Дневник моего исчезновения

Бьёрн Фальк. Новый парень мамы Саги, осужденный за избиение. Швырнувший свою подругу прямо в раскаленную печку в сауне, после чего той пришлось перенести множество операций по пересадке кожи. А я не могу рассказать Саге об этом, хотя должен был бы.

– Красиво, – искренне повторяю я.

Цвет напоминает мне о цветах, растущих летом вдоль канав. Маме они очень нравились.

– Он гораздо выразительнее, – добавляю я.

– Именно так, – остается довольной Сага.

Я поеживаюсь от холода. Сага трогает меня за рукав.

– Ты весь мокрый. Погоди – я одолжу тебе кофту.

– Не нужно, – шепчу я.

Но Сага уже убежала в прихожую. Она возвращается через несколько минут с футболкой и толстой ярко-розовой шерстяной кофтой грубой вязки почти того же цвета, что и ее волосы. На одном рукаве образовалась петля. Сага сует палец в петлю и приподнимает брови.

– Эта кофта за все цепляется.

Я беру кофту, и после коротких раздумий решаю, что не хочу разочаровывать Сагу, и надеваю ее. Кофта длинная, достает до середины бедер.

– Шикарно. Тебе идет розовый.

Я не отвечаю. Мне всегда нравился розовый, но я не могу в этом признаться.

В доме тихо. Ссора прекратилась. Слышно только голос диктора из выпуска новостей по телевизору. За окном в бесконечном танце кружатся снежинки.

Муссе поворачивается на спинку. Сага гладит ее по брюшку. Браслет у нее на руке слегка позвякивает.

– Хочешь посмотреть ужастик?

– Конечно.

Сага включает старый фильм о подростках, отправившихся в лес на поиск ведьмы по имени Ведьма из Блэра и заблудившихся. Фильм похож на любительские съемки, но Сага пояснила, что так сделано специально. Это такой маркетинговый ход.

Весь смысл в том, что зрители должны поверить, что подростки сами сняли этот фильм. И раньше люди в это верили. Ее мама сказала, что, когда смотрела его вскоре после выхода, ей было очень страшно.

– Ты серьезно?

– Серьезно, – кивает Сага, и мы оба хихикаем.

Она кладет руку в мою, ладонь теплая и влажная, и, несмотря на то, что моя рука онемела, я не хочу шевелиться, чтобы не испортить этот прекрасный момент. Я хочу растянуть это ощущение теплоты внутри и порхающих бабочек в животе настолько, насколько это возможно.

– Ты только подумай. Урмберг стал самым опасным местом на земле, хотя обычно тут можно умереть со скуки. Мама рассказала, что телерепортеры хотели взять у нее интервью. Но она была ненакрашенная и отказалась. А еще сюда приехали поглазеть черные туристы.

– Черные туристы?

– Люди, которые любят смотреть на места преступления. В центре маму спросили, как пройти к захоронению.

Я хмурюсь и думаю о недочитанном дневнике Ханне в рюкзаке.

– Это ужасно, – говорю я. – Эта женщина в захоронении. Она была живым человеком, жила, дышала, ходила, как мы… Может, смотрела этот фильм, может, у нее была семья, а теперь она туристическая достопримечательность, как аутлеты в Вингокере.

Я замолкаю.

– Хм… Ужасно, – соглашается Сага. – Но им так не кажется. Это только мы переживаем, потому что у нас есть моральные стандарты.

Снова хихиканье.

– Помнишь девушку из полиции в Эребру, о которой я рассказывала? – спрашивает Сага.

– Твою кузину?

Сага закатывает глаза.

– Нет, ту, что встречается с сыном бывшего мужа маминой сестры из Кумлы. Не важно. Она говорит, что убийство скоро будет раскрыто. У полиции есть подозреваемый.

Меня охватывает страх при мысли, что речь идет о папе.

Сага разглядывает свои ногти.

– Она говорит, что надеется, что его упекут за решетку на веки вечные.


От этих слов что-то лопается у меня внутри. Во рту появляется горечь.

Папа. Заперт в тесной темной камере на веки вечные.

– Интересно, опознает ли его та старуха, которую они нашли в лесу, – продолжает Сага, не заметив моей реакции. – Та, что потеряла память. Кстати, странно, что они поселили ее у Берит, за церковью. Одна старая старуха заботится о другой. Мама говорит, что это плохо кончится. Хотя вроде у Берит есть в этом опыт. Она раньше работала с инвалидами и психами.

– Я таких слов не употребляла!

Это снова мама Саги. Но на этот раз она не сердится, скорее, веселится. Стоит в дверях, перекидывая тряпку из руки в руку.

– Джейк, тебе домой не пора? – спрашивает она.

Я сижу, уставившись в ковер. Мне страшно от одной мысли о возвращении домой. Мама Саги разглядывает меня и хмурит лоб.

– Можешь остаться на ночь и спать на диване, если хочешь, – предлагает она.

Сага смотрит на меня, но ничего не говорит. Вытягивает нитку из драных джинсов, тянет и тянет, пока та не отрывается и не остается у нее в руках.



Я лежу на диване под старым влажным одеялом, которое мама Саги достала из кладовки. Очень мило с ее стороны позволить мне переночевать у них на диване.

Я думаю о том, что часто говорит папа: в Урмберге люди помогают друг другу. Это одно из преимуществ жизни в деревне. Может, он прав.

Я достаю дневник. Поколебавшись, включаю ночник и принимаюсь за чтение.

У нас с Ханне размолвка, но все равно я должен прочитать все до конца и узнать, что случилось на самом деле. И если я найду настоящего убийцу, они отпустят папу.

Возможно, я единственный, кто может его спасти.

Урмберг, 30 ноября

В участке.

Сегодня плохая погода. Похоже, начинается буря.

Дождь стеной, ветер сотрясает дом. Внутри адски холодно. С потолка капает, несмотря на включенный на полную мощность обогреватель.

У нас только что было утреннее собрание. Мы обсудили имеющуюся у нас на данный момент информацию, прошлись по датам, гипотезам, уликам, показаниям свидетелей. Боснийская полиция прислала нам фотографии Нермины. Мы увеличили их, распечатали и повесили на стену. Смерть смотрит на нас со стены. Я смотрю на нее.

Манфред был не в духе. Спросил, с каким типом преступника мы имеем дело.

Я сказала, что вижу три возможных варианта: 1) кто-то убил Нермину случайно (например, автомобильная авария) и спрятал тело в захоронении. 2) Азра убила свою дочь, что объясняет ее исчезновение. 3) Неизвестный человек убил Нермину. Мотив может быть сексуальным.

После мы прошлись по списку людей, работавших в приюте для беженцев в начале девяностых. У большинства криминального прошлого не обнаружилось. Только двое из них по-прежнему живут в Урмберге: Рут Стен, бывшая директриса, и Берит Сунд, пожилая дама, чей дом стоит за церковью на пути к заводу.

По словам Малин, Берит вне подозрений.

Она и мухи не обидит.



Я просыпаюсь от холода.

Одеяло сползло на пол. В гостиную просачивается свет из кухни. Что-то хрустит на полу, когда я шарю там в поисках одеяла. Может, чипсы.

Мама Саги ненавидит чипсы в гостиной. Если бы она знала, что под диваном чипсы, уже примчалась бы посреди ночи с пылесосом в руках.

Я втаскиваю обратно одеяло, но внезапно застываю, охваченный ужасом. Смотрю на пол.

Дневника нет.

Вскакиваю с дивана, опускаюсь на колени и заглядываю под диван. Но ни там, ни между подушками его нет.



Она сидит в постели с дневником в руках. Щеки мокрые от слез. Розовая прядь спадает на глаз.

– Сага, – начинаю я.

Она качает головой, словно не желает со мной говорить.

– Послушай…

– Это ее дневник, да? Той, что заблудилась в лесу?