы снова находят мои. На меня обрушивается мощный всплеск эмоций, настолько сильный, что он сбил бы меня с ног, если бы я уже не лежал.

Может быть, все, чему меня учили о любви, было неправильным. Может быть, любовь – это есть суши на диване вдвоем с девушкой, которой ты не можешь насытиться, и смеяться до боли в животе. Может быть, любовь – это то спокойное счастье, которое я испытываю всякий раз, когда она входит в комнату. Может быть, любовь – это Бекка, а я был слишком глуп, чтобы замечать это.

– Шекспир ничего не знал о любви, – шепчу я.

– Ты о чем? – Ее рука замирает.

Мои губы кривятся в улыбке, когда я вдруг вспоминаю ужасные стихи, которые я учил в старших классах.

– «Груша цветет и плачет», – шепчу я ей в шею.

– Что? Может, просто трахнешь меня? – хнычет Бекка, перекатываясь бедрами по моим бедрам.

– Да. Я как раз собирался, ангел.

И с этими словами я проскальзываю внутрь, застонав от того, какая она теплая, и влажная, и замечательная.

Твою мать.

Вся моя сдержанность подвергается испытанию, когда она начинает поднимать бедра в такт моим толчкам, требуя большего.

– Притормози. Ты заставишь меня опозориться.


Она встречается со мной взглядом, на губах ее возникает намек на улыбку. Когда она касается моей небритой щеки ладонью, мы замедляем ритм, наслаждаясь друг другом.

– Спасибо за сегодняшнюю пробежку. И за оргазм в душе, и за сэндвичи…

– Я люблю тебя, Бекка.

Ее глаза распахиваются, а я вдруг думаю, стоило ли вообще выпаливать это так… может, вообще не стоило говорить это во время секса. Может, есть правила для такого рода вещей.

Но затем слеза скатывается по ее щеке, и ее губы касаются моих.

– Я тоже тебя люблю.

Сердце сжимается в груди. Эти слова у нее на губах – самый прекрасный звук в мире.

Мы занимаемся любовью медленно, обдуманно, не торопясь, чтобы насладиться друг другом до последней капли, как будто не хотим, чтобы этот момент когда-то закончился. Но потом наши медленные, неторопливые движения ускоряются, когда Бекка приближается к разрядке.

– Сильнее, – бормочет она, хватая меня за задницу.

Я рычу, давая ей то, чего она хочет: каждый дюйм меня.

– О, твою мать, Оуэн. Как хорошо, – говорит она прямо перед тем, как кончить.

Крепко прижав, я держу ее, пока она содрогается вокруг меня. Кончив, она становится чувствительной, и я замедляюсь на мгновение, мои бедра движутся медленнее, пока она остывает.

Мы снова целуемся, затем я выхожу.

– Повернись, ангел, – говорю я, помогая ей подняться.

Став передо мной на четвереньки, Бекка бросает страстный взгляд через плечо и покачивает задом.

– Будешь продолжать в том же духе, и я отшлепаю эту сексуальную задницу, – говорю я.

Она вскидывает бровь, смеясь надо мной.

– Так вперед, большой мальчик. Или ты только болтать умеешь?

– Определенно нет, детка.

Глава 23

Мой любимый вратарь

Бекка

Очередной вечер пятницы на стадионе «Ястребов» – тот же рэп и поп-музыка, гремящие из динамиков, те же фанаты, вопящие во все горло, и, конечно же, те же игроки, летающие по льду на максимальной скорости.

Но что-то сегодня иначе. Ставки выше. Как будто вся толпа держит пальцы скрещенными на удачу.

Это последняя игра сезона перед началом плей-оффа, и в воздухе витает некая неописуемая магия. Мы с Элизой наблюдаем за игрой с тех же мест в третьем ряду, что и всегда. Мы обе кричим и подбадриваем друг друга, пока не начинает саднить горло, но я ручаюсь, что никогда не радовалась так, как сегодня.

Что я могу сказать? Я просто обожаю «Ледяных Ястребов» Сиэтла. А в последнее время особенно интересуюсь одним конкретным. Всеми его шестью футами и четырьмя дюймами, стоящими в воротах. Его лицо едва ли можно разглядеть за маской. Оуэн Пэриш, двадцать второй номер на льду и первый – в моем сердце.

Ладно, я могу быть немного предвзятой, потому что он – мой парень, но Оуэн самый крутой игрок в лиге. Он также один из лучших вратарей, когда-либо выходивших на лед. Сказать, что я горжусь им, было бы огромным приуменьшением.

– Так их, Брэди! – кричит Элиза, набив рот крендельками.

Не теряя ни секунды, ее парень бьет мимо центрового другой команды, забивая свою третью шайбу в игре и увеличивая наше преимущество еще на одно очко.

Толпа окончательно теряет голову. Этим вечером мы раскатали Бостон, и пока наша оборона не спит, а Оуэн стоит на воротах, мы можем считать эту игру еще одной победой.

Бостон объявляет тайм-аут, вероятно, для того, чтобы тренер утер слезы паре игроков, и Элиза резко поворачивается ко мне.

– Пойдешь праздновать? Я уже зарезервировала приватную комнату в баре напротив.

– Мы еще не выиграли, – напоминаю я ей, ища деревяшку, по которой можно было бы постучать, но не находя ничего. Не хочу сглазить победу.

– Разве нет? – Она указывает на табло как раз в тот момент, когда по стадиону начинает греметь музыка, подогревая толпу во время тайм-аута.

Она права. Осталось всего минуты три до конца игры, но я знаю, что в хоккее в последние три минуты много чего может случиться. Я отщипываю кусочек от кренделька Элизы и кладу его в рот. Она усмехается в притворной обиде.

– Бери свое!

– Я заедаю стресс, – шучу я, глядя на нее своим лучшим щенячьим взглядом и слизывая соль с кончиков пальцев.