Длинный путь

Где-то по соседству хрипло тявкала собака.

Карабины медленно опустились, нащупывая Гаркнесса.

Наступило длительное, жуткое молчание, потом они снова поднялись в соответствии с правилами. Снова опустились. Гэррети слышал тяжелое, одышливое дыхание Гаркнесса.

— Пошли вон! — крикнул Бейкер мальчишкам, которые так и шли со своими велосипедами вдоль дороги. — Не смотрите на это!

Дети поглядели на Бейкера, как на какую-то забавную зверушку. Один из них, стриженный под ежик, нажал звонок велосипеда и широко ухмыльнулся.

Коронка у него во рту странно блеснула на солнце.

Ружья снова поднялись и опустились, как в каком-нибудь ритуальном танце. "Не напишешь ты книгу, — подумал Гэррети. — На этот раз они пристрелят тебя. Только замедли шаг…”

Ружья опять поднялись.

Гаркнесс шел, глядя прямо перед собой, ритмично ступая обеими ногами — босой и обутой. Казалось, судорога прошла. Но далеко ли он уйдет без туфля?

Он облегченно выдохнул и услышал рядом такой же выдох Бейкера.

Глупо, конечно. Чем быстрее Гаркнесс прекратит идти, тем лучше для них так обстояли дела, если следовать логике. Но была более глубокая, более пугающая логика. Гаркнесс принадлежал к их подгруппе, к магическому кругу, в который входил и Гэррети. Если сломается звено этого круга, разорвется и весь круг. Мальчуганы из Детской лиги ехали за ними на велосипедах еще мили две, пока им это не надоело. «Так лучше, — думал Гэррети. — Лучше, что они не увидели ничьей смерти, хотя им явно этого хотелось».

Впереди Гаркнесс образовал новый авангард из одного человека. Он шел быстро, почти бежал. Интересно, о чем он думал?





Глава 7




“Мне нравится участвовать в этом. Правда, многие считают меня шизофреником потому, что вне сцены я совсем не такой, как перед камерами…”

Николас Парсонс



Скрамм, номер 85, очаровал Гэррети не умом, проблесков которого у него не наблюдалось, и не внешностью — сложением он напоминал лося, имел маленькие глазки и круглое, ничего не выражающее лицо. Он очаровал Гэррети тем, что был женат.

— Правда? — спросил Гэррети в третий уже раз. — Ты правда женат? — Ага, — Скрамм с удовольствием щурился на утреннее солнце. — Я сбежал из школы, когда мне было четырнадцать. Наш учитель истории как-то прочитал нам статью о том, как переполнены школы, и я решил не занимать там место, а заняться лучше делом. И мне тогда еще хотелось жениться на Кэти.

— А сколько лет тебе было? — спросил Гэррети. Они проходили через городок, и тротуары были полны людей, но он едва это замечал. Эти люди находились в другом мире, и он видел их будто через толстое стекло.

— Пятнадцать, — Скрамм почесал подбородок, синий от пробивающейся щетины.

— И никто тебя не отговаривал?

— В попечительском совете мне наговорили кучу чепухи о пользе образования, но у них были дела поважнее, чем удерживать меня в школе. Да и должен же кто-то копать канавы, ведь так?

Он весело помахал группе девушек, орущих и прыгающих так, что юбки поднимались над их круглыми коленками.

— Правда, я не копал никаких канав. Я устроился на фабрику постельного белья в Фениксе за три доллара в час. Мы с Кэти были счастливы. Иногда мы смотрели ящик, и она вот так обнимала меня и говорила: «Какие мы счастливые, дорогой».

— А дети у тебя есть? — Гэррети все сильнее ощущал нелепость этого разговора.

— Кэти беременна прямо сейчас. Она хотела накопить достаточно денег, долларов семьсот, но мы не успели, — он серьезно посмотрел на Гэррети. — Мой сын пойдет в колледж. Говорят, у таких тупиц, как я, не бывает умных детей, но у Кэти хватит ума на двоих. Она закончила школу. Мой парень будет учиться столько, сколько захочет.

Гэррети промолчал. Он не знал, что тут можно сказать. Макфрис рядом говорил о чем-то с Олсоном, Бейкер и Абрахам играли в слова. Он подумал — куда делся Гаркнесс? Его не было видно. Рядом был Скрамм. Эх, Скрамм, ты здорово влип. Твоя жена беременна, но здесь это не дает тебе никаких особых прав. Семьсот долларов? Никакая страховая компания не выплатит их твоей жене… Твоей вдове.

— Скрамм, а что ты будешь делать, если выиграешь? — спросил он.

Скрамм слегка улыбнулся:

— Выиграю. Я всегда хотел участвовать в этом, с самого детства. Я всего две недели назад прошел восемьдесят миль, и ничего.

— Но вдруг… Скрамм только хмыкнул.

— А сколько лет Кэти?

— Она на год старше меня. Восемнадцать. Она сейчас с родителями в Фениксе.

Для Гэррети это прозвучало так, будто родители Кэти знали что-то такое, чего не знал сам Скрамм.


— Ты, должно быть, ее любишь.

Скрамм улыбнулся, обнажая гнилые зубы:

— С тех пор, как я на ней женился, я ни на кого больше не глядел.

Она прелесть.

— И ты в это ввязался.

— Смешно, правда? — ухмыльнулся Скрамм.

— Не для Гаркнесса. Иди спроси, смешно ли ему сейчас.

— Ты просто не хочешь подумать, — вмешался подошедший Пирсон. —Ты ведь можешь проиграть.

— Это игра, парни. А я люблю играть.

— Ага, конечно, — мрачно согласился Пирсон. — И ты в хорошей форме, — сам он выглядел бледным и осунувшимся, отсутствующим взглядом окидывая толпу, собравшуюся у супермаркета. — Все, кто не в форме, уже мертвы. Но осталось еще семьдесят два.

— Да, но… — непривычная морщина умственного напряжения прорезала лоб Скрамма. Гэррети показалось, что он видит, как медленно ворочаются его мысли.

— Я не хочу вас обижать, — сказал наконец Скрамм. — Вы хорошие парни.

Но большинство здесь не знает, зачем они во всем этом участвуют. Вот этот Баркович. Он не хочет выиграть, он хочет только смотреть, как другие умирают. Когда кто-нибудь получает пропуск, он будто становится сильнее. Но этого мало.

— А я? — спросил Гэррети.

— Ты… Ну, ты, похоже, вообще не знаешь, зачем идешь. То же самое — сейчас ты идешь потому, что боишься, но этого тоже мало. Это проходит, — Скрамм опустил глаза и смотрел на дорогу. — И когда это пройдет, ты получишь пропуск, как и другие.

Гэррети вспомнил, как Макфрис говорил: «Когда я устану… Я просто сяду и останусь сидеть».

— А с тобой, конечно, такого не случится? — съязвил Гэррети, но простые слова Скрамма напугали его.

— Нет, — так же просто сказал Скрамм. — Не случится.

Их ноги поднимались и опускались, неся их вперед, за поворот, мимо запертого на ржавый засов сарая.

— Я, похоже, понял, что такое умирание, — тихо сказал Пирсон. —Не сама смерть, а умирание. Если я перестану идти, я умру, — он сглотнул, и в горле у него булькнуло. — Может, это и есть то, о чем ты говоришь, Скрамм.

А может, нет. Но я не хочу умирать.

Скрамм печально посмотрел на него.

— Ты думаешь, знание защитит тебя от смерти?

Пирсон вымученно улыбнулся, как бизнесмен на лайнере во время качки, пытающийся не выблевать свой завтрак:

— Сейчас это единственное, что меня защищает.

Гэррети ощутил безумное чувство благодарности. Его средства защиты еще не были сведены к этому.

Впереди, словно для иллюстрации того, о чем они только что говорили, парень в черном свитере вдруг упал на дорогу и начал кататься в конвульсиях. Он издавал странные горловые звуки — ааа-ааа-ааа, как обезумевшая от страха овца. Когда Гэррети проходил мимо, одна из бьющихся рук парня задела его туфель, и он в ужасе отскочил. Глаза парня закатились, но подбородок стекала струйка слюны. Ему вынесли два предупреждения, но он ничего не слышал, и через две минуты его пристрелили, как собаку.

После этого они перевалили низкий холм и начала спускаться в зеленую долину. Прохладный ветерок приятно овевал разгоряченное лицо Гэррети.

— Здорово, — сказал Скрамм.

С высоты они видели дорогу миль на двадцать вперед. Она вилась среди лесов, как черно-серая карандашная черта, проведенная по измятой зеленой бумаге. Далеко впереди дорога снова шла на подъем и терялась в розовой утренней дымке.

— Должно быть, это то, что называют Хэйнсвиллским лесом, — сказал Гэррети без особой уверенности. — Зимой тут кошмар. Кладбище грузовиков. — Я такого никогда не видел, — с почтением сказал Скрамм. — Во всей Аризоне нет столько зелени.

— Радуйся, если можешь, — буркнул Бейкер, присоединяясь к группе. — Скоро будет не до того. Уже жарко, а ведь еще только полседьмого.

— Хотел бы я построить здесь дом, — сказал Скрамм, фыркая, как бык в жару. — Построить самому, вот этими руками, и глядеть на это каждое утро.

Вместе с Кэти. Может, так и будет, когда все это кончится.

Никто ничего не сказал.

К 6.45 ветерок прекратился, и стало припекать уже по-настоящему.

Гэррети снял куртку и стянул ее узлом на талии. Дорога больше не была пустынной — там и тут стояли машины, пассажиры которых стояли рядом, приветствуя участников Длинного пути.