Длинные версты
Часть 19 из 40 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Думаю, сделать из них эрзац-ганшип. Как бомбардировщики они мне пока не интересны. А вот как летающая пулеметная батарея даже очень. – Оживившись, стал пояснять свою задумку: – Понимаешь, буденновцы целой сотней по фрицевскому разведчику стреляли и не могли попасть. Просто потому, что их этому не учили. И летел он сбоку от них. Да и мои архаровцы, хоть и обученные, его сшибли, лишь когда он прямо над батальонной колонной прошел. То есть сейчас пехотинец просто не сообразит, что в летящий в пятистах метрах самолет упреждение надо брать чуть ли не в целый корпус. Вот и думаю поставить в «Муромца» пару «максимов» с одного борта, и нехай он походные колонны рассеивает, летая по кругу. Ну и панцири эти твои использую для защиты людей. Выдам каждому по две штуки, чтобы не только торс, но и зад был прикрыт.
Седой задумался.
– Ну-у… вариант интересный. Я в этом слабо понимаю, но если ты так говоришь, то попробовать можно. То есть – самолеты будут. Что-то еще надо?
Я кивнул:
– Да. Нужны два броневика с экипажами и шесть трехдюймовых орудий. В принципе, всё. Ах да! К орудиям надо двух спецов-комбатов типа Васильева.
– Кхм, а зачем так много комбатов? И куда ты Васильева дел?
– Александр Михайлович сейчас замкомандира на «Братишке», и отзывать его оттуда считаю не верным. На нашем направлении немчура тоже к наступлению готовится. А так: один комбат-виртуоз у меня есть. При минометах. И еще двоих нужно, потому что собираюсь орудия разделить на две батареи по три трехдюймовки. В случае необходимости их можно сливать в дивизион. Ну а броневики необходимы для непосредственной защиты артиллерии от отрядов вражеской конницы. Вернее, немного не так. Орудия и броневик будут приданы каждому взводу, а потом… Хотя чего сейчас говорить? Я там на месте сам все решу. Но для этого необходимы очень толковые артиллерийские командиры.
М-да… комбатами я озадачил Жилина не менее, чем рациями. Дефицитная профессия. Оружейной обслуги хватает. Вот как раз с кораблей флотилии выделят. Но командиров… Тем более мне ведь не абы какие нужны. Да и специфика подразделения… Ведь так получилось, что хороший арткомандир это нынче завсегда офицер. И нам подойдет далеко не всякий офицер, даже если он и спец в своем деле. Ляпнет что-нибудь не то матросне и всё – уноси готовенького. Но мне клятвенно обещали найти подходящих. Правда, не прямо сейчас. Я было возмутился, но быстро понял, что Жилин людей действительно не рожает, и тут или ждать, или брать кого придется. Да и в конце концов – те артиллеристы, что сейчас дают, они ведь не в первый раз орудие видят? Так что как-нибудь вывернемся.
Потом я поинтересовался положением дел вообще и в частности на Кавказе. А то новости оттуда больно уж непонятные приходили. Седой, вздохнув, сказал, что пока он лежал с ранением, все нормальные варианты были упущены. Солдаты, еще после февральской революции, стали постепенно покидать свои части. А уж после сентября началось повальное дезертирство. Личного состава осталась горстка. Хорошо еще генерал Лебединский согласился в феврале этого года принять комиссара из Петрограда, и они смогли уговорить часть офицеров и солдат продолжать сопротивление. Но один черт, идет постоянное отступление. А основной боевой силой на этом фронте является Армянский добровольческий корпус. Благо что турки не особо напирают, потому как помогать еще и там у нас сил практически нет.
Дела-а-а… Закурив очередную папиросу, я спросил:
– А в Финляндии что? По сводкам, там какие-то добровольцы и латышские стрелки, во главе с «товарищем» Троцким, вовсю геройствуют? Эти-то как туда попали?
Жилин крайне самодовольно надулся, но потом сдулся, потер лицо рукой и сказал:
– Эх, знал бы ты, чего мне это стоило. Сколько времени, нервов и бабок… Но зато теперь наиболее радикальные красные отморозки вовсю режут националистически настроенных финских отморозков. Что, по официальной задумке, должно обеспечить советизацию Финляндии, но в реальности, скорее всего, просто долгую «любовь» между финнами и прибалтами.
Я удивился:
– Что значит «в реальности»? И не понял – «Суоми наш», или как?
Иван лишь рукой махнул и честно ответил:
– Вряд ли. Там французы вякают, да из Швеции и Норвегии толпы добровольцев в помощь финнам прут. Так что, в конце концов, «стрелков» и тамошних революционеров задавят. Но и самой финке, после локальной гражданской войны, переходящей в мясорубку, станет вовсе не до территориальных претензий. Население-то или вырезается, или разбегается. Зато одно можно сказать точно – хрен им, а не Петсамо! Да и от Питера до финской границы будет не менее двухсот – двухсот пятидесяти километров по прямой. Финляндия, как суверенная страна, наверняка состоится, уж больно Антанта за это ратует, но будет несколько поменьше по территории, чем мы с тобой привыкли видеть.
Почесав затылок, я неожиданно вспомнил:
– Слушай, я как-то читал, что там вот эти националисты некоренное гражданское население активно уничтожали. Семьи морских офицеров, да и просто обычных людей.
Седой опять задрал нос:
– Все учтено могучим ураганом. Была разработана операция, и мы вывозим всех желающих в Россию.
– А кто не желает?
Собеседник пожал плечами:
– Тот сам себе злобный буратино. Там ведь, помимо националистов, Троцкий развернулся в лучших своих традициях. Уж очень человек хочет пронести знамя революции в Европу. Поэтому только щепки летят…
Я взволновался:
– Э! А потом его оттуда вышибут и все эти выкрутасы на нас повесят! Ты об этом думал?
Жилин, ткнув меня пальцем, словно дядя Сэм с американского плаката, выдал:
– В корень глядишь! Поэтому сейчас специальная команда там применяет новинку – подготовку полной документации преступлений националистических банд по отношению к мирным жителям. Протоколируют все, ну как ты, с теми ранеными, что немцы убили, сделал. Только еще включая фото– и киносъемку. А лишь кто-то вздумает разевать рот, вот этими материалами рот и заткнем. Ну и заодно также документируются все «подвиги» Льва Давидовича с его орлами. Чтобы при нужде всегда можно было прижать. Не у нас. А так скажем, перед «лицом мировой общественности», если он за бугор лыжи вдруг навострит. Троцкий – жук очень хитрый, но у меня удачно получилось ему мозги запудрить, и теперь у него обратного хода нет. Так что никогда не быть Лейбе наркомом по военным делам. Пока он в Финляндии «геройствует», время уйдет. А потом уже станет поздно дергаться, пытаясь хапнуть власти. Но даже если и начнет, то ледоруб давно запасен…
Несколько ошарашенный столь вопиющим отходом от канонов, я какое-то время помолчал, переваривая ситуацию. Блин… Все-таки Иван глубоко либеральный человек. Столько телодвижений, вместо простой пули в башку. С другой стороны, еще в первый раз, когда я предлагал без затей ликвидировать «политическую проститутку», Жилин отказался, сказав, что Троцкий входит в какие-то его далеко идущие планы. Вот значит, что там за планы были… Настолько прополоскать мозги «Демону Революции», это надо уметь! Такого ни Ленин, ни даже Сталин сделать не смогли. А Седому удалось… Но как это у него вообще вышло? Он что, мля, колдун, что ли?
Тут у меня мысль вильнула в нужную сторону. А ведь так и есть! Именно что колдун, такой же, как и я. Только он здесь дольше трется и подарки Сатихаарли у него развернулись в большей степени. Поэтому спросил прямо:
– Как у тебя это вообще получилось? Возможностями «зеленого гробика» воспользовался?
Жилин сморщился, словно от зубной боли:
– Да чуть не сдох. Два месяца, почти каждый день, с ним под видом совещаний работал. И это я еще его внутренние базовые установки и воззрения почти никак не цеплял! Пару раз чуть не спалился, когда носом кровь идти начинала. Хорошо, отмазывался последствиями ранения. Так что меня теперь совсем больным считают…
Этот ответ меня несколько успокоил, а Седой, невесело усмехнувшись, спросил:
– Что? На себя примеряешь? Зря. Процесс внушения очень долгий и очень муторный. И я сильно сомневаюсь, что на тебя это вообще подействует. Все-таки в одних «гробиках» лежали… Да и незачем мне подобной хренью по отношению к тебе заниматься. Я все-таки целым замдиректора был и в людях разбираюсь. Ты ведь не врал, когда говорил, что власть тебя особо не привлекает. Что там надо быть либо прошаренным трудоголиком с высочайшим скилом интригана, либо кончить, как Коля номер два. А тебе больше интересна техника. И чтобы при этом никто не мешал, так как интриганов и мешальщиков будешь просто отстреливать. В целях недопущения массового геноцида, мы договорились, что каждый станет заниматься своим направлением, и я тебе дам полное прикрытие сверху. Договоренности в силе?
Я улыбнулся:
– В силе. Просто меня твои новые умения несколько напрягли…
Собеседник пробурчал:
– Понятное дело. С другой стороны, я о твоих способностях почти ничего не знаю. И ничего, не напрягаюсь.
– Вот тут, батенька, соврамши. Ты же не идиот, чтобы даже гипотетическую опасность недооценивать. Просто понимаешь, что мы друг другу не конкуренты. В одной упряжке бежим. А прикинь, если бы я оказался либерально настроенным общечеловеком? Истово поклоняющимся светлому граду на холме? Вот было бы «весело»!
Жилин отмахнулся:
– Откуда в Сирии общечеловеки? Это же не офис «Новой газеты». Там стреляют, поэтому подобные не водятся.
Мы, поглядев друг на друга, рассмеялись, и, пользуясь моментом, я решил уточнить:
– Кстати, про кадры. Что там за новый нарком по военным делам нарисовался? Некто Чибисов. Вообще про него раньше не слышал. Что собой представляет?
Седой, посерьезнев, коротко ответил:
– Геннадий Аристархович наш человек. Я его еще в тринадцатом нашел. Тогда же он и в партию вступил. Грамотный, волевой, преданный. – И видно, сообразив, что находится не на заседании партайгеноссе, проталкивая нужную кандидатуру, закруглился: – В общем, еще раз скажу – наш человек. Без закидонов.
Я понимающе кивнул, а собеседник неожиданно вспомнил еще об одном персонаже:
– Слушай, тут мне охрана с утра доложила о каком-то кадре, рвущемся встретиться. Говорит, что с Чуром пришел. Но при этом приехал из Франции. Не просветишь, кто таков и чего ему надо?
Коротко поведав эпопею французского путешественника, я поинтересовался:
– И что думаешь?
Председатель ВЦИК особо не размышлял:
– Чего тут тянуть? Надо людей вытаскивать. В первую очередь тех, кто в Алжире. Вернусь в Москву, дам распоряжение – пусть маршруты продумывают. Денег на это выделим. Ну и с посольством свяжемся. Вопросы зададим – чего это они как рыбы молчали? А то оборзели лягушатники… – Выдав ответ, Иван решил уточнить: – Сам-то какие-то виды на него имеешь?
– Имею. Мне его связи во Франции нужны будут. Не сейчас, позже, но понадобятся. И не только его, а в принципе, какие найду. Нам ведь еще подставных фирм по миру десятки и сотни открывать. А твои фармакологические конторы тут никак замазывать нельзя. Они должны быть вне подозрений. Солидными и респектабельными. Санкции против нас введут, это к бабке не ходи. С обширнейшими «стоп-листами». И к этому времени у нас должны быть готовы обходные пути. Мы же это обсуждали. Вот я и решил начать потихонечку…
* * *
Как обычно, с Жилиным мы просидели до утра. А потом начались гонки со скачками. Распределял стажеров и пополнение по взводам. Отсылал суровых гонцов в Ростов, за обмундированием. Суровых, потому что ребята везли деньги в оплату и были накручены до невозможности. В принципе, форму пошить брался и мой таганрогский деловар, но он не успевал по времени. А в Ростове на фабрике и выкройки есть, да и руку они уже набили. Так что Мелешко оказался в пролете.
Потом занимались пристрелкой десятка винтовок с оптическим прицелом, привезенных Иваном. Оказывается, оптика на винтари уже вовсю производилась, и теперь я в спешке формировал снайперские пары. Позже, уже в узком кругу, проводил испытания глушителей, сделанных собственноручно в таганрогских мастерских. Глушаки были исключительно для наганов и получились типа БраМитов[17], но представляли собой «жалкое подобие левой руки», по сравнению с современными.
Поэтому, как их можно использовать, я пока не представлял, так как звук выстрела, конечно, уменьшался и искажался, только один хрен, звучал как громкий щелчок хлыста. То есть не «пук, пук», словно на дорогих глушителях моего времени, а «ШЛЕП, ШЛЕП», будто я из АК с ПББС[18] шмаляю. Хотя это я так больше с расстройства говорю. Реально получилось несравненно тише, чем с ПББС, но все равно конструкцию еще надо доводить до ума.
Попутно знакомился с приданными мореманами-комендорами и смотрел, какими кораблями батальон будет переправлен в Крым. Точнее, десантными «Эльпидифорами», которые в свое время делались для высадки десанта в Босфоре. Но десант так и не состоялся, а несколько единиц стояли без дела. Вот ими и решено было воспользоваться. Сопровождать нас должны были боевые корабли, и вот на одном из них увидел прелестные компактные пушечки. Увидел и пропал. Я их облизывал и обнюхивал, а ничего не подозревающие хозяева орудий активно поясняли, что это такое.
Мля-я… сорокасемимиллиметровая пушка Гочкиса это вещь! Скорострельность – пятнадцать выстрелов в минуту! Дальность – 4,6 км! Вес всего 450 килограммов! Ну и станок 213 килограммов. То есть встанет на грузовик как родная. Да еще и расчет весь туда же поместится! И гаплык всем немецким броневикам! Я, честно говоря, их очень опасался, так как против того же «железного капута» крупнокалиберный пулемет мог и не сыграть. А я сомневаюсь, что «капут» на фронте в единственном экземпляре катается. Возможно, их в каждой немецкой дивизии штатно по нескольку штук?[19]
Но при этом подозревая, что сию цацу мне просто так не отдадут (тем более что я хотел как минимум две штуки), решил задействовать сторонние силы, в виде Григоращенко, который к этому времени навел хорошие мосты со здешней корабельной братвой. И все получилось! Причем даже проще, чем рассчитывалось. Оказывается, ничего демонтировать не надо было, так как на здешнем складе, после ремонта, находилось аж четыре пушки Гочкиса. При этом пара из них была установлена на колесные лафеты, для возможности боевых действий на суше. И снарядов к ним вполне хватало! Так что, по распоряжению Матюшина, я их и получил. Правда, не все, а лишь две, потому что местные вояки легли грудью на остальные, и по решительности их физиономий было понятно, что биться за них будут даже с легендарным Чуром. Чтобы не портить отношения, настаивать я не стал и оказался совершенно прав, так как в процессе последующих дружеских посиделок мне дали интересную наводку. Крепкий мужик, в бескозырке с надписью «Евстафий», услышав о моих поисках командира батареи, крякнул:
– Да, браток. Толкового комендора найти непросто. Наши-то «драконы»[20] все поразбежались. Ну, кого мы сразу не успели макнуть. А те из братвы, шо с одного орудия хорошо палят, командование цельной батареей не потянут. Для этого наука нужна. – Многозначительно разгладив усы, он продолжил: – Но вот помню, у нас старший лейтенант был – Холмогоров Вадим Саныч. В голове все расчеты за пару секунд делал и поправки, считай, сразу выдавал. «Гебену» в том бою у мыса Сарыч от всей широкой моряцкой души насовал. И к матросикам душевно относился. Лишний раз зуботычины не раздавал. Завсегда объяснял, что непонятно. А вот ежели совсем тупой попадался, тады да – зверел и старался его куда-нить побыстрее перевести. Ну это-то понятно… Но в шестнадцатом его ранило, ногу ниже колена отпилили да списали вчистую. Живет сейчас с матушкой да сеструхой в Таганроге. Мы ему, по старой памяти, нет-нет да продуктов подкинем, а то на пенсион инвалидский сейчас не очень протянешь…
При этом мореман хитро поглядывал на меня, и я принял его намек:
– Знаешь, Серега, если это действительно грамотный специалист, то мне по фигу, есть у него нога или нет. Я ведь и с Матюшиным говорил. Из разговора понял, что на нашем участке артиллеристов мало, и командир любого подразделения скорее на говно изойдет, чем отдаст своего человека. Так что надо искать ничейных. А то, что без ноги – ничего. Главное, чтобы голова была, а придется – и на себе таскать станем. Не переломимся. Тем более что это временно. Мне обещали чуть позже нужных людей прислать.
Кондуктор с «Ефстафия» вздохнул:
– Комендор-то он от бога, но вот революцию человек не принял. Говорит – «власть мерзавцы с прохвостами захватили» Эт он так про Февральскую. А про Сентябрьскую и того хлеще – а теперь, грит, во власть лиходеи пролезли, для которых кровь людская, что водица. И они всех ею умоют. И своих, и чужих. – Сергей снова вздохнул. – Мы его тогда токмо из большого уважения не шлепнули. Поэтому и навещать прекратили. А опосля как-то встретили на улице – худющий, одни глаза хлопают. Вот и стали понемногу продукты заносить да матушке его передавать. Сам бы он не взял. Гордость в нем, вишь ли, играет…
Я, офигевший от верности формулировок, данных старшим лейтенантом обеим революциям, хлопнул себя по колену:
– Все! Беру! – И поясняя мысль, добавил: – Понимаешь, браток, мне фрица бить придется малыми силами. Поэтому каждый человек на счету, и потеря даже одного бойца, это вот такенный шрам на сердце. А этот старлей потери поможет снизить до минимума. Так что на его политическую ориентацию в данный момент можно закрыть глаза. Немцев-то он не любит?
Собеседник ухмыльнулся в усы:
– Вот германцев он точно не переваривает. Токмо попробуй еще одноногого-то убедить на войну итить. Хотя у тебя, товарищ Чур, язык подвешен – ты и мертвого уговоришь. Бывал я на твоих вечерних митингах. Слыхал, как ты все непонятное доступно объясняешь. Кстати, в этом вы с Холмогоровым похожи. Поэтому его и вспомнил сейчас.
Кивнув, я подытожил:
– Вот, ты мне его адресок дай. Схожу, переговорю с инвалидом. Может, и получится чего дельного.
Седой задумался.
– Ну-у… вариант интересный. Я в этом слабо понимаю, но если ты так говоришь, то попробовать можно. То есть – самолеты будут. Что-то еще надо?
Я кивнул:
– Да. Нужны два броневика с экипажами и шесть трехдюймовых орудий. В принципе, всё. Ах да! К орудиям надо двух спецов-комбатов типа Васильева.
– Кхм, а зачем так много комбатов? И куда ты Васильева дел?
– Александр Михайлович сейчас замкомандира на «Братишке», и отзывать его оттуда считаю не верным. На нашем направлении немчура тоже к наступлению готовится. А так: один комбат-виртуоз у меня есть. При минометах. И еще двоих нужно, потому что собираюсь орудия разделить на две батареи по три трехдюймовки. В случае необходимости их можно сливать в дивизион. Ну а броневики необходимы для непосредственной защиты артиллерии от отрядов вражеской конницы. Вернее, немного не так. Орудия и броневик будут приданы каждому взводу, а потом… Хотя чего сейчас говорить? Я там на месте сам все решу. Но для этого необходимы очень толковые артиллерийские командиры.
М-да… комбатами я озадачил Жилина не менее, чем рациями. Дефицитная профессия. Оружейной обслуги хватает. Вот как раз с кораблей флотилии выделят. Но командиров… Тем более мне ведь не абы какие нужны. Да и специфика подразделения… Ведь так получилось, что хороший арткомандир это нынче завсегда офицер. И нам подойдет далеко не всякий офицер, даже если он и спец в своем деле. Ляпнет что-нибудь не то матросне и всё – уноси готовенького. Но мне клятвенно обещали найти подходящих. Правда, не прямо сейчас. Я было возмутился, но быстро понял, что Жилин людей действительно не рожает, и тут или ждать, или брать кого придется. Да и в конце концов – те артиллеристы, что сейчас дают, они ведь не в первый раз орудие видят? Так что как-нибудь вывернемся.
Потом я поинтересовался положением дел вообще и в частности на Кавказе. А то новости оттуда больно уж непонятные приходили. Седой, вздохнув, сказал, что пока он лежал с ранением, все нормальные варианты были упущены. Солдаты, еще после февральской революции, стали постепенно покидать свои части. А уж после сентября началось повальное дезертирство. Личного состава осталась горстка. Хорошо еще генерал Лебединский согласился в феврале этого года принять комиссара из Петрограда, и они смогли уговорить часть офицеров и солдат продолжать сопротивление. Но один черт, идет постоянное отступление. А основной боевой силой на этом фронте является Армянский добровольческий корпус. Благо что турки не особо напирают, потому как помогать еще и там у нас сил практически нет.
Дела-а-а… Закурив очередную папиросу, я спросил:
– А в Финляндии что? По сводкам, там какие-то добровольцы и латышские стрелки, во главе с «товарищем» Троцким, вовсю геройствуют? Эти-то как туда попали?
Жилин крайне самодовольно надулся, но потом сдулся, потер лицо рукой и сказал:
– Эх, знал бы ты, чего мне это стоило. Сколько времени, нервов и бабок… Но зато теперь наиболее радикальные красные отморозки вовсю режут националистически настроенных финских отморозков. Что, по официальной задумке, должно обеспечить советизацию Финляндии, но в реальности, скорее всего, просто долгую «любовь» между финнами и прибалтами.
Я удивился:
– Что значит «в реальности»? И не понял – «Суоми наш», или как?
Иван лишь рукой махнул и честно ответил:
– Вряд ли. Там французы вякают, да из Швеции и Норвегии толпы добровольцев в помощь финнам прут. Так что, в конце концов, «стрелков» и тамошних революционеров задавят. Но и самой финке, после локальной гражданской войны, переходящей в мясорубку, станет вовсе не до территориальных претензий. Население-то или вырезается, или разбегается. Зато одно можно сказать точно – хрен им, а не Петсамо! Да и от Питера до финской границы будет не менее двухсот – двухсот пятидесяти километров по прямой. Финляндия, как суверенная страна, наверняка состоится, уж больно Антанта за это ратует, но будет несколько поменьше по территории, чем мы с тобой привыкли видеть.
Почесав затылок, я неожиданно вспомнил:
– Слушай, я как-то читал, что там вот эти националисты некоренное гражданское население активно уничтожали. Семьи морских офицеров, да и просто обычных людей.
Седой опять задрал нос:
– Все учтено могучим ураганом. Была разработана операция, и мы вывозим всех желающих в Россию.
– А кто не желает?
Собеседник пожал плечами:
– Тот сам себе злобный буратино. Там ведь, помимо националистов, Троцкий развернулся в лучших своих традициях. Уж очень человек хочет пронести знамя революции в Европу. Поэтому только щепки летят…
Я взволновался:
– Э! А потом его оттуда вышибут и все эти выкрутасы на нас повесят! Ты об этом думал?
Жилин, ткнув меня пальцем, словно дядя Сэм с американского плаката, выдал:
– В корень глядишь! Поэтому сейчас специальная команда там применяет новинку – подготовку полной документации преступлений националистических банд по отношению к мирным жителям. Протоколируют все, ну как ты, с теми ранеными, что немцы убили, сделал. Только еще включая фото– и киносъемку. А лишь кто-то вздумает разевать рот, вот этими материалами рот и заткнем. Ну и заодно также документируются все «подвиги» Льва Давидовича с его орлами. Чтобы при нужде всегда можно было прижать. Не у нас. А так скажем, перед «лицом мировой общественности», если он за бугор лыжи вдруг навострит. Троцкий – жук очень хитрый, но у меня удачно получилось ему мозги запудрить, и теперь у него обратного хода нет. Так что никогда не быть Лейбе наркомом по военным делам. Пока он в Финляндии «геройствует», время уйдет. А потом уже станет поздно дергаться, пытаясь хапнуть власти. Но даже если и начнет, то ледоруб давно запасен…
Несколько ошарашенный столь вопиющим отходом от канонов, я какое-то время помолчал, переваривая ситуацию. Блин… Все-таки Иван глубоко либеральный человек. Столько телодвижений, вместо простой пули в башку. С другой стороны, еще в первый раз, когда я предлагал без затей ликвидировать «политическую проститутку», Жилин отказался, сказав, что Троцкий входит в какие-то его далеко идущие планы. Вот значит, что там за планы были… Настолько прополоскать мозги «Демону Революции», это надо уметь! Такого ни Ленин, ни даже Сталин сделать не смогли. А Седому удалось… Но как это у него вообще вышло? Он что, мля, колдун, что ли?
Тут у меня мысль вильнула в нужную сторону. А ведь так и есть! Именно что колдун, такой же, как и я. Только он здесь дольше трется и подарки Сатихаарли у него развернулись в большей степени. Поэтому спросил прямо:
– Как у тебя это вообще получилось? Возможностями «зеленого гробика» воспользовался?
Жилин сморщился, словно от зубной боли:
– Да чуть не сдох. Два месяца, почти каждый день, с ним под видом совещаний работал. И это я еще его внутренние базовые установки и воззрения почти никак не цеплял! Пару раз чуть не спалился, когда носом кровь идти начинала. Хорошо, отмазывался последствиями ранения. Так что меня теперь совсем больным считают…
Этот ответ меня несколько успокоил, а Седой, невесело усмехнувшись, спросил:
– Что? На себя примеряешь? Зря. Процесс внушения очень долгий и очень муторный. И я сильно сомневаюсь, что на тебя это вообще подействует. Все-таки в одних «гробиках» лежали… Да и незачем мне подобной хренью по отношению к тебе заниматься. Я все-таки целым замдиректора был и в людях разбираюсь. Ты ведь не врал, когда говорил, что власть тебя особо не привлекает. Что там надо быть либо прошаренным трудоголиком с высочайшим скилом интригана, либо кончить, как Коля номер два. А тебе больше интересна техника. И чтобы при этом никто не мешал, так как интриганов и мешальщиков будешь просто отстреливать. В целях недопущения массового геноцида, мы договорились, что каждый станет заниматься своим направлением, и я тебе дам полное прикрытие сверху. Договоренности в силе?
Я улыбнулся:
– В силе. Просто меня твои новые умения несколько напрягли…
Собеседник пробурчал:
– Понятное дело. С другой стороны, я о твоих способностях почти ничего не знаю. И ничего, не напрягаюсь.
– Вот тут, батенька, соврамши. Ты же не идиот, чтобы даже гипотетическую опасность недооценивать. Просто понимаешь, что мы друг другу не конкуренты. В одной упряжке бежим. А прикинь, если бы я оказался либерально настроенным общечеловеком? Истово поклоняющимся светлому граду на холме? Вот было бы «весело»!
Жилин отмахнулся:
– Откуда в Сирии общечеловеки? Это же не офис «Новой газеты». Там стреляют, поэтому подобные не водятся.
Мы, поглядев друг на друга, рассмеялись, и, пользуясь моментом, я решил уточнить:
– Кстати, про кадры. Что там за новый нарком по военным делам нарисовался? Некто Чибисов. Вообще про него раньше не слышал. Что собой представляет?
Седой, посерьезнев, коротко ответил:
– Геннадий Аристархович наш человек. Я его еще в тринадцатом нашел. Тогда же он и в партию вступил. Грамотный, волевой, преданный. – И видно, сообразив, что находится не на заседании партайгеноссе, проталкивая нужную кандидатуру, закруглился: – В общем, еще раз скажу – наш человек. Без закидонов.
Я понимающе кивнул, а собеседник неожиданно вспомнил еще об одном персонаже:
– Слушай, тут мне охрана с утра доложила о каком-то кадре, рвущемся встретиться. Говорит, что с Чуром пришел. Но при этом приехал из Франции. Не просветишь, кто таков и чего ему надо?
Коротко поведав эпопею французского путешественника, я поинтересовался:
– И что думаешь?
Председатель ВЦИК особо не размышлял:
– Чего тут тянуть? Надо людей вытаскивать. В первую очередь тех, кто в Алжире. Вернусь в Москву, дам распоряжение – пусть маршруты продумывают. Денег на это выделим. Ну и с посольством свяжемся. Вопросы зададим – чего это они как рыбы молчали? А то оборзели лягушатники… – Выдав ответ, Иван решил уточнить: – Сам-то какие-то виды на него имеешь?
– Имею. Мне его связи во Франции нужны будут. Не сейчас, позже, но понадобятся. И не только его, а в принципе, какие найду. Нам ведь еще подставных фирм по миру десятки и сотни открывать. А твои фармакологические конторы тут никак замазывать нельзя. Они должны быть вне подозрений. Солидными и респектабельными. Санкции против нас введут, это к бабке не ходи. С обширнейшими «стоп-листами». И к этому времени у нас должны быть готовы обходные пути. Мы же это обсуждали. Вот я и решил начать потихонечку…
* * *
Как обычно, с Жилиным мы просидели до утра. А потом начались гонки со скачками. Распределял стажеров и пополнение по взводам. Отсылал суровых гонцов в Ростов, за обмундированием. Суровых, потому что ребята везли деньги в оплату и были накручены до невозможности. В принципе, форму пошить брался и мой таганрогский деловар, но он не успевал по времени. А в Ростове на фабрике и выкройки есть, да и руку они уже набили. Так что Мелешко оказался в пролете.
Потом занимались пристрелкой десятка винтовок с оптическим прицелом, привезенных Иваном. Оказывается, оптика на винтари уже вовсю производилась, и теперь я в спешке формировал снайперские пары. Позже, уже в узком кругу, проводил испытания глушителей, сделанных собственноручно в таганрогских мастерских. Глушаки были исключительно для наганов и получились типа БраМитов[17], но представляли собой «жалкое подобие левой руки», по сравнению с современными.
Поэтому, как их можно использовать, я пока не представлял, так как звук выстрела, конечно, уменьшался и искажался, только один хрен, звучал как громкий щелчок хлыста. То есть не «пук, пук», словно на дорогих глушителях моего времени, а «ШЛЕП, ШЛЕП», будто я из АК с ПББС[18] шмаляю. Хотя это я так больше с расстройства говорю. Реально получилось несравненно тише, чем с ПББС, но все равно конструкцию еще надо доводить до ума.
Попутно знакомился с приданными мореманами-комендорами и смотрел, какими кораблями батальон будет переправлен в Крым. Точнее, десантными «Эльпидифорами», которые в свое время делались для высадки десанта в Босфоре. Но десант так и не состоялся, а несколько единиц стояли без дела. Вот ими и решено было воспользоваться. Сопровождать нас должны были боевые корабли, и вот на одном из них увидел прелестные компактные пушечки. Увидел и пропал. Я их облизывал и обнюхивал, а ничего не подозревающие хозяева орудий активно поясняли, что это такое.
Мля-я… сорокасемимиллиметровая пушка Гочкиса это вещь! Скорострельность – пятнадцать выстрелов в минуту! Дальность – 4,6 км! Вес всего 450 килограммов! Ну и станок 213 килограммов. То есть встанет на грузовик как родная. Да еще и расчет весь туда же поместится! И гаплык всем немецким броневикам! Я, честно говоря, их очень опасался, так как против того же «железного капута» крупнокалиберный пулемет мог и не сыграть. А я сомневаюсь, что «капут» на фронте в единственном экземпляре катается. Возможно, их в каждой немецкой дивизии штатно по нескольку штук?[19]
Но при этом подозревая, что сию цацу мне просто так не отдадут (тем более что я хотел как минимум две штуки), решил задействовать сторонние силы, в виде Григоращенко, который к этому времени навел хорошие мосты со здешней корабельной братвой. И все получилось! Причем даже проще, чем рассчитывалось. Оказывается, ничего демонтировать не надо было, так как на здешнем складе, после ремонта, находилось аж четыре пушки Гочкиса. При этом пара из них была установлена на колесные лафеты, для возможности боевых действий на суше. И снарядов к ним вполне хватало! Так что, по распоряжению Матюшина, я их и получил. Правда, не все, а лишь две, потому что местные вояки легли грудью на остальные, и по решительности их физиономий было понятно, что биться за них будут даже с легендарным Чуром. Чтобы не портить отношения, настаивать я не стал и оказался совершенно прав, так как в процессе последующих дружеских посиделок мне дали интересную наводку. Крепкий мужик, в бескозырке с надписью «Евстафий», услышав о моих поисках командира батареи, крякнул:
– Да, браток. Толкового комендора найти непросто. Наши-то «драконы»[20] все поразбежались. Ну, кого мы сразу не успели макнуть. А те из братвы, шо с одного орудия хорошо палят, командование цельной батареей не потянут. Для этого наука нужна. – Многозначительно разгладив усы, он продолжил: – Но вот помню, у нас старший лейтенант был – Холмогоров Вадим Саныч. В голове все расчеты за пару секунд делал и поправки, считай, сразу выдавал. «Гебену» в том бою у мыса Сарыч от всей широкой моряцкой души насовал. И к матросикам душевно относился. Лишний раз зуботычины не раздавал. Завсегда объяснял, что непонятно. А вот ежели совсем тупой попадался, тады да – зверел и старался его куда-нить побыстрее перевести. Ну это-то понятно… Но в шестнадцатом его ранило, ногу ниже колена отпилили да списали вчистую. Живет сейчас с матушкой да сеструхой в Таганроге. Мы ему, по старой памяти, нет-нет да продуктов подкинем, а то на пенсион инвалидский сейчас не очень протянешь…
При этом мореман хитро поглядывал на меня, и я принял его намек:
– Знаешь, Серега, если это действительно грамотный специалист, то мне по фигу, есть у него нога или нет. Я ведь и с Матюшиным говорил. Из разговора понял, что на нашем участке артиллеристов мало, и командир любого подразделения скорее на говно изойдет, чем отдаст своего человека. Так что надо искать ничейных. А то, что без ноги – ничего. Главное, чтобы голова была, а придется – и на себе таскать станем. Не переломимся. Тем более что это временно. Мне обещали чуть позже нужных людей прислать.
Кондуктор с «Ефстафия» вздохнул:
– Комендор-то он от бога, но вот революцию человек не принял. Говорит – «власть мерзавцы с прохвостами захватили» Эт он так про Февральскую. А про Сентябрьскую и того хлеще – а теперь, грит, во власть лиходеи пролезли, для которых кровь людская, что водица. И они всех ею умоют. И своих, и чужих. – Сергей снова вздохнул. – Мы его тогда токмо из большого уважения не шлепнули. Поэтому и навещать прекратили. А опосля как-то встретили на улице – худющий, одни глаза хлопают. Вот и стали понемногу продукты заносить да матушке его передавать. Сам бы он не взял. Гордость в нем, вишь ли, играет…
Я, офигевший от верности формулировок, данных старшим лейтенантом обеим революциям, хлопнул себя по колену:
– Все! Беру! – И поясняя мысль, добавил: – Понимаешь, браток, мне фрица бить придется малыми силами. Поэтому каждый человек на счету, и потеря даже одного бойца, это вот такенный шрам на сердце. А этот старлей потери поможет снизить до минимума. Так что на его политическую ориентацию в данный момент можно закрыть глаза. Немцев-то он не любит?
Собеседник ухмыльнулся в усы:
– Вот германцев он точно не переваривает. Токмо попробуй еще одноногого-то убедить на войну итить. Хотя у тебя, товарищ Чур, язык подвешен – ты и мертвого уговоришь. Бывал я на твоих вечерних митингах. Слыхал, как ты все непонятное доступно объясняешь. Кстати, в этом вы с Холмогоровым похожи. Поэтому его и вспомнил сейчас.
Кивнув, я подытожил:
– Вот, ты мне его адресок дай. Схожу, переговорю с инвалидом. Может, и получится чего дельного.