Дикая роза

– Вдвоем… в пустыне. И дня не пройдет, как вы безнадежно заблудитесь. И ради чего, Шейми? Самолет разбился. Пилот погиб. Возможно, она получила серьезные ранения. Не исключено, что она уже мертва.

– И это говорит наш неисправимый оптимист Альби, – вздохнул Шейми.

– А как же твой корабль? Ты же через пять недель собирался принять командование новым кораблем. Как ты собираешься успеть добраться до Джабаль-аль-Друза, обыскать всю местность окрест и вовремя вернуться в Хайфу? Если в день нового назначения ты не окажешься на причале, тебя сочтут дезертиром. Надеюсь, ты знаешь отношение британских военных к дезертирам? Тебя ждет трибунал и расстрел.

– Тогда мне тем более надо спешить.

Пока Альби взывал к его разуму, Шейми перепроверил седельные сумки: два пистолета, достаточное количество патронов, аптечка первой помощи, бинты и бинокль. Затем еще раз проверил запасы пищи и воды. Густые сумерки мешали смотреть. Над Хайфой еще не успело взойти солнце.

Едва прочитав послание Алленби, Шейми принял решение отыскать Уиллу. Это известие всколыхнуло его. Шейми было невыносимо думать, что Уилла, возможно раненная и наверняка испуганная, находится в руках коварных и жестоких людей. Подобные мысли едва не сводили его с ума.

Вместо обеда в офицерской столовой, куда они с Альби собирались пойти, остаток вечера Шейми потратил на сборы. Еще до захода солнца он нашел проводника. Весь следующий день они закупали и паковали все необходимое для путешествия. Проспав несколько часов, Шейми поднялся в четыре утра, оделся и направился к городским воротам. В начале шестого они с Абдулом встретились у восточной стены.

Альби с самого начала был против этой рискованной затеи. Он пришел к восточной стене, все еще пытаясь отговорить Шейми. Альби исчерпал все доводы. Оставался последний. Альби не хотелось пускать его в ход, но иного способа остановить друга, мчавшегося навстречу гибели, не было.

– Шейми… – неуверенно произнес Альби.

– Чего? – спросил Шейми, застегивая седельную сумку.

– А как же Дженни?

Шейми забыл о пряжке. Несколько секунд он смотрел в пространство, затем повернулся к другу. Альби никогда не заговаривал об отношениях Шейми и Уиллы. Даже не упоминал. Шейми привык думать, что тот вообще ничего не знал об этом. Оказывается, знал. И следом Шейми догадался еще кое о чем.

– Альби, это ведь твоих рук дело? – тихо спросил он. – Это ты потребовал, чтобы Уилла уехала. Покинула Лондон. И меня. Я всегда думал, что это случилось с чьей-то подачи. Письмо Уиллы… ее решение уехать… оно было таким внезапным.

– Шейми, у меня не было выбора. Это пагубно действовало на тебя, на Уиллу и на Дженни. Как-то вечером я заглянул к вам. Тебя не застал. Только Дженни. Вид у нее был очень расстроенный. Шейми, она знала о вас. Знала и при этом носила твоего ребенка. Вы с Уиллой – самые значимые для меня люди во всем мире. Разве я мог не вмешаться? Мог позволить вам и дальше уничтожать себя и тех, кто рядом?.. Представляю, как ты зол на меня, – сказал Альби, взглянув на него.

Шейми испытал двойной удар: от признания друга и от мысли, что он сам принес Дженни столько горя.

– Нет, Альби, на тебя я совсем не зол. Я зол на себя. Я и не подозревал, что Дженни знает, – с грустью произнес он. – Я думал, мне удается держать это в тайне от нее.

– Прости. Я лишь разбередил тебе старую рану. Я сделал ошибку. Мне нельзя было говорить об этом.

– Нет, Альби. Это я сделал ошибку. Даже несколько. Одной была женитьба на Дженни. А другой – возобновление встреч с Уиллой. Я пытался все исправить. Изо всех сил старался быть хорошим мужем и хорошим отцом. Когда война закончится, я снова попытаюсь.

– Поиски Уиллы… это похоже на попытку быть хорошим мужем? – удивился Альби.

– Альби, прекрати! – рассердился Шейми. – Я отправляюсь в пустыню не ради возобновления любовных отношений. Как, по-твоему, я должен поступить? Торчать в здешнем госпитале, пока она гниет в турецкой тюрьме? Пока надзиратели избивают ее, морят голодом… или вытворяют с ней нечто похуже?

– Лоуренс будет ее искать. Если она жива, он ее найдет.

Шейми невесело рассмеялся:

– И рискнет своим положением? Своими воинами? Накануне атаки на Дамаск? Сомневаюсь. Лоуренс – солдат до мозга костей. Ты это знаешь не хуже меня. Как бы ему ни хотелось вызволить Уиллу, он не станет рисковать тысячами жизней ради спасения одной.

– Ты не должен этого делать.

– Да что за чертовщина с тобой творится, Альби?! Не хочешь, чтобы я нашел твою сестру?! – восклинул Шейми и тут же пожалел о своих словах.

По Альби было видно, как больно они его ударили.

– Разумеется, я хочу, чтобы ее нашли. Я помню, что она моя сестра. В последние годы мы с ней не ладили, но ее судьба меня очень волнует, – тихо сказал Альби, глядя себе под ноги. – Но я не думаю, что ты ее найдешь. В лучшем случае это будет ее тело. Я попытаюсь сделать то же самое отсюда, с помощью местных помощников: бедуинских торговцев, турецких осведомителей и прочих. Мне хочется, чтобы ты помог мне в этом. Остался бы здесь и… – Он не договорил.

– И – что?

– Боюсь того, что в конечном итоге это вас погубит. Вы с Уиллой губите друг друга. Я так всегда думал. С детства, когда мы все плавали на яхте моего отца. В Кембридже, когда вы с ней полезли на купол церкви. Потом это восхождение на Килиманджаро. Тогда вы были на краю гибели. И потом, в Лондоне. Мне казалось, вы разобьете друг другу сердце. Эта опасность не исчезла. Я не понимаю этого безумия между вами. Наверное, вы называете его любовью. Оно едва не уничтожило Уиллу в Африке и в Лондоне. Шейми, возможно, ее уже нет в живых. Я это знаю. Ты тоже, но ты отказываешься принять факт ее смерти. Сейчас ты готов опрометью кинуться в пустыню, затеяв немыслимые поиски. Если враги тебя схватят… ты сам знаешь, что́ с тобой будет… – У Альби дрогнул голос.

– Альби, у меня нет выбора. Неужели ты не понимаешь? Она мое сердце и душа. Есть шанс, что она по-прежнему жива. Пусть совсем ничтожный, но, пока он существует, я не могу ее бросить. Не могу.

– Я знал, что не сумею тебя отговорить, – тяжело вздохнул Альби и достал из кармана брюк сложенный лист бумаги. – Вот карта тамошних мест. Самая последняя, какой мы располагаем. Если тебя схватят, сразу же ее уничтожь.

Шейми взял карту, потом крепко обнял Альби:

– Я вернусь. И она тоже вернется. А в мое отсутствие ты оторви свою тощую очкастую задницу от стула и поймай этих шпионов. Слышишь? Не хочу, чтобы мой новый корабль постигла участь прежнего.

Сказав это, Шейми забрался на верблюда, и они двинулись в путь. Из-за стены донеслись гортанные выкрики муэдзина, сзывавшие правоверных на молитву. Альби не был религиозным, но его всегда трогала красота и эмоциональность голоса муэдзина. Когда поднялось солнце, залив золотистыми лучами окрестные дюны, Альби вознес свою краткую молитву.

Он попросил Бога уберечь Уиллу и Шейми – двух самых дорогих ему людей – и следить за их безумной и безответственной любовью. К этой просьбе Альби добавил еще одну: оградить его самого от подобного безумия.






Глава 62




Фиона застыла перед входом в госпиталь Уикершем-Холл. Они с Джо финансово поддерживали госпиталь и часто приезжали сюда. Но Фиона и подумать не могла, что однажды в числе пациентов Уикершем-Холла окажется ее старший сын.

Рано утром она приехала сюда из Лондона вместе с Джо и Сидом. На станции их встретил экипаж. Подъехав к зданию госпиталя, Фиона вышла первой и ждала, пока Сид с кучером выгрузят коляску Джо и усадят туда его самого. Затем вместе с мужем и братом подошла к дверям и вдруг почувствовала, что не может войти внутрь.

Минувшим вечером к ним приехал Сид – сообщить ей, Джо и остальным членам семьи о случившемся с Чарли. Вся семья сидела в гостиной у камина. Час был довольно поздний, и когда раздался стук в дверь, Фиона похолодела. Она вскочила и стала ждать появления мистера Фостера. Когда у тебя сын в армии, невольно будешь бояться каждого стука в дверь.

– Слава Богу, он жив! – воскликнула она, увидев вошедшего Сида. – Телеграмму о гибели сына посылают родителям, а не дяде.

– Все живы, – сказал Сид, закрывая за собой дверь.

– Но что-то стряслось, правда? Иначе ты бы не приехал к нам так поздно, – возразила Фиона и внутренне приготовилась услышать неприятную новость.

Вначале Сид попросил сестру сесть. Это сразу подсказало ей: новость будет не просто неприятная, а очень неприятная или даже страшная. Так оно и случилось. Едва услышав слова Сида о Чарли, Фиона заплакала и весь вечер не могла успокоиться. Она хотела немедленно отправиться в госпиталь, но Сид был против.

– Он только сегодня к нам поступил, – сказал брат. – Дай ему выспаться. Может, сон в тихой, безопасной обстановке его успокоит.

На вокзал Паддингтон они приехали еще затемно, отправившись в Оксфорд первым поездом. Младших детей Фиона вручила заботам миссис Пиллоуэр. Кейти училась и жила в Оксфорде.

Фиона смотрела на массивную двустворчатую дверь. Она бывала здесь ранее, приезжая в гости к Мод. То счастливое время казалось сейчас совсем далеким, принадлежащим другой жизни. Фиона вспомнила двери другой больницы. Это было еще раньше. Тогда она, семнадцатилетняя девчонка, едва войдя внутрь, помчалась по лестнице в палату к искалеченному, умирающему отцу.

– Не могу, – покачала головой Фиона. – Не могу, и все.

Джо, сидевший в коляске, взял ее за руку:

– Любовь моя, ты должна. Ты нужна Чарли.

– Ты прав, – согласилась она.

Приободрившись, Фиона улыбнулась мужу и открыла дверь.

Индия уже ждала их. Она молча обняла Фиону и Джо, затем вместе с Сидом проводила их в палату Чарли, находящуюся почти в самом конце коридора. Войдя, Фиона увидела несчастного молодого человека, сидящего на кровати. Бледного, тощего, как огородное пугало, и безостановочно дрожащего. Его взгляд был уперт в стену.

– А где же Чарли? – спросила изумленная Фиона.

– Фи… это и есть Чарли, – сказал Сид, обняв ее за плечи.

Фиона почувствовала, как ее сердце разрывается на части. Она спрятала лицо в ладонях. С губ сорвался негромкий стон, больше похожий на звериный. Несколько раз глубоко вдохнув, она опустила руки.

– Этого не может быть, – прошептала она. – Как такое случилось? Как? Ты знаешь? – спросила она.

– Да, Фиона, мы знаем, – ответил Сид. – Мы с Индией вчера прочли анамнез Чарли.

– Расскажи, – потребовала Фиона.

– Фи, это было тяжело читать. Возможно, слушать будет еще тяжелее. Вряд ли…

– Расскажи ей. Мне. Мы должны знать, – потребовал Джо.

Сид кивнул, вывел их из палаты и стал рассказывать:

– Из донесения полкового врача мы узнали, что перед нападением на отряд Чарли он целых пять месяцев провел в окопах на передовой. Условия были тяжелейшие, но он стойко выносил все тяготы. Чарли неоднократно ходил в атаку на вражеские позиции. Как-то утром – час был совсем ранний – немцы начали обстрел окопов. Вблизи Чарли разорвались два снаряда. Первым взрывом его оглушило. Второй убил его фронтового друга Эдди Истона. На Чарли попала кровь Эдди и куски его тела… – Сид замолчал и откашлялся. – Простите…

– Продолжай, – прошептала Фиона, стоя со стиснутыми кулаками.

– Казалось, Чарли потерял рассудок. Он кричал, не в силах остановиться, и пытался стряхнуть с себя кровь и останки погибшего товарища. Затем он попытался заползти в окоп, но командир не позволил. Фамилия командира Стивенс. Лейтенант Стивенс. Этот лейтенант наорал на Чарли, требуя, чтобы он вернулся на поле боя. Однако Чарли застыл на месте. Стивенс называл его трусом и угрожал расстрелять за дезертирство, а Чарли лишь продолжал кричать и дрожать. Поблизости разорвался еще один снаряд. Чарли сжался в комок. Стивенс схватил его и поволок на передовую. Там, на ничейной территории, он привязал Чарли к дереву и продержал семь часов, сказав, что это вправит ему мозги и сделает мужчиной. Когда обстрел прекратился и Стивенс наконец приказал привести его обратно, Чарли впал в кататонический ступор. Двое солдат, посланных за ним, говорили, что он не отвечал на их вопросы и вообще никак на них не реагировал. Солдаты принесли его в окоп, поскольку идти он не мог. Там Стивенс снова набросился на Чарли: кричал, бил по щекам. Безрезультатно. Тогда лейтенант распорядился комиссовать Чарли.

Выслушав рассказ Сида, Фиона повернулась к мужу и увидела, что тот сидит опустив голову и плачет. Ее прекрасный, смелый Джо, который не проронил ни слезинки, когда преступник ранил его, лишив возможности ходить, сейчас трясся от рыданий.

На нетвердых ногах Фиона вернулась в палату Чарли. Сделала один робкий шаг, потом второй, пока не оказалась возле его койки. Опустившись на колени, она нежно взяла сына за руку:

– Чарли! Чарли, любовь моя! Это я, твоя мама.

Чарли не отвечал. Он все так же упирался взглядом в стену и трясся, не осознавая своей дрожи. Фиона делала все новые попытки достучаться до сына. Сжимала его руку. Касалась щеки. Потом взяла его трясущиеся руки и поцеловала. Но Чарли по-прежнему ее не узнавал. Он не осознавал ни себя, ни окружающий мир. Когда смотреть на это стало выше ее сил, Фиона уткнулась головой в ноги сына и заплакала. А она-то думала, что прошла через все ужасы, через какие способен пройти человек. В юности она лишилась родителей и младшей сестры. Затем потеряла любимого первого мужа Николаса и едва не потеряла Джо, в которого преступник всадил две пули. Оказывается, на этом ее ужасы не закончились. Ее нынешняя боль не шла ни в какое сравнение с болью и муками прошлого. Ее нынешнее состояние было для нее совершенно новым и оттого еще более страшным. Это была боль матери, видевшей, во что превратился ее драгоценный ребенок.

Впервые в жизни Фиона вдруг поняла, что не знает, как ей быть. Она не знала, сумеет ли подняться с колен, сумеет ли дышать.

Она не знала, как ей выдержать то, что выдержать невозможно.