Дитя ярости

Она почувствовала, как рядом, насторожившись, пошевелился Харкан.

Элиана наблюдала, как одна за другой во двор проходят темные фигуры и собираются в углу у стены, увитой ползучими розами. Они явно кого-то ждали.

Вскоре из-за другого угла появился человек в плаще с капюшоном и подошел к ним. Пальцы Элианы сомкнулись на рукояти кинжала, кровь быстрее побежала по жилам.

Облака на ночном небе развеялись, и лунный свет омыл темный дворик.

Сердце Элианы оборвалось.

Перо. Это точно он. Человек в капюшоне слегка прихрамывал – последствие ранения, полученного во время вторжения захватчиков.

И его ждали трое – женщина с тремя маленькими детьми.

Харкан едва слышно выругался. Он указал ей на детишек и сделал характерный знак рукой. Несколько лет назад, когда после увечья, полученного Розен, Элиана стала выходить на охоту одна, они с Харканом разработали специальный язык жестов, чтобы переговариваться без слов. Он настоял на том, что ей не следует охотиться в одиночку, и научился выслеживать и убивать людей – своих же сограждан, чтобы служить Империи, – и все ради нее.

Отбой, просигналил он. Уходим.

Она знала, что он имеет в виду. Дети не входили в число объектов охоты. Одно дело Перо, но сама мысль о том, чтобы предать невинных детишек в руки наместника Орлина… Харкану это было не по душе.

И Элиане, честно говоря, тоже.

Однако у затененного входа во дворик ждали трое повстанцев: спутники и охранники контрабандиста. Времени у наемников не оставалось. К тому же попытки спасти мать с детьми могут обернуться слишком большими рисками. Им с Харканом надо было действовать быстро.

Она покачала головой.

Убери их, просигналила она в ответ.

Харкан слишком громко вздохнул – он был одновременно разъярен и опечален.

Стоявший внизу контрабандист резко поднял голову и посмотрел в их сторону.

Элиана спрыгнула с крыши, легко приземлилась, перекатилась и вскочила на ноги.

На секунду она пожалела, что не может сидеть на крыше в качестве зрителя и наблюдать за ходом схватки. Наверное, это выглядит так же прекрасно, как она сейчас себя ощущала.

Перо вытащил кинжал. Мать детишек упала на колени и принялась молить о пощаде. Контрабандист откинул капюшон. Это оказался мужчина средних лет, с красным лицом и умными глазами. Он излучал спокойствие и уверенность и всем своим видом говорил, что предпочтет умереть, чем сдастся.

Через четыре секунды Элиана подсекла его хромую ногу, выбила кинжал из его рук и сильно ударила по голове рукоятью. Он упал и остался лежать на земле.

Она слышала, как Харкан приземлился за ее спиной, а затем раздались быстрые шаги повстанцев, которые ворвались во двор. Общими усилиями они с Харканом уложили их всех. Она резко развернулась и метнула кинжал, который вонзился в деревянную дверь, пригвоздив к ней плащ старшего ребенка.

Остальные дети застыли на месте и громко заплакали.

Их мать с остекленевшими глазами лежала на земле на куче гниющих розовых лепестков. Из ее груди торчал кинжал, который успел вонзить в нее один из бунтовщиков.

Элиана выдернула его. Что ж, еще один клинок в ее коллекцию. Интересно, почему бунтовщики убили женщину? Чтобы замести следы?

Или из милосердия, которого от имперцев она бы не получила?

– Приведи стражников, – приказала Элиана, обыскивая мать в надежде найти что-либо ценное. Ничего существенного обнаружить не удалось, кроме фигурки императора, сделанной из глины и палочек, которую женщина наверняка хранила на тот случай, если патруль адатроксов остановит ее и подвергнет обыску. Черные бусины глаз статуэтки блестели в лунном свете. Элиана отшвырнула идола прочь. Дети зарыдали еще громче.

– Я побуду с ними.

Харкан молча стоял с грустным, усталым выражением на лице, обычно доводившим ее до белого каления, ведь она знала, что он не терял надежды изменить ее. Сделать ее лучше, такой же доброй, как и раньше.

Она подняла бровь. Прости, Харкан. Хорошие девочки долго не живут.

А потом он ушел.

Старший мальчик смотрел на Элиану, прижимая к себе малышей. В глубине ее души поднималось желание отпустить их, позволить уйти на все четыре стороны. Хоть один раз поступить правильно. Это ни принесет никому вреда, ведь они всего лишь безобидные детишки.

Но дети не умеют держать язык за зубами. И если кто-нибудь узнает, что знаменитая охотница за головами по прозвищу Ужас Орлина, к которой благоволит сам наместник – лорд Аркелион, позволила предателям скрыться…

– Мы боялись, что плохие люди ее тоже заберут, – тихо произнес мальчик. – Вот почему мы хотели уехать.

Плохие люди. По шее Элианы пробежал холодок. Те самые похитители в масках, которых она встретила на причале?

Но мальчик больше ничего не сказал. Он даже не пытался убежать.

Умный малыш, подумала Элиана.

Он понимал, что далеко ему не уйти. Не уйти от нее.






* * *


На следующий день Элиана стояла на балконе, глядя вниз на виселицы, установленные в центре площади.

В восточной части площади на троне с высокой резной спинкой в виде распростертых крыльев восседал лорд Аркелион.

Элиана наблюдала за ним, скрестив руки на груди и перенеся вес на одну ногу. Она пыталась не обращать внимания на стоявшую рядом с троном его светлости высокую фигуру в красно-черной униформе Инвиктуса.

С высоты балкона Элиана не могла точно определить, кто это был, да это и не имело большого значения. От одного только вида знакомой униформы у нее все внутри переворачивалось.

Инвиктус – тайный орден ассасинов, члены которого по приказу Императора проникали во все уголки мира. Они были способны выполнять самые опасные задания, совершать самые кровавые преступления.

И они непременно попытаются завербовать ее, это лишь вопрос времени. Эта мысль преследовала ее каждый день, и Элиана все ждала, когда она перестанет казаться ей столь ужасной.

Пока этого так и не произошло.

Возможно, за ней придет именно Валентин. На протяжении нескольких лет ей доводилось встречаться с ним на некоторых празднествах в замке его светлости. Каждый раз он приглашал ее на танец. И каждый раз, пугаясь холодного взгляда его пустых серых глаз, она хотела отказать ему.

Лучше бы она так и поступала.

– Непобедимая охотница за головами, – проворковал он ей в ухо во время танца на балу прошлым летом. – Надо же, как любопытно… – Он сжал ее руку своими холодными пальцами. – Ты будешь прекрасным дополнением к нашей дружной семье.

Когда Валентин придет за ней, он вряд ли позволит ей попрощаться с близкими, прежде чем переправит ее за море в Селдарию – сердце бессмертной Империи, чтобы представить самому Императору.

Приветствую тебя, Элиана Ферракора, – говорил Император в самых страшных ее снах, и хотя он улыбался, его черные глаза оставались холодными. – Я о тебе наслышан.

И это будет конец привычной жизни. Она войдет в круг избранных – станет одним из воинов Инвиктуса.

Она, как и Валентин, изменит свою природу, окончательно превратившись в чудовище.

Однако сегодня это вряд ли произойдет. Ее день еще не пришел.

Поэтому Элиана просто наблюдала за происходящим, постукивая пальцами по руке и желая, чтобы его светлость поскорее со всем покончил. Она устала, была голодна, к тому же Харкан был вне себя от стыда и сожаления, и чем дольше они там стояли, тем отчаяннее он ждал от нее того, чего она не могла ему дать.

Раскаяния.

Солдаты императорской стражи провели Перо и старшего сынишку погибшей женщины к виселицам. Место казни соорудили на руинах храма Святой Марзаны, всеми почитаемой повелительницы огня Старого мира – того мира, который существовал до гибели Кровавой Королевы. До восхождения Империи.

Имперские солдаты почти до основания разрушили храм, когда захватили Орлин. Когда-то он состоял из множества увенчанных куполами сооружений, гимназий и святилищ, светлых, открытых речному ветерку двориков, увитых цветущим плющом. А теперь от него остались лишь несколько разрушенных колон. Статуя святой Марзаны, когда-то стоявшая у входа в храм, была уничтожена. Теперь на этом месте возвышалось изваяние Императора – лицо его было скрыто маской, тело закутано плащом. За его головой развевались черно-алые с золотом знамена.

На площади стояла молчаливая толпа. Граждане Орлина привыкли к казням, но Перо был популярен в некоторых кругах. И даже свирепый лорд Аркелион не часто казнил малолетних детей.

Когда Элиана и Харкан привели к нему захваченных детишек, лорд Аркелион добродушно улыбнулся, заглянул в рот младшим и приказал одной из наложниц увести их. Детишки тянули руки к старшему брату, оглашая тронный зал отчаянными рыданиями, пока дверь за ними не закрылась.

Но старший мальчик не плакал. Он был спокоен и сегодня, даже когда увидел, как палач поднимает меч.

– Империя сгорит в аду! – отважно выкрикнул Перо. Его волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу.

Меч опустился. Голова контрабандиста покатилась по плахе. По толпе прошел испуганный ропот.

Только когда в его лицо брызнула алая кровь, мальчик зарыдал.

– Эл, – задыхаясь, произнес Харкан. Он взял руку Элианы в свою, мокрую от пота, потер ее ладонь большим пальцем. Голос его срывался. Он не спал всю ночь.

А вот она спала как убитая. Сон очень важен для наемника. Невозможно охотиться на людей, не выспавшись хорошенько.

– Нам вовсе не обязательно на это смотреть, – сказала она напарнику, призвав все свое терпение. – Мы можем уйти…

Он отпустил ее руку.

– Иди, если хочешь. А я должен на это смотреть.

Снова тот же усталый голос. Он напоминал гончую с грустными глазами, смирившуюся со своей участью в ожидании нового удара хозяина.

Чтобы не огрызнуться на него, Элиана принялась теребить под плащом потертый золотой кулон. Он висел на цепочке на шее, и она никогда его не снимала. Ей была знакома каждая деталь, каждая царапина на нем. Изгиб шеи коня. Искусно вырезанные крылья. Очертания сидящей на нем фигуры с поднятым мечом в руке. Лицо всадника потемнело и стерлось. Наверное, это Одрик Светоносный. Один из павших королей Старого мира, которыми по совершенно непонятным для нее причинам был одержим ее младший брат. Родители сказали ей, что нашли это украшение на улице, когда она была еще совсем крошкой, и как-то ночью дали ей, чтобы успокоить ее плач. Она носила кулон с тех самых пор, как себя помнила. Но вовсе не из любви к Одрику Светоносному. Ей не было никакого дела до мертвых королей.

Она носила его, потому что иногда лишь знакомый вес кулона на шее приносил ей утешение и не давал сорваться.

– Я тоже останусь, – небрежно бросила она Харкану. Возможно, слишком небрежно. – Мне некуда спешить.