Дикая роза
Часть 14 из 100 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Шейми отмахнулся от ее благодарности, снял куртку и засучил рукава. Потом открыл сумку с инструментами, привезенными из дома Джо, и взялся за установку новой плиты. У него был опыт обращения с плитой на борту «Дискавери» и еще больше опыта с плитами фирмы «Примус», так что присоединение новой плиты к дымоходу не представляло никаких трудностей. Через полчаса работа была окончена.
– Вот и все! – объявил Шейми, вылезая из-за плиты. – Теперь все вы не будете мерзнуть.
Взглянув на него, Дженни расхохоталась. Шеймус не понимал причин ее смеха, пока она не сказала:
– Вы черны, как трубочист! Видели бы вы сейчас свое лицо. Вы будто в угольную яму свалились. Обождите здесь. Я сейчас принесу таз с водой.
Через несколько минут Дженни вернулась с водой, мылом и полотенцем. Она усадила Шейми и стала отмывать сажу с его щек и шеи. Шейми прикрыл глаза от мыльных брызг. Руки Дженни были мягкими и нежными. Шейми понравились их прикосновения, причем настолько, что чувства заслонили в нем разум. Он собирался быть предельно учтивым и поступить так, как требовали приличия: пойти к ней домой и вначале переговорить с ее отцом. Вместо этого он взял Дженни за руку и сказал:
– Дженни, погуляйте со мной.
– С удовольствием. Мне так и так надо было на рынок, а потом…
– Я не про сегодняшний день. Завтра. После службы. В Гайд-парке.
– А-а, вы про такую прогулку.
Она взглянула на их соединенные руки, но свою не отвела.
– Я заеду за вами в экипаже. Все как полагается.
Дженни посмотрела на него и улыбнулась:
– Тогда я согласна. Это было бы замечательно.
– Отлично.
– Да. Отлично.
– Я это… провожу вас домой.
– Шейми, мой дом рядом с церковью.
– Я помню. Я бы хотел поговорить с вашим отцом.
– О плите?
– Нет.
– Не стоит. Он не ждет, что вы будете спрашивать разрешения. Мне как-никак уже двадцать пять. Вполне взрослая.
– Это я помню. Но я все-таки хочу с ним поговорить.
Она засмеялась:
– Ну, раз вы так настаиваете, пошли.
Преподобный Уилкотт сидел за кухонным столом, попивая чай и готовясь к воскресной проповеди. Услышав шаги, он поднял голову:
– Шеймус! Рад снова вас увидеть, мой мальчик! Не желаете ли чашку чая?
– Нет, ваше преподобие. Спасибо, но чая я не хочу.
– Что привело вас в наши края?
И Шейми, плававший по неизведанным морям, справлявшийся с яростно воющими штормами и пронизывающим холодом, вдруг потерял смелость. Он почувствовал себя шестилетним мальчишкой в коротких штанишках, который выпрашивает у взрослых двухпенсовую монету, чтобы потратить на ярмарке. Он никогда не спрашивал разрешения сводить женщину на прогулку. Женщины, с которыми его в последние годы сталкивала судьба… там вопрос о прогулках не вставал, а потому Шейми совершенно не знал, с чего начать.
– Я… в общем… понимаете, сэр… я хочу… то есть я хотел бы просить вашего разрешения сводить завтра Дженни на прогулку. – (Священник удивленно моргал, не произнося ни слова.) – Конечно, если это не создаст вам сложностей, ваше преподобие, – нервозно добавил Шейми.
– Что вы! Ничуть! Никаких сложностей, – засмеялся Уилкотт. – Просто я не привык, чтобы у меня спрашивали разрешения. Моя Дженни делает то, что захочет. И всегда делала. Она очень независимая девушка. Но если вам так спокойнее, да, я разрешаю сводить ее завтра на прогулку.
– Благодарю вас, сэр. Удобно ли будет, если я заеду в два часа?
– Приезжайте, когда хотите, – ответил священник.
– Два – очень удобное время, – сказала Дженни.
Шейми простился со священником. Дженни проводила его до двери.
– Вам незачем было это делать, – сказала она, прежде чем открыть дверь.
– Очень даже зачем.
– В следующий раз вы потребуете, чтобы нас сопровождала компаньонка.
Эта мысль как-то не приходила ему в голову.
– Я не против. Если вам нужно, – торопливо произнес Шейми.
– Мне не нужно, – ответила Дженни и, встав на цыпочки, поцеловала его.
Раньше, чем Шейми сумел что-то сказать, она распахнула дверь:
– До завтра.
– Да. Конечно. До завтра, – пробормотал Шейми.
Дженни закрыла дверь. Шейми понимал, что нужно идти. Но он не сразу нашел в себе силы сделать хотя бы шаг. Какое-то время он стоял, изумленно дотрагиваясь пальцами до того места на щеке, куда его поцеловала Дженни.
Глава 11
– Дорогая, ты видела моего нового немца?
– Нет, Элинор, не видела. Ты его куда-то спрятала? – спросила Мод Селвин Джонс.
– Бесстыжая девчонка! – усмехнулась Элинор Глин. – Идем. Он играет на рояле в гостиной, заставляя женщин падать в обморок. Он тебе непременно понравится. Такой обаятельный. Его зовут Макс фон Брандт. Он приехал сюда вместе с кузиной Харриет Хэтчер. Она врач. Ты ее знаешь?
– Знаю. И его тоже.
– Превосходно! Хэтчеры всегда были очень дружны с Керзонами. Мне рассказывали, что миссис Хэтчер и Мэри Керзон были близки, как сестры.
Мимо прошел официант с подносом, уставленным хрустальными бокалами с шампанским.
– Выпей, – предложила Элинор, взяв бокал. – По-моему, ты умираешь от жажды.
– Так оно и есть, – ответила Мод. – Спасибо.
– Выпей. Шампанского у нас – хоть залейся. Не далее как сегодня я обнаружила в погребе Джорджа целых двенадцать ящиков, – подмигнула ей Элинор и отошла, шелестя шелками и распространяя аромат духов. – Дорогая, мы всего лишь через дорогу! – напомнила она, обернувшись через плечо.
Мод улыбнулась. «Через дорогу» было приличным расстоянием в Кедлстон-Холле, обширном родовом имении Джорджа Натаниэла Керзона, первого маркиза Керзона Кедлстонского, ныне вдовствующего. Она приехала сюда на выходные по настоятельному приглашению Элинор, и, хотя она несколько раз бывала в Кедлстоне, ее не переставали восхищать внушительные размеры и красота дома, спроектированного Робертом Адамом. Дом был очень старым и очень красивым, полным роскошных излишеств, и это Мод нравилось.
Элинор тоже обожала Кедлстон-Холл. Мод знала о ее сокровенном желании стать хозяйкой имения. Элинор уже была любовницей Керзона и не делала тайны из намерения стать его женой. Но этому мешал ряд обстоятельств, и прежде всего – ее репутация. Элинор была скандальной романисткой, написавшей, в числе прочего, «Это», «Три недели» и «По ту сторону скал» – пикантные истории, опуститься до чтения которых не позволила бы себе ни одна порядочная женщина. Вторым обстоятельством был ее муж, сэр Ричард. Некогда богатый, он сделался расточителем и должником. Писательством Элинор занялась еще в 1900 году и с тех пор выпускала в год по роману, чтобы оплачивать счета. Ее книги расходились как горячие пирожки.
Этим вечером Мод была не в настроении слушать музыку. Ее порядком утомили Джордж и другие политики, съехавшиеся в Кедлстон на выходные. Даже ее добрый приятель, премьер-министр Асквит утомил ее сегодня. Вдобавок она не находила себе места, подумывая, не прогуляться ли по окрестным садам или просто залечь в постель с книжкой. Но появление Макса фон Брандта все изменило. Она помнила этого человека. Очень хорошо помнила. Женщина ни за что не забудет мужчину с таким лицом. По сути, она думала о Максе с того дня, как впервые увидела его в Холлоуэе.
Допив шампанское, Мод поставила пустой бокал на стол, достала из сумочки сигарету и закурила. Это была особая сигарета, с примесью опиума, добавляемого в табак стараниями опиумного торговца Тедди Ко из Лаймхауса. Мод побывала там несколько дней назад, чтобы пополнить запас. С годами ее страсть к этому зелью уменьшилась. Она больше не посещала опиумные курильни Восточного Лондона и не выкуривала столько «особых» сигарет, как прежде, но изредка позволяла себе вспомнить старое.
Мод глубоко затянулась, выпустила облачко дыма и побрела в музыкальную гостиную – естественно, огромную, как и все помещения Кедлстона, полную всякой дорогостоящей всячины вроде картин, фарфора и мебели. В гостиной было людно, но Макса она заметила сразу же.
Он сидел за роялем и играл песню под названием «In the Shadows». Его светлые, с серебристым отливом волосы были зачесаны назад. Он был в черном элегантном смокинге, такой же обаятельный, как и там, где они встретились впервые.
Макс вдруг поднял голову, улыбнулся ей, и Мод, словно шестнадцатилетняя дурочка, ощутила слабость в коленях. Давно уже ни один мужчина не действовал на нее так.
Макс спел несколько любимых ею песен: «Destiny», «Mon Coeur S’ouvre a ta Voix»[3], «Songe d’Automne»[4]. Все это время он безотрывно смотрел на Мод, а она, злясь на себя, отвернулась и, что того хуже, покраснела.
Когда стихли последние ноты «Songe d’Automne», Макс объявил, что устал и желает промочить горло, после чего быстро покинул музыкальную гостиную. Ему вслед летели аплодисменты и крики «Браво!», но Мод почувствовала, словно весь мир вдруг погрузился во тьму.
– Возьми себя в руки, – прошептала она.
Мод вышла из музыкальной гостиной и, пройдя по коридору, открыла дверь бального зала. Там было пусто. Несколько французских дверей оказались открытыми. Мод поспешила на террасу. Ей отчаянно требовался глоток свежего воздуха. Мраморная терраса Кедлстона купалась в лунном свете. Вокруг – ни души.
– Слава Богу! – вздохнула Мод.
Тишина и вечерняя прохлада успокоили ее, но дрожь в руках осталась. Мод полезла в сумочку за второй сигаретой.
– Удивляюсь тебе. Честно слово, удивляюсь, – сказала она себе.
Она была уже слишком стара для подобных девчоночьих штучек. По крайней мере, она так думала.
– А-а, вот вы где, – послышался у нее за спиной теплый, сочный голос с легким немецким акцентом.
Мод медленно обернулась. В нескольких футах стоял Макс с бутылкой шампанского.
– Вот и все! – объявил Шейми, вылезая из-за плиты. – Теперь все вы не будете мерзнуть.
Взглянув на него, Дженни расхохоталась. Шеймус не понимал причин ее смеха, пока она не сказала:
– Вы черны, как трубочист! Видели бы вы сейчас свое лицо. Вы будто в угольную яму свалились. Обождите здесь. Я сейчас принесу таз с водой.
Через несколько минут Дженни вернулась с водой, мылом и полотенцем. Она усадила Шейми и стала отмывать сажу с его щек и шеи. Шейми прикрыл глаза от мыльных брызг. Руки Дженни были мягкими и нежными. Шейми понравились их прикосновения, причем настолько, что чувства заслонили в нем разум. Он собирался быть предельно учтивым и поступить так, как требовали приличия: пойти к ней домой и вначале переговорить с ее отцом. Вместо этого он взял Дженни за руку и сказал:
– Дженни, погуляйте со мной.
– С удовольствием. Мне так и так надо было на рынок, а потом…
– Я не про сегодняшний день. Завтра. После службы. В Гайд-парке.
– А-а, вы про такую прогулку.
Она взглянула на их соединенные руки, но свою не отвела.
– Я заеду за вами в экипаже. Все как полагается.
Дженни посмотрела на него и улыбнулась:
– Тогда я согласна. Это было бы замечательно.
– Отлично.
– Да. Отлично.
– Я это… провожу вас домой.
– Шейми, мой дом рядом с церковью.
– Я помню. Я бы хотел поговорить с вашим отцом.
– О плите?
– Нет.
– Не стоит. Он не ждет, что вы будете спрашивать разрешения. Мне как-никак уже двадцать пять. Вполне взрослая.
– Это я помню. Но я все-таки хочу с ним поговорить.
Она засмеялась:
– Ну, раз вы так настаиваете, пошли.
Преподобный Уилкотт сидел за кухонным столом, попивая чай и готовясь к воскресной проповеди. Услышав шаги, он поднял голову:
– Шеймус! Рад снова вас увидеть, мой мальчик! Не желаете ли чашку чая?
– Нет, ваше преподобие. Спасибо, но чая я не хочу.
– Что привело вас в наши края?
И Шейми, плававший по неизведанным морям, справлявшийся с яростно воющими штормами и пронизывающим холодом, вдруг потерял смелость. Он почувствовал себя шестилетним мальчишкой в коротких штанишках, который выпрашивает у взрослых двухпенсовую монету, чтобы потратить на ярмарке. Он никогда не спрашивал разрешения сводить женщину на прогулку. Женщины, с которыми его в последние годы сталкивала судьба… там вопрос о прогулках не вставал, а потому Шейми совершенно не знал, с чего начать.
– Я… в общем… понимаете, сэр… я хочу… то есть я хотел бы просить вашего разрешения сводить завтра Дженни на прогулку. – (Священник удивленно моргал, не произнося ни слова.) – Конечно, если это не создаст вам сложностей, ваше преподобие, – нервозно добавил Шейми.
– Что вы! Ничуть! Никаких сложностей, – засмеялся Уилкотт. – Просто я не привык, чтобы у меня спрашивали разрешения. Моя Дженни делает то, что захочет. И всегда делала. Она очень независимая девушка. Но если вам так спокойнее, да, я разрешаю сводить ее завтра на прогулку.
– Благодарю вас, сэр. Удобно ли будет, если я заеду в два часа?
– Приезжайте, когда хотите, – ответил священник.
– Два – очень удобное время, – сказала Дженни.
Шейми простился со священником. Дженни проводила его до двери.
– Вам незачем было это делать, – сказала она, прежде чем открыть дверь.
– Очень даже зачем.
– В следующий раз вы потребуете, чтобы нас сопровождала компаньонка.
Эта мысль как-то не приходила ему в голову.
– Я не против. Если вам нужно, – торопливо произнес Шейми.
– Мне не нужно, – ответила Дженни и, встав на цыпочки, поцеловала его.
Раньше, чем Шейми сумел что-то сказать, она распахнула дверь:
– До завтра.
– Да. Конечно. До завтра, – пробормотал Шейми.
Дженни закрыла дверь. Шейми понимал, что нужно идти. Но он не сразу нашел в себе силы сделать хотя бы шаг. Какое-то время он стоял, изумленно дотрагиваясь пальцами до того места на щеке, куда его поцеловала Дженни.
Глава 11
– Дорогая, ты видела моего нового немца?
– Нет, Элинор, не видела. Ты его куда-то спрятала? – спросила Мод Селвин Джонс.
– Бесстыжая девчонка! – усмехнулась Элинор Глин. – Идем. Он играет на рояле в гостиной, заставляя женщин падать в обморок. Он тебе непременно понравится. Такой обаятельный. Его зовут Макс фон Брандт. Он приехал сюда вместе с кузиной Харриет Хэтчер. Она врач. Ты ее знаешь?
– Знаю. И его тоже.
– Превосходно! Хэтчеры всегда были очень дружны с Керзонами. Мне рассказывали, что миссис Хэтчер и Мэри Керзон были близки, как сестры.
Мимо прошел официант с подносом, уставленным хрустальными бокалами с шампанским.
– Выпей, – предложила Элинор, взяв бокал. – По-моему, ты умираешь от жажды.
– Так оно и есть, – ответила Мод. – Спасибо.
– Выпей. Шампанского у нас – хоть залейся. Не далее как сегодня я обнаружила в погребе Джорджа целых двенадцать ящиков, – подмигнула ей Элинор и отошла, шелестя шелками и распространяя аромат духов. – Дорогая, мы всего лишь через дорогу! – напомнила она, обернувшись через плечо.
Мод улыбнулась. «Через дорогу» было приличным расстоянием в Кедлстон-Холле, обширном родовом имении Джорджа Натаниэла Керзона, первого маркиза Керзона Кедлстонского, ныне вдовствующего. Она приехала сюда на выходные по настоятельному приглашению Элинор, и, хотя она несколько раз бывала в Кедлстоне, ее не переставали восхищать внушительные размеры и красота дома, спроектированного Робертом Адамом. Дом был очень старым и очень красивым, полным роскошных излишеств, и это Мод нравилось.
Элинор тоже обожала Кедлстон-Холл. Мод знала о ее сокровенном желании стать хозяйкой имения. Элинор уже была любовницей Керзона и не делала тайны из намерения стать его женой. Но этому мешал ряд обстоятельств, и прежде всего – ее репутация. Элинор была скандальной романисткой, написавшей, в числе прочего, «Это», «Три недели» и «По ту сторону скал» – пикантные истории, опуститься до чтения которых не позволила бы себе ни одна порядочная женщина. Вторым обстоятельством был ее муж, сэр Ричард. Некогда богатый, он сделался расточителем и должником. Писательством Элинор занялась еще в 1900 году и с тех пор выпускала в год по роману, чтобы оплачивать счета. Ее книги расходились как горячие пирожки.
Этим вечером Мод была не в настроении слушать музыку. Ее порядком утомили Джордж и другие политики, съехавшиеся в Кедлстон на выходные. Даже ее добрый приятель, премьер-министр Асквит утомил ее сегодня. Вдобавок она не находила себе места, подумывая, не прогуляться ли по окрестным садам или просто залечь в постель с книжкой. Но появление Макса фон Брандта все изменило. Она помнила этого человека. Очень хорошо помнила. Женщина ни за что не забудет мужчину с таким лицом. По сути, она думала о Максе с того дня, как впервые увидела его в Холлоуэе.
Допив шампанское, Мод поставила пустой бокал на стол, достала из сумочки сигарету и закурила. Это была особая сигарета, с примесью опиума, добавляемого в табак стараниями опиумного торговца Тедди Ко из Лаймхауса. Мод побывала там несколько дней назад, чтобы пополнить запас. С годами ее страсть к этому зелью уменьшилась. Она больше не посещала опиумные курильни Восточного Лондона и не выкуривала столько «особых» сигарет, как прежде, но изредка позволяла себе вспомнить старое.
Мод глубоко затянулась, выпустила облачко дыма и побрела в музыкальную гостиную – естественно, огромную, как и все помещения Кедлстона, полную всякой дорогостоящей всячины вроде картин, фарфора и мебели. В гостиной было людно, но Макса она заметила сразу же.
Он сидел за роялем и играл песню под названием «In the Shadows». Его светлые, с серебристым отливом волосы были зачесаны назад. Он был в черном элегантном смокинге, такой же обаятельный, как и там, где они встретились впервые.
Макс вдруг поднял голову, улыбнулся ей, и Мод, словно шестнадцатилетняя дурочка, ощутила слабость в коленях. Давно уже ни один мужчина не действовал на нее так.
Макс спел несколько любимых ею песен: «Destiny», «Mon Coeur S’ouvre a ta Voix»[3], «Songe d’Automne»[4]. Все это время он безотрывно смотрел на Мод, а она, злясь на себя, отвернулась и, что того хуже, покраснела.
Когда стихли последние ноты «Songe d’Automne», Макс объявил, что устал и желает промочить горло, после чего быстро покинул музыкальную гостиную. Ему вслед летели аплодисменты и крики «Браво!», но Мод почувствовала, словно весь мир вдруг погрузился во тьму.
– Возьми себя в руки, – прошептала она.
Мод вышла из музыкальной гостиной и, пройдя по коридору, открыла дверь бального зала. Там было пусто. Несколько французских дверей оказались открытыми. Мод поспешила на террасу. Ей отчаянно требовался глоток свежего воздуха. Мраморная терраса Кедлстона купалась в лунном свете. Вокруг – ни души.
– Слава Богу! – вздохнула Мод.
Тишина и вечерняя прохлада успокоили ее, но дрожь в руках осталась. Мод полезла в сумочку за второй сигаретой.
– Удивляюсь тебе. Честно слово, удивляюсь, – сказала она себе.
Она была уже слишком стара для подобных девчоночьих штучек. По крайней мере, она так думала.
– А-а, вот вы где, – послышался у нее за спиной теплый, сочный голос с легким немецким акцентом.
Мод медленно обернулась. В нескольких футах стоял Макс с бутылкой шампанского.